Месяц сентябрь, день восьмой
Месяц сентябрь, день восьмой
Князь объезжает войска. Его встреча с ополченцами. Молитва иноков в Троицкой обители. Поединок и начало битвы. Гибель Бренка. Ранение князя Дмитрия. Удар засадного полка. Окончание битвы. Поиски князя Дмитрия. Великий Князь у стяга. Прославление Бога в Троицкой обители.
Поле Куликово
Ранним утром русские войска стройными рядами стояли на Куликовом поле, готовые встретить врага. Постепенно рассеивался туман, скрывавший воинов. В первых лучах солнца заблестели доспехи и оружие. Под лёгким ветром развевались многочисленные алые знамёна. Лица воинов сосредоточены, в глазах нет страха, каждый полон решимости во что бы то ни стало отстоять свою отчизну. О том, что накануне битвы войско посетили посланцы игумена Сергия, знали все. Весть эта передавалась из уст в уста, многие даже говорили о том, что сам игумен посетил и благословил Русское воинство. Это посещение в такую решительную для всех минуту было важным и своевременным. Теперь и слабые духом воодушевились мужеством, и каждый воин, ободрённый надеждою на молитвы великого старца, бесстрашно шёл на битву, готовый положить душу свою за святую веру Православную, за дорогое своё Отечество.
От правого края вдоль войска на вороном коне, в сверкающих золотом доспехах, скакал князь Дмитрий. За ним следовали его верные друзья, будущие герои предстоящей битвы: Дмитрий Михайлович Боброк-Волынский, Глеб Брянский, Тимофей Вельяминов, Фёдор и Иван Белозерские, Микула Васильевич, Дмитрий и Андрей Ольгердовичи. Позади них следовали семь дружинников из охраны князя. Объезжая полки, князь Дмитрий перед каждым говорил речь, называя воинов своими верными товарищами и милыми братьями, утверждая их в мужестве и каждому из них обещая славную память в мире с венцом мученическим за гробом.
Поравнялись с передовым полком.
— Фёдор Романович, — позвал Дмитрий Иванович Белозерского князя. Когда тот подъехал, спросил: — Я приказывал, чтоб пушки впереди полка стояли. Где же они?
— Впереди кмети стоят, их прикрывают. Как палить надо, кмети назад отойдут. Так быстрее будет.
— Ну, покажи.
— Ну-ка, ребята, покажите великому князю, что позади вас, — обратился Фёдор Романович к воинам, стоявшим ближе всех.
Воины быстро расступились, и все увидели пушку. Бронзовый ствол её был прикован обручами к телеге, собранной из брёвен, передняя часть ствола была приподнята. Рядом с телегой лежали круглые отёсанные камни. У пушкарей на поясе висели мешочки с огневым зельем.
— Ну что, братья мои, покажем иноземным супостатам нашу силу, не дрогнем, не отступим? — спросил пушкарей Дмитрий Иванович.
— Не, князь, — ответил здоровенный воин, стоявший ближе всех, — отступать некуда, земля-то наша, нам на ней либо жить, либо умереть. Господь дорогу покажет и поможет, на всё воля Божия.
Пушкарь перекрестился.
— Не оставят нас Господь и Пречистая Богородица. Теперь наш игумен Сергий молится за нас, — громко сказал князь.
Ратники перекрестились, послышались возгласы:
— Помогите нам, Господи Иисусе Христе и Пресвятая Богородица.
Князь двинулся дальше, в сторону левого края, внимательно всматриваясь в лица воинов. К нему подъехал ратник и что-то тихо сказал. Князь кивнул в ответ, и ратник ускакал.
Повернувшись к своим сопровождающим, князь распорядился:
— Передовые отряды Мамая перешли Гузь-реку, войско идёт следом. Туман скоро рассеется, ступайте по своим полкам и будьте готовы к сече. Господи, благослови нас на подвиг ратный. — Князь перекрестился.
Все князья и воеводы отправились к своим дружинам. Князь Дмитрий, Боброк и охрана поскакали дальше вдоль войска и остановились у дубравы.
— Ну что, Дмитрий Михайлович? Пока всё складывается так, как мы с тобой задумали. Мамай принял вызов. Пожалуй, к полудню начнётся сеча.
— Осталось немного — победить, — спокойно ответил Боброк.
— Вся надежда на тебя. Подожди, пока Мамай введёт в бой свои резервы, а когда они завязнут в драке, тогда и ударишь. Я понимаю, трудно будет тебе, старому вояке, видеть, как гибнут наши лучшие дружины, но ты сдержись, выбери главный момент для атаки. Пожалуйста, друг мой сердечный, не ошибись, прошу тебя, — умолял князь Боброка.
— Не беспокойся, Дмитрий Иванович, всё сделаю, — отвечал Боброк.
— Давай обнимемся, кто знает, доведётся ли нам встретиться на этом свете.
— Всё в руках Божиих.
Друзья обнялись и троекратно поцеловались. Князь поехал сквозь войско в сторону холма, на котором стоял его стяг, Боброк — в дубраву, где расположился засадный полк, который привёл туда Владимир Андреевич.
