НА ПРИЕМЕ У ЧЕКИСТОВ

НА ПРИЕМЕ У ЧЕКИСТОВ

Как бывший царский офицер В.К.Арсеньев состоял на специальном учете в Госполитуправлении и был обязан раз в месяц являться вкомендатуру ОГПУ во Владивостоке, где в его книжке делали соответствующую отметку. Эта регистрация была необходима для контроля за передвижением бывших царских офицеров. Позже эта система помогла их физическому уничтожению. При каждом отъезде из города Владимир Клавдиевич получал специальное разрешение чекистов. В случае, если отметки о разрешении выезда за пределы города не было, то даже небольшая научная поездка считалась побегом. К сожалению, эта книжка-дневник посещений ОГПУ не сохранилась. Но осталось свидетельство, как бывший подполковник царской армии, прекрасно знающий край, помогал своим друзьям бежать из Красной России.

Одним из них был и тридцатипятилетний А.И.Митропольский (Несмелов). Бывший поручик, бежавший летом 1924 г. с друзьми в Харбин, оставил такое свидетельство о последней встрече с путешественником: "В канун явки в ГПУ я зашел во Владивостокский музей, — вспоминал поэт, — чтобы проститься с В.К.Арсеньевым, а кстати и порасспросить его о тех местах, по которым нам надлежало идти. Последнее мне было поручено моими друзьями. "Может быть, и карту у него достанешь, хоть какие-нибудь кроки", — говорил Саша Степанов, тоже хорошо знавший Арсеньева. Ибо все-таки к Антику (другой участник побега — прим. авт.) как нашему будущему проводнику, мы относились не особенно доверчиво. Человек, по глупости переломивший миноносец, мог и завести нас черт знает куда. Владивостокский музей, полный чучел, карт, каких-то географических макетов и Бог знает чего еще. Я нахожу Владимира Клавдиевича у огромного чучела великолепного уссурийского тигра и с места в карьер приступаю к изложению своего дела. — Я и несколько моих друзей, Владимир Клавдиевич, — говорю я, — решили бежать из Владивостока. Вы меня простите, что я вас посвящаю в это не совсем безопасное дело, но мы выбрали необычный путь, — через Амурский залив на юли-юли (китайская лодка — прим. А.Х.), а далее, до границы, на своих двоих.

— И по китайской границе до Санчагоу?

— Да.

— А почему не до Никольска сначала, а потом на Полтавку?

— Мы все на учете ГПУ, и дальше Угольной нам нет ходу. Если же поймают за Угольной, задержат, скажем, в вагоне, то все равно будут судить за побег.

— Да! — Владимир Клавдиевич берет меня за руку и подводит к большой, висящей на стене, карте Приморья. Масштаб карты велик, и вот передо мной — весь тот район, по которому нам предстоит следовать. Все дороги и даже тропы, и всего только две деревни на нашем пути, легко обходимые стороною.

— Чудесная для следования местность! — Тихо говорю я; в комнате мы одни.

— Не совсем! — и Арсеньев указывает мне на горный хребет, являющийся водоразделом для группы речек: одни с него текут в Китай, другие к нам в Россию.

— Вот это горное плато, видите? Я бывал там. Оно или заболочено или покрыто мелким кустарником, через который трудно продираться. Кроме того, там, по оврагам, в эту пору лежит снег. Трудное место!

— Ну, как-нибудь, Владимир Клавдиевич!

— Конечно! Что? Есть ли там тигры? Нет, в этих местах я их не замечал, вот разве пониже, вот тут, ближе к Занадворовке. Но барс, пятнистая пантера тут встретиться может. И, знаете, — взгляд мне в глаза, — она чаще нападает на человека, чем тигр. Вас много ли идет?

— Пять человек.