МАЛЬКОЛЬМ МАКЛАРЕН

МАЛЬКОЛЬМ МАКЛАРЕН

РОН УОТТС: Малькольм Макларен? Это величина. Настоящий делец. Думаю, он в чем-то необыкновенный. Куча энергии. Ей можно костры разжигать — он и разжег их немало. Дрался за то, во что верил, это тоже. Думаю я, он всех обвел вокруг пальца. Конечно есть и другая правда. К сентябрю-октябрю 76 они серьезно взялись за него, очень серьезно. И начался уже просто бизнес, все приняло надлежащее русло. Но он доказал то, что хотел. Многим людям должно нравиться сейчас, что его опустили в этом смысле, это так, к сожалению. Потому что он был реальной угрозой их вонючим маленьким империям: прогрессивный виток и т.д. и т.п.

В: В первое время каково было твое отношение к Малькольму?

ДЖОННИ РОТТЕН: К Малькольму? Да никакого. Я всегда был одиночкой, в стороне стоял. И никогда не дружил с этими. Малькольм же с ними был, с Полом и Стивом, со Стивом в основном. Они вместе тусовались. Я дистанцию всегда держал, потому что это по мне, у меня есть своя жизнь.

В: Некоторые люди утверждают, что вы как группа выросли благодаря Малькольму?

ДР: Да это полная херня. Абсолютная. Ложь на сто процентов. Мы выросли потому что всегда оставались собой. Вот так вот. Добавить мне нечего, я считаю. Это факт.

В: У меня создалось впечатление по этому поводу, что Малькольм в начале как бы присутствовал с вами, был пятым членом группы?

ДР: Ну ты сказала — я упаду сейчас. Малькольм пятый член группы. Да его не было рядом никогда, во-первых, исключая этот фильм. Да, пытаться заработать кучу денег — обалденно трудная штука (пауза). Он ни во что не вмешивался. Я настаиваю на этом. Никто не вмешивался за исключением тех, кто был в группе. Я вообще ни о ком со стороны слышать не хочу. Меня не взять на понт.

В: У меня создалось впечатление, что вы стали более независимыми от Малькольма. Правда ли это?

СИД ВИШИУС: Независимы? Это я-то?

В: Нет, группа в целом.

СВ: Ой, да никто от него не зависел, от этого дурика. Ненавижу его. И никогда я от него не зависел. С большой радостью вмажу ему по роже. Всегда был от него независимый я. Он дал мне однажды майку бесплатно. Давно. И еще раз дал мне пятерку, и я как-то спер у него десятку, не так давно. Вот и все. Отвратительное создание. Ненавижу его.

В: Почему? Что он думает как ты считаешь?

СВ (смеется): Знаю, что он думает. Я только ничего не думаю.

В: Да, но твои мысли заметно отличаются от того, что думает группа в целом.

СВ: Почему? Что они по-другому думают?

В: Я думаю да — несомненно, я думаю, они совершенно по-другому думают. И при том все.

СВ: Как, он что им нравится?

В: (пауза): «Нравится» — смешное слово. Я думаю, он всегда держался немного отдельно, хотя Стив и Пол говорили мне, что считают его пятым членом группы.

СВ: Бррр. Вот западло. Я конечно нет. Пятый член группы? Да он не появлялся ни разу на выступлениях.

В: А ты думаешь он должен? Ты думаешь он...

СВ: Да, я до хуя чего думаю. По мне он обязан быть на каждом сеишене, если он хоть немного нами интересуется. Если он пятый член группы, он должен быть на каждом концерте. Бути, вот кто пятый член группы...

НЕНСИ СПАНЖЕН: Да.

СВ: С Бути, с ним по кайфу. С Малькольмом нет, никогда. Бути пятый член группы. Я ему не говорил этого, но если кто и есть, то это он.

В: Тогда почему же ты работаешь с ним как с менеджером?