Алый стяг с золотым образом Спасителя, являясь знаменем великого князя Владимирского и Московского Дмитрия Ивановича, развевался на невысоком холме позади Большого полка. У стяга находился его преданный друг боярин Михаил Андреевич Бренко. Рядом стояли монахи с иконами Спаса и Богородицы, знаменосец и несколько дружинников.
Подъехав к стягу, князь Дмитрий спрыгнул с коня, подошёл к стоявшей недалеко телеге, снял красный, шитый золотом плащ, позолоченные доспехи и надел простую кованую кольчугу и островерхий шлем.
— Михаил Андреевич, подойди, — позвал он Бренка и тихим голосом, как будто был в чём-то виноват, попросил его: — Надень, Миша, мои доспехи и ферязь, возьми мой шестопёр и сядь на моего коня. Будь под стягом нашим вместо меня. Ростом и статью ты схож со мной, так что воины тебя увидят, будут думать, что это я, и ободрятся. — Знаменосцу приказал: — Стяг будешь носить за ним.
— А ты, князь? — удивился Бренко.
— Я, Миша, еду в передовой полк, на левый край, там самое слабое место.
— Молод ты, Дмитрий Иванович, и горяч, силушка в тебе играет. Не забывай, ведь ты Великий Князь.
— Я звал всех объединить силы свои, а теперь сам лицо своё начну скрывать или прятаться позади всех? Нет,
Михаил Андреевич, я должен уравняться со всеми, стать как все. Хочу, как призывал словом, так и делом делать, быть впереди всех, а коль придётся, ранее других голову свою положить за братьев своих, за всех православных. Тогда и другие, видевшие то, отважнее станут. А там как Бог даст.
— Что ж, Дмитрий Иванович, может, ты и прав, но тебе поберечься надо, должен ты стоять под стягом и руководить битвой.
— Нет, Михаил Андреевич, в такой великой сече отсюда, с холма, я уже ничего не смогу изменить, всё пойдёт своим чередом, как Господь направит. Руководил я битвой на военном совете. Теперь каждый наш князь, каждый воевода знает, что он должен делать и чего от него ждёт Родина наша. Я твёрдо верю в их преданность, мудрость и решимость. Господь им поможет и направит на путь правый.
Князь подошёл к монахам, державшим иконы, опустился на колени и стал молиться:
— Рождество твоё, Богородице Дево, радость возвести всей вселенной: из Тебе бо возсия Солнце правды Христос Бог наш, и разрушив клятву, даде благословение, и упразднив смерть, дарова нам живот вечный.
Князь перекрестился и встал.
— Ну, прощай, Миша, давай обнимемся.
— Прощай, Дмитрий Иванович, береги себя. Бог даст, свидимся.
Они обнялись и троекратно поцеловались. Князь взял свободного коня, меч, щит и поехал с холма, сквозь строй воинов. Его охрана последовала за ним.
Князь пробирался среди пеших воинов. До передовой было уже совсем недалеко. Ехавший впереди него ратник время от времени покрикивал:
— Расступись! Пропусти!
Пешие воины расступались, пропуская конных.
Никола, стоявший среди ополченцев, услышав окрик, обернулся. Сначала он безразлично посмотрел на всадников и отвернулся. Но ему вдруг показалось, что он где-то видел одного из них. Он снова обернулся и внимательно посмотрел на всадника, ехавшего вторым, и вспомнил, где он его видел. Желая убедиться, что он не ошибается, Никола толкнул локтем стоявшего рядом Андрея. Тот, не поворачиваясь, проворчал:
— Ну, чего тебе, отстань.
Никола, продолжая смотреть на всадника, сильнее толкнул Андрея.
— Андрюха, глянь, кажись, опять тот боярин к нам пожаловал.
Андрей нехотя повернулся. Князь в это время подъехал к ним совсем близко, увидел Андрея и крикнул:
— Здоров был, воин рязанский!
— Здрав был, боярин. Пошто ты здесь? Не туда едешь, теперь тут сеча великая будет, — пробасил Андрей.
Стоявший рядом с Андреем воин в доспехах повернулся к нему и строго прикрикнул:
— Ты что болтаешь, человече? Какой тебе боярин? То Великий Князь Дмитрий Иванович.
Вокруг послышались возгласы:
— Князь!.. Князь!..
Все воины, стоявшие вокруг, кланялись великому князю.
— Неужто правда, князь? — удивился Андрей, всё ещё не веря.
— Правда, Андрей, правда, — ответил Дмитрий Иванович.
Андрей поклонился ему:
— Прости, князь, меня, неразумного, коли я давеча чего не так болтал.
— Тогда вы с Николой всё правильно сказали: воевать с умом надо. А для вражьей стрелы всё едино, что смерд, что князь. Рядом биться будем за землю нашу, за веру Православную, за народ русский.
— Будь уверен, князь, костьми ляжем, но не отступим. Богородица поможет нам, сегодня ведь её день, — сказал Никола и перекрестился.
