А. М. Родченко – В. Ф. Степановой

А. М. Родченко – В. Ф. Степановой

19 мая 1925 г. Париж

Милая Мулька!

Получил стенную газету, но не знаю, пойдет ли она.

Милая, ты нервничаешь ужасно. Нужно же вести себя спокойно, не могу же я все бросить здесь.

Ведь я должен все разложить и развесить, а пока ни одна из 8 комнат не готова.

Я, Дурново и Мориц только и работают, остальные только мешают. Меня не отпустят, пока не откроют отдел.

В павильоне три комнаты, одна – Госиздат, где все сделал Рабинович, внизу делает некто Миллер – проф. из Ленинграда. И, наконец, комната Госторга.

Клуб не в павильоне, а в зале, где все интерьеры. В Гранд-Пале шесть комнат огромных по 8 метров высоты, которые и задерживают меня. Я ужасно боюсь, что мы откроемся не 23, а 1 июня…

А ехать одному трудно… Я уговариваю Дурново ехать 5-го обязательно.

Если Аркин будет уезжать раньше, то я поеду с ним. Милая, потерпи, наша любовь от этого делается крепче!

Мебель совсем готова и выкрашена риполином, очень красиво, дня через два буду расставлять и снимать.

Эти открытки продают французы, они сами снимают и печатают.

Я целые дни в работе, а после обеда жарко, хочется спать, а нужно идти опять вешать.

Я уж от работы бутиков Виктора откажусь и на деньги их плюну.

Паспорт не берут для визы, говорят, пока не откроют отдел, все равно не выпустят из Парижа.

Кому Париж только давай. А мне бы бежать из него поскорей!

Если получу деньги с Госторга, которому делал проекты, куплю зеркалку «Ика» 9 х 12.

Вчера купил тебе кое-что и себе альбомы для хранения пленок с Кодака.

Купил себе зеркало для бритья с двумя сторонами, одно обычное, а другое увеличивает, и стоит всего-то 2 рубля.

Целую всех. Анти.

Будь спокойна и терпеливо жди.

20 мая 1925. Париж

Ввиду того что все затягивается или просто все работают не спеша, я решил работать вовсю; хочу, чтобы 25-го обязательно все расставить и 5-го уехать. Устаю как собака и писать буду мало. Работаю на ногах с 8 утра до 7 вечера.

Наш отдел СССР откроется только 4 июня по распоряжению Красина²⁹. Сегодня узнал, что завтра приезжает Володя.

В Клубе решил выкрасить пол черным.

Пожалуйста, не скучайте, нужно же устроить выставку.

Сейчас утро, ухожу работать.

Целую всех крепко, крепко.

Анти.

21 мая 1925 г. Париж

Работаю, развешиваю ВХУТЕМАС и ругаюсь с Давидом.

Алешке скажи, что за границей наших мастеров не признают, за исключением своих или тех, всегда там живущих. Что все хорошее они сдерут, и они омолодятся. Я тысячу раз жалею, что дал вещи на выставку. Скажи ему, что мы загнаны.

И нужно держаться вместе и строить новые отношения между работниками художественного труда. Мы не организуем никакого быта, если наши взаимоотношения похожи на взаимоотношения богемы Запада. Вот в чем зло. Первое – это наш быт. Второе – подбирать и держаться твердо вместе и верить друг в друга…

Алешка индивидуалист, и, как Татлин, начал думать, что он есть чистый конструктивист!

Чем же мы тогда отличаемся от художников Запада, если один не признает другого? Тем только, что здесь даже – и то умеют подбирать и уважать некоторых…

Лицензию на свой аппарат, вероятно, достану здесь.

Целую всех. Привет Виталию и Жене, Алеше и Эдди и пр.

До того много хожу, что свои московские ботинки сносил – ношу французские.

Ну, пока. Целую. Анти.

23 мая 1925 г. Париж

Кажется, твердо решено открыть выставку 28 мая, правда, еще не все будет готово, но это уже неважно. 1 июня я буду уже свободен.

Напрасно ты посылаешь деньги и папиросы. На них огромный налог, и получать страшно канительно.

По воздуху письма из Парижа не принимают, а только до Берлина.

Сегодня развесил «Тарелкина»³⁰, сделал очень хорошо.

С текстилем ничего не вышло (с продажей), т. к. здесь нужна парча с очень крупными рисунками, а твои кажутся совсем маленькими и малоцветными.

Если получу с Госторга 1500 фр., куплю себе зеркалку «Ика», 6x9, если не получу, то куплю лишь бумаги и тебе кое-что, чулок и т. д., и больше не хватит ни на что.

О продаже мечты отлетели и об издании книг тоже.

Вообще, Париж из Москвы один, а в Париже он совсем другой.

Анти.

24 мая 1925 г. Париж

Я очень рад, что Володя наконец выехал – это очень мне поможет, но, наверно, и задержит.

Письмо № 19 и телеграмму получил.

«Септ» куплю, к нему футляр и к нему бобины-кассеты, футляр с 12 кассетами и, если найду, добавочный объектив. И все это вышлю почтой по адресу Госкино, пусть достает лицензию.

Что я тебе куплю:

1. Пояс резиновый.

2. Шляпу.

3. Ботинки, т. е. англ. туфли.

4. Шесть пар чулок.

5. Костюм, осеннее или летнее пальто.

Свой аппарат я сам повезу и в торгпредстве достану бумагу, а до Себежа сдам в багаж транзитом.

Выставка откроется 30-го, все откладывается из-за неготовности.

К счастью, в Париже все дожди и нежарко. Шляпу так истаскал, что на Себеже повешу на пограничный столб пугать Латвию.

Мориц живет со мной в одном отеле. Рад, что пишешь про Мульку.

Ваш Хомик.

25 мая 1925 г. Париж

Я купил граммофон маленький и четыре пластинки с модными джаз-бандами.

Может быть, вместо зеркалки купить фотоаппарат, который заряжается пленкой кино на 60 снимков, который стоит всего 50 фр.

Жалко, что нельзя в номере завести граммофон, только сижу и рассматриваю его. Радуюсь, что скоро конец, 30-го открытие нашего павильона.

Граммофон – это для матери.

Получил от брата Васи письмо, послал ему еще. Он очень рад.

Кино не снимаю. Нельзя без разрешения, а его еще не дали.

Целую всех. Анти.

26 мая 1925 г. Париж

Опять печальное известие. Выставка, т. е. наш отдел СССР, откроется только 4 июня по распоряжению Красина; значит, я выеду 10-го, не раньше.

Сегодня узнал, что завтра приедет Володя.

Получил письмо со снимками. В одном ты такая хорошая, а в другом сердитая. Мулечка такая вкусненькая, а матерь тоже хорошая.

Граммофон молчит, хочется его послушать, слышал только в магазине, но пусть молчит до Москвы.

Утром в 9 ч. разбудил Мориц и начал плакать. Жене отказали в визе, а он здесь будет до конца выставки, т. е. до декабря. Он изнервничался, что с ним делать…

Развесил свою рекламу. Завтра повешу свои 30 обложек, 11 монтажей и 6 знаков.

В клубе решил выкрасить пол черным.

Работаем вовсю, и все еще не готово.

Привет Жемчужному и Жене. Скажи ей, что «ваши» лучше «наших». (Ваши, т. е. московские.) У наших (парижских) нет ни грудей, ни бедер.

Целую, Анти.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.