Клара Уорд (17 июня 1873–9 декабря 1916) Княгиня, сбежавшая с цыганом… официантом… станционным смотрителем

Клара Уорд

(17 июня 1873–9 декабря 1916)

Княгиня, сбежавшая с цыганом… официантом… станционным смотрителем

Колонки сплетен на обоих континентах

Париж. Тысяча восемьсот девяносто шестой год. Молодая, бойкая и красивая княгиня вместе со своим значительно старшим по возрасту мужем сидят в прокуренном кафешантане, пользующимся дурной славой ночном заведении, посещать которое, впрочем, не гнушаются богачи. Несмотря на ноябрьский холод, в помещении очень тепло, почти душно. Округлые белые плечи княгини обнажены. Пышная грудь едва не вываливается из корсета. Скучая, женщина вертит в руке бокал шампанского. Оркестр заиграл берущую за душу цыганскую мелодию. Послышались стенания скрипки. Скрипач, черноволосый мужчина небольшого роста с темными сверкающими глазами, осматривает публику, двигаясь между столиками. Его внимание привлекает княгиня. Скрипач, играя все более страстно, направляется в ее сторону. Женщина улыбается.

Десять дней спустя княгиня сбежала со скрипачом-цыганом из Парижа, оставив невозмутимого мужа и двух маленьких детей, не говоря уже о скандализованном обществе. Не в первый раз имя княгини попадало в газетные заголовки по всему земному шару, не в первый и не в последний.

Американка в Париже

Княгиня де Караман-Шиме, известная также под именем Клара Уорд, не была рождена принцессой, но ей удалось приблизиться к заветной цели многих американок настолько близко, насколько подавляющему большинству приходится только мечтать. Ее отец, капитан Эбер Уорд, был Королем Озер, богатым судовладельцем и промышленником-лесозаготовителем. Будучи первым богачом в Мичигане, он со скандалом развелся с первой женой, матерью семи его детей, после того как женщина отказалась терпеть многочисленные измены мужа. Затем Эбер Уорд женился на женщине, ставшей матерью Клары.

Девочка родилась в Детройте в 1873 году. Ее отец умер, когда Кларе исполнилось всего восемнадцать месяцев. Б?льшую часть своего шестимиллионного состояния он оставил ее матери и своим детям от второго брака, существенно обделив детей от первой жены. Мать Клары переехала с дочерью и сыном в Нью-Йорк, а после того как вышла замуж за канадца, в Торонто. Когда Кларе исполнилось пятнадцать лет, ее отправили учиться в Лондон в частную школу-пансион.

Честно говоря, Клара побывала в нескольких школах. Если верить статье, опубликованной в одной из тогдашних газет, она приобрела в Лондоне такую репутацию, какой «никакая мать не пожелает своей дочери». Пришлось подыскивать другую школу. Еще в одной статье рассказывается о том, что Клара сбежала из парижского пансиона и ее нашли восемнадцатью днями позже в мансарде, в которой проживал бедный студент. В третьей газетной публикации описывается, как девочка тайно покинула пансион, забравшись на крышу экипажа собственной матери. В четвертой повествуется о том, как Клара, посланная учиться в итальянскую школу для девочек при монастыре, настолько «шокировала благочестивых монахинь», что ей отказали в месте. Все эти рассказы надо принимать с определенной долей скепсиса, поскольку газеты конца XIX века не слишком строго следовали фактам. Впрочем, несомненным остается то обстоятельство, что, несмотря на довольно подмоченную репутацию (появившуюся еще до того, как Клара проникла в светское общество), организованная ее матерью по всем старосветским правилам охота на мужа для своей дочери оказалась вполне успешной.

