4
4
Война против немцев? Да нет, всё оказалось не так просто. Грустная и очевидная реальность — казаки против казаков. Противостояние — дикое, без уберегающего разума и жалости.
Метаясь меж красными и белыми, казаки сведут на нет свои силы и возможности, вожди казачества, его патриотически настроенные атаманы Каледин и Краснов мало что смогут. И один покончит с собою, другой эмигрирует. Правда, Краснов попытается противостоять ветру смуты, накрывшему Дон и Россию, он даже ухватится за создание Южной армии, ведя переговоры с Головиным, желая видеть командующим армией хорошо известных офицерству Головина, Щербачёва или Иванова. Головин отказался, и Щербачёв отказался, а доживавший в Новочеркасске бывший командующий Юго-западным фронтом Иванов, почему-то весьма ценимый Красновым за «скромность и благородность», в противовес почти презрительным оценкам крупнозаметных военачальников, в том числе и Снесарева, согласится. Южная армия формировалась на основе киевского союза «Наша родина» — организации монархической, руководимой генералом Семёновым. По настоянию Краснова штаб Семёнова и первый корпус перебрались в Кантемировку, где атаман надеялся, что в слободской тихой глубинке и станет усиливаться покамест существовавшая разве что в названии Южная армия. Но… в двухтысячном, припожаловавшем с Украины так называемом Воронежском корпусе более половины были полицейские, сестры милосердия, отвоевавшие полковники и отслужившие градоначальники, сопутствующие дамы и девицы.
«Вся эта публика, — не без досады замечает Краснов, — заполнила Кантемировку шумом и скандалами». Саратовский и Астраханский корпуса видимой грозной силы армии не добавили. Скоро она как склеилась, так и рассыпалась.
Краснов успеет повидать страшные зверства красных и напишет об этом. Чего стоит одно его воспоминание о восьмидесятилетнем священнике станицы Вёшенская, которого бесчинствующие устроители нового мира вздумают обвенчать с… кобылой. И надругательство состоится в церкви, глумление пройдёт пред алтарём.
В «Тихом Доне» об этом не рассказывается, писатель не имел никакой возможности об этом сказать, но, к художнической его чести, сумел-таки дать в романе тёмный образ разложившегося красного отряда «из разноплемённых и разнузданных солдат», который шумно бесчинствует на своём пути. Вообще многие географические уголки, события, имена упоминаются на страницах и у Краснова, и у Шолохова, причём в родственной подчас тональности. Недаром Сталин при встрече с Шолоховым в московском доме Горького — особняке промышленника Рябушинского, подаренном пролетарскому писателю большевистской властью, — пенял автору «Тихого Дона», что тот обелил белых, слишком мягкими, «положительными» красками нарисовал их, с чувствуемой внутренней симпатией, и не только рядовых, но и Корнилова, Каледина, Богаевского. Да, Сталин уберёг создателя национальной эпопеи от ретивых подручных главного тогда чекиста Ягоды, но простить за белых никак не мог: в письме, написанном за два года до встречи в особняке, а опубликованном через двадцать лет в послевоенном собрании сочинений, есть почти приговорное: «Знаменитый писатель нашего времени тов. Шолохов допустил в своём “Тихом Доне” ряд грубейших ошибок…»
Данный текст является ознакомительным фрагментом.