ВАСИЛИЙ ШОРИН
ВАСИЛИЙ ШОРИН
«Доношу, что, прибыв 13 сентября 1918 года в район 2-й армии, я застал армию в полном развале. Штаб находился в состоянии тяжелой дезорганизации, от армии оставалось несколько партизанских отрядов, оторванных от штаба, окруженных неприятелем, плохо снабженных и морально разложившихся.
Усилиями Реввоенсовета-2 удалось в короткое время сплотить эти отряды вместе с прибывшими свежими полками и отрядом Азина и сформировать две дивизии, о результате действий которых вам своевременно доносилось.
Дальнейшее движение вперед в пределах указанной вами задачи задерживается вследствие малочисленности сил, еле достаточных для того, чтобы удерживать завоеванные позиции против многочисленного неприятеля.
Армия ослаблена также вследствие крайней нужды во всех видах снабжения, особенно артиллерией.
Для дальнейшего развития достигнутых успехов и выполнения задачи, а также для быстрой ликвидации Ижевского восстания нахожу необходимым усиление армии тремя правильно организованными полками и всеми видами снабжения. Артиллерию необходимо довести до штатов двух дивизий.
О последующем вашем распоряжении прошу не отказать в срочном уведомлении.
Командарм-2 Шорин,
члены Реввоенсовета Штернберг, Гусев».
Так 12 октября 1918 года доносил главкому И. И. Вацетису командующий 2-й армией Восточного фронта Василий Иванович Шорин.
Приняв в таком виде армию месяц назад, Шорин не стал хныкать, а засучив рукава вместе с членами Реввоенсовета армии старыми большевиками Сергеем Ивановичем Гусевым и Павлом Карловичем Штернбергом (известный профессор-астроном Московского университета) принялся за организацию армии и приведение ее в боеспособное состояние.
Окружающие часто слышали от него: «Бездействие — поражению сестра — разлагает войска». Уже в сентябре Шорин сформировал из разрозненных отрядов и отрядиков две дивизии.
Начальником 1-й дивизии был назначен Иван Федорович Максимов. Начальником 2-й стал Владимир Мартинович Азин.
Опытный старый вояка, Шорин знал, что лучшая спайка частей достигается в боевых условиях. И он сразу направил в бой вновь сформированные дивизии. К назначенному приказом Шорина сроку, 20 сентября, были освобождены от белой «Народной армии» Комуча — так в целях обмана народа назвал Комитет учредительного собрания контрреволюционную армию — крупное село Лубяны и затем город Мамадыш.
Первые, пусть небольшие успехи, как и рассчитывал Шорин, воодушевили части, вселили в них уверенность в своих силах и доверие к новому командованию армией. Эти операции, построенные на тесном взаимодействии полков обеих дивизий, имели огромное значение в боевой подготовке войск 2-й армии. Но вряд ли и Шорин мог тогда поверить, что через два месяца непрерывных боевых действий молодые части настолько «повзрослеют», что смогут разгромить крупную Ижевско-Воткинскую контрреволюционную группировку (точнее сказать, целую армию) и этой победой заслужить поздравление Владимира Ильича Ленина.
Василий Иванович Шорин родился в 1870 году в небогатой трудовой семье. Рано лишившись родителей, он ребенком был перевезен из захолустного городка Калязина к родственникам в Казань. Чтобы скорее «выйти в люди», Шорин поступил в Казанское юнкерское училище, доступное для лиц недворянского происхождения.
С 1892 года Шорин стал нести службу офицера-строевика. Выделялся усердием и хорошей подготовкой своих подразделений. В числе лучших командиров рот был командирован для повышения знаний в Ораниенбаум — в Офицерскую стрелковую школу.
В первую мировую войну за боевые отличия и личную храбрость Шорин заслужил почти все ордена и награды, предусмотренные для офицеров, включая самые почетные: орден св. Георгия и георгиевское оружие. Закончил службу в старой армии в чине полковника. Командовал 102-м Вятским полком. Осенью 1917 года солдатские комитеты выбрали его начальником 26-й пехотной дивизии.
В 1918 году Шорин лечился после ранений в Вятке. Там, встретившись с С. И. Гусевым и П. К. Штернбергом, назначенными политическими комиссарами и членами Реввоенсовета 2-й армии, он выразил добровольное желание служить в Красной Армии и был ими приглашен на должность командующего 2-й армией. Они не ошиблись в своём выборе.
Несколько раньше вступил в Москве в Красную Армию и я. Вскоре отпросился на фронт и в числе других командиров, прибывших на пополнение 2-й армии Восточного фронта, был представлен начальнику штаба армии Ф. М. Афанасьеву. Представительный, средних лет, высокого роста, с умными взглядом усталых глаз, Афанасьев дружески поговорил с каждым из нас. Узнав, что я бывший прапорщик военного времени, то есть знаком с военным делом, он приказал оставить меня при штабе армии и предложил должность состоящего при нем для особых поручений, предупредив, что главное — оперативная работа. Тут же он сообщил и о том, что мне часто придется встречаться с командующим армией и докладывать ему оперативные вопросы. И пусть меня не смущает: Шорин неприветлив, малоразговорчив, бывает резок, не любит «ничегонезнаек» и робких командиров. Но в то же время Шорин — душевный и отличный человек, а резкость, суровость, угрюмость вызваны тяжелой и нервной обстановкой. Он обладает исключительной силой воли, отлично знает военное дело и очень талантлив как полководец. И всем нам, молодым командирам, есть чему у него поучиться.
И вот я в кабинете командарма. Вижу за большим столом уткнувшегося в карту худощавого, среднего роста, пожилого, типичного кадрового военного. Одет в гимнастерку и брюки-галифе, заправленные в сапоги.
На мой официальный рапорт: «Представляюсь по случаю назначения к наштарму. Явился по его поручению доложить сводки», — Шорин даже не поднял головы. Лишь хриплым баском буркнул:
— Сводки? Давайте скорее!