— Помоги нам, Пресвятая Богородица, — повторяли вокруг воины и крестились.
Впереди послышался шум, воины расступились, князь и охрана поехали вперёд.
Туман рассеялся, время подходило к полудню. Лишь небольшое расстояние отделяло русские передовые полки от полчищ Мамая.
Русские полки сверкали блестящими доспехами, островерхими шлемами, красными щитами. Легко колыхались бесчисленные знамёна. В первых рядах стояли пешие воины. Впереди войска у своих полков возвышались на конях Глеб Брянский, Тимофей Вельяминов, князья Белозерские, воевода Микула Васильевич. Все князья и воеводы были в красных плащах.
В центре первого ряда войска, недалеко друг от друга, стояли Пересвет и Ослябя — посланники игумена Сергия Радонежского.
Войско Мамая сгрудилось хмурой тучей — серые доспехи и щиты, кругловерхие шлемы. В центре стояла генуэзская пехота в железных латах, с длинными копьями, на флангах — конница.
Наступал решающий момент.
Обитель Пресвятой Троицы
Приближался полдень. В осенней тишине леса настойчиво и протяжно прозвучали три удара в било. Повинуясь его призыву, насельники обители непрерывной цепочкой потянулись в церковь. Они молча входили в храм и опускались на колени позади игумена Сергия, сосредоточенно молившегося перед образами Христа и Богородицы.
Когда в храм вошёл последний послушник, Сергий, окончив молитву, перекрестился, совершил земной поклон, поднялся с колен и обратился ко всем:
— Братья мои, наступил решающий час — час испытания для земли и веры нашей. Начинается великая битва за сохранение нашей веры Православной и единой Державы Русской. Посему, братья, вознесём Богу молитвы сердечные за успех великого дела. Соединим молитвы наши и сообща просить будем силы небесные помогать воинам нашим. Не может возрастать сила воина в битве, но Господь Бог услышит молитвы наши и укрепит дух воинов наших.
Повернувшись к иконам Господа Вседержителя и Пресвятой Богородицы, Сергий стал молиться:
— Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, Пресвятая Богородица, помогите воинам в решающей битве, дайте им силы и укрепите им дух в справедливой борьбе за святое дело, за спасение веры Православной и Родины нашей.
Все иноки повторяли за Сергием молитву, совершая земные поклоны.
Поле Куликово
Начиналась великая битва.
Воины Мамая расступились, и вперёд выехал на крепком коне печенег грозного вида, роста огромного, широкий в плечах, в доспехах и с копьём. Проскакав половину пути до русского войска, он поднял коня на дыбы и зычным голосом закричал:
— Рус воин! Выходи, биться будем!
Некоторое время русские воины молчали, угрюмо глядя на печенега. На левом фланге князь Дмитрий с трудом пытался проехать сквозь ряды воинов.
— Рус! Выходи, биться будем, — повторил печенег, гарцуя на коне, — не выходи, я один твой орда бить буду.
Вперёд выступил Александр Пересвет — без кольчуги и шлема, на нём только схима с крестом, по завету игумена Сергия. Повернулся к воеводам:
— Я пойду, — сказал он твёрдым, уверенным голосом. — Коня мне и копьё. Гордый басурман не мнит найти среди нас равного себе, но я желаю с ним встретиться. Выхожу против него во имя Господа Сил! Готов воспринять венец Царствия Небесного. Не смущайтесь этим нисколько. Велик Бог наш и велика крепость Его!
Из рядов вышел воин и подвел ему коня, другой подал копьё. Пересвет сел на коня, взял копьё, мысленно простился с духовным отцом своим Сергием, с великим князем и, повернувшись к воинам, громко произнёс:
— Отцы и братья, простите меня, грешного. Брат Андрей Ослябя, моли Бога за меня, сыну моему Иакову мир и благоденствие.
— Бог простит и благословит тебя, и да поможет тебе! — дружно ответили все.
Пересвет повернулся в сторону врага и тихо произнёс:
— Игумен Сергий, помогай мне молитвою, — перекрестился и поскакал навстречу бессмертию.
Воины крестились, глядя ему вслед.
Обитель Пресвятой Троицы
В церкви продолжалась служба. Все иноки коленопреклонённо и Сергий перед иконами горячо молились:
— Господи, помоги рабу Твоему, иноку Александру. Совершает он подвиг свой не ради славы земной, а ради спасения веры Православной, народа Русского и земли Русской. Дай ему силы, Господи!
Поле Куликово
Ослябя перекрестился и громко произнёс:
— Боже, помоги рабу Твоему Александру!
Все вокруг повторяли его слова. На левом краю князь Дмитрий, пробившись сквозь ряды воинов, увидел летящего на врага Пересвета, перекрестился и прошептал ту же мольбу:
— Боже, помоги рабу Твоему!
Пересвет и печенег всё быстрее скакали навстречу друг другу. Наконец они сблизились и пронзили друг друга копьями.
