Глава 7 Жертва и преступник

Глава 7

Жертва и преступник

Война закончилась, а война Сэлинджера только начиналась. Госпитализированный в Нюрнберге с диагнозом «боевое истощение» [посттравматический синдром], Сэлинджер поправился, женился на немке и привез на родину «самое жгучее счастье».

Канал NBC: Национальная вещательная компания откладывает начало своих программ для того, чтобы зачитать слушателям особый бюллетень. Полчаса назад высокопоставленное должностное лицо США, остающееся неназванным, сообщило в Сан-Франциско, что Германия безоговорочно, безо всяких условий, капитулировала перед союзниками[216].

Алекс Кершо: Не будет больше стрельбы, смертей, убийств и разрушений. Война была закончена. Можно было думать о будущем. День победы в Европе означал, что после принесенных ими жертв, после увиденных ими ужасов солдаты были на пути домой. Сэлинджер выжил, но был страшно, жутко травмирован.

Джон Макманус: Говард Раппел, десантник из 517-го воздушно-десантного полка, не хотел иметь дела ни с кем и ни с чем, что имело бы какое-то отношение к войне. Пытаясь забыть войну, он отказался вступать в ветеранские организации.

Говард Раппел: Я не хотел снова ворошить старое, снова сражаться… воссоздавать образы или оживлять воспоминания о прошлом на людях. Я не стремился к какому-то признанию или к тому, чтобы мне уделяли особое внимание. Я не хотел, чтобы ко мне относились как к герою. Не хотел, чтобы мое прошлое мешало моему будущему. Я хотел продолжать жить так, как мне нравилось[217].

Лоуренс Гробел: Во время Второй мировой войны Сэлинджер пережил психический срыв. У меня нет ни малейших сомнений, что война оказала огромное воздействие на его чувство человечности. Почему люди идут на войну? Почему они убивают друг друга? Каким образом смогли случиться Дахау или Аушвиц? Сэлинджер увидел другую грань человеческой натуры.

Эберхард Элсен: Разрушительные замечания, сделанные о войне в произведениях Сэлинджера, весьма сдержанны по сравнению с тем, что он писал Элизабет Мюррей 13 мая 1945 года. Он писал, что хотя Вторая мировая и закончилась, его «личная маленькая война в Германии продлится еще какое-то время». Он признался, что его «самые обычные мысли о том, что происходит в Германии, граничат с изменой. Это было безобразным кошмаром, Элизабет. Сомневаюсь, что у тебя есть хоть какое-то представление об этом». По его словам, он счастлив тем, что пропустил развернувшиеся в США торжества по случаю Дня победы в Европе (эти торжества «были бы слишком мучительными, слишком трогательными для этого малого»). Вместо этого он отпраздновал день победы над Германией, «задаваясь вопросом, что подумали бы о нем близкие родственники, если я аккуратно, но эффективно прострелил бы себе ладонь левой руки [такие «самострелы» были известным и распространенным способом, позволявшим солдатам с позором покидать зону боевых действий], и как долго мне пришлось бы учиться печатать на машинке тем, что осталось бы от левой руки». Сэлинджер завершал письмо словами: «У меня есть звездочки за участие в трех сражениях, и я должен получить четвертую. Так вот я хочу, чтобы эти звезды прибили к моим ноздрям, по две с каждой стороны». Службу Сэлинджер закончил, получив пять звезд за участие в боях и удостоившись Почетного упоминания части президентом за проявленную доблесть. «Что за каверзный, тошнотворный фарс. А как много людей погибло»[218].

Алекс Кершо: В июле 1945 года Сэлинджер лег в нюрнбергскую больницу, где его лечили от реакции на боевой стресс и от боевой усталости.

Шейн Салерно: Сэлинджер слег в болницу не из-за одного события, а из-за кульминации событий: он прошел через продолжавшиеся 11 месяцев бои, ему пришлось стать очевидцем зверств, которые выходили за рамки человеческого воображения. Он подавлял свои чувства – страх, тоску, боль, которые были вызваны гибелью боевых товарищей. Но подавление этих чувств стоило дорого. В конце войны у Сэлинджера нашлось, наконец, время, чтобы поразмыслить над тем, что он претерпел за последний год. Все болезненные воспоминания, все долго подавляемые чувства все же прорвались – и это имело сокрушительный результат. Сэлинджер впал в такую глубокую депрессию (сам он использовал слово «подавленность»), что не мог более выполнять обязанности. И тогда он лег в больницу на психиатрическое освидетельствование.

