Год 1330

Год 1330

Поездка боярина Кирилла в Ростов. Беседа Варфоломея с матушкой о соблюдении поста. Пожар на селе. Решение ехать в Радонеж.

Село разрасталось, появлялись новые семьи, отселялись дети от родителей, приезжали переселенцы из других краёв. Рядом с усадьбой боярина Кирилла для Стефана с молодой женой построили новый дом с хозяйственными постройками. За церковью, ближе к лесу, совсем недавно появились ещё два новых дома, наполовину был собран сруб третьего, лежали брёвна, заготовленные для строительства следующего дома. Жизнь шла своим чередом.

Погода в тот год выдалась хорошая, благоприятная для урожая: зима снежная, весна прохладная, лето тёплое, иногда шли дожди, насыщая растения необходимой влагой. В конце лета установилась сухая, тёплая погода. При такой погоде хорошо собирать урожай, и работа в поле в основном была закончена. Наполнились закрома в амбарах, уложено в копны сено, поселяне собирали дары леса. Вечный страх перед голодной зимой отодвигался, на смену ему прибавлялась уверенность в завтрашнем дне, всё располагало к спокойной жизни.

В один из таких тёплых солнечных дней по сельской улице, поднимая пыль, проскакал всадник. У дома боярина он соскочил с коня. Неуверенно держась на ногах после долгого сидения в седле, придерживая саблю, гонец вошёл во двор. По его обветренному, загорелому лицу стекали капли пота, оставляя светлые дорожки. Плащ, кольчуга, шлем и вся одежда воина были покрыты дорожной пылью.

Оглядевшись и никого не увидев, гонец крикнул хриплым голосом:

— Эй, есть кто?

На окрик из конюшни вышел Козьма:

— Чего надобно, добрый человек?

— Где боярин? — нетерпеливо спросил гонец.

— Дома.

— Ему грамота от князя.

Козьма поднялся на галерею, постучал в дверь горницы. Вышел Кирилл, взгляд спокойный, движения уверенные. Ему уж исполнилось сорок шесть лет, а он был всё ещё крепок и энергичен, как в молодости. Козьма жестом показал на гостя и спустился по лестнице.

Кирилл подошёл к перилам:

— Кто такой? Что надобно?

— Тебе, боярин, грамота от князя, — ответил вестник, поклонившись, достал из сумы, висевшей на боку, грамоту и протянул ему.

Кирилл спустился во двор, взял грамоту. Заметив усталость на лице гостя, предложил:

— Вижу, ты притомился, отдохни, вкуси пищи с нами.

— Некогда, боярин, ехать надо, дело привычное, — бодро ответил воин.

— Козьма! — позвал Кирилл, — скажи, чтоб принесли служилому воды лицо омыть, кваса из погреба, да пусть соберут торбу с едой в дорогу.

Управляющий поспешил выполнять распоряжение, а хозяин принялся читать грамоту.

Служанка вынесла кружку квасу, полотенце и ведро с водой, полила служилому на руки. Гонец, фыркая от удовольствия, смыл пыль с лица, не отрываясь, выпил прохладный бодрящий хлебный квас, заправленный хреном, и со вздохом произнёс:

— Уфф! Благодать! Спаси вас Бог, люди добрые.

Козьма принёс торбу с едой и плоскую круглую баклажку с квасом, закупоренную деревянной пробкой.

Кирилл, дочитав грамоту, обратился к посланнику:

— Ну что ж, езжай, передай князю, что скоро буду. Да снедь возьми, в дороге пригодится. Храни тебя Господь.

Гонец взял торбу и баклажку, поклонился, вышел со двора и ускакал.

— Козьма, — позвал Кирилл, — поедешь со мной в Ростов. Пошли кого-нибудь за Никифором, Фомой и Ерофеем, они с нами едут, да коней приготовь, сборы не затягивайте. Отправимся завтра на рассвете. Позови мне Стефана.

Кирилл ушёл в дом. Козьма повернулся к конюшне и крикнул:

— Стефан, Митрофан, подь сюда!

Из конюшни вышел старший сын боярина Стефан. Он подрос, окреп и выглядел старше своих шестнадцати лет. За ним появился Митрофан — молодой работник, почти мальчишка.

— Стефан, иди, тебя отец зовёт, он в горнице. А ты, Митрофан, беги на луг да скажи Никифору, Фоме и Ерофею, пусть бросают работу и поспешают во двор.