Не выдержав стремительного удара схимника, вражеский богатырь рухнул на землю, своим тяжёлым телом увлекая за собой крепкого коня. Земля под ними дрогнула. Со стороны мамаева войска раздался многоголосый стон.
Пронзённый вражеским копьём, Пересвет удержался в седле. Ещё некоторое время конь нёс его навстречу врагам, наводя на них ужас. Почувствовав, что всадник им больше не управляет, конь остановился. Пересвет медленно, как бы нехотя опустился на землю, и его могучее тело с обломком копья в груди, простившись с душой, распласталось у ног коня. В русском войске крестились, шепча молитву.
Стоявший впереди всех Андрей Ослябя осенил себя крестным знамением и прошептал:
— Господи! прими душу славного воина Александра, отдал он жизнь свою за Русь великую и веру нашу Православную. Даруй, Господи, ему Царствие Небесное. Низкий поклон тебе, брат Александр.
Ослябя опустился на колени и склонился до земли.
Поднявшись, он взял свой тяжёлый обоюдоострый меч, червонный щит, похожий на перевёрнутую падающую каплю. Слегка одёрнул легкую кольчугу, надетую вместо тяжёлых лат. Поправил схиму, вручённую ему игуменом Сергием. Сделав несколько шагов навстречу врагу, остановился, так что теперь его видели почти все воины, стоявшие в первых рядах, поднял меч и громко провозгласил:
— Господь наш, Сыне Божий, помоги нам в нашем деле правом.
Некоторое время две великие силы медлили, поражённые схваткой богатырей. В русских воинов вселялась надежда и уверенность, воинов царя Мамая начинало одолевать беспокойство и нерешительность.
Так инок Александр Пересвет, посвятивший себя всецело Богу, выступивший по благословению игумена Сергия на защиту своей Родины и веры Православной, своим мужественным подвигом стал примером для всего воинства русского и тем самым сослужил ему великую службу. Это был первый шаг к победе, одержанной объединёнными силами Русской Державы в битве с коварным врагом.
Обитель Пресвятой Троицы
Посреди не прекращавшейся общей молитвы игумен Сергий вдруг вздрогнул и тихо произнёс:
— Господи, упокой душу раба Твоего Александра. Побил он ворога земли Русской. Да простит его Господь и уготовит ему Царствие Небесное.
Все иноки повторяли слова игумена, крестились и клали земные поклоны.
Поле Куликово
Наконец войско Мамая, подгоняемое окриками и плётками начальников, двинулось вперёд. В центре плотным строем шла генуэзская пехота в тяжёлых доспехах. Воины положили длинные копья на плечи идущих впереди. Русские стояли на месте, готовые к бою. Когда враг подошёл достаточно близко, воины, стоявшие перед пушками, расступились, раздался залп. Каменные ядра ударили по генуэзцам, некоторые упали; ряды расстроились, длинные копья мешали быстро перестроиться, на лицах появился испуг. То же произошло на флангах с конницей. Пушкари перезарядили пушки, дали второй залп. В рядах Мамаева войска возникла паника; передние начали падать, задние напирали. Раздался третий залп. Войска почти сошлись. Четвёртый залп. В бреши, образовавшиеся в рядах генуэзцев и конницы, ринулись русские воины.
Великое было сражение на Куликовом поле. Какие слова можно применить, чтобы описать эту битву, какие неизвестные ещё краски можно придумать, чтобы изобразить невиданную страшную картину.
Можно представить себе десять или двадцать тысяч здоровых крепких мужчин, стоящих вместе плотными рядами. А если их сто, двести или триста тысяч, и у каждого в руках холодное смертоносное оружие, и единственной их целью является уничтожение противника?
Прибавьте к тому отряды конных воинов, которые пытаются обойти эту огромную массу вооружённых людей и не могут этого сделать, потому, что с одной стороны река с болотистыми берегами, а с другой дубрава с оврагами. И эти конные отряды вынуждены идти на пеших воинов, стоящих плотными рядами и потому не имеющих возможности отступить или расступиться. Кони, натыкаясь на копья и мечи, падают, о них спотыкаются кони, следующие за ними, и тоже падают, подминая под себя всадников и пеших воинов. Тут же пешие воины, стараясь поразить друг друга, падают под ударами мечей и топоров. Так из павших тел воздвигаются непроходимые холмы. Постепенно ими покрывается всё поле сражения. И весь этот ужас взаимного уничтожения продолжается несколько часов.
Написано об этой сече много, здесь воспроизведём только несколько эпизодов, взятых из летописей, трудов русских святителей и историков.
«Закипела битва кровавая, заблестели мечи острые, как молнии, затрещали копья, полилась кровь богатырская под сёдлами, покатились шлемы золочёные под ноги конские, а за шлемами и головы богатырские…» — писал святитель Дмитрий Ростовский.
«Копья ломались, как солома, пыль закрывала солнце, стрелы сыпались дождём, мечи сверкали молниями. Люди падали, как трава под косою», — свидетельствует одна из летописей.