* * *

Эберхард Элсен: Посещение больницы, где Сэлинджера две недели лечили от нервного расстройства, было событием из ряда вон, поскольку планировка госпиталя не слишком изменилась. Например, пара окон все еще были забраны стальными решетками.

Лейла Хэдли Люс: Я чувствовала, что он серьезно удручен войной. Сам он не говорил со всей определенностью о том, что у него нервный срыв, но можно было понять, что с ним случилось, потому что он был госпитализирован в Нюрнберге. Я-то поняла это.

Эберхард Элсен: В июле 1945 года Сэлинджер написал Хемингуэю именно из больницы. В этом письме Сэлинджер сообщает, что прошел обследование в «немецкой больнице в Нюрнберге», поскольку пребывал «в почти беспросветной тоске». Он попытался приуменьшить силы своего психического расстройства и отпускал шутки в адрес психиатров, которые расспрашивали его о детстве и его половой жизни, однако подчеркивает, что проходил освидетельствование в гражданской больнице, а не в военном госпитале.

Это письмо не датировано, но упоминание Сэлинджера о том, что Четвертая дивизия уже вернулась в США, показывает, что письмо должно было быть написано после 25 июня 1945 года. Из чего следует, что нервный срыв у Сэлинджера случился, по-видимому, через несколько недель после окончания войны. Мы знаем, что он лег в гражданскую больницу для того, чтобы избежать увольнения из армии по причине психического нездоровья, и что в муниципальной больнице Нюрнберга он пробыл только две недели. Он написал Хемингуэю о своем нервном срыве потому, что Хемингуэй своими глазами видел войну и не только Вторую мировую, когда он был почетным военным корреспондентом, но и Первую мировую, на которой получил тяжелое ранение. Вероятно, Сэлинджер думал, что Хемингуэй поймет, что с ним происходит.

Дж. Д. Сэлинджер (выдержка из недатированного письма Эрнесту Хемингуэю):

Дорогой Папа,

пишу из больницы общего профиля в Нюрнберге. Примечательно отсутствие Кэтрин Барклей [героини романа «Прощай, оружие»]. Вот и все, что я должен сказать… Со мной ничего страшного, кроме того, что я почти постоянно пребывал в состоянии подавленности и считал, что было бы неплохо поговорить об этом с человеком в здравом уме. Как продвигается работа над твоим романом? Надеюсь, ты напряженно работаешь над ним. Не продавай его кинематографистам. Ты же богатый человек. Как председатель многих клубов твоих поклонников я знаю, что говорю от имени всех членов этих клубов после того, как увидел фильм «И восходит солнце» с Гэри Купером… Я отдал бы правую руку за то, чтобы уйти из армии, но не с психиатрическим диагнозом, который станет пожизненным белым билетом: «Этот человек не годен к службе». Я обдумываю очень чувствительный роман, и мне не надо, чтобы в 1950 году автора называли психом. Да, я и вправду псих, но об этом не должны знать не те люди… Намного ли легче ясно мыслить, когда сходишь со сцены? Я имею в виду твою работу… Наши беседы были единственными отрадными минутами всей этой войны…

P. S. …Публикация сборника моих рассказов сорвалась. Что на самом деле хорошо. Говорю это искренне. Я все еще привязан к лжи и чувствам, а вид моего имени на суперобложке отложат [дальнейший текст вырезан][219].

Шейн Салерно: В сентябре 1945 года Сэлинджер отклоняет предложение издательства Simon & Schuster опубликовать сборник его рассказов. «Они пишут письма как штатские», – сказал Сэлинджер и назвал их «хитрожопым издательством».

Дэвид Шилдс: В одном из писем времен войны Сэлинджер пишет: «Я не расстаюсь с пистолетом 45-го калибра, который висит у меня на бедре. Горе тому критику, который, прочитав сборник моих рассказов, назовет меня «обещающим» писателем, за которым «надо следить», но «незрелым»».

Самым интересным в письме Сэлинджера Хемингуэю является то, как Сэлинджера бросает из чарующего творчества в мучительное признание и малодушное подхалимство. С одной стороны, письмо удивительно открытое (Сэлинджер пишет о бывшей медсестре, которая станет его третьей женой, о своем двойственном отношении к кинематографу, о тонкой линии, отделяющей чувствительность Холдена/Сэлинджера от психического нездоровья). С другой стороны, письмо – непреднамеренно написанная картина разрушающейся души, портрет сержанта Х, переживающего серьезное недомогание.