На следующий день рано утром Кирилл в сопровождении своих дворовых уехал в Ростов.

Прошло уже несколько дней с отъезда боярина. Мария не любила долгих разлук с мужем, переживала за него и скучала о нём. Когда супруг уезжал по княжеским делам, она каждую свободную минуту садилась у окна, смотрела на дорогу, ведущую в село, и ждала его возвращения. Чтобы чем-то занять привыкшие к труду руки, она вышивала. Это было её любимое занятие, но в повседневных домашних хлопотах у неё редко выдавалась для него свободная минута. Вышивание успокаивало её и отвлекало от тревожных мыслей, которые посещали её всегда при отъезде мужа. Вот и сейчас, коротая время, Мария сидела у окна в горнице, освещённой солнцем, работала над платьем, стараясь закончить его к возвращению супруга.

Вошла Марфа:

— Боярыня, обед готов.

— Стефан с женой пришли? — спросила Мария, не отрывая взгляда от работы.

— Пришли.

— Иди, я сейчас буду.

Служанка тихо удалилась. Мария сделала несколько стежков, полюбовалась ещё незаконченным рисунком, положила платье на скамейку, посмотрела в окно на дорогу и вышла из горницы.

В трапезной, соблюдая установленный порядок, Мария села с длинной стороны стола. Справа от неё разместился одиннадцатилетний Варфоломей, слева — десятилетний Пётр. Напротив — Стефан и его жена Анна, красивая, крепко сложённая шестнадцатилетняя женщина со светлыми волосами, сплетёнными в косу, уложенную вкруг головы.

К обеду были наваристые щи, горячая, только что вынутая из печи, ещё дымящаяся каша, варёная рыба, разная зелень и хлеб. Все ели с аппетитом, только Варфоломей жевал один хлеб и запивал его водой. Стоявшие в стороне служанки, глядя на него, недоумённо переглядывались и пожимали плечами, но так, чтобы не заметила Мария. Однако она всё-таки уловила их взгляды и тихо произнесла:

— Варфоломей, ты опять ничего не ешь. Возьми вон рыбки, а не то каши. Не изнуряй себя излишним воздержанием.

— Не хочу я, матушка, — тихо ответил Варфоломей.

— Посмотри, никто в твоём возрасте не принимает так мало пищи, ни братья твои, ни товарищи, — продолжала Мария.

Все дети боярина Кирилла отличались высоким ростом и особой статью. За последний год Варфоломей заметно вытянулся, оттого худоба его, вызванная настойчивым воздержанием в еде, стала ещё заметнее.

Стефан с чувством превосходства посмотрел на Варфоломея, протянул служанке тарелку и сказал:

— Арина, добавь щец.

— И мне, — тут же вставил Пётр, глядя на Стефана.

Арина, молодая служанка, взяла обе протянутые ей тарелки, подошла к печи, налила из чугуна большой деревянной ложкой каждому щей и поставила на стол.

— Видишь, как братья твои едят досыта, — сказала Мария, глядя на Варфоломея и кивая головой на братьев, — а ты постоянно недоедаешь. Не изнуряй себя излишним воздержанием, чтобы тебе не заболеть от истощения сил, тогда и нам немалую скорбь причинишь. Перестань так делать, вкушай пищу, по крайней мере, вместе с нами.

— Матушка, — ответил твёрдым голосом Варфоломей, глядя на неё, — а как же старцы-отшельники держат пост при полном воздержании в среду и пятницу, а в остальные дни питаются только хлебом и водой? И я, матушка, желаю, как они, устремиться к Богу.

— Они старцы, сын мой, а ты-дитя малое, твоё тело ещё растёт и тебе такой пост не по силам, всякое добро хорошо в меру и в своё время, — Мария прекратила есть и с тревогой посмотрела на Варфоломея. — Отказ от пищи не приближает к Богу. В евангельском понимании тело есть вместилище души, и оно, прежде всего, должно быть здоровым. Держать не в меру и не по возрасту строгий пост

Сам Иисус Христос не проповедовал, и Сам того не делал. Апостолы тоже. Не должно безрассудно держать себя в скудости пищи и пития и делаться немощным для дел будущих.

Все внимательно прислушивались к словам матушки, и она продолжала ласковым, но внушительным тоном:

— Тебе, детка, нет ещё и двенадцати лет, тебе расти надо и тело укреплять. К тому же ты много сил тратишь, помогая нам дома и в поле. Тебе нужно крепкое здоровье, чтобы достойно пройти предначертанный путь, полный невзгод и лишений.