Солидный доход Клары в размере пятидесяти тысяч долларов в год, получаемый от основного капитала, завещанного ей отцом, и пышное, в духе викторианской эпохи, тело мгновенно сделали ее сенсацией начала брачного сезона. «Губы цвета граната и сердце как у святой!» – восклицал один из очарованных ею современников. Оба эти утверждения были далеки от истины. «Столь же прекрасна, как ее состояние», – писалось в одной газете. Это было уже ближе к истине.

Когда Клара повстречала на своем жизненном пути князя Жозефа де Караман-Шиме, сына бельгийского министра иностранных дел, тот уже задолжал порядка ста тысяч долларов, а принадлежащий ему замок нуждался в срочном ремонте. Красавцем князя никто бы не назвал. Он был на пятнадцать лет старше Клары, а о его личности ничего не говорилось даже в самой ядовитой из бульварных газет. Но у князя был титул, а это что-то да значило. Де Караман-Шиме сделал Кларе предложение. Венчание состоялось 20 мая 1890 года в Париже. Кларе, чье подвенечное платье стоило десять тысяч долларов, исполнилось всего семнадцать лет. Она стала княгиней де Караман-Шиме, присоединившись к тем немногим американкам, которым удалось заполучить титул с помощью брака. (Смотрите «Долларовые принцессы» на с. 217.)

Новоиспеченная княгиня и ее муж проводили время в переездах между своими поместьями, бельгийским королевским двором, Ривьерой, Парижем и другими европейскими достопримечательностями. В 1891 году у Клары родилась дочь, графиня Мария. В 1894 году – сын. Впрочем, ходили упорные слухи о том, что Клара изменяет мужу с другими мужчинами, а тот смотрит на ее поведение сквозь пальцы.

Жизнь княгини была не такой уж блестящей, как казалось на расстоянии. Как выяснилось впоследствии, главной причиной разрыва между супругами стал не третий лишний. После развода Клара заявляла журналистам, что не имела другого выхода, кроме как покинуть бельгийский двор, после того как король Леопольд Второй, пораженный ее красотой, «засыпал» ее комплиментами, не обращая должного внимания на других своих гостей. Это сделало Клару парией в обществе. Женщина призналась, что кокетничала с королем, чем вызвала ярость двора, в особенности королевы. Унижение Клары достигло апогея, когда она «стояла одна на первой ступеньке длинной лестницы, ведущей в дворцовую консерваторию. Когда я вошла в вестибюль, все присутствующие женщины или отвернулись, или бросили на меня взгляд, полный презрения». Дальше она советовала американкам не обольщаться блеском пышных титулов: «Мало кто из женщин, получивших воспитание в Америке, сможет чувствовать себя комфортно в высшем свете Европы, особенно в континентальной ее части».

После того как их перестали принимать при дворе, Клара и ее муж жили в Париже, который в те времена считался центром fin-de-s?cle[40]. Парижане купались в шампанском, отплясывали фривольные танцы и восхищались модерном. Клара, не думая о завтрашнем дне, с головой окунулась в развлечения, снискав себе славу самой бесшабашной американки по эту сторону Атлантического океана.

Ее шумная и беспутная жизнь привела в ту ноябрьскую ночь к логичному повороту в виде романчика с цыганским скрипачом венгерского происхождения. Звали его Риго Янчи. Это был невысокий мужчина с пышными, закрученными вверх усами и напомаженными волосами. Назвать его писаным красавцем никто бы не смог. В «Чикаго трибьюн» писали, что «лицом этот мужлан похож на обезьяну». В шотландской газете говорилось, что Риго Янчи «низкорослый, его лицо имеет следы, оставленные оспой, поэтому никто не может взять в толк, что она в нем нашла». К тому же цыган был женат.

Но ничто из этого не охладило пыл Клары. В первую ночь, когда она увидела Риго Янчи, женщина отвернулась от своего мужа и улыбнулась скрипачу. Пути назад просто не было. Как рассказывал впоследствии Риго, десятью днями позже они, как цыгане, сбежали вместе глухой ночью. Газеты Европы, Великобритании и Америки просто взбесились, смакуя подробности бегства княгини.