«Полегла костьми и пешая, и конная рать Передового и Московского полков. Врубились враги в ряды Большого полка, осыпали его стрелами. Задыхаются ратники в густой свалке, не могут расступиться — теснота великая на поле. Ржали, метались, грызли друг друга и людей раненые кони. Упавшие не могли встать. Многие погибали под конскими копытами», — писал один из известных историков.
«Передовой полк русских был смят и вскоре целиком уничтожен. Враги на полном скаку врезались в густые цепи москвичей, выставивших копья. Вражеские кони перемахивали через копья, конники саблями рубили направо и налево, и, как пишет летописец, «москвичи, яко не привычные к бою, побежаху». Казалось, что битва уже проиграна. Правда, отдельные смельчаки становились спинами друг к другу, выставляли копья (это называлось «ёжики») и отбивались, но враги, не сходясь вплотную, расстреливали их из длинных луков. Близился полный разгром русской рати…» — так описывал битву известный русский историк Лев Николаевич Гумилёв.
Враг смял передовой полк и левый фланг, на котором стояла московская городовая рать. Вражеская конница прорвалась к княжескому стягу, стоявшему позади Большого полка, завязалась схватка с охраной. Вражеский всадник подрубил древко, и стяг упал. Из последних сил Бренко отбивался от окруживших его врагов и погиб в неравной схватке. Вражеский всадник, сорвав с него красный княжеский плащ, попытался ускакать, но его настигли русские всадники, убили и отняли плащ. Вернувшись к упавшему стягу, русские воины подняли его, прикрепили к копью.
В бой вступили стоявшие позади Большого полка конница Дмитрия Ольгердовича и донские казаки. Враг не выдержал удара свежих русских сил, ряды его смешались.
Обитель Пресвятой Троицы
В церкви Живоначальной Троицы Сергий с братией продолжал молиться, стоя перед иконами.
— Господи, упокой душу раба Твоего Михаила, — произнёс он и перекрестился, — принял он удар, направленный против князя нашего. Да простит его Господь и уготовит ему Царствие Небесное.
Поле Куликово
На правом краю вражескую конницу встретили русские дружины в кольчугах. Враги не выдержали, начали отступать. Русские кинулись их преследовать, но Андрей Ольгердович придержал их, чтобы не допустить разрыва в обороне совместно с Большим полком.
Князь Дмитрий и его охрана бились с врагами на левом краю. Сначала князь сражался верхом, пока стрела не повергла его коня, затем пешим. Много раз он падал, отбиваясь от нападавших, и снова вставал. Спасая его от жестоких ударов, дружинники из охраны погибали один за другим. Наконец в живых остался только один Фома. Вскоре битва разлучила его с князем.
Князь сражался на краю неглубокого овражка около небольшого молодого дерева. Вражеский конник занёс над ним саблю. Князь уклонился, опасное оружие скользнуло по шлему, помяв его. Враг замахнулся снова. Князь отпрянул назад, оступился, упал в овражек и потерял сознание. Удар вражеской сабли пришёлся по стволу дерева, с него, как слёзы, на князя посыпались желтеющие листья. Гибкие ветки с остатками ещё зелёной листвы прикрыли князя от глаз врага, спасая ему жизнь.
На левом краю, в стороне от оврага, на холме в дубраве стоял засадный полк, невидимый со стороны поля боя. Воины, спешившись, ждали своего часа. Воевода Боброк неподвижно сидел на пне, на краю дубравы. Казалось, что он спокойно наблюдал за ходом сражения. На его строгом лице не отражалось никаких эмоций, только иногда он хмурил брови. И никто не мог знать, какие страсти и страдания бушевали в его душе, когда он видел, как гибли русские воины, как враг упорно наступал, сминая русские полки.
Рядом, с трудом сдерживая желание немедленно ринуться в бой, нервно ходил Владимир Андреевич. Немного впереди на высоком дереве устроился наблюдатель Ванята. Время от времени он сообщал о ходе боя, иногда стонал от ужаса увиденного, иногда радостными возгласами сообщал о подвигах русских воинов.
Вдруг Ванята дёрнулся, чуть не упав с дерева, и закричал:
— Боярин, боярин, княжеский стяг пал, вороги окружают Большой полк. Боярин, князя убили!
Не поднимая головы, Боброк сдержанно ответил:
— Не шуми, Ванята, под стягом не князь был, то Михаил Бренко, Царствие ему Небесное. — Боброк перекрестился. — Князь бьётся на поле среди ратников. Спаси его, Господи. — Боброк перекрестился ещё раз.
— Дмитрий Михайлович, Большой полк окружают, пора нам вступать в сечу, — почти крикнул Владимир Андреевич.
— Рано ещё, рано. Ждать будем, когда Мамай введёт в бой свои резервы и его хвалёные конники в бой вступят, — сдерживал его Боброк.
Битва достигала высшего напряжения. Как написано в одной летописи, воины уже «не можаху разбирати своих». И тут Мамай ввел в бой свои резервы.
Сидящий на дереве Ванята, прокричал:
— Боярин, боярин! От хана новые конники скачут!
