На побывке
На побывке
…В серой шинели, с вещевым мешком за плечами, опираясь на костыль, Пологов вышел на привокзальную площадь Свердловска. Попутчик-летчик настойчиво приглашал его в гости, но Павел, поблагодарив, отказался.
Хлопьями валил мокрый снег и тотчас таял. Ноги вязли в слякоти. Мимо спешили люди с озабоченными и усталыми лицами. По трамвайному кольцу, трезвоня, пробирались красные вагончики. На остановке Павел спросил, какой номер идет на Уралмаш, и сел в трамвай.
Декабрь сорок первого выдался на редкость суровым. Но люди переносили морозы так же терпеливо, как и все невзгоды войны. Они жадно слушали сводки Совинформбюро, радостно обсуждая сокрушительный удар, нанесенный гитлеровцам под Москвой.
Парад на Красной площади 7 ноября и первый крупный разгром врага окрыляли, удваивали силы, вселяли уверенность в скорой победе…
Как ни приятен был домашний уют, Пологову не терпелось побыстрее пройти медицинскую комиссию и вернуться на фронт. С костылями он уже расстался, однако врачи предписали еще месячный срок лечения «до полного выздоровления». Четыре недели Павел ходил в госпиталь на перевязки.
Новый год Пологов встречал в Нижнем Тагиле, в кругу семьи, куда приехал с Валей и сыном. В краткосрочный отпуск прибыл муж сестры Марии — Иван Варламович, воевавший на флоте. За столом собрались почти все родственники, кроме младшего брата — Юрия. Тот закончил школу танкистов и служил в запасном полку в Челябинске. К празднику прислал домой поздравительное письмо: сетовал, что на фронт пока не отпускают.
Характером Юрий пошел в отца и старших братьев: такой же упрямый, уверенный в себе и боевой. Эти черты, видимо, по наследству передавались из одного поколения Пологовых в другое. Отец, Андрей Иванович, большевик, воевал в гражданскую против Колчака и погиб. Старший брат, Михаил, тоже большевик, в отряде Блюхера сражался с белыми бандами атамана Дутова. Белогвардейцы, захватив его, раненного, в плен, замучили до смерти. После гражданской войны лишь один Иван Варламович, муж старшей сестры Марии, опекал Пологовых, помогал Евдокии Никаноровне поставить детей на ноги.
…В последнюю ночь перед отъездом из дому Павел проснулся оттого, что Валя громко вскрикнула.
— Ты… ты здесь? — взволнованно шептала она, торопливо трогая его руками.
— Что с тобой, Валюша?
— Ой, какой страшный сон мне приснился. Будто твой «ястребок» один в небе, а фашисты окружили его со всех сторон. Ты к земле — они за тобой. Бегу следом, кричу: «Прыгай, Паша, прыгай!» Кричу что есть силы, а духу не хватает, голоса своего не слышу. Вдруг у твоего «ястребка» отваливается крыло. Ты падаешь на землю. А со мной ужас что: хочу быстрее туда, где упал самолет, — ноги еле-еле двигаются. Я завопила из последних сил и… проснулась.
— Чертовщина какая-то, — улыбнулся в темноте Павел. — Володька спит?
— Спит.
— Ну и я вздремну. А ты закрой глаза и досмотри сон до конца, что там дальше будет. Проснусь — расскажешь.
В комнате мерно тикал будильник.