Женщина с почтовых открыток

В январе 1897 года, воспользовавшись дурной славой жены, князь Жозеф выиграл бракоразводный процесс менее чем через два месяца после того, как Клара бросила его и детей. На судебном заседании ответчица не появилась, зато толпы прилично одетых брюссельцев чуть не передрались друг с другом, стремясь попасть в зал суда. Даже адвокат Клары вынужден был признать, что его клиентка обладает «порывистым, вспыльчивым характером», который подталкивает ее к «диким, эксцентричным поступкам». Князь получал полное право опеки над своими детьми, а Кларе не дозволялось с ними даже видеться. К тому же ей вменялось в обязанность выплачивать определенную сумму на их содержание и воспитание.

В глазах общества Клара пала так низко, что дороги обратно просто не было. Не то чтобы женщина об этом печалилась. Как значилось в ее заявлении, зачитанном во время бракоразводного процесса: «Мне все надоело. Я хочу быть свободной. Я хочу вырваться из прогнившей атмосферы современного общества. Оно не хочет видеть меня, а я не хочу видеть его, так что мы квиты». Как Клара относилась к разлуке с собственными детьми и стоила ли того обретенная ею свобода, неизвестно, учитывая то обстоятельство, что в ее письмах и прочих документах о ее чувствах ничего не говорится. Как бы там ни было, Клара сломя голову бросилась в новую, незнакомую ей бродячую жизнь.

Первым делом любовники отправились в прилепившийся на склоне горы небольшой сельский домик, принадлежавший матери Риго, подальше от королевского двора и парижских ночных кабаре, которые Кларе порядком наскучили. Согласно легенде, бывшая княгиня проявила великодушие по отношению к пожилой венгерской цыганке, купив ей гору, на которой стоял ее дом, и подарив жемчужное ожерелье, которое старуха повесила на гвозде у своего камина.

Вернувшись в Париж, Клара убедилась в том, что ее скандальное поведение сделало ее предметом остракизма со стороны всего респектабельного общества. К счастью, у бывшей княгини были деньги, а это обстоятельство способно решить многие проблемы. Когда люди, имеющие вес в обществе, добились того, что ни в отелях, ни в меблированных комнатах ей не сдавали номера, женщина купила себе дом. Теперь она разъезжала по парижским бульварам на велосипеде, одетая в женские спортивные шаровары и «короткие мужские носки». Клара курила сигареты в общественных местах. Иностранные газеты часто упоминали ее имя в статьях, оплакивающих моральное разложение города.

В апреле 1897 года, ободренная легкостью нравов, царящих в Париже, Клара начала зарабатывать себе на жизнь, позируя в облегающем трико телесного цвета на сценах кабаре «Мулен-Руж» и «Фоли-Бержер». Она называла то, чем занималась, «пластикой поз». Выступлениям Клары аккомпанировал Риго, который играл на скрипке и прыгал вокруг нее, «словно обезьянка шарманщика». Клара умудрилась возмутить даже видавших виды парижан. Первое ее выступление отменили, когда, согласно одной газете, полиция узнала, что друзья князя собираются забросать Клару «живыми кроликами, тухлыми яйцами и другими не менее смертоносными снарядами». Париж, возможно, и негодовал, но очередь желающих увидеть «голую» Клару Уорд не иссякала. То же можно сказать и о «ценителях искусства» в других европейских столицах. Когда пара выступала в Берлине, они, по слухам, получали шесть тысяч восемьсот долларов (сто восемьдесят одну тысячу долларов по современному курсу).

