НИКОГДА НЕ ГОВОРИ «НИКОГДА»
НИКОГДА НЕ ГОВОРИ «НИКОГДА»
Ни я, ни вы не были никогда в своей жизни свидетелями такого массового обращения в Святое Православие, — сказал митрополит Филипп Салиба, начиная свою проповедь в соборе Св. Николая в Лос–Анджелесе февральским утром 1987 года.
По правде говоря, это был полдень. Вместе с рукоположением шестидесяти из нас в диаконство и священство, а также принятием в члены Церкви около двухсот мирян, служба продолжалась около четырех часов!
Духовенство и активисты из прибыли со всей Северной Америки, чтобы увидеть это событие. Друзья и знакомые собрались вместе, чтобы принять в нем участие. На последовавшем за службой банкете присутствовал и выступил с речью епископ Максимос, возглавляющий Питсбургскую епархию Греческой Православной Церкви.
Празднество продолжалось целую неделю. Принятие новых членов и посвящения начались за неделю до этого, 8 февраля, в церкви Св. Михаила в пригороде Лос–Анджелеса Ван–Нуйс. Те, кто должен был быть рукоположен в священники в этот день, 15 февраля, были посвящены в диаконы неделей раньше. В Православной Церкви нельзя перейти из мирян в священство за один шаг.
— На прошлой неделе я сказал евангеликам: Добро пожаловать домой! — продолжал архиепископ. — Сегодня я говорю: Прииди домой, Америка. Вернись к вере Петра и Павла!
Я смотрел через обширное пространство алтаря на собор и в глаза тех шестидесяти, кто, подобно мне, только что удостоился чести посвящения в духовный сан. Еще чувствовался запах ладана после совершения божественной литургии, и свечи в огромном мраморном алтаре по–прежнему горели.
У многих православных священников, проделавших огромный путь, чтобы принять участие в торжестве, были слезы на глазах, также как и у многих новопринятых в Церковь.
— Наши отцы принесли православие в Америку, — сказал старый священник Джеймс Мина о своих предках — арабских христианах. Потом он улыбнулся и добавил: — Теперь ваша очередь привести Америку к Православию.
Почему Америка должна нуждаться в православном христианстве или хотя бы в малой мере интересоваться им? Оно так старо, так чуждо, так «кафолично», так сложно.
И еще более интересный вопрос: что могло так захватить две тысячи верующих в Библию, искупленных Кровью Христа, проповедующих Евангелие, всю жизнь исповедующих свою веру евангелических протестантов, которые ринулись в объятия этой православной веры с таким энтузиазмом? Является ли это новой формой религиозного мятежа? Оказались ли по непонятной причине энергичные и исполненные Духа христиане на ложном пути безжизненного, очерствелого, ритуального мрака? Или, того хуже, не есть ли это одна из тонких уловок врага?
Те из нас, кто участвовал в этом необычном путешествии, встретились в «Студенческом крестовом походе в поисках Христа». Хотя мы были детьми пятидесятых годов, но в то же время в нас предчувствовались, по–видимому, грядущие бурные шестидесятые: мы были разочарованы или, лучше сказать, неудовлетворенны своим церковным положением, которое воспринимали как скучное, сектантское американское христианство. Нам — порывистым, прямым, радикально настроенным, оптимистичным максималистам — не нравилась церковь в виде формальной организации, не нравилось и устройство общества, и мы надеялись изменить их.
Это были великие дни! Мы не променяли бы их ни на что. Так же как ни на что не променяли бы то, чем обладаем теперь. Одно, несомненно, привело нас к другому.
Брошенный вызов
С чего все начиналось?
— В Америке есть один кампус[1], который вам, ребята, никогда не одолеть, — сказал мне мой приятель, бизнесмен, протестант, за ленчем в Чикаго в конце 1965 года.
— Который? — поинтересовался я, уже решив для себя, что он будет у меня следующим.
— Нотр–Дам, — ухмыльнулся он.
— Держу пари, что мы справимся, — сказал я. Мы закончили еду за светским разговором и распрощались.
Я сразу же отправился домой и позвонил в офис капеллана в Саут Бенд.
— Я хотел бы увидеться с ним как можно скорее, — попросил я секретаря, представившись.
— Я записываю вас на девять часов завтра утром, — сообщила она, сверившись с расписанием.
— Хорошо, я приеду.
