«Чистки» и голод
«Чистки» и голод
19 января 1922 года в Политехническом музее состоялось мероприятие, названное по аналогии с тем, что происходило в партии большевиков, «Чисткой современной поэзии». На этой «чистке» присутствовал и Сергей Есенин. Дмитрий
Фурманов, уже начавший сочинять прославившую его книгу о Чапаеве, записал в дневнике 23 января:
«Аудитория Политехнического музея набита сверху донизу. Интерес у публики выявляется колоссальный. Да и как не интересоваться: в хаосе литературных течений, школ, направлений и групп, которые плодятся с невероятной быстротой, разобраться одному не под силу, а „чистка“ – это оригинальная форма коллективного труда, она может многое вывести наружу, объяснить, опровергнуть, доказать…
Не так важно, конечно, будут или нет "вычищен " какой-нибудь отдельный поэт: вычищать его но существу неоткуда, ибо «не существует даже и профсоюза поэтов», как доложил Маяковский… Дело не в этом. Важно творчеству поэта дать общественную оценку…»
Пришёл на эту «чистку» и студент Московского Высшего Технического Училища Борис Бажанов, который потом написал, искренне полагая, что Маяковский член партии:
«Я узнал поэта лишь во второй период, послереволюционный, когда он, с партбилетом в кармане, бодро и одушевлённо направлял поэзию по коммунистическому руслу. В 1921 году прошла чистка партии, и Маяковский объявил "чистку современной поэзии". Это было пропагандное, не лишённое остроумия издевательство над поэтами, не осенёнными благодатью коммунизма».
Владимир Маяковский положил в основу этого пропагандистского мероприя три критерия:
«1) работу над художественным словом
2) современность поэта переживаемым событиям
3) поэтический стаж, верность своему призванию, постоянство в выполнении высокой миссии художника жизни».
Поэтесса Анна Ахматова, уже четвёртый год носившая фамилию Шилейко и с чтением стихов не выступавшая (её муж, учёный-ассиролог Вольдемар Шилейко, не позволял ей это делать), была «вычищена» одной из первых.
Борис Бажанов:
«Публика была почти поголовно студенческая. Проводя „чистку“ в алфавитном порядке и разделавшись но дороге с Ахматовой, которая будто бы в революции увидела только, что „всё разграблено, продано, предано“, Маяковский дошёл до Блока, который незадолго до этого умер».
И тут, по словам Бажанова, Владимир Маяковский неожиданно принялся вспоминать о том, как он ходил к Александру Блоку за автографом, и как тот долго раздумывал, подписывая ему свою книжку:
«Смотрю, что Блок написал: „Владимиру Маяковскому, о котором я много думаю“. И над этим надо было 17 минут думать!
То ли дело я: попросил у меня присутствующий здесь поэт Кусиков мою книгу с посвящением. Тотчас я взял «Всё, сочинённое Владимиром Маяковским» и надписал:
"Много есть на свете больших вкусов и маленьких вкусиков; Кому нравлюсь я, а кому Кусиков.
Владимир Маяковский"».
Дошла очередь и до поэтов-ничевоков, которые были яростными недругами Маяковского и даже подвергли его суду «Постановление ревтрибунала Ничевоков», вообще запрещавшее ему писать, было опубликовано в приложении к их альманаху «Собачий ящик». Стоит ли удивляться тому, что поэт-футурист своих недоброжелателей тоже «вычистил»!
К творчеству Николая Асеева собравшиеся в Политехническом музее «чистильщик» отнёсся с большим одобрением.
Дмитрий Фурманов:
«Другие поэты, видимо, будут очищены в ряде следующих собраний».
ВЧК тоже занялась тогда чисткой – заброшенный в Прибалтику Яков Блюмкин (под маской «ювелира Исаева») быстро разобрался в тамошней ситуации и выявил заграничные связи работников Гохрана. Чекисты быстро завели дело, по которому проходило 64 человека. 19 из них было расстреляно, 35 приговорено к различным срокам тюремного заключения, 10 оправдано.
Через пятьдесят три года (в 1975 году) на студии «Таллинфильм» по сценарию Юлиана Семёнова (Ляндреса) была снята кинокартина «Бриллианты для диктатуры пролетариата».
Главным её героем стал Всеволод Владимирович Владимиров, он же – Максим Максимович Исаев (будущий Штирлиц).
А жизнь рядовых советских людей (даже живших в Москве) продолжала быть весьма и весьма нелёгкой. Учившийся в МВТУ Борис Бажанов летом немного подкормился в своём родном Могилёвском уезде. Но:
«Осенью я вернулся в Москву и продолжал учение. Увы, на моём голодном режиме к январю я снова чрезвычайно отощал и ослабел».
Бажанов хотел было вернуться на Украину, чтобы там немного подкормиться и прийти в себя, но ему предложили устроиться на работу в ЦК партии, сказав:
«– Аппарат ЦК сейчас сильно расширяется, там нужда в грамотных работниках. Попробуйте.
Я попробовал. То, что я был в прошлом секретарём Укома партии и сейчас секретарём ячейки в Высшем Техническом, оказалось серьёзным аргументом, и Управляющий Делами ЦК Ксенофонтов (кстати, бывший член коллегии ВЧК), производивший первый отбор, направил меня в Орготдел ЦК, где я и был принят.
В это время происходило чрезвычайное расширение и укрепление аппарата партии. Едва ли не самым важным отделом ЦК был в это время организационо-инструкторский отдел, куда я и попал…»
С Иваном Ксенофонтовичем Ксенофонтовым мы уже встречались – это он (вместе с другим чекистом – Яковом Христофоровичем Петерсом) 11 октября 1919 года подписал Маяковскому «УД ОСТОВЕРЕНИЕ (на право ношения оружия)», разрешив поэту иметь «револьвер системы Вследок». Тогда Ксенофонтов был заместителем Дзержинского и председателем Особого трибунала ВЧК. Феликс Эдмундович послал его служить в ЦК.
Маяковский в это время сочинял новую свою поэму.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.