Помимо этого, Клара позировала для почтовых открыток в своем сценическом трико телесного цвета. На одном из снимков ее волнистые каштановые волосы ниспадают на довольно дородное тело, а на голове у нее сооружено нечто вроде короны из электрических лампочек и вешалок-«плечиков». А вот еще более скандальный случай. В августе 1897 года ее бывший муж потребовал, чтобы полиция сделала обыск в нескольких фотосалонах и конфисковала фотографии Клары. Согласно газетам, женщина на них представала «во всевозможных костюмах». Ввозить фотографии Клары Уорд на территорию Германской империи было запрещено, из-за того что кайзер Вильгельм Второй решил: от этой «красавицы» слишком много беспокойства. Возможно, это является преувеличением, но известно, что нескольких людей арестовали за торговлю и пересылку по почте запрещенных открыток с изображением бывшей княгини.

Несчастна в любви

Примерно в это время Анри де Тул?з-Лотр?к, знаменитый художник Belle E?poque[41], любивший писать проституток с натуры, создал литографию, на которой Клара и Риго изображены сидящими в оркестровой яме парижского кафе-шантана. Волосы женщины окрашены в диковинно желтый цвет. Риго – усат и смуглолиц. Работа называется «Idylle Princi?re»[42]. Видно, что эти люди влюблены друг в друга. От литографии исходят флюиды задушевности и щегольства. Художник застал эту парочку на подъеме чувств, за которым последовал резкий спад.

Пара жила в грехе до 1898 года, пока Риго, добившись для себя развода, не смог жениться на Кларе. Страсть их была сильна. Как гласит легенда, во время своей поездки по Японии они вытатуировали портреты друг друга у себя на плечах. Клара проявляла свою любовь тем, что тратила на своего мужа огромные суммы. Смеющийся Риго рассказывал журналистам, что жена, желая его порадовать, купила ему настоящий бродячий цирк со слонятами, львами и тиграми. А еще она подарила ему новую скрипку и ларец, полный драгоценностей. Они путешествовали по Европе, а потом прожили два года в Египте, где на пустом месте по их воле строились «дворцы».

Такое удивительное транжирство не ускользнуло от внимания матери Клары. Шокированная поведением дочери, она в неменьшей степени беспокоилась о состоянии семейных дел. Женщина обратилась в суд, ходатайствуя о том, чтобы дядю сумасбродной бывшей княгини назначили арбитражным управляющим ее доли капитала в семейном бизнесе. В 1898 году суд принял положительное решение. Кларе полагалось получать по двенадцать тысяч долларов ежегодно, что на современные деньги составило бы сумму приблизительно в два миллиона. Из них три тысячи уходили ее бывшему мужу на содержание и воспитание детей. Но Клара продолжала сорить деньгами. В 1901 году суд официально назвал ее растратчицей, после того как ее дяде пришлось взять деньги из основного капитала на покрытие ее долгов. Дядя выяснил, что в течение семи лет Клара истратила семьсот пятьдесят тысяч долларов (около двадцати миллионов по современному курсу). Как писала «Детройт фри пресс», б?льшая часть этой астрономической суммы была «разбазарена в обществе ясноглазого Риго».

А тем временем жизнь с Риго не ограничивалась одними только дикими животными и дворцами. Часто Клара и ее мужчина горячо и шумно ссорились в общественных местах. В январе 1897 года, в то время как ее муж разводился с ней в брюссельском суде, Клара и ее цыган-скрипач ссорились в одном из миланских отелей, беспокоя постояльцев своими криками, руганью и хлопаньем дверями. Как писалось в «Нью-Йорк таймс», Клара оставила своего спутника в «затруднительном положении», оплатив только свои счета. Мало что известно об их совместной жизни, но легкой она быть уж никак не могла. Даже общество людей полусвета отвергло эту пару. В 1902 году, во время своего выступления в кабаре «Фоли-Бержер», Риго был освистан. Вполне возможно, что их брак просто не мог пережить такого нервного напряжения. Известно только, что к 1904 году они развелись и Риго переехал в Америку, где утверждал, что Клара покинула его, потому что связалась с неряшливым железнодорожным рабочим.

