Праздник ратного труда

Праздник ратного труда

У наших друзей праздник — годовщина организации штурмового полка. Еще накануне вечером мы сговорились поздравить товарищей по оружию.

С утра, после первых вылетов, на аэродроме появилось армейское начальство. Бригадный комиссар Рамазанов неторопливо переходил от самолета к самолету, расспрашивал летчиков об их жизни, полетах, о доме.

 — Как дела? — по-отечески спросил он у Кузьмина.

 — Воюем, товарищ бригадный комиссар.

 — Слыхал я про ваше звено. Хорошо воюете. А что же у вас ни одного ордена нет?

 — Нам про это знать не положено. Наше дело воевать, а к орденам представляет начальство, — весело отвечал Кузьмин.

 — Летали сегодня?

 — Только что возвратились.

Кузьмин определенно понравился Рамазанову.

 — Ну как, наступать будем? — обратился комиссар уже ко всем.

 — Этого и ждем, — раздалось сразу несколько голосов. — Только когда, товарищ бригадный комиссар?

 — Терпение, товарищи. Время работает на нас. Сами, наверное, видите, что фашисты выдыхаются. Судя по вашим докладам, готовятся зимовать в донских станицах.

 — Вот бы их зимой накрыть на Дону, как под Москвой накрыли, — сказал Соколов. — Нам бы только самолеты отечественные получить! Эти «харрикейны» так надоели: ни скорости, ни связи. Хорошо, что наше оружие установили, а то бы совсем труба.

 — Будут и самолеты. Будут! — заверил Рамазанов. — Сегодня ваши друзья штурмовики за хорошую работу ордена получают. Думаю, что и вас в скором времени поздравлять будем.

Попрощавшись, Рамазанов пошел к штурмовикам.

Когда мы остались одни, Кузьмин спросил у комиссара полка:

 — Что же нужно сделать, чтобы быть награжденным?

 — Мы награждены доверием народа, — сказал комиссар. — Бьем фашистов, отстаиваем нашу страну. Это самая большая награда.

Комиссара поддержали другие.

 — Да не за орденами я гонюсь, — защищался Кузьмин. — Дело не в наградах. Но с орденом все-таки как-то лучше.

Все засмеялись.

Пока мы вели этот разговор, штурмовики обратились к командованию с просьбой — в честь годовщины слетать на задание всем полком. Вылет был разрешен. Цели — эшелоны на станции Каменка и автомобили на дорогах. Нам, как обычно, предстояло прикрыть штурмовиков и подавить зенитную артиллерию противника.

К цели подошли внезапно. Зенитные батареи, охранявшие Каменку — одна в саду, другая в открытом поле, — были накрыты реактивными снарядами истребителей. Почти одновременно пошли в атаку штурмовики. На станции, наверное, стоял эшелон с пехотой. Было видно, как обезумевшие фашисты разбегались в разные стороны. Бомбы штурмовиков падали на вагоны. Длинные пулеметные очереди настигали бегущих.

Вылет закончился успешно. Вечером в столовой состоялось торжество. Сооруженную наспех сцену украсили колосьями пшеницы. Это постарались девушки из батальона аэродромного обслуживания. Их пригласили на вечер и разрешили переодеться в гражданское платье. Рядом с солдатскими сапогами замелькали лакированные лодочки. Пришли девушки из деревни.

При взгляде на сцену, убранную колосьями, могло показаться, что предстоит отчетный доклад председателя колхоза. Все было так уютно и мирно.

Появились командир штурмового полка, комиссар, начальник штаба. Началась церемония вручения орденов. Первым к столу подошел Морозов, потом Саша Загородний. Они награждены орденом Ленина. За ними — летчики, которым вручили орден Красного Знамени. В честь каждого награжденного баянист исполнял туш, а все присутствующие горячо аплодировали. С восторгом и гордостью смотрели мы на орденоносцев.

После вручения наград состоялся ужин, а потом начались танцы. В одиннадцать часов вечера, когда пары танцоров только что закончили вальс, вдруг раздался громкий голос:

 — Красноармейцы батальона, выходите строиться! Команда касалась девушек, ее подал лейтенант, командир роты БАО.

 — Как ты осмелился здесь кричать? — набросилось на него сразу несколько человек. — Ты здесь не хозяин!

Перед лейтенантом в угрожающей позе появился богатырь и красавец Коля Орловский.

Командир роты, не предвидевший такого оборота, молча стоял и не знал, как поступить: настаивать бессмысленно, отступить — неудобно перед подчиненными. На помощь пришел комиссар штурмового полка.

 — Вы, наверное, не в курсе дела, — обратился он к лейтенанту. — Командир вашего батальона разрешил Девушкам сегодня, по случаю нашего торжества, присутствовать на вечере до конца.

Все уладилось. Танцы продолжались. Расходились поздно, когда на востоке уже занималась заря. Вздремнули часок на аэродроме, прямо у самолетов.

Несмотря на прекрасную погоду, до полудня заданий не поступало. В час дня застучал телеграф. Солдат-телеграфист переписал с ленты телеграмму и передал ее оперативному дежурному. Через несколько минут летчики получили задачу — прикрыть двенадцать штурмовиков, которые должны нанести удар по железнодорожной станции Алексеевка. Там скопились эшелоны с живой силой, боеприпасами и бензином.

