Дело Таганцева

Дело Таганцева

В августе 1921 года в Кремле решили, что политическая разведка (Иностранный отдел ВЧК) и разведка военная (Разведывательное управление РККА) должны общаться с компартиями других стран только через специальных представителей Коминтерна. Возник, как стали его называть, «оперативный триумвират». То есть во многих странах появились третьи нелегальные (коминтерновские) резидентуры, работавшие независимо от резидентур ИНО ВЧК и РУ РККА. Это позволило большевикам решать практически любые задачи чуть ли не во всём мире.

В судьбе чекиста Якова Серебрянского тоже произошли изменения. Сначала (это случилось ещё весной) его как бывшего правого эсера и не члена РКП(б) из оперативных работников перевели в кадровый резерв. Поэтому в августе он с Лубянкой расстался, поступив учиться в Московский электротехнический институт народной связи имени Вадима Николаевича Подбельского (большевика, почти два года бывшего наркомом почт и телеграфа РСФСР).

А Эмму Гольдман, знакомую Александра Краснощёкова, в 1921 году выслали из Советской России – за то же самое, за что два года назад она была депортирована из Соединённых Штатов: Красная Эмма не могла молчать, вслух высказывая всё то, что было у неё на уме.

Петроградские чекисты тоже постарались – продолжая искать зачинщиков Кронштадтского мятежа, они раскрыли целую подпольную организацию «врагов» советской власти. Это была (процитируем Янгфельдта):

«Петроградская боевая организация, которой якобы руководил профессор географии Владимир Таганцев. В июне 1921-го его арестовали, обвинив в том, что он хранил крупные суммы денег и помогал интеллигенции покинуть страну. Но для того, чтобы запугать интеллигенцию, недостаточно было арестовать Таганцева и двух его сотрудников (впоследствии расстрелянных) – для этого требовался настоящий „заговор“, который и был сфабрикован».

Да, соратники Таганцева 15 мая взорвали памятник Володарскому на бульваре Профсоюзов. Но кроме разрушения памятного монумента этой «боевой организации» предъявить было нечего. А перед петроградской ЧК была поставлена задача: разыскать врагов советской власти, организовавших Кронштадтский мятеж, и чекисты их усиленно разыскивали.

32-летнего профессора географии Владимира Николаевича Таганцева арестовали 31 мая. На допросе он признался, что принимал участие в борьбе с советской властью, так как, по его мнению, она должна была вот-вот рухнуть. Поэтому вместе со своими единомышленниками к этому готовился. Однако назвать имена соучастников «профессор географии» категорически отказался.

За Таганцева принялись хлопотать. Его отец, Николай Степанович Таганцев, видный российский юрист, академик, бывший сенатор и член Государственного совета, а также давний знакомый семьи Ульяновых в Симбирске, написал 16 июня личное письмо Ульянову-Ленину (в 1887 году именно Николай Таганцев помог матери Ленина, Марии Александровне Ульяновой, получить свидание в тюрьме с сыном Александром). Прочитав его послание, Владимир Ильич отправил в Петроград своё «доверенное лицо» – секретаря Малого Совнаркома и особоуполномоченного по важным делам при президиуме ВЧК Якова Агранова.

Что это был за человек?

Журналист Валентин Скорятин, с большим вниманием изучавший людей той далёкой уже эпохи, писал:

«Биографические сведения об Агранове крайне скупы, отрывочны,… и потому упомянем лишь о фактах, которые удалось собрать в доступных архивах».

Собрать Скорятину удалось не очень много.

По одним источникам Якова Агранова на самом деле звали Янкель-Шевель Шмаев, по другим – Янкель Шмаевич (или Шевелевич) Соренсон (Сорензон, Сорендзон, Сарандзон). Есть свидетельства, что во время работы в ВЧК он подписывался как Соломонович. Существуют сведения, что Янкель

Шмаев страдал эпилепсией, поэтому в 1914 году от несения военной службы был освобождён.

Яков Агранов был ровесником Маяковского, как и он, окончил всего четыре класса, правда, не гимназии, а городского (местечкового) училища в Могилёвской губернии (той, что была на территории современной Белоруссии). В 1912 году вступил в партию эсеров, а в 1915-ом перешёл к большевикам.

Посланный Лениным разобраться с «Петроградской боевой организацией» («ПБО»), Агранов, прибыв в город на Неве, сразу же вызвал на допрос Таганцева и от имени Коллегии ВЧК потребовал назвать имена сообщников. И вновь услышал категоричный отказ.

Как мы помним, глава Московского охранного отделения Сергей Васильевич Зубатов уделял много времени беседам с арестованными революционерами. За чашкой чая он старался убедить их в бесперспективности антиправительственной деятельности, призывая не бунтовать, а охранять покой страны.

Яков Агранов к подобной «зубатовщине» относился резко отрицательно. У него были совсем другие методы следствия.

Яков Саулович приказал посадить Таганцева в «пробковую камеру». Так называли тогда герметично закрывающееся и медленно нагревающееся тюремное помещение. У оказавшегося там человека начинала сочиться кровь изо всех пор тела.

Один из оставшихся на свободе соратников Владимира Таганцева, филолог Б.П.Сильверстон, потом написал (писателю Александру Валентиновичу Амфитеатрову), что профессор, попавший в руки петроградских чекистов («дьяволов в человеческом образе»), получил от них…

«… в тысячу раз больше всевозможных мучений, чем все остальные».

Тем временем сорокалетний Александр Блок находился уже в критическом состоянии. Многие видные представители петроградской интеллигенции вновь обратились к вождям большевиков с просьбой разрешить поэту выехать за рубеж для лечения.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.