И портрет Кеннета Колфилда, другого «я» Сэлинджера в «Океане, полном шаров для боулинга», который был написан в то время. Этот рассказ никогда не был опубликован, хотя в 1947 году его купил журнал Women’s Home Companion, где рассказ решили не издавать по причине его «мрачности», пессимистичности. Впоследствии Сэлинджер выкупил этот рассказ и сделал с ним то, что сделал с рассказом «Последний и самый лучший из Питеров Пэнов»: передал его в Мемориальную библиотеку Файерстоуна Принстонского университета. Сэлинджер оставил распоряжение: рассказ можно читать под наблюдением, но публиковать его нельзя до 2060 года.

В рассказе «Океан, полный шаров для боулинга» писатель Винсент пишет рассказ о человеке, сказавшем своей жене, что каждую неделю играет в боулинг, тогда как на самом деле посещает в это время другую женщину. После его смерти вдова узнает о романе и швыряет шар для боулинга в окно. Когда Винсент показывает этот рассказ своему брату Кеннету, тот говорит, что рассказ ему не нравится: он слишком суров и к мужу, и к жене. По мнению Кеннета, Винсенту следует писать о более радостных вещах. Винсент и Кеннет идут на пляж, где Кеннет читает Винсенту письмо их другого брата Холдена из летнего лагеря. В письме Холден критикует лицемерие взрослых.

Винсент не хочет, чтобы Кеннет, у которого больное сердце, шел плавать, но Кеннет все же идет в воду, говоря, что океан выглядит так, словно он полон шаров для боулинга. Когда Кеннет выходит из воды, у него происходит разрыв кровеносного сосуда, и он теряет сознание. Винсент везет брата домой и вызывает врача, но Кеннет умирает.

Вина оставшегося в живых. Во многих написанных Сэлинджером в 1944–1945 годах рассказах – «Последний день последнего увольнения», «Солдат во Франции», «Сельди в бочке», «Посторонний», «Океан, полный шаров для боулинга», – фигурируют члены семьи Колфилдов или их друзья. В «Океане» снова появляется Фиби. Кеннет превращается в Алли в «Над пропастью во ржи». Винсент становится Д. Б. Все эти персонажи – векторы на вымышленной координатной сетке семьи Колфилдов, которая со временем превратится в семью Глассов, альтернативными людьми, противостоящими шоу ужасов.

* * *

Шейн Салерно: 22 ноября 1945 года Сэлинджер был с почетом уволен из армии во Франкфурте, но подписал с министерством обороны гражданский контракт и стал сотрудником разведки, находящимся в Гунценхаузене. Получить для ознакомления документы о военной службе Сэлинджера было очень непросто, и процесс получения занял много времени: в течение нескольких лет нам говорили, что эти документы уничтожены при пожаре, а потом говорили, что они уничтожены при наводнении.

Старший лейтенант А. Реймонд Будро:

Справка.

Джером Д. Сэлинджер с 1943 года был сотрудником контрразведки и служил как на территории США, так и за рубежом. Как сотрудник контрразведки Четвертой дивизии, Сэлинджер 6 июня 1944 года попал в Нормандию в составе первых волн вторжения во Францию. Позднее его перевели в подразделение контрразведки 970/63, которым командовал лейтенант Роберт Уильямс. Под началом Уильямса Сэлинджер служил до тех пор, пока я, нижеподписавшийся, в августе 1945 года не принял командование над подразделением. С того времени он постоянно выполняет свои обязанности под моим личным непосредственным контролем.

Обязанности, выполняемые Сэлинджером, меняются, но всегда требуют высокой квалификации, правильных суждений и честности. Он проводит допросы как в одиночку, так вместе с другими сотрудниками, собирая данные по денацификации, диверсиям, шпионажу, безопасности американских войск и объектов, а также разведывательные данные.

Он всегда ведет себя и выполняет поставленные перед ним задачи, высоко блюдя личную честь и честь контрразведки. Его характер и образ жизни примерны, а приятность его личности существенно способствует эффективности добрых отношений с людьми, с которыми он контактирует.

Мне трудно найти замену услугам, которые оказывает Сэлинджер, и я безоговорочно рекомендую его как человека, который верно и преданно служил Вооруженным силам США[220].

Эберхард Элсен: После увольнения с почетом из армии Сэлинджер подписал контракт на новый срок службы для того, чтобы принять участие в программе денацификации.

История и задача службы контрразведки во Второй мировой войне: 10 мая 1945 года Группа контрразведки 12-й армейской группы была приведена в готовность приказами, поступившими из штаба командования театром военных действий. Была начата новая фаза деятельности. Благодаря своему опыту и инструктажу личный состав этой группы был готов к выполнению задач.