— Хорошо, матушка, — ответил Варфоломей покорно, глядя в глаза Марии, — не нарушу я заповеди о почитании и послушании родителей, выполню твоё желание. Но только дозволь мне по силе телесной воздерживаться не от пищи, а от переедания.

— Удивляюсь я разумным речам твоим, сынок. Поступай, как знаешь, Господь с тобою, я не хочу стеснять тебя в добром, дитя моё.

Все за столом замерли в ожидании.

— Ешьте, ешьте. Уж скоро к вечерне собираться, мы опоздать можем.

В церковь они поспели вовремя и отстояли всю службу. По окончании прихожане направились к выходу, среди них и Стефан с Анной. Мария задержалась в храме, перед иконой Богородицы склонила голову, шепча молитву. Перед иконой с ликом Христа молился Варфоломей.

Отец Михаил, проводив прихожан, оглядел храм, увидел Марию, подождал, когда она закончит молиться, подошёл к ней и тихо спросил:

— В добром ли ты здравии, боярыня?

Мария повернулась на голос, посмотрела на отца Михаила и так же тихо ответила:

— Благодарствую, батюшка, слава Богу, здорова.

— А пошто боярин не был на службе?

— Ныне он службу исполняет у князя Ростовского. На душе, батюшка, неспокойно, — в голосе Марии звучала тревога.

— Да-а. Времена ныне тревожные, князья всё никак меж собой не замирятся. Будем надеяться, что Господь защитит нас. Дай Бог боярину здоровья. Спаси его, Господи, и сохрани.

Отец Михаил и Мария перекрестились. Боярыня снова посмотрела на иконы, и ей вдруг показалось, что лики Христа и Богородицы ожили, и Они внимательно смотрят на неё и слушают. Мария вздрогнула от волнения и посмотрела на Варфоломея.

Отец Михаил заметил это.

— Вижу, боярыня, что Варфоломей всей душой полюбил богослужение церковное и не пропускает ни одной службы.

— Так, батюшка, ни одной службы не пропустил.

— Похвально сие и угодно Богу.

— Только, батюшка, ведёт он себя, не как все дети.

— А что тревожит тебя, боярыня?

— Уклоняется от детских игр, шуток, смеха, разговоров. Всё свободное от домашних работ время проводит в чтении книг. Беды свои и даже телесные страдания переносит с радостью, никогда ни на что не пожалуется.

— Что беды свои он переносит с радостью, должно вселять дух бодрости, а не уныния. А чтение житий святых и летописных сказаний о земле Русской, боярыня, занятие похвальное и богоугодное. В семействах, где дети воспитываются на чтении таких книг, встречаются примеры горячего детского благочестия, усердного стремления подражать подвигам святых отцов и героев земли нашей. В таком учении дитя черпает силу и крепость, в его душе слагаются светлые образы, которые сродняются с его юным сердцем и становятся для него на всю жизнь заветною святыней, к которой потом человек обращается даже в глубокой старости. И чем сильнее эти святые стремления в детстве, тем больше они потом освещают мрак жизни в сей юдоли земной. Так будет и с отроком вашим.

— Беспокоюсь я о его здоровье. Он ведь ещё ребёнок.

— О здоровье его, боярыня, не беспокойся, он у вас не слабее своих сверстников, а то и покрепче будет, а в духовном развитии превосходит многих.

Варфоломей, закончив молиться, подошёл к Марии и отцу Михаилу.

Мария поняла, что беседа закончилась.

— Благослови нас, батюшка, — обратилась она к священнику.

Получив благословение, они поклонились ему, целуя руку, и пошли к выходу из храма.

— Храни вас Бог, дети мои, — произнёс отец Михаил им вслед и направился к алтарю.

На склоне одного из последних сентябрьских дней, когда солнце ещё не опустилось за вершины сосен, по неширокой лесной дороге ехали всадники. Под плащами их блестели кольчуги, на головах красовались островерхие шлемы, все были вооружены. Всадники и кони устали, видимо, путь был долгий и нелёгкий. Впереди в дорогих доспехах ехал боярин Кирилл, за ним парами, чуть не задевая друг друга шпорами, следовали Козьма, Никифор, Фома и Ерофей.