СВ: Потому что он — он окей, понимаешь о чем я? Я не... я не, как бы это? Я ненавижу его натуру, поняла, да? Но вобщем-то все с ним нормально, и нас устраивает, что он наш менеджер.

МАРК П: Думаю, Малькольм очень умный парень. Не в смысле, что он манипулирует масс-медиа, но он умеет из каждой вещицы извлечь себе рекламу. Из последней детали. Из каждой детали на своей майке. Все майки, которые он сделал — там нет ни одного лишнего слова. Как и в названии Секс-Пистолеты. Неважно откуда смотреть, у него всегда все правильно. Даже их заявления в прессу, которые они давали. Каждая деталь. И всегда клевые цвета. Всегда оригинальные. Как и все остальное. И про них ты можешь сказать — они были отличные. Даже когда делали такие старые вещи, как «No Fun», никто им ничего не скажет на это, потому что это охуенно сделано. Они с умом. И Малькольм с умом. Крупная личность в масс-медиа. Знал как надо работать, знал как продавать группу.

В: Ты говорил, что вел себя независимо от Малькольм но останется ли группа такой же как она сейчас есть, если предположить, что Малькольм откажется от менеджерства? Что тогда может случиться?

ПОЛ КУК: Не знаю. Думаю, я не мог этого сказать — что он не помогал нам, потому что это не так. Он сделал очень много. Столько заморочек из-за нас. Он как пятый член группы, если хочешь. И его вклад такой же, как и наш, я полагаю, потому что он все для нас подготовил. Он нам больше друг, понимаешь, чем бизнесмен. Я сомневаюсь, что без него мы бы куда-нибудь попали вообще. Он держал всех нас и эти расколы и все такое, знаешь, это было с самого начала.

В: То есть вы сознательно были под его руководством? Я имею в виду его идеи.

ПК: Что ты имеешь в виду? Какие идеи?

В: Идею представления, идею песен, мысли по поводу того, что и как делать...

ПК: Нет это все только наше. Вся музыкальная часть, все что мы делали и что мы есть. Эти люди думали, что Малькольм говорил нам что делать, диктовал нам что делать и во что одеваться. Это полная хуйня, понимаешь? Ничего такого он нам не говорил. Мы делали то, что мы хотим и писали песни на своем языке. И через него ничего не проходило. Он занимался бизнес-частью и все.

В: Мне говорили, что он одел вас до последней нитки.

ПК: Я слышал это.

В: …что он постоянно заботился о каждой детали и обо всем касательно вас...

ПК: Да хуйня все это. Я вообще не понимаю, почему люди так могут говорить. Я думаю (пауза), они просто завидуют нам, кто так говорит, хотят обломать нас. Это одни из примеров просто, что они хотят обломать нас. Им хочется думать, что кто-то за нас взял все и сделал, они upon о не могут понять, что мы делали все по-своему. Много людей говорили, что в начале так и было, знаешь. Не столько сейчас, сколько... В общем это полная чушь.

В: Каковы были твои отношения с Малькольмом?

ГЛЕН МЭТЛОК: У меня всегда было чувство, что я работаю на него. Ты приходил к нему с какой-нибудь идеей, ммм, знаешь, казалось, что ему совсем не интересно, а через две недели ты смотришь — да вот она, у него в магазине. Знаешь, ты чувствовал себя немного обманутым, потому что он даже не соглашался с тем, что это твоя идея. И такие вещи он делал. И никогда не допускал даже возможности, не верил, что это твоя идея. Когда ты с кем-то работаешь, тебе нужно чувствовать, что у вас что-то вроде партнерства. Но там было по-другому. И это фактически главное, из-за чего я с ним в итоге разошелся.

ДЕЙВ ГУДМАН: (не признавать ценность человеческой личности), да, это было частью его тактики, частью его стиля. И временами это шло не на пользу. Не знаю, я часто замечал, что он жадный до денег, это раздражало меня. Чтобы вытрясти что-то из него, тебе нужно было порядком его извести, и он тебя не признавал как личность. Но время прошло и у нас сложились отношения. Он общался со мной на равных, нет, конечно, но он общался со мной больше как с приятелем, чем с человеком, который на него работает.