После безоговорочной капитуляции противника перед союзными войсками больший акцент был сделан на денацификацию Германии. Дивизионные районы были разделены на сектора, в каждом из которых действовала группа контрразведки. Такие группы открывали опечатанные в ходе наступления помещения и здания нацистской партии и проводили изучение этих объектов и находившихся там документов. В каждом районе были созданы сети информаторов и созданы контакты, благодаря которым были арестованы многие лица, занимавшие высокое положение и имевшие высокие чины при нацистском режиме.

В основном благодаря усилиям информаторов были арестованы многие бывшие агенты гестапо, которые в противном случае ускользнули бы от внимания контрразведки. В переполненных городах Германии без помощи информаторов-немцев, работавших под прикрытием, разыскать этих людей было почти невозможно.

В общем, задача контрразведки заключалась в обеспечении безопасности наших войск от шпионажа, диверсий и подрывных действий и в уничтожении разведывательных органов противника.

Вообще, обнаружилось, что из всех лиц, подлежавших автоматическому аресту в соответствии с директивами Верховного командования экспедиционных сил союзников, на местах остались лишь представители низшего эшелона нацистского режима, тогда как высокопоставленные члены нацистской партии бежали. Многие из оставшихся (часто это были пожилые люди), по-видимому, предпочли явиться в контрразведку, рассчитывая на то, что вместо более фанатичных должностных лиц нацистского режима арестуют их.

Контрразведка во Франции и Германии отлично выполнила свое дело. Безопасность, которую контрразведка обеспечивала вооруженными силами, была одним из факторов, способствовавших окончательной победе союзников.

Послужной лист Сэлинджера и отчет о его почетном увольнении с военной службы.

Алекс Кершо: Сэлинджеру пришлось стать детективом. Детективом в военной форме. Его главным делом было выслеживание плохих парней, неважно, кем они бы ни были – нацистами, прикидывающимися гражданскими лицами, коллаборационистами или дельцами черного рынка. В действительности ему пришлось вглядываться в черное сердце нацистской Германии, допрашивать людей, которые совершили величайшие преступления в истории человечества, и призывать их к справедливому суду.

Эберхард Элсен: Долгие годы ходил слух о том, что среди людей, допрошенных и арестованных Сэлинджером, была женщина по имени Сильвия.

Отцом Сильвии был Эрнст Фридрих Вельтер, родившийся в Париже 31 марта 1890 года. У него было двойное гражданство – французское и немецкое, и он был богатым коммерсантом. Мать Сильвии, родившуюся 18 ноября 1890 года, звали Луизой Бертой Депирё. Несмотря на свою французскую фамилию, она была гражданкой Германии. Сильвия родилась 19 апреля 1919 года во Франкфурте, и, когда родители зарегистрировали ее рождение, франкфуртский отдел регистрации записал ее как гражданку Германии.

Через два месяца после рождения Сильвии ее семья переехала в Лугано, италоязычный кантон Швейцарии. Сестра Сильвии Алиса родилась в Лугано в 1921 году. Позднее в том же году семья вернулась в Германию. Сначала Вельтеры жили на альпийском курорте Гармиш, а потом перебрались в Нюрнберг, где Сильвия закончила среднюю школу. После окончания средней школы в 1938 году Сильвия недолгое время посещала несколько европейских университетов – в Эрлангене, Мюнхене, Праге и Кёнигсберге, а потом поступила на медицинский факультет университета Инсбрука в Австрии. В феврале 1945 она получила диплом врача. 10 февраля 1945 года она переехала в Вайсенбург, Бавария. В формуляре ее регистрации в качестве жительницы Вайсенбурга ее национальность обозначена буквами D. R., означавшими Германский Рейх (империю). Ее адресом в Вайсенбурге была квартира в доме 10а по Кехлер Вег (теперь Шиллерштрассе, 1). С 12 марта по 30 июня 1945 года Сильвия работала интерном в городской больнице Вайсенбурга, которая находилась по адресу: Кранкенхзауштрассе, 2 (теперь – Д-р Дёрфлер штрассе, 2).

Сэлинджер приехал в Вайсенбург 13 мая 1945 года, когда контрразведка открыла в этом городе отделение в здании на Нюрнбергштрассе. Сэлинджер и его товарищи по контрразведке были расквартированы в доме по улице, ныне называющейся Д-р Дёрфлер штрассе. В письме от 13 мая 1945 года Сэлинджер пишет, что не знает, сколько будет жить в одной комнате с товарищами, и ждет не дождется, когда получит отдельную комнату.

Впервые Сэлинджер встретился с Сильвией в конце мая 1945 года, после того, как встретился с ее сестрой Алисой, которая работала в нюрнбергском военном госпитале на Ротенбургершрассе. Сэлинджер подвез Алису в Вайсенбург, где Алиса навестила мать и сестру, живших буквально за углом дома, в котором квартировал Сэлинджер. Вот так Сэлинджер и познакомился с Сильвией.