По крайней мере частично слова цыгана соответствуют действительности – в том же году, сразу же после развода, Клара обзавелась третьим мужем. Джузеппе Риккарди по прозвищу Пепино был не то официантом в вагоне-ресторане, не то носильщиком, не то работником итальянского турагентства, не то смотрителем на одном из полустанков фуникулера, поднимающего туристов к кратеру Везувия. До сих пор точно не известно, чем занимался Джузеппе Риккарди. Известно лишь то, что он был необычайно привлекателен и даже считался «первым красавцем Неаполя».

И во время третьего замужества Клары ее имя продолжало периодически появляться в колонке сплетен разных газет. Далеко не все, что тогда о ней писали, было правдой. Заявляли, что Клара Уорд выступает в водевилях где-то на американских подмостках (неправда), что родственники заявили о ее психической недееспособности (не заявляли), что ее лишили права распоряжаться деньгами семьи (не совсем так), что она снова вышла замуж и развелась (в точку). В 1910 году неумение Клары находить себе достойных спутников жизни вновь стало темой газетных заголовков. На этот раз не она, а Риккарди ее бросил, обвинив в том, что у нее роман с дворецким. Клара утверждала, что ни в чем не виновата: «Неаполитанцы такие ревнивые!» Супруги официально развелись в июле 1911 года.

Эксцентричная до конца

Клара недолго оставалась в одиночестве. После развода с Риккарди она вроде бы заявила: «Я не могу жить одна. Я буду несчастна, если вскоре снова не выйду замуж». О ее четвертом муже известно еще меньше, чем о предыдущем. Его звали Абано Каселато (или Кассалота, или Касселлетто, или Касалото). По профессии он был не то мясником, не то шофером, не то станционным смотрителем, не то художником. Впервые семья Клары узнала о его существовании спустя по крайней мере пять лет после того, как они сочетались законным браком. Мужчина прислал телеграмму, в которой уведомлял, что Клара умерла от воспаления легких 9 декабря 1916 года в Падуе, Италия. Ей было всего сорок три года.

Журналисты писали, будто бы у Клары не было ни цента за душой, но на самом деле деньги, благодаря которым она держалась на плаву в течение всей своей беспутной жизни, у нее никогда не переводились, чего нельзя сказать о друзьях и близких людях. Наследство Клары, равное миллиону двумстам тысячам, было разделено между ее детьми, Риккарди и американской кузиной. Последний муж Клары в завещании, составленном еще в 1904 году, не упоминался.

Вся жизнь Клары представляла собой наглядный пример бунтарства. В одной газете сообщалось: «Кажется, еще будучи девицей, Клара Уорд испытывала сильную потребность в том, чтобы скандализировать своим поведением общество, ломать все барьеры, ограничивающие дозволенное от недозволенного, и стать как можно более эксцентричной и дикой настолько, насколько это может позволить себе женщина». В другой газете писалось: «Дьявол присутствовал при рождении Клары Уорд, и она старалась жить так, чтобы ее благодетель ею гордился». В написанном излишне вычурным стилем некрологе, помещенном в «Детройт ньюс», говорилось: «Она умерла женщиной, утратившей все иллюзии. Она сбилась с истинного пути. Будучи рабой своих желаний, эта женщина скончалась изгнанницей, в возрасте сорока трех лет».

Клара сгорела быстро и ярко, живя по правилам, установленным ею самой. Рассказывая о своем бегстве с бельгийского королевского двора, она заявила: «Я бросила им вызов. Я всю жизнь бросаю людям вызов». Это уж точно. К добру или ко злу, но она всегда так поступала.

«Долларовые принцессы»

Клара Уорд была не единственной богатой американской наследницей, вышедшей замуж за европейского аристократа. В этих взаимовыгодных сделках американская сторона повышала свой социальный статус, а европейская пополняла пустые кошельки. Этих молодых красавиц называли «долларовыми принцессами». В течение десятилетий они поддерживали аристократию Старого Света на плаву. Иногда союз древней родословной и недавно нажитых денег оказывался удачным, иногда – нет. В любом случае без денег этих женщин аристократические дома Европы давно бы рухнули под тяжестью собственной истории.

