Перед решающим ударом

Перед решающим ударом

Дожди и оттепели вконец расквасили все полевые взлетно-посадочные площадки. Поэтому на нашем комфортабельном бригском аэродроме собралось до шестнадцати авиационных полков. Тут стояли бомбардировщики, штурмовики, истребители. Чтобы рассредоточить эту массу авиации, некоторые части были переброшены в другие места. Исправные самолеты нашего полка улетели в Польшу, на аэродром Рудники, а подлежащие ремонту остались в Бриге. Но и их скоро привели в готовность и перегнали на новое место.

На рудниковском аэродроме я встретил Колю Орловского. Он подлечился в госпитале, но врачи «закомиссовали» его, признав негодным к летной работе. Это было для него большим ударом — он так любил небо, что не мыслил жизни без самолета. И злости против фашистов накопилось у него много, а выход ей могли дать лишь крылья и оружие истребителя.

Орловский при первой же встрече стал уговаривать меня дать ему самолет.

 — Не верь, командир, врачам, — убеждал он меня. — Неужели я знаю себя хуже, чем они? Сам посуди, ну зачем бы я стал проситься на истребитель, если бы чувствовал, что не могу летать?

Доводы его были не лишены логики, и я уже готов был сдаться на уговоры старого друга. Но одно смущало: он полтора года не летал. По всем правилам его нельзя было выпускать без провозных полетов и без тренировки. На нашу беду в полку не оказалось и двухместного самолета.

Орловский ходил за мной по пятам, и я уступил.

В один из погожих дней мы пошли на стоянку. Коля сел в кабину, запустил двигатель, сделал две рулежки и взлетел. Он выполнил круг, второй и только хотел заходить на посадку, как на полосу приземлился транспортный самолет Ли-2. Развернувшись после пробежки, он начал медленно рулить. Места для истребителя не оставалось, и Орловский был вынужден уйти на третий круг.

И случись же так: вдруг подул сильный ветер, а потом повалил густой снег. Даже в пятидесяти метрах не стало ничего видно. Лишь по гулу мотора можно было определить, где находится самолет. В такую минуту легче оказаться на месте летчика, чем вот так стоять на земле, ожидая трагического исхода. Ведь неподалеку возвышались трубы заводского комбината, если жаться к земле, можно врезаться в них. Самым правильным в таком случае был бы уход на другой аэродром. Но подсказать этот выход по радио невозможно: на самолете Орловского отказал приемник. Догадается ли летчик сам?

Стою и жду, нервы напряжены до предела. По шуму мотора определяю место самолета на кругу. Вот Орловский выполнил четвертый разворот и чуть сбавил обороты. Попадет ли на полосу? Обороты убраны полностью. Еще несколько секунд, и машина, вынырнув из снежной пелены, появилась над посадочной полосой. Молодец Орловский! Полтора года не летать и сделать первую посадку в таких условиях!

Сияя от радости, Коля спрашивает:

 — Как, сдал экзамен?

 — Отлично!

 — Значит, буду бить фашистов!

На этом аэродроме мы простояли десять дней. Орловский ежедневно усиленно тренировался и вошел в строй полноценным боевым летчиком.

Вскоре началась операция по ликвидации группировки противника западнее города Опельн, и наша дивизия снова сосредоточилась на аэродроме Бриг. Против нас действовал отряд 52-й немецкой эскадры, укомплектованной отборными летчиками. На кок-винтах их самолетов была нарисована белой краской спираль.

…Советские наземные части с упорными боями продвигаются вперед. Вылетаем на их прикрытие. Веду группу в составе восьми самолетов. Боевой порядок эшелонирован по высоте: внизу ударная четверка, вверху — прикрывающая. На подходе к городу Нейсе встречаем восьмерку «мессершмиттов». Их верхняя четверка устремилась вниз, к нашей ударной группе, и тут же была атакована прикрывающей группой Кузьмина. Один «мессер» вспыхнул и начал падать. Моя четверка сбила еще один самолет. Остальные фашисты оставили поле боя.

Со станции наведения предупреждают о приближении большой группы «фокке-вульфов». Занимаем исходное положение и атакуем. Когда я зашел одному из «фоккеров» в хвост и, прицелившись, хотел нажать на гашетки, он взорвался. В чем дело? По всей вероятности, в него угодил артиллерийский снаряд крупного калибра. На войне такие случаи хоть редко, но бывали.