Когда мы поехали в турне Анархия, мы были в одном номере в гостинице. Из всех людей он выбрал именно меня. Должно быть, ему нормально было в моей компании. И сейчас время от времени он мне позванивает и говорит пойдем-пройдемся или приглашает поесть куда-нибудь, или приходит и мы болтаем. Мы сидим всю ночь, знаешь, и он уходит только тогда, когда ты сам скажешь ему «Мне пора спать, Малькольм».

Пока Секс Пистолз существовали, я уверен, Малькольм сам во всем участвовал, 24 часа в сутки, в общем это отбирало у него все время. И он мог все сделать в лучшем виде, если работали на него нормальные люди. Он мог тогда расслабляться, делать что-то еще, просто держа на контроле ситуацию. Нет, я не упрекаю его за то, что он перекладывал головные боли и проблемы на чужие плечи. Фильмы эти он сам захотел. И интересно было увидеть, где все это закончится. Увидеть высшую точку, к чему все придет. Я уверен, это было больше, чем просто Секс Пистолз. Может быть, свою репутацию он упрочил в большей степени, чем они.

Он мегаломаник, верно? Думаю, ему должно быть это интересно: жить в обществе и добиваться контроля над ним. Нет, это не реальная власть, конечно, это форма коммуникации, когда ты говоришь что-то или делаешь, и это зажигает десяток людей, сотню или миллион человек — то, что ты сделал. Здорово, если у тебя это получается: сказать что-нибудь в прессе, разбудить идеи в людях. Или сделать фильм: увлечь людей своими идеями! А если ты еще можешь угрожать!.. Я знаю, что он думает про Истеблишмент. У него есть даже власть над ними. И это здорово. Он может изменить курс истории, изменить мышление, в мировом масштабе, весь мир изменить, каждого на нашей планете. Он умеет загораться и менять свои идеи. О, ужас! Но он хорошо провел время. Он просто хотел побыть с людьми, я знаю это, он просто хотел хорошо провести время с людьми, увидеть смешную сторону жизни.

В: Как реагировал Малькольм на физическое насилие?

ДЖОННИ РОТТЕН: Боялся до смерти, думать боялся. Это ужасало его. Когда начались эти драки между стилягами и панками, он ушел в кусты, не так ли? (смеется в стиле Дика Эмери) Ха-ха-ха.

ДЕББИ: Обосрался просто. Полностью.

ДР: Это ужасало его. Не мог справиться.

Д: Он не мог поверить в это, ничего не понимал.

ДР: (ирландский акцент) Он сказал мне, что не хочет больше с тобой разговаривать, и книги тоже не хочет никакой.

В: Когда он сказал это?

ДР: Вчера.

В: Господи! (ДР смеется) Почему?

ДР: Не знаю. Испугался чуть-чуть, я думаю.

В: А чего он испугался?

ДР (смеется): А ты попробуй врубиться в его пиздабольскую манеру с людьми разговаривать. Он постоянно пиздаболит и все, что он говорит, может оказаться просто так, шуточкой. Это прикол такой. Чисто малькольмовский. Для него это все смехуечки.

В: А чего же он так испугался? Что я с ним буду говорить или вообще книги?

Д: А он всего мира боится, что тот узнает о нем.

ДР: (смеется) Предпочитает хранить тайну. Затем, чтобы люди (ирландский акцент) немного меня уважали, (смех). Ты поняла, что я имею в виду?

В: Но он же не боится того, что кто-то другой дает интервью, ты, например?

ДР: Да не знаю я. И спрашивать неохота. Его это дела.

В: А скажи, что он сказал тебе?

ДР: Ой, не помню я. Просто: «не надо, не надо, не вписывайся во все это».

В: Но это же действительно смешно, потому что Фред знает о Малькольме столько, сколько никто не знает, и я не знаю почему он думает что...