— Это и есть его резерв, — спокойно произнёс Боброк, — пусть ввяжутся в битву, а потом и мы ударим.
Со стороны мамаева войска промчались всадники, сметая всё на своём пути.
Засадный полк по-прежнему ждал своего часа.
Обитель Пресвятой Троицы
В церкви Сергий с братией молился:
— Господи, Пресвятая Богородица, помогите детям Своим, отдающим жизни за веру Православную, за Русь Святую. Помогите им и укрепите их силы в этот решающий час. Не оставьте их милостью Своей. Направьте карающий меч сына Вашего Боброка и его ратников против врагов веры Православной. Помогите им в справедливой борьбе.
Молодой послушник в заднем ряду тихим шёпотом спросил у Саввы:
— Отче, откуда игумен всё знает?
— Молись, молись и верь отцу нашему, он всё видит, — ответил Савва, не поднимая головы и не глядя на послушника.
— Как же это, — не унимался послушник, — до поля битвы много дней ходьбы, а отче Сергий говорит так, словно находится вблизи всего?
Савва повернулся к послушнику и так же шёпотом ответил:
— Телом он здесь, на молитве, а духом там, на поле брани. Игумен Сергий прозорливец, потому очами веры прозревает всё, что там совершается. А нам надлежит молиться усерднее. Молись, брат, молись с усердием.
Иноки продолжали молиться.
Поле Куликово
Засадный полк ещё стоял в дубраве. Ванята со своего дерева громко закричал:
— Боярин, вороги совсем окружили наших и выходят к Непрядве. Ополченцев арканами ловят.
Владимир Андреевич перестал ходить, остановился около Боброка и, не скрывая гнева, произнёс:
— Боярин, погубим мы всё войско наше, зато жизни свои сохраним. Так, что ли?
Боброк снизу вверх посмотрел на него и сдержанно ответил:
— Горяч ты, князь, да молод, в сечах мало бывал. Побываешь с моё, научишься искусство воинское от трусости отличать.
Владимир Андреевич понял, что зря погорячился и обидел мужественного и умного воеводу. Пытаясь сгладить свой резкий тон, сказал:
— Прости, Дмитрий Михайлович, не хотел я тебя обидеть. Больно смотреть, как наши братья погибают, а мы тут без дела стоим.
Не обращая внимания на его предыдущие резкие слова, Боброк ответил:
— Всему и каждому своё время, вот теперь и наше пришло. Командуй, Владимир Андреевич, полку готовность.
— По коням, братцы, — закричал тот, кинувшись к воинам, и сам вскочил на коня, — пришёл наш черёд.
Ратники единым порывом оседлали коней. Боброк повернулся к полку:
— Ну, сыны, покажем ворогу, что такое русская дружина и русский удар. Да поможет нам Пресвятая Богородица. — Боброк перекрестился.
Полк лавиной пошёл на врага. Ничего не понимая, лучшие воины Мамая не выдержали внезапный удар и побежали врассыпную. Кто сумел прорваться через русский строй, переправлялись через Гусь-реку и мчались на Красный холм, к шатру Мамая, многие тонули в реке.
Державшая оборону позади Большого полка конница Дмитрия Ольгердовича с донскими казаками и дружины Андрея Ольгердовича, оборонявшие правый край, вдохновлённые успехами засадного полка, собрав свои последние силы, ринулись громить потерявшего уверенность и ослабевшего врага.
Историк Л. Н. Гумилёв так описывает удар засадного полка: «И в этот момент развёрнутой лавой пошёл засадный полк — десять тысяч свежих бойцов, которые с ходу ударили по уже потерявшей строй вражеской коннице. Удар засадного полка вызвал панику в рядах врага. Враги обратились в бегство, и на протяжении двадцати вёрст русские преследовали их и рубили, не давая пощады никому».
Несколько часов продолжалась битва на Куликовом поле. Действие засадного полка было последним ударом русского войска, оказавшимся смертельным для врага. После этого битва стала затихать и всё дальше уходила за Красный холм, на котором совсем недавно была ставка Мамая-царя. Ещё долго русская конница преследовала и добивала остатки вражеского войска, которое несколько часов назад казалось большим, грозным и непобедимым.
Так было разбито войско крымского царя Мамая. Известный русский историк Н. М. Карамзин в своём труде «История государства Российского» писал, что войско то состояло «… из Татар, Половцев, Хазарских Турков, Черкесов, Ясов, Буртанов или Жидов Кавказских, Армян и самих Крымских Генуэзцев: одни служили ему как подданные, другие как наёмники».
Выдающийся российский историк, географ и философ Л.Н. Гумилёв в своём известном труде «Древняя Русь и Великая степь» полностью подтвердил выводы Н.М. Карамзина: «Под началом Мамая были почти исключительно антиордынские улусы и этносы — половцы, ясы, касоги, крымские евреи, но особенно ценным для него был союз с Генуей, имевшей колонии в Крыму».