Нужны американские деньги

Первой американкой, ставшей после замужества принцессой (княгиней), была Катерина Виллис Грей, двоюродная правнучка Джорджа Вашингтона. В 1826 году она вышла замуж за князя Ашиля Мюрата, сына низложенного неаполитанского короля и сестры Наполеона Первого Каролины. Эта первая ласточка весны не сделала, но к концу XIX столетия шлюзы открылись и число принцесс американского происхождения начало расти в геометрической прогрессии.

Причин тому было две. Во-первых, старый порядок в Европе постепенно приближался к краху, прозябая в застое, потрясаемый революциями, свержениями с престола, политическими убийствами и общественными беспорядками. Во-вторых, деловые люди в Америке очень быстро сколачивали себе солидные состояния. В промышленности появилось поколение нуворишей, родители которых были бедными эмигрантами, покинувшими Европу в поисках лучшей доли. Они хотели, чтобы их дочери имели доступ в высшее общество, дорога в которое для них была закрыта. Они могли позволить себе заплатить за более высокий социальный статус своих детей. Эта практика была настолько распространена, что в американских газетах печатались статьи, содержащие советы заинтересованным миллионершам насчет того, где искать потенциальных кандидатов в женихи. Так, например, в одной статейке, увидевшей свет в 1886 году, утверждалось, что «герцоги – самые титулованные особы среди английской аристократии». Далее перечислялось двадцать семь имен, из которых автор статьи выбирал наиболее перспективных британских аристократов, способных стать добычей американских охотниц за титулами. По другую сторону Атлантического океана британская благопристойность не помешала одному «английскому пэру, происходящему из очень древнего рода», дать в 1901 году объявление в газете «Дейли телеграф» о том, что он желает жениться «на очень богатой леди». Кандидатка может быть вдовой или старой девой, а вот разведенных просьба не беспокоить.

К 1904 году более двадцати американок, большинство из них богатые наследницы, носили громкий титул. К 1915 году это число удвоилось. Кроме собственно принцесс, американки становились герцогинями, графинями, маркизами и так далее. В 1914 году около шестидесяти лордов и сорока сыновей титулованных особ были женаты на богатых американских наследницах. Это явление стало настолько распространенным, что британский премьер-министр, лорд Палмерстон[43], сказал однажды: «Еще не закончится это столетие, а эти умные, очаровательные женщины из Нью-Йорка будут негласно дергать за ниточки в половине госучреждений Европы».

К сожалению, пышный титул не всегда приносит счастье, о чем наглядно свидетельствует пример Клары Уорд. Европейские аристократы, как бы они ни нуждались в деньгах, относились к «новеньким» с определенной долей настороженности. Дженни Джером, американка, ставшая матерью Уинстона Черчилля, женщина, которая по непроверенной информации имела татуировку на теле, так писала в своем дневнике о приеме, оказываемом американским «принцессам»: «От нее могут ожидать каких угодно странностей. Если же она одевается, разговаривает и ведет себя как хорошо воспитанная женщина… ей почти наверняка сделают вежливое замечание: «Я бы и не подумала, что вы американка». Это считается чем-то сродни комплименту… Доллары – единственные ее верительные грамоты».