ДР: Да просто переклинивает человека. Думаю, он и Вивьен слова не говорит без того, чтобы не испугаться ее мнения...

В: Я гадаю — чего же он боится? Что еще может обнаружиться в связи с ним?

ДР: Да самим собой быть боится. (Долгая пауза). Но надо признаться, что ни один менеджер не остался бы с нами после всего этого бардака, который мы устроили. Вот где он молодец. По-настоящему молодец.

В: Да, София говорила, что он действительно уделял вам много внимания, потратил на вас кучу времени.

ДР: Да, он угрохал на нас кучу денег. До фига денег. Но он во всем этом не из-за денег. Будь это так, он давно бы уже съебал куда-нибудь. Я думаю, он как-бы... ему действительно самому хотелось быть в группе, он не мог только Он сам никогда ничего не мог сделать. А мы смогли за него, я так думаю.

В: А как на твой взгляд, его как менеджера можно кем-то заменить?

ДР: Нет, если его сменить, все закончится. Он «настоящий менеджер». Все легко и просто. Он также незаменим, как и Стив на гитаре. Все — часть целого.

В: А предположим он устанет от всего, что тогда случится?

ДР: Когда он уйдет, да не уйдет он. Это было бы очень плохо. Но мне плевать на будущее.

В: Это был бы конец для вас или вы бы смогли продолжать?

ДР: Да что я знаю что ли? Меня вообще не волнуют остальные. Но я не думаю, что другой менеджер может быть таким открытым как... Но вообще-то мы сами можем справиться со всем без больших трудностей. Всегда ведь придется работать с людьми.

БЕРНИ РОДС: Я предлагал Малькольму партнерство. У меня было чувство, что я смогу быть важным, у меня были кое-какие идеи, да и вообще я человек, который быстро справляется со своей работой. Я подумал, что вместе с ним мы могли бы сделать что-то по-настоящему большое. Мы вместе могли бы придумать не просто кое-что, но действительно нечто очень значительное. Но я ЗНАЛ, что Малькольм никогда никому не уступит половину. Он всегда хотел держать все под своим контролем.

В: А что за идеи ты хотел с ним проработать?

БР: Идеи не легкомысленные, конструктивные идеи. Идеи, которые могли бы стать позвоночником всей ситуации. Как сделать все еще круче. У нас же наметилось что-то вроде кругового движения, снова и снова мы проходили через одно и то же. Сначала спокойный период. Потом эти рукопашные, крики. Затем крупная оттяжка. А потом общая депрессия. И вновь все возвращалось на круги своя. Не обязательно в этой последовательности, но все приходило вновь и вновь, все повторялось. И мы оба достаточно хорошо все это осознавали. Я не хочу сказать, что у нас были равные по значению роли. Нет. Малькольм создал уверенность, что он один на сцене, на виду. И поэтому никто не мог в этом к нему приблизиться...

Я думаю, я всегда критиковал Малькольма. Такая работа у меня была. И я думаю, это была наша общая задача — критиковать друг друга. Пистолз критикует Клэш, Клэш критикует Пистолз.

В: А с каких позиций ты критиковал Малькольма?

БР: Между нами была небольшая разница. Потому что Малькольм основывался на предпосылке, что все средства хороши, правильно? Я имею в виду «теорию ситуационизмов». А если все средства хороши, то и статус-кво тоже. Я «умаю тебе нужно определить свои границы и в них уже работать. У всех свой метод работы, но у него была склонность схватиться за идею, работать с этой идеей достаточно долго, и потом полностью изменить ее, перевернуть вверх ногами, и это была его идея.

Я не думаю, что наши цели совпадали. У нас был пункт, где необходимо было интенсивно работать вместе. Где можно было работать двум людям. Но, говоря о сотрудничестве, нужно иметь в виду разницу в воспитании, понимаешь, в происхождении. У него было специфическое происхождение, а у меня совсем другое. И наши способы ведения дел тоже различались.