Дорогой ценой досталась нарождавшемуся Русскому государству победа над племенами, объединёнными царём Мамаем и западными агрессорами-колонизаторами. Её точно определил Сергий Радонежский, предсказав великому князю Дмитрию перед битвой: «Многим, без числа многим соратникам твоим плетутся венцы мученические с вечной памятью». Восемь дней хоронили павших, восемь дней не смолкал плач над полем Куликовым.
Кому и зачем нужна была столь великая жертва?
С одной стороны — алчные правители, желая получить безмерную прибыль, собрали несметные силы и послали на захват чужих земель своих подданных и иностранных наёмников, и тем самым принесли этих невинных людей в жертву своей чудовищной жадности.
С другой стороны — народ, подвергшийся агрессии, не мог безучастно смотреть, как злодеи топчут его землю и надругаются над его близкими. По призыву своих правителей, объединённый верой Православной народ по зову своего сердца добровольно поднялся для защиты своей Родины, своей Веры, своих детей, встал против превосходящих сил врага и принёс огромную жертву ради Победы.
На Куликовом поле произошла великая битва, в которой духовная сила русских воинов сломила численный перевес вражеского войска. Никогда прежде на Руси, да и в Европе, не было сражений подобных ей по масштабу и значению. Историки до сих пор спорят о составе и численности воинов, принимавших участие в Куликовской битве, и числе погибших с той и другой стороны.
Битва кончилась. Всё поле было покрыто телами воинов и павших коней. Кое-где стояли кони с поникшими головами и, казалось, раскрытыми от ужаса глазами. Одни из них, видимо, не хотели уходить от тела своего друга-хозяина, другие просто не могли сделать шаг, словно боясь потревожить павших. Нельзя было разобрать, где лежат свои, а где теперь уже бывшие, враги. Ранения и смерть уравняли всех. Вместо лязга металла, свиста стрел и конского ржания над полем раздавались стоны раненых.
На холме, около княжеского стяга громоздились перевёрнутые телеги, стонали раненые, лежали погибшие. Страшно было смотреть на следы жестокого боя.
К стягу подъехали Боброк и Владимир Андреевич. Боброк велел трубить сбор. Услышав зов трубы, на холме стали собираться оставшиеся в живых князья, воеводы, ратники, почти все были ранены и в крови. Боброк приказал подошедшим ратникам:
— Тело Михаила Андреевича положите на возвышение и накройте княжеским плащом, чтоб все его видели.
Ратники поставили на колеса перевёрнутую повозку, положили на неё тело Бренка и накрыли красным плащом.
Подошёл Боброк, поклонился:
— Спасибо тебе, друг сердечный, с честью выполнил ты долг свой. Отдал ты жизнь свою за веру Православную, за народ свой. Господи, прости ему грехи вольные и невольные и даруй ему Царствие Небесное и вечную память. — Боброк перекрестился.
Подошёл Владимир Андреевич, до этого ходивший среди воинов в поисках князя.
— Владимир Андреевич, — обратился к нему Боброк, — скажи всем, кто живой остался и может двигаться, пусть собирают раненых к стану. Отправь людей за повозками. Несметно раненых, отвозить их надо, им помощь скорая требуется. Убитых хоронить начнём завтра.
— Сделаю, Дмитрий Михайлович. А где искать будем Дмитрия Ивановича? Я тут спрашивал, никто его не видел.
— Ты займись ранеными, а я пошлю ратников на его поиски.
Опираясь на копьё, к стягу подошёл тяжело раненный Фома, единственный оставшийся в живых из охраны великого князя. Боброк пошёл ему навстречу, поддержал его:
— Фома, ты не знаешь, что с князем?
— Не ведаю, боярин, последний раз я видел его там. — Фома показал рукой в сторону дубравы. — Он отбивался от всадников на краю овражка.
Боброк крикнул ратникам:
— Ищите князя в той стороне, там, у леса, есть небольшой овражек.
Десятка два ратников, в том числе Фёдор Сабур и Григорий Хлопищев, отправились, куда было указано.
Кругом страшная картина, тяжело видеть поле брани. Обнявшись, как братья, лежали бывшие враги. Стонали раненые, ожидая помощи. Ратники шли медленно, осторожно, стараясь не беспокоить ни раненых, ни погибших, внимательно смотрели по сторонам. Когда подошли к овражку, Фёдор спустился по склону. Трудно найти князя, ведь на нём были не княжеские позолоченные доспехи, а кольчуга простого воина. Фёдор всматривался в лица, осторожно переворачивал лежавших ничком. Наконец, отодвинув в сторону срубленное дерево, он узнал князя. Лицо его было в крови, на голове рана, доспехи помяты. Фёдор попытался осторожно приподнять ему голову и тихо позвал:
— Княже, княже!
Князь приоткрыл глаза.
— Идите сюда, я нашёл князя, жив он! — радостно закричал Фёдор и замахал рукой стоявшим наверху овражка.
Ратники спустились к нему, кто-то подал флягу. Фёдор брызнул водой в лицо князю. Дмитрий Иванович постепенно приходил в себя, пытался сесть, ничего не понимая, смотрел на ратников.
— Княже, Дмитрий Иванович, мы победили!.. Победили! — радостно кричал Фёдор.