Козьма подстегнул коня и поравнялся с боярином. Кирилл посмотрел на его уставшее лицо и бодрым голосом спросил:

— Что приуныл, Козьма? По дому скучаешь аль притомился?

— Есть, боярин, малость и то и другое. Долго уж мы в пути, и в Ростове были, и во Владимире. А как дома дела складываются-не ведаем, тревожно что-то на душе.

— Не кручинься, Бог даст, скоро уж на месте будем.

Некоторое время ехали молча, изредка поглядывая по

сторонам. Никифор, приподнявшись в седле, покрутил головой, принюхался и крикнул:

— Боярин!

— Что там? — спросил Кирилл, оглянувшись.

— Кажись, дымком потянуло, — крикнул Никифор.

Всадники стали принюхиваться, пытаясь определить, действительно ли пахнет дымом и с какой стороны.

— Да-а, кажись, от нас. Может, случилось что, — с тревогой в голосе молвил Козьма.

Кирилл приподнялся на стременах, тоже потянул носом воздух, оглядываясь по сторонам. Затем махнул рукой, призывая всадников следовать за собой, пришпорил коня и помчался вперёд. Все последовали за ним.

Выехав из леса, они увидели над пригорком со стороны села столб дыма, похожий на большое серое дерево. По мере приближения за столбом дыма показалась глава церкви с крестом, освещённым лучами заходящего солнца, а потом и всё село с горящими домами и суетящимися вокруг них людьми.

Горели три дома, стоявшие у реки особняком отдругих. Возле них суетились все жители села, большинство в прожжённой и почерневшей одежде. Слышались крики, плач и причитания. Мужики и бабы, выстроившись цепочкой до реки, передавали друг другу вёдра с водой. Трое крепких парней поочерёдно принимали их и выливали на догорающие дома. Несколько человек пытались растащить баграми горящие брёвна. Между взрослыми сновали подростки, среди них Варфоломей и Пётр. Те, кто постарше, таскали из реки воду. Командовал всеми Стефан. Одежда на нём местами прогорела, весь он был в саже, но голос звучал твёрдо, уверенно, как и подобает старшему сыну боярина.

В стороне кучками были свалены вещи, которые успели вынести из домов. Кое-где поверх них лежали иконы. Пробегая мимо с пустым ведром, Варфоломей заметил, что одна икона лежит на земле. Остановившись, поднял её, вытер рукавом, перекрестился, бережно положил поверх вещей и побежал к реке.

Подъехавшие всадники соскочили с коней, бросили поводья мальчишкам и кинулись помогать мужикам.

Кирилл, увидев Анну среди измученных и растрёпанных женщин, подошёл к ним и с тревогой спросил:

— Все целы, не погиб ли кто?

Женщины ответили наперебой:

— Слава Богу, боярин, никто не погиб, все целы.

— Скотину выгнать успели, только вот добро погибло.

— Как это случилось? — уже более спокойно спросил Кирилл.

— Да всё мальчишки с их шалостями. Зажгли костёр на сухой навозной куче за коровником, он и загорелся, а там и коровник запылал. Так и пошло.

— Хорошо другие дома в стороне, да и вся деревня собралась огонь тушить, а то беда большая могла быть.

— Горе-то какое, боярин. Где жить теперь?

Подошёл Стефан:

— Здравствуй, отец. Что делать будем?

— Огонь затихает, на другие дома уж не перекинется, — уверенно сказал Кирилл. — Ты иди домой, собирай вещи и перенесите их к нам. Поживёте у нас. Возьми с собой Анну, Варфоломея и Петра, пусть тебе помогут. Где Козьма?

Стефан посмотрел по сторонам, увидел управляющего, который багром растаскивал горящие брёвна, и крикнул:

— Козьма!

Тот оглянулся на крик. Стефан махнул ему рукой:

— Иди сюда!

Козьма отдал багор мужику, пошёл к Кириллу. Варфоломей и Пётр, увидев отца, подбежали к нему. Кирилл, обняв их, ласково сказал:

— Здравствуйте, дети. Вижу, вы не испугались и взрослым помогаете. Похвально.

— А как же, батюшка, все должны помогать друг другу, — уверенно ответил Варфоломей.

— Я тоже помогал, — поспешно вставил Пётр.

— Молодцы вы у меня.

Подошёл Козьма.