Маршрут знакомый, но трудный: предстоит пересечь линию фронта, пролететь восемьдесят километров над территорией, занятой противником, и вернуться обратно, преодолевая многослойный зенитный огонь.

Группу прикрытия составили две пары: я с Соколовым и Лавинский с Кузьминым.

…Штурмовики летят в плотном боевом порядке. Моя пара прикрывает их со стороны солнца, Лавинский — с противоположной. Идем над территорией противника, на небе ни облачка, яркие лучи ослепляют. Миновали предполагаемую зону зенитного обстрела. Справа, вдалеке, встречным курсом пронеслись четыре самолета. Безусловно, это — немцы. Либо они нас не заметили, либо только сделали вид.

Обдумываю план атаки железнодорожных эшелонов. Сегодня у меня сто пятьдесят восьмой вылет и шестидесятая штурмовка, если, разумеется, с истребителями противника не придется вести боя.

Перед нами Алексеевка. Штурмовики встали на боевой курс. И тотчас со стороны солнца к нашим самолетам потянулись огненные трассы. Вражеские истребители! Машина Васи Соколова, осыпаемая пулеметными очередями, с резким снижением вошла в глубокую спираль.

Отвернув в сторону, я приготовился к отражению следующей атаки врага. Нужно разобраться в обстановке, установить количество самолетов противника, занять такое положение, чтобы отрезать им подступы к штурмовикам. Осматриваюсь. «Илы» — над станцией, рядом с ними два наших истребителя. Ближе ко мне четыре «Макки С-200». Фашисты идут с глубоким планированием. Увеличив интервал между парами, они стараются взять меня в клещи.

Разворачиваю самолет на встречнопересекающийся курс и, увеличивая ракурс, затрудняю противнику прицеливание. Нетрудно определить, что на «макках» летчики не из сильных: стреляют плохо. Опытный истребитель никогда не откроет огонь раньше времени. А эти бьют с больших дистанций, когда вероятность попадания совсем незначительная.

Разойдясь с нами на встречных курсах, фашисты с набором высоты начали разворачиваться для следующей атаки. У них — преимущество в высоте, да и самолеты превосходят наших «харрикеинов», особенно в вертикальном маневре.

Решаю перенести бой на малую высоту. Там и пилотировать сложнее, и труднее использовать вертикальные маневры. Гитлеровцы принимают вызов, снижаются, повторяя те же приемы, что и прежде. Но следующую их атаку мы отбиваем уже вчетвером: подошел Соколов и пара Лавинского. Случилось так, что мы начали драться один на один и тут фашисты сразу почувствовали свою слабость. Они попытались уйти, но, прижатые к земле, были вынуждены продолжать бой. Мы навязывали им лобовые атаки: самолеты проносились совсем рядом друг от друга и не сталкивались просто чудом.

Наконец мне удалось зайти в хвост фашисту. Тот попробовал выйти из-под удара крутой спиралью, но, сделав виток, отказался от этого маневра, чтобы не врезаться в землю. Он стал бросать самолет из стороны в сторону, стараясь помешать мне вести прицельный огонь. В то же время стремился набрать высоту и подвести меня под удар своего напарника.

В решающий момент мне пришлось отказаться от преследования фашиста. Неожиданно попал в беду Кузьмин. К хвосту его самолета потянулись пулеметные трассы. Медлить нельзя. Атакую врага с левым боевым разворотом. Вот он уже в прицеле, и я длинной очередью накрываю его. «Макки» вздрогнул, перевернулся через крыло и, опустив тупой нос, перешел в штопор. Не выполнив и витка, он почти отвесно врезался в землю. Потеря ведущего сломила волю остальных гитлеровцев, они стали удирать. Но удачно выпущенные Лавинским два реактивных снаряда сразили еще одного из них.

Бой окончен. Готовые к отражению новых атак, мы заняли свои места в общем боевом порядке.

Домой возвращались в приподнятом настроении. На обстрел зенитной артиллерии почти не обращали внимания. Как всегда после удачного боя, появилось то пренебрежение к опасности, которое подвело уже не одного летчика.

Случайно в стороне замечаю истребителя. Чей это и почему один? А самолет продолжает лететь, не меняя курса. Он подходит ближе. Можно без ошибки сказать — это наш «як». Но как он сюда попал?

Пересекли линию фронта, а «як» неотступно следует за нами. Вскоре он без труда обогнал нашу группу и, снизившись, пошел на посадку на наш аэродром. С завистью смотрели мы на этот прекрасный отечественный самолет.

Оказывается, на «яке» летел командир дивизии полковник Савицкий. Он решил посмотреть летчиков в деле, проверить правильность тактических приемов в воздушном бою и при сопровождении.

Вечером полковник Савицкий провел с нами разбор воздушного боя. Он отметил, что дрались мы хорошо, упорно. Но указал и на серьезный недостаток — на слабую осмотрительность в воздухе. Именно поэтому мы позволили противнику внезапно нас атаковать.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.