Невольно мелькнуло в голове: «Почему от него все без ума? А еще старый полковник!» Но, помня предупреждение Афанасьева, я молча разложил перед ним мою рабочую карту и официальным тоном спросил:
— Разрешите докладывать?
Шорин поднял на меня опухшие от бессонных ночей глаза, перевел удивленный взгляд на мою карту и сердито повысил голос:
— У меня есть своя. Давайте сводки и идите!
Я продолжаю:
— Сводки переданы мною в оперативный и разведывательный отделы, чтобы там скорее разобрались и могли нанести новую обстановку на вашу карту. Пошлите ее туда с адъютантом. На моей же все уже нанесено. Главнейшие сведения из сводок выписал и доложу. У вас время сэкономится.
Шорин хмуро все это выслушал, на мою карту, лежавшую перед ним, однако, посмотрел внимательнее. Затем перевел взгляд на меня. Характерным жестом потер подбородок и неожиданно мягко прогудел:
— Что-то новое! А то… сунут под нос десяток разных сводок, и изволь разбираться!
Он вызвал адъютанта и хрипло крикнул:
— Отдайте в оперативный отдел мою карту. Пусть скорее обновят обстановку.
Он слушал мой доклад, весь уйдя в изучение обстановки. Иногда прерывал:
— Погодите!
Поводит пальцем по карте, что-то обдумывая, и:
— Дальше!
Тем же тоном, но неожиданно:
— Вы из военных, что ли?.. Ага, бывший прапорщик. Все же дело!.. Сколько вам лет-то?.. Двадцать один? Не прибавили? Молоды больно!.. Ну, идите! Да проверьте сами, чтобы скорее мою карту подготовили.
И улыбнувшись:
— Не то вашу заберу!
Ежедневные встречи и служебные разговоры с Шориным — если не бывал в его кабинете, то по нескольку раз виделись в телеграфной комнате у прямых проводов с дивизиями — вскоре создали у меня двоякое впечатление. Первое — довольно тяжелое. Суров, требователен, вспыльчив. Так со всеми, кроме Афанасьева, к которому Василий Иванович относился с исключительной мягкостью и большим уважением.
Второе впечатление — и оно затмевало все минусы: непоколебимая вера Шорина в Красную Армию, в успех каждой предстоящей операции, какой бы трудной и сложной она ни была. Поражала сила воли Шорина. Она была важнейшим рычагом в достижении побед его войск. Сам всегда точный и исполнительный, Шорин не мыслил себе, чтобы кто-либо из подчиненных мог проявить даже малейшую недисциплинированность. Он выслушивал встречные предложения, взвешивал их, хорошие принимал, но, приняв решение, требовал, чтобы его приказ стал «законом».
Непоколебимая вера в обязательную победу в каждом бою была у Шорина не просто бесшабашной уверенностью в силе неожиданного наскока. Нет, он скрупулезно продумывал каждую операцию, тщательно отрабатывал ее детали даже за командиров полков и отдельных частей. Подобная «мелочная опека» нередко ставилась косной профессурой Военной академии в минус Шорину и подвергалась колким насмешкам. Но с какой благодарностью принимали эти приказы командиры полков и частей! Шорин знал, что в гражданскую войну наши герои — командиры и комиссары отважно вели войска в бой, отлично дрались и побеждали, но вместе с тем были зачастую малограмотными вообще и в военном деле в частности. Как им важны были приказы Шорина, в которых ясно и четко ставились основные задачи и давались решения операции вплоть до движения отдельных рот и эскадронов!
Шорин отлично понимал психологию как бойцов Красной. Армии, так и солдат противника. На этом он во многом основывал свою уверенность в победе наших войск. Он как-то сказал, что опытный в военном деле белый солдат воюет, не понимая, за что дерется. Да еще под командованием офицеров и генералов, открыто стремившихся к реставрации монархизма и власти капиталистов и помещиков.
Доходившая до белых солдат наша агитация в известной мере отвечала внутренним протестам многих из них и вносила в их души сомнения. Шорин был уверен, что сомневающийся солдат еще сильнее призадумывается перед непосредственной угрозой погибнуть от штыка. Этими сомнениями надо пользоваться, отсюда и правило: бей белых сильнее, пока в страхе не сдадутся или не побегут. И, наоборот, красноармейцы воюют не из-под палки и не за чуждые им цели. Чувство нового, советского патриотизма, пламенные и понятные призывы ленинской партии, сознание великой революционной ответственности — вот что вело Красную Армию к победам.
Помнится, что не только в академии, но еще в нашем штабе армии находились скептики. Так, один из способных и знающих военное дело штабных командиров как-то задал мне вопрос:
— Писать сверхподробные приказы — это я еще понимаю. Но объясните: почему Шорин, получив три свежих полка, направил на главный участок один из них, а два — на второстепенный, откуда перебросил пару старых? Каждый командарм не стал бы заумничать, а бросил бы прибывшие новенькие полки в будущее пекло! Не так ли?
А я… молча размышлял: потому-то Шорин — красный командарм. Он понимает, что такое военная хитрость. Прибытие сразу трех свежих полков на участок, где Шорин скрыто готовил главное наступление, расшифровало бы его план противнику.
Осенью 1918 года тяжело сложилась обстановка на Восточном фронте. Едва ли не хуже всех — во 2-й армии. Правда, 10 сентября отряд Азина вместе с 5-й армией и Волжской речной флотилией освободили Казань от белочехов и белых. Но все побережье Камы от устья Вятки находилось в руках белых. Обширный Ижевско-Воткинский район продолжал оставаться в руках контрреволюции.
В. И. Ленин писал: «Диктатура пролетариата не понравилась крестьянам особенно там, где больше всего излишков хлеба, когда большевики показали, что будут строго и властно добиваться передачи этих излишков государству по твердым ценам. Крестьянство Урала, Сибири, Украины поворачивает к Колчаку и Деникину».