В написанном в конце сентября 1945 года письме Элизабет Мюррей Сэлинджер сообщает, что намеревается остаться в Германии еще на год, поскольку вот-вот женится на Сильвии. В письме одному из друзей Сэлинджер называет Сильвию «француженкой. Очень славной и очень чувствительной».

Маргарет Сэлинджер: Моя тетка [Дорис] так описала мне Сильвию: высокая, худая женщина, темноволосая, светлокожая, с яркими губами и кроваво-красными ногтями, с резкой, раздражающей манерой говорить. Сама она была каким-то медработником. Моя тетка сказала: «Она была законченной немкой»[221].

Шейн Салерно: Мы пригласили специалиста по литературе и эксперта по Сэлинджеру, уроженца Германии Эберхарда Элсена и попросили его совершить поездку в Германию для интенсивного изучения года, который Сэлинджер провел на Европейском театре военных действий, и в послевоенной Германии.

Эберхард Элсен: В отчете о действиях Четвертой дивизии за май 1945 года приведена директива командира дивизии, генерала Гарольда У. Блейкли. В этом приказе сказано, что за нарушения закона о запрете на братание с противником будут сурово наказывать. Солдат, пойманных с немецкими женщинами, могли отправить в тюрьму на 6 месяцев и лишить двух третей денежного содержания. Нежелание Сэлинджера сообщать друзьям и родственникам в США о том, что его невеста – немка, понятно. И не только потому, что действовал закон о запрете братания с противником, но и из-за Нюрнбергского процесса над военными преступниками. И потому, что страшные образы концентрационных лагерей были свежи в памяти каждого человека.

Сильвия и Дж. Д. Сэлинджер в день свадьбы, 18 октября 1945 года. Одна из прежде неизвестных фотографий.

18 октября 1945 года Сэлинджер и Сильвия поженились в маленьком городке Паппенхайм, находившемся в десяти милях к югу от Вайсенбурга. Сэлинджер сообщил свой адрес: Вайсенбург, Д-р Дёрфлер штрассе, 20, и адрес Сильвии: Нюрнберг, Фридрихштрассе, 57 (это был дом родителей Сильвии). Свидетелями на свадьбе были два приятеля Сэлинджера по службе в контрразведке – Пол Фицджеральд и Джон Принц. Отдел регистрации рождений и браков Паппенхайма указал национальность Сильвии – француженка. Чтобы обойти закон о запрете на братание с противником, Сэлинджер, использовав свои навыки контрразведчика, подделал французские документы для Сильвии.

Хотя Сэлинджер с 22 ноября 1945 года по 30 апреля 1946 года работал на контрразведку как специальный агент, его обязанности заключались в выслеживании скрывающихся нацистов. На протяжении большей части времени он и Сильвия жили в Гунценхаузене, в 10 милях к северу от Вайсенбурга, в особняке, называвшемся виллой Шмидт, по адресу: Вайсен штрассе 12 (теперь – Рот-Крёйц штрассе, 12). У них была кухарка и прачка.

В какой-то момент в феврале 1946 года Сэлинджер и Сильвия переехали в две комнаты в задней части большой квартиры родителей Сильвии на Фридрихштрассе в Нюрнберге. Когда двоюродный брат Сильвии Бергардт Хорн посетил ее в марте, сестра Сильвии Алиса предупредила его о том, что у молодоженов часто бывают ссоры, доходящие до драк.

По данным берлинского Государственного архива, Сильвия не была членом нацистской партии, Национальной палаты врачей, которую контролировали нацисты, или хотя бы контролируемой нацистами Федерации немецких девушек, членами которой были большинство немецких девушек.

День бракосочетания Дж. Д. Сэлинджера и Сильвии, 18 октября 1945 года, Вайсенбург, Германия. В центре стоит Сильвия, справа от нее – Сэлинджер, положивший руку на плечо своего шафера Пола Фицджеральда.

Дж. Д. и Сильвия Сэлинджер, октябрь 1945 года.

Дж. Д. и Сильвия Сэлинджер в день свадьбы 18 октября 1945 года с сестрой и родителями Сильвии.

В жизни Сильвии есть, однако, много странных фактов, указывающих на то, что она могла быть информатором гестапо. Во-первых, в 1939 году, во время пребывания в Швейцарии Сильвия потеряла паспорт и была вынуждена обратиться в немецкое консульство в Женеве с просьбой выдать новый паспорт. Информация об этом получена из архивов гестапо, хранящихся в городском архиве Нюрнберга. Зачем гестапо завело дело на двадцатиоднолетнюю студентку?