Потеряв еще два самолета — теперь уже от огня наших истребителей, — фашисты начали отдельными парами выходить из боя.

Мы возвращаемся на свой аэродром. Навстречу нам идут в сопровождении истребителей три девятки пикирующих бомбардировщиков Пе-2. Но что это? Слева к ним крадутся четыре «мессершмитта». Надо упредить их атаку. Быстро даю команду Кузьмину. Его звено набирает высоту и со стороны солнца наносит по фашистам внезапный удар. Два «мессера», прошитые пулеметными очередями, падают на землю, остальные поспешно уходят на свою территорию.

После трехдневных боев наши войска замкнули кольцо вокруг вражеской группировки, оборонявшейся западнее города Опельн. Окруженные гитлеровцы отказались сдаться, и мы получили приказ штурмовать их. Делаем по нескольку вылетов в день. Зенитной артиллерии здесь у противника мало, но его истребители оказывают нам противодействие. Базируются они на аэродроме Швейдниц.

22 марта наше командование решило нанести по этому аэродрому удар с воздуха. Группу истребителей повел полковник Горегляд. Мы должны были расчистить путь бомбардировщикам, а затем воспрепятствовать взлету вражеских самолетов.

При подходе к Швейдницу нас встретила восьмерка «мессершмиттов». Она сразу же навалилась на звено Егорова, которое шло впереди основной группы. Я со своим ведомым поспешил ему на помощь. Нам удалось не только сковать гитлеровцев, но и уничтожить двух «мессеров». Это сделали Зайцев и Егоров.

Когда в бой вступила основная группа наших истребителей, фашисты не выдержали и по одному стали уходить на запад. Три девятки «пешек» беспрепятственно подошли к аэродрому и нанесли по нему мощный бомбовый удар. Почти все находившиеся там вражеские самолеты были уничтожены. Взлетели на воздух и склады горючего.

Вскоре остатки немецкой группировки, окруженной западнее Опельна, сдались в плен. А немного позднее пал и Швейдниц — город с феодальным замком на горе.

Наше соединение перебазировалось в Лихтенвальдау. Здесь аэродром намного меньше и хуже, чем в Бриге.

Сразу же включились в боевую работу. Сегодня нам приказали произвести разведку аэродрома в Дрездене. Сначала я послал на задание Пистуновича и Зайцева. Но они, встретившись с двенадцатью «мессершмиттами», не смогли пробиться к цели. Решил лететь сам в паре с Шапшалом.

Линию фронта пересекли на бреющем полете. Дальше тоже шли на малой высоте, чтобы нас не могли засечь радиолокаторы противника.

Благополучно достигнув Хемницы, набрали высоту и повернули на Дрезден. Большой портовый город был залит солнцем. У пристани стояло много речных судов и грузовых барж. На аэродроме, расположенном восточнее Дрездена, находились только транспортные самолеты Ю-52.

Фашисты обнаружили нас и открыли зенитный огонь. А вскоре появилась и восьмерка «мессершмиттов». Вступать с ними в бой было рискованно. Но прежде чем уходить, требовалось определить, откуда они взлетели.

Снижаемся до ста метров и возвращаемся к аэродрому. Только теперь я заметил на его противоположной окраине около пятидесяти «мессершмиттов» и «фокке-вульфов». Разворачиваемся в сторону леса и летим над ним, едва не касаясь макушек деревьев. Этим маневром нам удается оторваться от вражеских истребителей.

Ложимся на обратный курс и вскоре пересекаем линию фронта. Сразу после посадки я связался по телефону со штабом дивизии и доложил о результатах разведки.

Пристально наблюдая за аэродромами противника, мы установили, что самолетов на них, особенно бомбардировщиков, становится все меньше и меньше. Не имея возможности наносить ответные бомбовые удары по нашей авиации, фашисты начали забрасывать к нам диверсантов. Одного такого лазутчика мы задержали как-то ночью. При нем оказались бутылки с горючей смесью, несколько небольших магнитных мин, гранаты, автомат. Гитлеровцу не удалось даже вступить на территорию аэродрома. Наши бдительные бойцы сразу засекли его и обезвредили.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.