Эти слова великого вождя революции наглядно иллюстрировались в Ижевско-Воткинском районе. Местные кулаки, богачи, эсеры, меньшевики, анархисты, возглавляемые офицерами, временно склонили крестьян и даже часть заводских рабочих выступить против советской власти. За три месяца «царствования» здесь контрреволюции Ижевско-Воткинский район оказался опаснейшим плацдармом, откуда белые могли нанести удары: вновь на Казань, на Вятку, с дальнейшей целью соединиться на севере с английскими и американскими интервентами и русскими белогвардейцами для совместного наступления на Москву. Кроме того, с захватом Ижевска и Воткинска белыми Советская Россия лишилась важного для Красной Армии Ижевского оружейного завода, крупных сталелитейных предприятий.
Белые сформировали здесь армию, насчитывающую до 25 тысяч человек под ружьем. На подходах к Ижевску были созданы две укрепленные полосы обороны. Северо-восточнее Воткинска также имелась укрепленная оборонительная линия.
Естественно, что основной задачей 2-й армии на ближайший период стала ликвидация Ижевско-Воткинской группировки.
Шорин предложил командующему Восточным фронтом С. С. Каменеву — и получил его одобрение — решить эту задачу двумя этапами. На первом — в сентябре и половине октября — очистить от белых и белочехов все побережье Камы до Сарапула включительно, как и весь участок Казанбургской железной дороги. Этим ликвидировалась опасность удара с тыла при нашем наступлении на Ижевск. Одновременно Особая Вятская дивизия из района города Вятки и отряды особого назначения из района городов Осы и Оханска, ведя наступление на Ижевск и Воткинск, должны были отвлечь внимание противника от удара, который задумал провести Шорин с юга для овладения Ижевском.
На втором этапе — с половины октября — закончить полное окружение Ижевско-Воткинской группировки белых и неожиданным ударом с юга (от станции Агрыз) разгромить Ижевский гарнизон и вторым ударом — освободить Воткинск.
Армия имела к моменту решительного удара 17500 человек против 25 тысяч белых, и Шорин рассчитывал с помощью расчленения операций достигнуть в каждом случае превосходства или хотя бы равенства в силах.
Боевая деятельность Шорина во 2-й армии была тесно связана с деятельностью В. М. Азина.
Первое знакомство их на заседании Реввоенсовета армии было интересным и знаменательным. В середине сентября отряд Азина после взятия Казани прибыл в Вятские Поляны для переформирования.
Азин явился на заседание с видом «баловня боевого счастья». И действительно, был встречен с почетом. Реввоенсовет поздравил его со славной победой. В то же время Гусев и Штернберг прямо потребовали от него изжить в частях и лично у себя все застарелые «болезни», имея в виду в первую очередь партизанщину. Шорин также дал высокую оценку боевых действий отряда Азина под Казанью. Особенно отметил талантливый контрудар 22 августа во фланг и тыл белочехов. Но тут же высказал резкое порицание за неоправданно большие потери азинцев в боях под Арском, отметив, что причинами их явились недисциплинированность даже среди командного состава, отсутствие разведки и связи.
Азин, слушавший Шорина с крепко сжатыми губами, резко поднялся, как бы желая уйти с заседания, и сказал:
— Прежнее командование 2-й армии ценило Азина и азинцев! Ну что ж…
Гусев укоризненно покачал головой и, чеканя, стальным голосом произнес:
— Хорошее и мы ценим, как вы здесь слышали. Оно — при вас остается. Но вы не барышня-красотка, ожидающая одних комплиментов, а начальник тысяч людей! Вы должны быть благодарным, когда вам хотят помочь сделать дивизию боеспособной. Это наше общее дело. И еще: Василий Иванович — бывший полковник с огромным боевым опытом. Имел тяжелые ранения. Командовал в старой армии на фронте полком и дивизией. Мы не признаем царских наград, но вы знаете, что такое «георгий» и георгиевское оружие, и он их имел! Шорин допущен к командованию армией. Значит, партия оказала ему доверие, и все мы, большевики, обязаны ему помочь. Передайте вашим подчиненным мои слова, слова большевика, имеющего честь состоять в партии с 1896 года!
Азин продолжал молча стоять. И вдруг порывисто повернулся к Шорину и крепко сжал ему руку. Командарм, не выпуская руки Азина, другой дружески обнял его за плечи.
Не преувеличивая можно сказать, что с того момента они стали относиться друг к другу, как отец и сын. Вскоре вряд ли кто мог обвинить Азина в недисциплинированности или в анархопартизанщине. Замечания командарма всегда бывали конкретны и полезны. Показателен один из многих переговоров по прямому проводу, а именно — от 20 декабря 1918 года:
Шорин. Очень плохо, что роты Полтавского полка разбросаны по разным деревням; получаются действия, которые влекут за собой неуспех. Кроме того, трудно управлять и держать связь. Вы прикажите разбросанные роты свести в батальоны. У вас уже был случай, что роты отскочили в Тобыбаево. Сколько раз твердил, что удар наносится кулаком, а не ладонью.
Азин. Слушаю! Для операции Полтавский полк стянут в батальоны, но ночью расквартировывать страшно трудно, были маленькие деревни…
А вот второй пример — переговоры 29 мая 1919 года, после героического форсирования реки Вятки:
Азин. Два сильных удара с криками «ура», в присутствии всего командного состава, со знаменами, пушками в передовой линии были сокрушительны! Конница не поспевала догонять.
Шорин. Товарищ Азин! Не разбрасывайтесь слишком влево, берегите себя справа. Используйте конницу только для преследования. Ясно, что первая задача ваша — захват Агрыза, а потом Сарапула?.. Храбрым полкам вашим низко кланяюсь и громко радостное «ура» кричу!
Часто приговаривая: «Бездействие войск — гибели подобно!», Шорин подталкивал войска вперед, внимательно следя за их успехами.
— Молодцы! — похваливал он. — Приказы отлично выполняют! Теперь дело на лад идет! На Каме 1-й дивизии крепко азинцы и морячки помогают (Шорину была подчинена Волжская речная военная флотилия), а на железной дороге одни азинцы сами справляются!