Во-вторых, в 1939–1942 годах Сильвия была студенткой шести разных университетов – университетов Эрлангена, Мюнхена, Праги, Кёнигсберга, Фрайбурга и Инсбрука. До Второй мировой войны немецкие студенты имели обыкновение хотя бы раз менять университет, но чтобы кто-нибудь учился в шести университетах – это было в крайней степени необычно, даже неслыханно. Но это соответствует практике гестапо, которое нанимало людей (особенно привлекательных молодых женщин), «официально» не связанных с нацистской партией, для шпионажа среди студентов и, возможно, среди профессорско-преподавательского состава. Гестапо испытывало кадровый голод и очень сильно полагалось на услуги платных информаторов. Например, шесть сотрудников отделения гестапо в Нюрнберге отвечали за внутреннюю безопасность на всей территории северной Баварии и пользовались услугами 80–100 информаторов. Возможно, что гестапо использовало Сильвию в качестве информатора для сбора сведений об антинацистском студенческом движении. В 1942–1943 годах гестапо арестовало и уничтожило многих лидеров этого движения, в том числе Ганса и Софи Шолль, которые возглавляли в Мюнхене студенческую группу сопротивления, называвшуюся «Белой розой».

Дж. Д. Сэлинджер и Сильвия с членами семьи Сильвии после бракосочетания.

В написанном 30 декабря 1945 года письме Элизабет Мюррей Сэлинджер сообщает о Сильвии больше. Письмо было написано в лежащем в 40 милях к юго-востоку от Нюрнберга в маленьком городке Гунценхаузен, где в то время жили Сэлинджер и Сильвия на вилле Шмидт, реквизированной американской контрразведкой. Чета приобрела новый автомобиль «Шкода» и взяла черного шнауцера по кличке Бенни, который, по словам Сэлинджера, «катался на подножке автомобиля и указывал мне на нацистов, которых я должен был арестовывать». Сэлинджер подписал с Министерством обороны контракт на шесть месяцев и рассчитывал вернуться в Америку по истечению контракта.

Чуть далее в письме Сэлинджер пишет, что он и Сильвия очень счастливы, хотя его замечания в адрес жены были ядовиты. Он писал, что на Рождество у них была огромная индейка, подарок от армии США, и с последним ударом часов в полночь они бросили друг в друга тухлые яйца. Таков, шутил Сэлинджер, был местный обычай.

* * *

Шейн Салерно: Завершив свою задачу по денацификации, Сэлинджер влюбился в немку, которая стала знаком препинания в развитии посттравматического стресса. Весь этот багаж Сэлинджер привез домой, в Нью-Йорк, в свою семью.

Сэлинджер, его теща и его любимый шнауцер Бенни (на снимке – черная собака).

Пассажирский манифест о прибытии Сильвии Сэлинджер в гавань Нью-Йорка.

Эберхард Элсен: Я просмотрел установленные Службой иммиграции и натурализации анкеты пассажиров, прибывших на американских судах в Америку в мае и июне 1946 года. Сэлинджеры прибыли в Нью-Йорк 10 мая 1946 года на борту судна «Ethan Allen», выполнявшего рейсы для Управления военных поставок. Для возвращения солдат в США армия США арендовала много судов. Сильвия Сэлинджер указала свое второе имя – Луиза, возраст – 27 лет и национальность – француженка, родившаяся, однако, во Франкфурте-на-Майне в Германии. Один из вопросов анкеты касался имени друга или родственника, который поручится за нее во время ее пребывания в США. Сильвия написала: «Муж, Дж. Д. Сэлинджер, проживающий по адресу: Нью-Йорк, Парк-авеню, 1133». Сэлинджер и Сильвия решили скрыть информацию о том, что Сильвия – врач. В графе «Профессия» Сильвия написала: «Домохозяйка».

Дж. Д. Сэлинджер (выдержка из письма Полу Фицджеральду, 24 мая 1946 года):

Плаванье было ужасным и без роскошеств. Судно типа Liberty. 12 пассажиров. И без балласта. Все время штормило. Сильвию постоянно тошнило, но мы с Бенни оказались морскими волками. Встречать нас в порту приехали мои мать, отец и сестра[222].

Эберхард Элсен: 10 мая 1946 года Сильвия с мужем поселились в доме родителей Сэлинджера по адресу: Парк-авеню, 1133. Сильвия не сошлась с семьей мужа. Дочь писателя Маргарет утверждает, что Сильвия ненавидела евреев, а Сэлинджер ненавидел немцев.