Малькольм, он говорил про себя, он сноб. Это так. Это его натура. Я тоже немного сноб, но не до такой степени.

ЭЛ КЛАРК: Малькольм все еще огорчается из-за Ричарда (Брансона) и это заметно по каждому интервью, которое он дает. Я думаю, причина здесь в итоге такова, что он чувствует себя обманутым, его гордость не может чего-то здесь стерпеть. Понятно, что слово «обман» я беру в кавычки. Но он привык во всем гнуть свою линию, знаешь, это человек, который вышел из EMI с солидным чеком, и из А&М с чеком, и в лице Ричарда он натолкнулся на равного себе — такого же проницательного, такого же неуловимого, находчивого, цепкого. Поэтому, я думаю, горечь его коренится в том, что пока он, Малькольм, пытался проде-1 лывать свои любимые фокусы, Ричард обвел его вокруг пальца.

ДЖУЛИЕН ТЕМПЛ: Что я нахожу крайне смешным, так это мысль, что он гений — знаешь, это бред. И я думаю он слишком в это верил, что бы он ни делал — пошлые стихи или не очень разумные идеи — он думал, что это гениально, и люди в это верили, что он гений в своем деле, и это я нахожу крайне смешным.

(Написано ФВ для первого издания 1977 г.)

Мышление Малькольма существенным образом визуально: он мыслит в цветах и формах и склонен видеть вещи «целиком». Его мышление также склоняется к мифологичности. Другими словами, он представляет собой контраст Преобладающему типу критически-аналитически-литературной интеллигенции — вместо того, чтобы раскладывать все по полочкам или исследовать структуры, Малькольм творит воображением, сводит воедино и МИФИЗИРУЕТ структуры.

Его работа, обнаруживая замечательную последовательность, посвящена одной теме: черноты и отсутствия; черноты как анти-цвета, отрицания, «негодности». Его первые замеченные работы (когда ему было 19) — серия рисунков-автопортретов, глубоко прорисованных на бумаге; рисунков, где интенсивный черный проглядывает сквозь блестящие графитовые слои насечек. Эта самоидентификация с «чернотой» развивается у него в живописи, в скульптуре и в моде.

Очарованность Малькольма «злом», возможно, оппортунистична и анти-гуманистична. Для примера: использование Малькольмом в эстетических целях мотива «Кембриджского Насильника» на майках кажется бесчувственным по отношению к жертвам изнасилований.

Малькольм был «панком» до панка: к примеру, он всегда называл хиппи «хипосами» (от слова гиппопотам): вялые, ленивые и скучные.

Его кричащий сюрреализм исходит из середины 60-х. Я отлично помню возмущение студента-маоиста из арт-школы, когда Малькольм появился на революционном митинге в флуоресцентных зеленых женских туфлях с пряжкой: «контрреволюционер» — таков был вердикт «китайцев».

Следует отметить, что Малькольм, по-пуритански презирая сексуальные извращения — нарциссизм, эксгибционизм и фетишизм — задействовал их в своей работе.

Малькольмовская охваченность чернотой исходит из ею потребности спрятать себя, стать «невидимкой», потребность, обнажающая в нем ультра-эксгибициониста и выражающаяся в его громких и решительных заявлениях, устно и в одежде.

Малькольм необыкновенный рассказчик, кого слушаешь, сгорая от любопытства. Тем интереснее, что он культивировал примитивно-грубую лексику в имидже Секс Пистолз.

Еще интереснее, что малькольмовский стиль щеголя и придиры с его подготовленным возмущением и вызывающими понтами — выросший из его особенной, избранной им реакции на социальную маргинальность (еврейство) и психологическую отверженность (благодаря семье) — сейчас в готовом виде приняты многими людьми как модель социального поведения.

Малькольм обладает зрением художника, сердцем анархиста, воображением спекулянта. Есть симптомы, что его предпринимательский успех сведет на нет его восприимчивость и созидательность. Я надеюсь, что их нет.