Командующий флотилией Федор Раскольников с комиссаром Николаем Маркиным оказывали огромную помощь армии. Особенно во флотилии отличались моряки-десантники под командованием поистине легендарного Ивана Кожанова, впоследствии командовавшего нашим Черноморским флотом.
Отлично взаимодействуя с моряками, наши части 29 сентября 1918 года заняли город Елабугу, где был значительный гарнизон противника.
Побережье Камы успешно очищалось от захватчиков.
Вдоль Казанбургской железной дороги не менее успешно действовали основные силы Азина. Первым заданием ему Шорин поставил освобождение из окружения двухтысячного отряда А. М. Чеверева. Этот замечательный народный герой доблестно сражался с белыми и доставил им много беспокойства и ущерба, уничтожая неожиданными наскоками крупные силы врага и фактически снабжаясь боеприпасами за его счет. 22 сентября отряд Чеверева встретился с передовыми частями Азина и, реорганизованный в 4-й сводный полк, вошел в состав 2-й дивизии. Вторым ударом азинцы ворвались на узловую станцию Агрыз. Не задерживаясь, направились к Сарапулу. По приказу Шорина обе наши дивизии и флотилия’ должны были к 4 октября сосредоточиться у Сарапула и совместным ударом с запада (азинцы) и с юга — Камы (1-я дивизия и флотилия) овладеть городом.
6 октября Шорин получил немногословное, но много говорящее его сердцу донесение:
«Доношу — приказ ваш выполнен. Сарапул в 4 часа вечера 5 октября занят войсками вверенной мне дивизии. Азин».
Шорин сиял! Если бы не малочисленность дивизий — с такими войсками можно было бы приступить к освобождению Ижевска! Огорчало только сообщение о серьезном ранении Чеверева, которого он очень любил. Но отважный командир 4-го сводного полка, несмотря на ранение, командовал под Сарапулом до конца боя.
Чеверев был у нас в штабе армии любимцем не только Шорина. Чудесный, с открытым взглядом, простой, мыслящий, он никогда не стеснялся задавать Шорину, Афанасьеву и каждому штабному командиру даже самые простые вопросы, лишь бы «все знать по военному делу». И мне он, всегда, открыто глядевший в глаза собеседнику, тоже настойчиво говорил:
— Товарищ, друг! Тебя учили, мне не пришлось. А служим-то вместе. Вот ты и обязан делиться. Поясни, чего я не знаю.
В середине октября согласно оперативному плану следовало начать операцию по освобождению Ижевска и Воткинска.
Однако армия к этому моменту еще не получила пополнения. Все же 16 октября Азин попытался начать наступление, но успеха не имел.
Немедленно Гусев выехал в Москву, чтобы ускорить присылку пополнений и оружия. Вернувшись в армию, он сообщил, что был на приеме у В. И. Ленина. Владимир Ильич просил сообщить войскам 2-й армии, что ожидает донесения о взятии Ижевска ко дню празднования первой годовщины Великого Октября — к 7 ноября 1918 года.
В начале ноября 2-я армия была готова к решительному удару. Окружение Ижевско-Воткинского района с севера и с северо-востока закончилось. 3 ноября Шорин подписал два приказа о наступлении на Ижевск.
Командование штурмовой группой он возложил на Азина, общее руководство операцией оставил за собой.
5 ноября 1918 года первая укрепленная полоса противника была преодолена. Прорвали и вторую — с заранее оборудованными окопами, блиндажами и проволочными заграждениями в несколько рядов.
7 ноября, уже под самым Ижевском, сводные полки Северихина и Чеверева блестяще выдержали контрудар противника, применившего впервые «психическую» атаку.
Офицерские и ударные роты, под оркестр, без выстрела, грозно ощетинившись штыками, безмолвно двигались на наши залегшие полки. Противник ожидал, что нервы молодых красноармейцев не выдержат и они побегут. Но перед последним броском белых наши бойцы поднялись и… сами бросились в жесточайший рукопашный бой, продолжавшийся почти два часа.
В тот же день красные полки и бронепоезд «Свободная Россия» ворвались в Ижевск. Во главе кавалерии — Азин.
Захватив город, Азин донес Шорину: «Ижевск нами занят. Обратно не сдадим. Умрем, но Ижевск останется советским».
Из полевого штаба армии немедленно последовала телеграмма в Москву В. И. Ленину: «Доблестные войска Второй армии шлют горячее поздравление с великим праздником и преподносят город Ижевск.
Сего числа в 19 часов 40 минут г. Ижевск взят штурмом.
Командующий 2-й армией Шорин, политкомы Гусев, Штернберг».
В тот же вечер последовал ответ из Москвы:
«Приветствую доблестные красноармейские войска со взятием Ижевска. Поздравляю с годовщиной революции. Да здравствует Социалистическая Красная Армия!
Ленин».
Председатель ЦИК Я. М. Свердлов немедленно огласил на заседании VI Всероссийского съезда Советов радостное сообщение об освобождении Ижевска. Съезд принял решение послать официальное приветствие 2-й армии.
За отличие в боях при взятии Ижевска Шорин, Азин, Северихин, Чеверев и Овчинников были награждены орденами Красного Знамени. Три полка награждены революционными почетными Красными знаменами.
В ночь на 13 ноября 1918 года был освобожден Воткинск, о чем Шорин донес телеграммой В. И. Ленину и главкому И. И. Вацетису.
Шорин по-настоящему любил красноармейцев и всегда заботился о них. Он постоянно посещал части, встречал прибывающие пополнения, бывал в тыловых частях и учреждениях, от которых зависело обеспечение армии.
Показателен такой случай: Василий Иванович решил проверить, как содержатся раненые, и посетил два плавучих госпиталя, расположенных на пароходах. Поднялся на верхнюю палубу первого парохода. Прочитал аккуратные надписи на дверях кают: «Хирург», «Терапевт», «Начхоз» и т. д.
— Разве нет раненых? — задал он вопрос начальнику госпиталя — моложавой тучной женщине.