Маргарет Сэлинджер сообщает, что семья ее отца не слишком хорошо приняла Сильвию, когда Сэлинджер привез ее домой в Нью-Йорк. Его родители не любили Сильвию, хотя она определенно была блестящей женщиной, «кем-то вроде доктора». Сестра Сэлинджера Дорис впоследствии заметила, что Сильвия походила на Мортишу из телефильма «Семейка Аддамсов». По-видимому, у Сильвии был нелегкий характер, и привыкнуть к ее внешности ведьмы было трудно. В качестве объяснения причины, по которой Сэлинджер женился на антисемитке, Маргарет приводит слова матери писателя, Клер, которая сказала, что Сильвия «околдовала» ее сына.

Алекс Кершо: После войны Сэлинджер страдал от классического синдрома ветеранов: человек возвращается в страну, ради защиты которой, как он видел, погибло столько людей, а окружающие люди даже не подозревают, чем этот человек занимался на войне.

Дебора Дэш Мур: Сэлинджер принес с войны кошмары, которые не покинут его и которые ему настоятельно советовали скрывать от других. Американцы встречали возвращающихся солдат примерно такими словами: «Хорошо, вы сделали великое дело. Теперь оставь войну в прошлом и живи нормальной жизнью». Но жить нормальной жизнью ветеранам было очень трудно. Их не понимали даже члены их семей.

Штаб-сержант Дэвид Родерик: Об этом думаешь ежедневно. Переносишься в прошлое. Ежедневно надеешься на то, что воевать не придется, потому что на войне тебя могут убить или ранить, и подсчитываешь свои шансы. Через какое-то время на тебе остаются как бы лохмотья прошлого, что позволяет людям вскоре спохватываться. Бывают моменты, когда я, сидя в гостиной, думаю, что у меня на дворе или в спальне находится артиллерийская позиция. Видишь вспышку, слышишь грохот, понимаешь, что это артиллерия, а потом это проходит. Я много раз был под артиллерийским обстрелом. Там-то и получаешь такие воспоминания о прошлом. Я никогда не рассказываю об этом жене. Никогда не говорю об этом с другими ветеранами, а потому не знаю, бывают ли у них такие возвращения в прошлое или нет. Сэлинджер видел такой же ужас, что и я. Думаю, его преследуют такие же кошмары, как и меня.

Джон К. Анру: Сильвия была несчастна в Нью-Йорке. По-видимому, несчастлив был и Сэлинджер. Это был неудачный брак.

Эберхард Элсен: Позднее Сильвия рассказала своей школьной подруге Хильдегард Мейер, что родственники мужа были очень неласковы к ней и что она никогда в жизни не плакала так много, как во время ее краткого пребывания в Америке. Поэтому она была потрясена, однажды утром, во время завтрака, найдя на своей тарелке авиабилет в Германию. Она вернулась в Европу где-то в июне 1946 года, всего через несколько недель после того, как прибыла в Нью-Йорк. 13 июня 1946 года Сэлинджер написал Элизабет Мюррей письмо из Дейтона-Бич, штат Флорида, и сообщил, что расстался с Сильвией, что брак с ней был неудачным – точнее говоря, партнеры по этому браку были неудачниками, поскольку причиняли «друг другу самое яростное чувство несчастья».

Шейн Салерно: Прежние биографы писателя утверждают, что инициатором развода была Сильвия, или что Сильвия просто вернулась в Европу. Однако в Германии мы получили официальное свидетельство о расторжении брака, согласно которому истцом был Сэлинджер, которого представлял поверенный его отца Мартин А. Фромер. В свидетельстве о расторжении брака сказано: «Настоящий процесс возбужден истцом против ответчика с целью аннулирования брака, заключенного между сторонами, по причине дурных намерений и предоставления ложных сведений ответчиком». Правдоподобная интерпретация акта о расторжении брака подтверждает, что Мириам и Дорис Сэлинджер полагали, что основной причиной расторжения брака было то, что Сэлинджер обнаружил скрывавшуюся Сильвией причастность той к гестапо.

Сам Сэлинджер никогда не рассказывал о своем первом браке. Ближе всего к объяснению он подходит в письме другу Полу Фицджеральду. Мы впервые публикуем это письмо.