— Ты вот что, — обратился к нему Кирилл. — Возьми дворовых, и помогите Стефану перебраться к нам. Потом перенесите вещи погорельцев в его дом, отведите туда женщин и детей.

Между тем вокруг Кирилла собрались женщины из сгоревших домов. Некоторые из них вытирали слёзы на измазанных копотью лицах. Все они с надеждой смотрели на Кирилла, а у него сердце разрывалось при виде их горя.

— Собирайте вещи, берите детей, пока будете жить в доме Стефана. Потом решим, что дальше делать. В беде не оставим.

Женщины наперебой стали благодарить Кирилла.

— Идите, идите, — прервал он их. — А мужики пусть заливают головешки, не дай Бог, ветер поднимется, пламя раздует.

Кирилл посмотрел вокруг, увидел крепкого мужика средних лет и, подзывая его жестом, крикнул:

— Иван!

Закопчённый, с опалённой бородой мужик вытер рукавом нос:

— Чего, боярин?

— Ты присмотри, чтоб нигде не осталось ни огня, ни дыма. Женщин и детей отведём в дом Стефана, они там жить будут.

— Благодарствую, боярин, за заботу о детях да жёнках наших. Тут мы всё сделаем, не сомневайся.

Кирилл взял поводья у мальчика, державшего его коня, и направился к своему дому.

Умывшись и переодевшись в чистую одежду, Кирилл наскоро перекусил и вышел проверить, как идут дела с устройством погорельцев. С ним отправились Стефан и Варфоломей.

— Иди в церковь, проси отца Михаила прийти к нам, — сказал Кирилл Варфоломею.

Около дома Стефана стояли женщины. Они ещё не успели смыть с себя копоть и помыть детей, которые цеплялись за их подолы. Самых малых женщины держали на руках.

— Как устроились, все разместились? — спросил Кирилл.

Женщины поклонились Кириллу:

— Слава Богу, боярин, все устроились. Благодарствуем за доброту твою.

— Главное, все целы, и крыша есть над головой.

— Страшно в зиму без крова остаться.

— Не печальтесь, раз мужики целы, значит, новые дома поставим. Перезимуете здесь, пропитания хватит, зимней одеждой поможем. Козьма обо всём позаботится, — ответил Кирилл.

— Спасибо, боярин, спасибо. Дай Бог тебе здоровья, — заговорили все женщины разом.

Подошли отец Михаил, Козьма и Варфоломей.

— День добрый, отче, — хором сказали женщины и поклонились.

— Какой же он сегодня добрый? Спаси и сохрани вас Господь.

— Мы тут, отче, всё что могли, сделали для погорельцев. Женщины с детьми здесь жить будут, пропитания всем хватит. Мужиков селяне к себе на прожитьё возьмут, — сказал Кирилл.

— Слава Богу, всё устроилось, — отец Михаил перекрестился. — Господь отблагодарит тебя, боярин, за доброту твою и щедрость. Зачем звал?

— Пойдём, отче, ко мне в дом, потолковать надо. А ты, Козьма, посмотри у Стефана в закромах и выдай женщинам всё, что необходимо.

— Слушаюсь, боярин, всё сделаю, — ответил Козьма.

— Стефан, пойдёшь с нами, а ты, Варфоломей, если хочешь, можешь тут помочь.

— Я, отец, останусь помогать деткам маленьким, вон их сколько, мамам одним не управиться с ними, — ответил Варфоломей серьёзно.

Глядя на него, измученные женщины улыбнулись первый раз за этот тяжёлый день.

Кирилл обнял Варфоломея:

— Ну, давай трудись. Мы пошли, а ты как захочешь, приходи.

Когда Кирилл с отцом Михаилом и Стефаном вернулись в горницу, уже были сумерки. Из спальни вышла Мария с лучиной, зажгла свечи, стоявшие в кованых подсвечниках по углам горницы.

Отец Михаил перекрестился на иконы, поклонился:

— Здравствуй, боярыня. Бог в помощь! Как здоровье?

— Благодарствую, батюшка. Слава Богу, все здоровы, — ответила Мария с поклоном. — Только вот боярин привёз вести не радостные.

— Присядь, отче, — пригласил Кирилл. — Стефан, тоже сядь, ты уже достаточно взрослый, скоро меня заменишь, так что принимай участие в решении дел семейных.

Все сели на скамейки, стоявшие вдоль стен.

— Что случилось, боярин? Поведай нам, — спросил отец Михаил.