— Что вы, товарищ командарм, много! Они в общих каютах третьего и четвертого классов.
— Это в трюме, что ли? — с бешенством спросил Шорин. И, как молодой, помчался по лестнице вниз.
Трюм оказался переполнен ранеными и больными командирами и бойцами. Скученность невероятная, туча мух, зловоние, кругом окровавленные бинты.
Обойдя всех лежавших, спросив у многих, давно ли ранены, в каких боях, Шорин тяжелыми шагами поднялся на верхнюю палубу. Еще раз поглядел на вывески «Хирург», «Терапевт», взглянул на начальника госпиталя и резко и хрипло скомандовал своему адъютанту А. Л. Налимову:
— Вызвать наряд из моего конвоя. Приказываю расстрелять ее как врага трудового народа! — И направился на стоящий рядом второй пароход-госпиталь.
Поднялся на верхнюю палубу, заглянул в каюты, и… лицо у него просияло: все мягкие каюты были предоставлены тяжелораненым. Внизу находились выздоравливающие.
Начальник санитарного отдела армии, примчавшийся сюда же, доложил Шорину, что на первом пароходе начальник госпиталя неопытна, назначена недавно из рядовых врачей. Больше виновен в непорядках военно-санитарный отдел армии, не давший ей инструкций.
Успокоенный хорошим состоянием второго госпиталя, Шорин махнул рукой и сказал:
— Отставить расстрел! Привести сюда эту чертову куклу — пусть посмотрит на настоящий порядок! А за безобразие в ее госпитале на первый раз даю ей пять суток домашнего ареста. И чтобы работала все это время. Дайте ей два часа на переноску в мягкие каюты всех лежащих в трюме. Да пусть вместе с другим персоналом сама таскает раненых — достаточно здорова для этого!
В начале декабря 1918 года Шорин был вызван главкомом в Серпухов (месторасположение Полевого штаба РВС Республики). Отсюда Шорин проехал в Москву и был на приеме у В. И. Ленина. 18 декабря он вернулся и сообщил, что 2-я армия будет оставлена на Восточном фронте.
В это время Колчак захватил власть в Сибири и нанес сильнейший удар, по 3-й армии, граничившей, с нами с севера. Под натиском превосходящего по численности врага 3-я армия начала отходить. Ее командование и штаб временами теряли связь со своими дивизиями.
Чтобы выручить соседа, Шорин всемерно форсировал наступление. На фронте почти в 200 километров все наши дивизии быстро продвигались вперед.
Первой была разгромлена Боткинская дивизия, считавшаяся у колчаковцев наиболее надежной и боеспособной. Далее последовали и другие победы.
10 января 1919 года Шорин уже смог составить Ударную группу из шести полков и дать ей приказ резко повернуть к северу, но опять-таки непосредственно угрожая Кунгуру с выходом а тыл белым, теснившим 3-ю армию. 2-я Чешская дивизия из состава колчаковской армии была полностью уничтожена, а 7-ю Уфимскую дивизию белых, готовившуюся к переброске на юг для подкрепления армии генерала Ханжина, мы настолько потрепали, что она не смогла туда отправиться.
Командующий Сибирской армией генерал Гайда, опасаясь за Кунгур, начал перебрасывать сюда части из-под Перми. Против 3-й армии остался всего- один корпус в составе девяти толков с приданными некоторыми частями.
Так оправдался полководческий расчет и план Шорина, так мы помогли 3-й армии.
Однако против Ударной группы в шесть полков 2-й армии противник сосредоточил 13 пехотных и 2 кавалерийских полка. Теперь С. С. Каменев приказывает уже 3-й армии решительно наступать, чтобы помочь 2-й.
Шорин предполагал с ходу ворваться в Кунгур, учитывая, что Ударна» группа продвигалась очень успешно. 24 января он отдал приказ о захвате Кунгура. Но противник стал оказывать очень упорное сопротивление. Сказывалось более чем двойное превосходство врага.
В феврале на фронт прибыл Колчак. Он сыпал чины и ордена направо и налево. Империалисты спешно слали ему вооружение, обмундирование, технику.
Усилив северное направление, Колчак решил вновь бросить Сибирскую армию Гайды в наступление на восток. Удар колчаковцев в стык 2-й и 3-й армии заставил их начать отступление. Шорин обучил «свои войска и при вынужденном отходе активно «огрызаться». И если бы не подлая измена начдива-7, недавно прибывшего с дивизией в армию, и неожиданный поэтому захват колчаковцами Воткинска, Шорин имел бы все основания рассчитывать остановить наступление колчаковцев.
Поистине чудеса стойкости и храбрости показали наши дивизии, отходя с боями в течение почти двух месяцев. Противник за это время понес огромные потери. Председатель ВЦИК М. И. Калинин прислал Шорину следующую телеграмму:
«Командующему 2 армией В. И. Шорину.
От имени ВЦИК рабочих, крестьянских, красноармейских и казачьих депутатов прошу вас, товарищ, передать сердечное приветствие и горячую благодарность доблестной 28-й дивизии, стойко и мужественно защищающей Советскую Россию против темных банд Колчака.
Считаю своим долгом довести до сведения Рабоче-крестьянского Правительства о героических и самоотверженных боях славной дивизии.
Слава героям — красе и гордости нашего социалистического отечества».
Острое положение на Восточном фронте заставило партию поднять всю страну на укрепление и усиление этого фронта.
Южнее Камы возглавил группу армий командарм-4 М. В. Фрунзе. Талантливый полководец, верный ленинец, Фрунзе не только остановил продвижение врага на Волге, на самом опасном направлении, но и разработал план полного разгрома Колчака на Южном Урале с тем, чтобы после выхода к Челябинску создать угрозу окружения и Сибирской армии генерала Гайды.
Севернее Камы 2-я и 3-я армии составили Северную группу под командованием командарма-2 Шорина.