Дж. Д. Сэлинджер (выдержка из письма Полу Фицджеральду, 23 ноября 1946 года):

Сильвия и я расстались менее чем через месяц после возвращения в Штаты. Сейчас она в Швейцарии, работает врачом. Если бы я привел все причины расставания, мне пришлось бы возвращаться в самое начало этой истории. Поскольку большинство подробностей, возможно, удручит тебя, я, пожалуй, не стану их излагать. Скажу коротко, что почти с самого начала мы отчаянно не подходили друг другу и были несчастливы друг с другом. Если я приведу одну или несколько причин, они, несомненно, прозвучат как односторонние доводы. Так что бог с ними, с причинами. Когда свидимся, я постараюсь все честно рассказать тебе (если тебе интересны факты). Я просто хотел известить тебя о том, что случилось, и сделать это от первого лица. Могу представить, как сильно ты должен быть расстроен[223].

Эберхард Элсен: Вернувшись в Германию, Сильвия ненадолго заехала в Вайсенбург, где по-прежнему жила ее мать. В августе 1946 года она с матерью переехали в их старый дом в Нюрнберге. Оттуда Сильвия перебралась в Женеву, Швейцария, где стала учиться на офтальмолога.

Более чем через три года после расставания, 26 января 1949 года, брак Сильвии с Дж. Д. Сэлинджером был официально аннулирован семейным судом округа Квинс, Нью-Йорк. Сильвия не знала об аннулировании брака до августа 1950 года. В то время она жила в Швейцарии, и ей было очень трудно добиться признания аннулирования брака швейцарскими властями. Пока французские власти не признали аннулирование брака, ей пришлось написать много писем разным должностным лицам в Германии и во Франции. До 24 ноября 1954 года Сильвия подписывалась как д-р Сильвия Сэлинджер-Вельтер.

«Дурные намерения» и «искажение истины». Иными словами, Сэлинджер утверждал, что Сильвия сознательно обманывала его, вполне возможно, в отношении своих отношений с гестапо. В семье Сэлинджера не делали различий между нацистской партией и гестапо, которое в конце концов было частью нацистского режима.

Лейла Хэдли Люс: Джерри был очень скрытным. Он сказал мне, что был женат, и я спросила: «А как ее имя?» Он ответил: «Сильви». Я никогда не узнала, звали ли ее Сильвия или Сильви, а спрашивать снова не хотела. Он сказал, что узнал о том, что во время войны она делала неприятные вещи, точнее, сотрудничала с гестапо. То же самое Джерри сказал Сиду Перельману. По словам Джерри, она лгала ему, и когда он узнал, чем она на самом деле занималась во время войны, он не смог жить с нею дальше.

Дэвид Шилдс: Сэлинджер постарался скрыть факты и то, как он познакомился с Сильвией и завязал отношения с нею. Слова из его письма Фицджеральду о том, что «большинство подробностей, возможно, удручит тебя», – его единственный комментарий. Да и Сильвия никогда не рассказывала о том, что произошло между нею и Сэлинджером. Она хранила молчание более 50 лет и унесла свою тайну в могилу.

Эберхард Элсен: Очевидно, что Сильвия представляла нечто мифическое или, по меньшей мере, метафорическое, связанное с нервным срывом, произошедшим у Сэлинджера в Нюрнберге, с войной и наполовину еврейской семьей писателя.

Алекс Кершо: Сэлинджер в интеллектуальном и эмоциональном (и слово «эмоциональное» здесь особенно важно) отношении достиг точки, где мог определить так называемую жертву и преступника и симпатизировать ей настолько близко, что сделал противоположное тому, что сделал бы так называемый добропорядочный американец: взял и женился на возможной нацистке, несомненной немке.

Лейла Хэдли Люс: Между Джерри и Сильвией существовала совершенно телепатическая связь, и они встречались во снах. Для меня это звучало странно, но Джерри истинно верил в это и так мне и говорил об этом.

Эберхард Элсен: По словам Сэлинджера, между ним и Сильвией происходили телепатические разговоры или разговоры в состоянии транса. Хотел бы знать, о чем они беседовали.

После того, как он расстался с Сильвией, Сэлинджер признался друзьям, что в течение 8 месяцев брака он не писал, но после того, как Сильвия вернулась в Европу, он закончил новый рассказ.

Из другого письма, написанного Сэлинджером Элизабет Мюррей, узнаем, что рассказ «Хорошо ловится рыбка-бананка» первоначально назывался «Мужским прощанием» и был написан в июне 1946 года в Дейтона-Бич, сразу же после того, как расстался с первой женой.

Дж. Д. Сэлинджер («Хорошо ловится рыбка-бананка», журнал New Yorker, 31 января 1948 года):

Ну и вот. Во-первых, он сказал – сущее преступление, что военные врачи выпустили его из госпиталя, честное слово! Он определенно сказал папе, что не исключено, что Симор совершенно может потерять способность владеть собой. Честное благородное слово[224].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.