Хорошие деньги, но никудышный брак

Во многих случаях браки оказывались несчастливыми. Примером может послужить судьба Глэдис Дикон, красавицы-дочери бостонского банкира-миллионера. Эта девушка обладала большими голубыми глазами, классическим профилем и сильным характером, мириться с которым помогала ее красота. В самом конце XIX века Глэдис повстречала герцога Мальборо, чье родовое поместье Бленхейм поражало своим великолепием. Он, правда, уже был женат на «долларовой принцессе», но оба супруга ничего не имели против развода. Впрочем, развод был официально оформлен только в 1921 году, когда Глэдис исполнилось уже сорок лет, а от ее прежней красоты осталось не много. (В возрасте двадцати двух лет девушке сделали инъекцию твердым парафином, ради того чтобы улучшить форму ее носа; идея оказалась, мягко говоря, не из блестящих.) Герцог женился на Глэдис, но и этот брак оказался ничем не лучше предыдущего. Однажды женщина вышла к обеду, держа в руке револьвер. На вопрос, зачем он ей, Глэдис ответила: «Не знаю… возможно, застрелю Мальборо». Муж принял соответствующие меры, и последующие пятнадцать лет своей жизни Глэдис провела в психиатрической клинике. Умерла она в 1977 году в возрасте девяноста шести лет.

Счастлива, но после

Другие все же находили свое счастье. Примером может послужить судьба Виннаретты Зингер, двадцатого по счету ребенка «короля швейных машинок» Исаака Зингера. Всего у ее отца было двадцать четыре отпрыска от двух жен и трех любовниц. Виннаретта родилась в Америке, но выросла и воспитывалась в Великобритании и Франции. Когда ее отец в 1875 году умер, одиннадцатилетней девочке по завещанию отошло девятьсот тысяч долларов (более восемнадцати миллионов по современному курсу). В 1887 году она сочеталась браком с герцогом Луи-Вилфредом де Скей-Монбельяром. Согласно бытующей в благородном семействе легенде, жених, войдя в спальню невесты, застал ее сидящей сверху на платяном шкафу с зонтиком в качестве оружия в руке. «Если ты ко мне прикоснешься, я тебя убью», – пригрозила Виннаретта. Неудивительно, что они разъехались через двадцать один месяц жизни под одной крышей, а в 1891 году последовал официальный развод. Когда же стало известно, что Виннаретта – лесбиянка, все встало на свои места.

Одной из положительных сторон неудавшегося брака было то, что, «сходив замуж», женщина смогла беспрепятственно устроить собственный салон, в котором собирались представители авангардных направлений в искусстве – художники, писатели, композиторы, музыканты и даже философы. С этого момента начинается ее плодотворная карьера покровительницы искусств. Виннаретта помогала Игорю Стравинскому, Клоду Дебюсси и Жану-Батисту Фору. В ее салоне устраивались вечера творчества с участием Марселя Пруста, Вирджинии Вульф и Оскара Уайльда. Она, без сомнения, многое сделала для обогащения музыкального и артистического ландшафта не только Парижа, но и Европы в целом.

Вторым браком Виннаретта сочеталась с герцогом Эдмоном де Полиньяком. На этот раз муж подходил ей больше. Он был на тридцать один год старше ее, был музыкантом и композитором, а еще… геем. Его друзья и семья знали, что Виннаретте нужен фиктивный супруг, который не будет претендовать на интимную близость с ней. Герцог был на мели, а успешному артистическому салону без определенного аристократического шарма не обойтись. Сделка была заключена.

Бракосочетание состоялось 15 декабря 1893 года. В определенном смысле это был брак по любви. Герцог любил артистические салоны, музыку и искусство. У супругов всегда было о чем поговорить. Заводя романы на стороне, они в то же время оставались лучшими друзьями. Победы Виннаретты на лесбийском фронте были многочисленны и разнообразны. Она стала вхожа в кружок представительниц аристократии и богемы, которые называли себя «Парижским Лесбосом». Среди ее знакомых были писательница Кол?тт[44], поэтесса Рене Вивьен и маркиза де Морни.

Эдмон умер в 1901 году, прожив во взаимопонимании с женой долгих восемь лет. Виннаретта оставалась покровительницей искусств до конца своих дней. Умерла она 25 ноября 1943 года.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.