С. С. Каменев, поддерживая план Фрунзе и считая, что в создавшемся положении он — единственно правильный, все же присоединялся к убеждению Шорина, что Северная группа, выполняя вспомогательную роль при генеральном наступлении Южной группы Фрунзе, имеет все возможности самостоятельно разгромить Сибирскую армию генерала Гайды. Это не противоречило действиям группы Фрунзе, а могло только еще больше облегчить выполнение его прямой задачи.
Но Троцкий, противившийся утверждению плана Фрунзе и не учитывавший главную опасность — прорыва Западной армии генерала Ханжина к Волге, предлагал свой план. Он считал, что 2-я армия «не выдержит» и пропустит колчаковцев к Казани. На этом основании он требовал повернуть Южную группу на север для оказания помощи 2-й армии.
Уверенность Троцкого в непогрешимости своего оперативного мышления была настолько велика, что он не счел нужным посоветоваться с командующим Восточным фронтом и тем более с командармом-2.
А те смогли бы ему сообщить, что план Фрунзе предусматривал все и был построен на тесном взаимодействии обеих групп. Кроме того, 2-я армия сама. остановила противника на рубеже реки Вятки и измотала его вконец. На последний успех врага 2 мая 1919 года, захватившего Елабугу, Шорин ответил ударом на Чистополь, освободив его 5 мая.
В связи с освобождением Чистополя мне вспоминается характерный для Шорина эпизод, хотя и мирный, но подтверждающий его решительность.
Колчаковцы вывезли из города все денежные знаки. И вот из Москвы поступило указание правительства в сверхсрочном порядке отправить ревкому Чистополя пять миллионов рублей.
Поездка с деньгами из Казани в Чистополь прямым путем была затруднительна: мешала распутица и грозили банды разбежавшихся колчаковцев и местных кулаков.
Реввоенсовет 2-й армии решил отправить деньги с казначеем штаба под надежной охраной, забрав для этого первый же буксирный пароход. Но никто не знал, когда появится какой-нибудь буксир.
Я предложил командарму свой проект доставки денег в Чистополь. Штернберг и Шорин недоверчиво выслушали меня, переглянулись, и… Шорин расхохотался. Словно желая получше уяснить мой проект, он повторил:
— Кладете деньги в грязный вещевой мешок. Сверху прикрываете их ветхим бельишком. Снаружи вешаете жестяную кружку. «Казначея» сопровождает посыльный красноармеец, тоже с грязным мешком и разной рванью… Оба под видом возвращающихся после ранения домой впихиваются на первый же пассажирский пароход и завтра вручают деньги чистопольцам.
Штернберг тоже смеялся.
— Чем черт не шутит! А мы… конвой, кассир, буксир!
— Командировать! — отрезал Шорин.
Велико было удивление чистопольских ревкомовцев и затем их неописуемая радость, когда уже на следующий день, ранним утром, два весьма потрепанных с виду красноармейца разбудили их и из грязнейшего вещевого мешка выложили пять миллионов (половина «керенками», половина «николаевками»).
Весной 1919 года партия во главе с В. И. Лениным бросила лозунг «Все против Колчака!». Мобилизация по декрету от 10 апреля 1919 года пополнила Красную Армию на 780 тысяч бойцов. С того времени все армии Восточного фронта чуть не ежедневно стали получать пополнение и вооружение.
И хотя 17 апреля 1919 года Клемансо еще телеграфировал советнику (точнее «хозяину») Колчака генералу Жанену — «Поход на Москву», агония колчаковщины уже началась. Начало ей положил М. В. Фрунзе именно в апреле, ударом на Бугуруслан.
Шорин согласовал с М. В. Фрунзе срок наступления, с тем чтобы заблаговременно приковать к себе побольше сил врага для облегчения очередного удара Южной группы. И в ночь с 24 на 25 мая 21-я и 28-я дивизии неожиданно для противника форсировали реку Вятку на левом и на правом флангах 2-й армии. 21-я дивизия в труднейших условиях вела жестокие бои, оттесняя колчаковцев к Каме. Полки имени Володарского, Костромской и Шуйский за достигнутые здесь выдающиеся успехи были представлены Шориным к почетным революционным Красным знаменам (и вскоре получили их). 28-я дивизия сразу сбила несколько полков врага, устремилась на восток и, очищая побережье Камы, начала окружение противника, задержавшегося против центра 2-й армии.
Все это соответствовало плану Шорина. Он замыслил отвлечь силы врага от флангов, поставив для этого в центре 5-ю и 7-ю дивизии. Сосредоточил у них артиллерию из других дивизий и приказал демонстрировать подготовку «главного удара». Колчаковцы попались на это и несколько дней продержали здесь значительные силы, которые и оказались под угрозой полного окружения.
Форсирование Вятки, блестяще проведенное по замыслу и плану Шорина, явилось новым и большим успехом 2-й армии.
Наступление Южной группы Фрунзе и удар Шорина имели место в то время, когда (25 мая) Черчилль выступил в палате общин и сказал: «Питаем надежду, что в ближайшем будущем произойдет соединение армий Колчака с русскими войсками Архангельской группировки…» Эта надежда была вызвана временными успехами колчаковцев, вновь потеснивших 3-ю армию и даже захвативших Глазов. Однако поражения, которые враг нес на других участках Урала, сводили на нет это продвижение колчаковцев. Да и Шорин энергично применил свой метод помощи соседу: еще форсированнее повел 2-ю армию вперед.
Как бы в ответ на известную телеграмму В. И. Ленина от 29 мая 1919 года на имя Реввоенсовета Восточного фронта: «Если мы до зимы не завоюем Урала, то я считаю гибель революции неизбежной…» — войска всего Восточного фронта одерживали одну за другой блестящие победы.
Со свойственной Шорину решительностью он лучшие силы направил на Кунгур. 20 и 21 июня 2-я армия освободила города Оса и Оханск и начала быстро продвигаться вперед.
25 июня 1919 года Совет Обороны издал постановление за подписью В. И. Ленина. Совет Обороны благодарил за особое мужество красноармейский и командный состав 5-й, 2-й и Туркестанской армий.