— Плохи дела, отче, — мрачно ответил Кирилл. — Прибыл в Ростов из Владимира воевода Василий с дружиной, начал бесчинствовать, притеснять жителей. Народ ропщет, волнуется.

— Да так и до кровопролития недалеко, — заметил священник. — А что князь ростовский Константин Васильевич?

В горницу вошёл Варфоломей.

— Раз пришёл, сынок, садись и слушай, — сказал Кирилл и продолжил. — Князь Константин не желает кровь русскую проливать, войны не хочет. Пытался он говорить с воеводою, да бесполезно. Тогда по наущению ростовского епископа Антония князь Константин отправился во Владимир к великому князю Ивану Даниловичу. С ним ехали епископ Антоний, тысяцкий Протасий, Фёдор Тормасов и я. Великий Князь принял нас любезно, говорили долго. Поведал он нам, что будет решительно продолжать дело деда своего Александра Невского по объединению всех земель русских под единой властью.

— Далече зрел Великий Князь, — вставил отец Михаил.

Кирилл кивнул и продолжал:

— Князь Константин поклялся Великому Князю служить верой и правдой и на том целовал крест в присутствии епископа. А чтоб скрепить союз, Великий Князь решил выдать дочь свою за князя Константина. Воеводу Василия Великий Князь приказал из Ростова отозвать.

— И что далее?

— Великий Князь, желая расширить свои владения, передал своему младшему сыну Андрею село Радонеж, что за Владимиром. По малолетству Андрея наместником в Радонеж поставлен Терентий Ртища. И предложил Великий Князь нам переехать в тот малонаселённый край, даёт земли хорошие. Наши земли здесь оставляет за нами. Так что надо решать. Что скажешь, отец Михаил?

— А кто ещё едет в Радонеж?

— Из Ростова едут Протасий тысяцкий, Георгий — сын Протопопова со своим родом, Иван и Фёдор Тормасовы и их родственники Дюденя и Онисим.

— Я так думаю, боярин, коль то на благо княжества нашего, надо ехать. Господь поможет.

— Отец, а куда ж мы поедем? — вмешался в разговор Стефан. — Там, поди, и жить-то негде.

Кирилл внимательно посмотрел на сына:

— Завтра я собираюсь ехать в Радонеж, ты отправишься со мной. С собой возьмём Ивана, всех погорельцев, да ещё мужиков человек пять. За семьи им волноваться не придётся, они пристроены и накормлены будут, так что мужики смогут работать спокойно. Надо будет лес валить да срубы готовить. А весной избы ставить будем да землю под пашню расчищать. Потом сами туда переедем и погорельцев перевезём.

— А что здесь будет? — с некоторым беспокойством спросил отец Михаил. — Хотел бы я на старости лет при своей церкви остаться.

— Кто не пожелает ехать с нами, останется здесь. Управляющим на этой земле Козьма будет.

Кирилл немного помолчал, давая собеседникам подумать. Посмотрел на жену. Лицо её было усталым и печальным. Кириллу захотелось обнять её и успокоить, и он тихо и ласково спросил:

— А что ты скажешь, Мария?

— Ох, Кириллушка, не знаю, что и сказать. Новое место всегда пугает. Ну да раз так надо, поедем. Надеюсь, что Господь не оставит нас.

— Господь поможет вам в делах ваших, — голос священника звучал всё более уверенно. — Во благо земли Русской совершается сие переселение. Буду молиться за вас. Теперь пойду я.

— И я пойду, — молвила тихо Мария.

Когда священник и Мария вышли, Стефан спросил:

— Отец, как же так получается: мы имеем здесь землю, дома, которые мы сами ставили, и теперь должны всё бросить, переселиться на пустое место и начинать всё сызнова? Так мы никогда не будем жить богато.

— Так надо, сынок, для блага княжества нашего. А живём мы в достатке и имеем всё, что нам необходимо: и кров и пищу и одежду.

— Отец, но ведь некоторые также служат князю, но при этом имеют больше, чем мы и много больше того, что им надо на исполнение долга и на жизнь, — продолжал спрашивать Стефан.

— То, что некоторые имеют много больше, чем им надо на исполнение долга и на жизнь, так это от лукавого, от их неуёмной жадности, воровства и мздоимства, от захвата чужого имущества, которое они сами не создавали и не строили.

— Выходит, батюшка, все большие богатства от воровства? — спросил робко Варфоломей.