Вот такими мы были. Чем сильнее вызов, чем выше планка, тем больше нам это нравилось. И тем успешнее мы действовали. Я наскоро собрал чемодан, попрощался с женой и детьми, вырулил из нашей забитой снегом дороги в Эванстоне и взял курс на Аутер Драйв по направлению к Саут Бенд. Я остановился в мотеле, расположенном рядом с кампусом, молясь, чтобы двери Нотр–Дама как–нибудь открылись для чужака.
Спустя несколько месяцев, около двух с половиной тысяч студентов Нотр–Дам и соседнего с ним колледжа Св. Марии в течение двух вечеров подряд заполняли до отказа только что построенный Центр собраний кампуса, чтобы послушать Джона Брауна и Нью Фолк — нашу проповедническо–концертную команду. Я обещал капеллану: «Мы приедем не с целью сделать из них протестантов, но чтобы побудить их к более глубокому единению с Иисусом Христом». И я имел в виду именно это.
Отклик был потрясающим. В те дни мы распространяли карточки размером 3х5 дюймов и просили ребят написать на них свое имя, если они молились с нами об открытии их жизни для Христа. Подписалось более двухсот человек.
Итак, мы одолели Нотр–Дам.
Затем пришел черед Кэл Беркли. «Берклеевский блицкриг» — назвали мы его. Это было зимой 1966—67 учебного года. Мы решили, что с нас достаточно разъездов с общими проповедями. «Давайте ударим по кампусу и перетряхнем его до основания», — сказали мы друг другу. Сотни студентов — студентов Беркли! — пожертвовали временем ленча, чтобы услышать выступление Билли Грэма в греческом театре кампуса, состоявшееся после его встречи за завтраком с большим количеством представителей факультета. На следующее утро со ступеней Спраул Холла говорил Джон Браун и сумел буквально подавить критические замечания из толпы. Никто не решился бросить ему вызов, и мы победили.
Хотя эти результаты не оправдали в полной мере наших надежд на Беркли, но по крайней мере мы вынудили радикалов сыграть на их собственном поле и преуспели в том, что наметили.
Мы одновременно любили и ненавидели это занятие. Менталитет ударной группы — захватывающая вещь, но он может приводить и к глубокому разочарованию. Хотя мы продемонстрировали, как нам казалось, нечто похожее на дерзновение, которое мы видели у ранних христиан в книге Деяний, мы не приобрели ничего похожего на их устойчивую внутреннюю силу. Большинство обязательств, принятых во имя Христа, честно говоря, не выполнялось.
Наше растущее разочарование
Нашим лозунгом было: «Выиграй кампус для Христа сегодня — выиграй мир для Христа завтра». Но, как ни горько нам это признать, пока мы были заняты завоеванием кампуса, мир становился хуже. Мы создали отделения «Крестового похода» во многих ведущих кампусах Америки в течении десятилетия шестидесятых, но именно в те же шестидесятые кампусы нашей нации расклеились. Они деградировали морально, политически и культурно. Мы делали свое дело, а ситуация изменялась к худшему, а не к лучшему. Мир кампусов в 1970 году был намного менее христианским в культурном отношении, чем за десять лет до этого.
«То, что мы делаем, не приводит к успеху, — признались мы друг другу. — Мы принимаем решения, даем обеты Христу, создаем организацию и вербуем штат, но наша деятельность не вызывает реальных изменений. Мы терпим поражение среди нашего собственного успеха».
Доктор Джек Спаркс не мог расстаться с мыслью о Беркли. Он был профессором, преподавая статистику и планирование эксперимента в Пенн Стейт и в университете Северного Колорадо перед тем как вступил в штат «Студенческого Крестового похода в поисках Христа», чтобы проводить программу систематического контроля за компьютеризованным распределением литературы. Теперь, после «блицкрига», он попросил себе в помощь и получил несколько ведущих сотрудников из штата «Крестового похода» и отправился в кампус Беркли.
В своем радикализме он превзошел нас всех. Он сменил свой деловой костюм на комбинезон из грубой хлопчатобумажной ткани и рабочую рубашку, отпустил бороду и ошеломил кампус большей, чем у кого–либо из радикалов, устремленностью ко Христу. Он даже окрестил нескольких им обращенных в знаменитом фонтане берклеевского парка!
Практикуемая им школа, выпускаемая им литература, и его образ жизни преодолели барьеры новой контркультуры и начали создавать нечто, дающее надежду на постоянство. Это было похоже на что–то из книги Деяний. И это все менее и менее напоминало «Студенческий крестовый поход в поисках Христа» и все более и более походило на начало христианской общины или, я возьму на себя смелость сказать, Церкви.
2