Неожиданная ночная атака 21-й дивизии с форсированием укрепленной реки Ирпень решила участь «ключа к Екатеринбургу» — Кунгура. 1 июля 1919 года 3-я армия порадовала Родину освобождением Перми, а 2-я — Кунгура. Эти успехи Северной группы были отмечены поздравлением В. И. Ленина, он писал: «Поздравляю геройские красные войска, взявшие Пермь и Кунгур. Горячий привет освободителям Урала…»
4 июля 5-я дивизия 2-й армии захватила Красноуфимск.
Начался последний этап сражения за Северный Урал, который может именоваться Екатеринбургской операцией. Если перед 3-й армией противник оказался «зажатым», почти деморализованным и бросился в бегство, то перед 2-й армией враг еще отчаянно сопротивлялся, пытаясь отстоять горнозаводской район и центр Северного урала Екатеринбург (ныне Свердловск).
Троцкий вначале пытался превратить реки Каму и Белую в оборонительный рубеж. Его план был отвергнут партией, а через месяц он приказал главкому остановить наступление на Урал. Это могло только облегчить положение колчаковцев.
Пленум ЦК РКП (б) вынужден был запретить Троцкому вмешиваться в дела Восточного фронта. На должность главкома 8 июля был назначен С. С. Каменев. 13 июля М. В. Фрунзе вступил в командование войсками Восточного фронта.
13 июля 5-я армия заняла Златоуст.
2-я армия с крупными боями освобождала завод за заводом, захватывая на многих огромные военные склады противника.
Однако перед Екатеринбургом противник остановился на заранее укрепленной линии заводов Михайловский — Уткинский. Несколько дней здесь шли упорные бои. Колчаковцы держались стойко.
Тогда Шорин приказал Азину составить сводную бригаду из лучших полков дивизии и скрытно бросить ее через горные проходы в тыл Екатеринбурга (с юга).
Трудными горными путями бригада незаметно вышла к железной дороге Екатеринбург — Челябинск. Захватила заводы Мраморский и Марьинский, прервав связь между Сибирской и Западной армиями Колчака, и повернула к северу на Екатеринбург.
Этот блестящий маневр решил исход сражения. Противник не выдержал удара с фронта при прямой угрозе с тыла. Передовые части 21-й и 28-й дивизий одновременно 14 июля 1919 года ворвались в Екатеринбург на плечах врага, еще продолжавшего драться на улицах города.
С разгромом колчаковщины, на всем Урале дальнейшее преследование врага возлагалось на 3-ю и 5-ю армии.
2-я армия была расформирована. Шорин со всем армейским аппаратом в конце июля выехал на Южный фронт. По его ходатайству туда же перебрасывалась 28-я дивизия Азина.
Летом 1919 года на Южном фронте обстановка сложилась не в нашу пользу.
Белогвардейские полчища генерала Деникина сильно теснили Красную Армию. На Волге 10-я армия оставила Царицын. Встала угроза соединения деникинцев с колчаковцами.
ЦК РКП (б) во главе с В. И. Лениным утвердил для Южного фронта новый оперативный план, разработанный новым главкомом С. С. Каменевым. По этому плану отпор Деникину возлагался на две ударные группы, создаваемые на левом фланге Южного фронта.
Главная ударная группа (официально именовавшаяся Особой группой Южного фронта) в составе 9-й и 10-й армий должна была активным ударом громить белогвардейцев действуя в направлениях Царицын — нижнее течение Дона.
По представлению главкома правительство и ЦК утвердило Шорина командующим этой Ударной группой. Членами Реввоенсовета группы были; С. И. Гусев, В. А. Трифонов и И. Т. Смилга.
Вспомогательная ударная группа в составе 8-й и 13-й армий под командованием Селивачева должна была действовать в направлении Харьков — Донбасс — Ростов-Дон.
В. И. Ленин лично интересовался готовностью обеих ударных групп. Он сам подсказал главкому, чтобы первой начала наступление группа Селивачева с целью облегчить основную операцию Шорина.
А 10 августа В. И. Ленин писал в Реввоенсовет Республики:
«Опоздания наступления в Воронежском направлении (с 1 августа по 10!!!) чудовищно. Успехи Деникина громадны…
Не послать ли в РВС Южфронта (копия Смилге) такую телеграмму:
Шифром.
Совершенно недопустимо опаздывать с наступлением, ибо это опоздание всю Украину отдаст Деникину и нас погубит».
Шорин, прибыв на Южный фронт 1 августа, имел указание начать свой удар 14 августа. Он быстро объехал войска, произвел необходимую перегруппировку.
Несмотря на неполную готовность обеих ударных групп, Шорин, всегда пунктуальный и дисциплинированный, двинул свои армии в наступление 14 августа, хотя группа Селивачева начала свои действия только на другой день.
К несчастью, Деникину стало известно о предстоящем наступлении обеих наших групп. В качестве противодействия он поспешил направить в стык обеих групп (между 9-й и 8-й армиями) десятитысячный кавалерийский отряд генерала Мамонтова. Прорвавшись в наши тылы, мамонтовцы отрезали штаб Южного фронта от штаба Шорина, начали громить наши тыловые города и селения, грабить и убивать советских людей.
Рейд Мамонтова в значительной мере затруднял развитие успехов на фронте обеих групп. Внимание Шорина раздваивалось: для ликвидации Мамонтова потребовались значительные силы. Шорин бросил на Мамонтова единственный свой резерв — 66-ю дивизию, из 9-й армии — кавалерийскую бригаду, а из 10-й армии — весь конный корпус Буденного. В сентябре — по ходатайству Шорина — прибыла с Восточного фронта 21-я стрелковая дивизия (правда, пока в составе одной бригады). Интересно отметить, как внимательно следил В. И. Ленин за всем происходящим на фронте и насколько хорошо он знал даже отдельные части. Так, 30 августа он писал Реввоенсовету Республики: «Не следует ли использовать всю 21 или часть ее (большую), чтобы непременно истребить поголовно всех «крестников Лашевича» (Лашевич М. М. был назначен командующим группой войск по борьбе с Мамонтовым. — В. Л.).