— Выходит так, но знайте, дети: Господь запрещает присваивать незаработанные своим трудом деньги и имущество.

— Но как можно безнаказанно воровать? — продолжал любопытствовать Стефан.

— Есть много способов воровства. Вот, например, мастер придумал, как делать новую соху для обработки земли, сам построил мастерскую и стал выполнять заказы для землепашцев. Землепашцы стали заказывать мастеру новую соху, потому что с ней быстрее и лучше стали обрабатывать землю и получать больше хлеба. За новую соху землепашцы отдавали мастеру часть своих трудов, например, зерно или что другое. Если мастер один не справлялся с выполнением заказов, он приглашал себе помощников, а полученный прибыток делил между ними по справедливости и по трудам их. Все много трудились, выполняли много заказов и постепенно богатели. Землепашцы тоже богатели. Всем хорошо. А вот другой человек умел только обманывать и держать в руках плётку, да и ту он у кого-нибудь украл. И вот этот ненасытный человек силой или обманом отобрал у мастера мастерскую, где тот делал свою соху, и заставил его и его помощников работать на себя. Сам этот злой вор только развлекался, сладко жил и продолжал воровать ещё больше, а чтоб мастер и его помощники лучше работали, хлестал их плёткой и присваивал себе всё, что они сделали. И за жадность свою и за воровство он будет наказан.

— Понятно, батюшка. А кто такой мздоимец? — спросил Стефан.

— Князь вознаграждает боярина, чтобы он хорошо работал. Но жадному боярину этого мало, и он начинает брать вознаграждение, то есть мзду ещё и с народа. Это то же самое, что воровать. Понятно?

— Понятно, батюшка.

— Вам, дети, следует понять и другое: Христос не богатство порицает, но тех, которые пристрастились к нему. Если трудно войти в Царствие Небесное богатому, то что сказать о любостяжателе? Дело не в богатстве, а в отношении людей богатых ко Христу и Евангелию. Опыт показывает, что многие богатые бывают более истинными христианами, чем бедные. Сейчас я ещё раз объясню вам некоторые вещи.

— Внимаем, батюшка, — тихо молвил Варфоломей.

— Вот человек зарабатывает богатство своим умом и трудолюбием, данными ему Господом. Тратит заработанное для себя только на самое необходимое, без излишеств. А что есть сверх того, выполняя заповедь Божию «друг друга тяготы носите, не о себе только каждый заботится, но каждый и о других», тратит на процветание и защиту Родины своей, на помощь другим людям, особенно сиротам, болящим и нуждающимся. Такое богатство Христос не порицает. Но есть и другие люди, которые добывают богатство разными нечестивыми путями: мздоимством, обманом, воровством, и тратят его только на себя, на свои непомерные соблазны, удовольствия и развлечения — вот такое богатство Христос порицает…

— Вразумели, батюшка, — почти хором ответили дети.

— Есть и такие, которые не признают учение Христа, тратят силы и жизнь свою только на то, чтобы любыми неправедными путями, как то сказано в «Книге Иова», не щадя ничего в своей жадности, тратят свои силы и свою жизнь только на то, чтобы богатеть и через то управлять другими людьми, заставлять их работать на себя, отнимая у них всё сделанное ими — это дети сатаны, они бегут за ним и исполняют волю его. По слову Евангельскому: «По делам их узнаете их» — это сыны зла.

— Батюшка, но иногда про человека, который добывает богатство воровством, говорят, что он умный, потому и богатеет? — спросил Варфоломей.

— Господь даёт ум человеку, чтобы он пользовался им во благо всех людей. Апостол учит нас: «возлюби ближнего твоего, как самого себя». Надо любить ближних так, чтобы помогать им трудом и умом своим, а если надо, и жизнь свою положить за них. А если человек тратит богатство только на свои ненасытные желания и удовольствия, то дела такого человека исходят не от ума, данного Господом. Таких людей ведёт дьявол и учит их воровать у других людей. Человек сам выбирает, как ему жить и какое учение исполнять. Учитесь, дети мои, постигайте всю мудрость, данную нам Господом нашим. Да хранит вас Господь. — Кирилл немного помолчал и закончил: — Вот всё, что я хотел вам сказать, теперь мне надо отдохнуть.

— Отдыхай, батюшка, а мы пойдём, — сказал Стефан.

Дети пошли к выходу, Кирилл перекрестил их вслед.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.