Князь посмотрел вокруг.
— Мы победили!.. Мы победили!.. Ворог бежал! — ликующе повторял Григорий.
Князь попытался встать, но Фёдор удержал его:
— Ты ранен, Дмитрий Иванович, не двигайся, мы понесём тебя.
— Я не ранен, сам пойду, — окончательно придя в себя, князь снова пытался подняться.
Видя такую настойчивость, Фёдор и Григорий помогли ему.
— Дмитрий Иванович, кольчугу снять надо, легче будет, — сказал Фёдор и вместе с ратниками стал снимать с него тяжёлое воинское снаряжение.
Князь вздохнул с облегчением.
— Где Боброк, что с ним? — взволнованно спросил он.
— Жив Боброк, он у стяга, приказал нам искать тебя. Вот мы и нашли, — ответил Фёдор.
— Пошли к стягу, — тихо молвил князь.
Поддерживаемый с двух сторон Фёдором и Григорием, князь поднялся по склону овражка. Тут ему открылось поле недавно закончившегося великого сражения. Князь Дмитрий не был трусом, предполагал возможные последствия битвы, но то, что он увидел, потрясло его, лицо исказилось невыразимой болью.
— Господи! — тихо выдохнул он, — сколько же народу полегло!..
— Много, княже, несметно много, — ответил печально Фёдор.
Осторожно поддерживая князя, ратники повели его к стягу. Князь смотрел по сторонам, лицо его мрачнело, взор застилали слёзы.
На холме вокруг княжеского стяга продолжали собираться воины. Боброк и Владимир Андреевич внимательно всматривались в них в надежде увидеть ратников, отправившихся искать князя Дмитрия.
— Ты не видишь, кого это там ведут? — обратился Боброк к Владимиру Андреевичу.
Посмотрев, куда указывал Боброк, Владимир Андреевич ответил:
— Похоже, это Дмитрий Иванович! — кинулся навстречу и закричал: — Князь!.. Дмитрий Иванович!.. Живой!..
Попытался обнять князя, но тот, морщась от боли, жестом остановил его:
— Тихо, тихо, живой я.
Навстречу им уже спешил Боброк.
Только сейчас, увидев своего верного товарища и помощника, князь Дмитрий окончательно понял, что они всё-таки одержали победу, что не напрасно была принесена великая жертва — такая великая, что горечь этой потери навсегда останется в памяти народной.
Князь встретил верного соратника вопросом:
— Ну что, Дмитрий Михайлович, получилось?
— Всё получилось, Дмитрий Иванович. Как задумали, так и получилось, — ответил Боброк.
— Спасибо тебе, Дмитрий Михайлович, и тебе, Владимир Андреевич. Нижайший вам поклон, — князь поклонился.
— Нам за что? — смутился Боброк. — Благодарить надо всех воинов — и тех, которые полегли, и тех, кто живы остались.
— Погибшим — Царствие Небесное и вечная слава. — Князь перекрестился. — Живым — благодарность земная. В веках будут помнить их подвиг. А где Михаил Андреевич, что с ним?
— Погиб Михаил Андреевич. Вот он здесь, — помрачнев, ответил Боброк и указал на повозку с телом павшего воеводы.
Князь подошёл ближе.
— Прости меня, друг мой, не забуду я подвиг твой.
Он склонился над телом, поцеловал Бренка и смахнул
слезу. Выпрямившись, князь пошатнулся. Боброк и Фёдор поддержали его, отвели в сторону, усадили на повозку.
— Лечь тебе надо, Дмитрий Иванович, поедем в ставку, — предложил Боброк.
— Не торопи, надо раненым помогать, — прерывающимся голосом ответил князь и попытался встать.
Боброк удержал его.
— Я уж распорядился. Владимир Андреевич этим занимается. Раненых теперь собирают. Потом развезут на излечение по монастырям да по сёлам.
— Хорошо, едем в ставку, — тихо ответил князь и осторожно лёг на повозку.
Боброк подложил ему под голову сена. Фёдор Сабур с ратниками повезли князя в ставку. Боброк остался у стяга.
Обитель Пресвятой Троицы
В церкви горели свечи, иноки на коленях продолжали молиться, беззвучно шевеля губами. Наконец Сергий, в течение всей долгой молитвы стоявший перед иконами, как свеча, опустился на колени. Иноки, умолкнув, напряжённо смотрели на него. Перекрестившись и земно поклонившись, Сергий произнёс:
— Свершилась воля Божия, потерпел ворог полное поражение. Прославим, братья, Бога за Его помощь русскому воинству.
Раздался общий вздох облегчения. Все иноки размашисто крестились и клали земные поклоны.
Сергий продолжал:
— Господи, прими души павших за веру Православную, за землю Русскую, даруй им Царствие Небесное и вечную память. Благодарим Тебя, Господи, что сохранил и уберёг от гибели князя нашего Дмитрия Ивановича.
Монахи крестились, кланялись и продолжали молиться, прославляя Христа и Богородицу.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.