Несмотря на остроту обстановки, Шорин быстро продвигал свои армии вперед. 23 августа азинцы с моряками-десантниками Кожанова ворвались в Камышин. 5 сентября они же осадили Царицын. Удивительные по героизму атаки на город следовали почти неделю и достигали такой силы, что начальник белого гарнизона Царицына барон Врангель вынужден был обороняться, применяя танки, бронепоезда и даже химические снаряды. Шорин все эти дни находился непосредственно под Царицыном: на штабном пароходе Азина он следил за ходом боя, стараясь советами помочь азинцам и кожановцам. Несколько раз они врывались в город, но пройти к центру не могли. К сожалению, ни 10-я армия не смогла выделить помощи Азину, ни Шорин, не имевший в это время своих резервов. Не преувеличивая могу сказать, что за пять первых дней напряженнейших боев под Царицыном Шорин поседел.
Недельные бои здесь показали, что укрепления и воинские силы белогвардейцев в Царицыне были настолько значительными, что для взятия города требовалась планомерная осада. 28-я дивизия Азина, перейдя к осаде, настолько активно вела ее, что Врангель не мог дать из Царицынского гарнизона Деникину ни одной части даже в самый для последнего критический момент — в октябре, когда Деникин развивал наступление на Орел — Тулу с угрозой Москве. За самоотверженную осаду Царицына 28-я дивизия получила почетное наименование Царицынской, хотя во взятии Царицына не участвовала — была направлена на другой участок. Остальные части 10-й армии с жестокими боями двигались к югу, имея задачу выйти к Манычу.
9-я армия успешно шла к югу, направляясь к Дону. Однако в районе станции Котлубань белогвардейцы собрали крупный кулак и приостановили наше наступление. Шорин выехал на место. Он принял энергичные меры — армия была пополнена, усилена и, совершив перегруппировку, вновь смогла перейти к активным действиям.
Самостоятельные задачи, возложенные на Ударную группу Шорина, и фактически отдельное направление заставили главкома поставить вопрос о выделении группы Шорина из состава Южного фронта с реорганизацией ее с 30 сентября 1919 года в Юго-Восточный фронт.
При разделении фронтов конный корпус Буденного был зачислен в состав Южного фронта, обстановка на котором все более сгущалась. Корпус Буденного задержали на Юго-Восточном фронте, и Ленин, внимательно следивший за оперативной обстановкой, 4 октября послал члену Реввоенсовета Юго-Восточного фронта Смилге шифрованную записку. Ленин резко обвинял Шорина в задержке корпуса Буденного и непроявлении энергии для помощи Южному фронту. Возмущение Владимира Ильича было, по существу дела, исключительно справедливо. Позднее удалось выяснить, что, задерживая конный корпус, Шорин действовал по телеграфному указанию главкома от 30 сентября.
Осенью 1919 года в распоряжение Шорина была передана Волжская военная флотилия. По договоренности с М. В. Фрунзе, командовавшим Туркестанским фронтом, Шорин принял также 11-ю армию, действовавшую на Нижней Волге, а также Астраханский укрепленный район.
9-я армия успешно выходила на Дон. Перед ней отступала более сильная Донская армия. Несмотря на усиленное продвижение деникинцев, в центре рвавшихся к Москве и уже нацелившихся на Тулу, Деникин был вынужден — в ущерб своему наступлению — дать приказ произвести удар на Новохоперск, чтобы этим оказать помощь Донской армии.
Опасное продвижение деникинцев к Туле потребовало изменения оперативного плана, так как даже максимальный успех Юго-Восточного фронта уже не смог бы изменить положения Южного фронта.
Политбюро ЦК во главе с В. И. Лениным 15 октября 1919 года возложило на Южный фронт решение основной задачи: отразить опасное наступление Деникина в центре. Юго-Восточный фронт временно должен был нести вспомогательную роль, накрепко сковывая стоящего перед ним противника, с тем чтобы отсюда не дать Деникину возможности перебрасывать в центр никаких подкреплений.
Эту задачу Шорин успешно выполнял усиленным продвижением своих войск к Нижнему Дону и Манычу.
Своевременность и правильность принятого партией решения подтвердились уже в ближайшие дни. Пополненные и усиленные войска Южного фронта, совершившие перегруппировку, и замечательный контрудар в районе Кромы — Орел заставили белых остановить наступление. 20 октября деникинцы оставили Орел, 24 октября — Воронеж. Здесь были наголову разбиты конные корпуса Шкуро и Мамонтова. В ноябре уже все войска Южного фронта включились в наступление для освобождения Украины и Донбасса.
Тем временем войска Юго-Восточного фронта освободили Калач, продвинулись к Новочеркасску и полностью разгромили астраханское белое казачество. По приказу Шорина части 11-й армии успешно продвигались к северу по обоим берегам Волги, имея задачей содействовать 10-й армии в окружении Царицына.
10 декабря белые потерпели крупное поражение у станицы Вешенская, где вновь отличилась 28-я дивизия, Обеспечив надежную переправу через Дон, наши части смогли выйти к его нижнему течению и к устью Северного Донца.
25 декабря 1919 года Шорин отдал приказ о новом этапе решительного наступления в общем направлении на Новороссийск.
Ближайшей задачей он ставил разгром Кавказской и части Донской армий врага и расчленение войск Деникина. Это достигалось выходом Красной Армии к Азовском/ морю. Одновременно Шорин приказывал, завершив окружение Царицына, захватить город совместным ударом частей 10-й и 11-й армий.
Командарм-10 А. В. Павлов и командарм-11 М. И. Василенко согласовали свои действия и дали обещание Шорину освободить Царицын не позднее первых чисел января 1920 года.
Действительно, 3 января одновременным ударом с обоих берегов Волги Царицын был возвращен Советской Родине. Героями освобождения города стали дивизии П. Е. Дыбенко и Е. И. Ковтюха.