«PINK FLOYD» ПРОСТО, НО HE БАНАЛЬНО

«PINK FLOYD» ПРОСТО, НО HE БАНАЛЬНО

Шесть лет назад ни один концерт «Pink Floyd» не обходился без нарушений общественного порядка, когда к ним на сцену дождем сыпались бутылки, стаканы и оскорбления. Тогда их считали эксцентричными чудаками, теперь же их признал весь мир за изобретательность, оригинальность и техническое совершенство. На Ланчестерском фестивале они раз и навсегда развеяли миф о том, что они не способны уже породить ничего нового, сыграв абсолютно новый шедевр «Dark Side Of The Moon» («Темная сторона луны»).

С самого начала их целью было стать рок-н-ролльными звездами, говорит барабанщик Ник Мейсон, и, безусловно, никто не сомневается, что они своего добились. По моему мнению, прошлое и настоящее этой группы тесно связаны, и даже после ухода Сида Барретта, которого сменил Дэйв Гилмор, они развивались постоянно и последовательно.

Мейсон качает головой: «Не думаю, что существует какой-то точный график этой связи, но, безусловно, можно нарисовать графики зависимости нашей музыки от нашего духовного развития.

Будущее гораздо важнее, чем болото прошлого. На самом деле настоящая опасность состоит в том, что можно застрять в «добром старом времени» со старыми песнями и со старыми достижениями».

Ниже он со знанием дела рассказывает о прошлом, настоящем и о будущем «Pink Floyd».

ТОНИ СТЮАРТ, репортер «New Musical Express»: Какова была флойдовская музыкальная политика, когда группа только начала выступать?

НИК МЕЙСОН: У нас не было абсолютно никакой политики тогда и нет сейчас, за исключением старой договоренности — не играть чужой материал. Безусловно, наш собственный материал интересует нас больше. Однако, когда мы начинали, мы на самом деле мало думали о том, что мы делаем или как мы это делаем.

Чем-то вроде счастливого случая, оторвавшего нас от земли, хотя это отнюдь не счастливый случай, был тот факт, что Сид Барретт начал сочинять песни; тем не менее мы могли бы еще долгие годы играть песни из старых альбомов «Stones», мелодии Бо Диддпи и что-нибудь еще, и мы бы не достигли ничего. То, что Сид стал сочинять песни, в корне изменило ситуацию.

ТОНИ СТЮАРТ: Однако вы ввели световое шоу.

НИК МЕЙСОН: Да, несколько позже.

ТОНИ СТЮАРТ: Считается, что вы были представителями нового искусства в Лондоне. Можешь немного рассказать об этом?

НИК МЕЙСОН: Да, это правда. Это мнение сложилось во многом благодаря средствам массовой информации. Пресса в то время открыла так называемый андеграунд, а мы были чем-то вроде фирменной группы андеграунд, благодаря «UFO» и «Gardens». Тогда начались разговоры о смешанных концертах, где музыка сочеталась со световыми шоу, и нам посчастливилось сделать такое шоу. Это произошло само собой, так же, как все у нас происходило само собой. Я имею в виду, что не было определенного направления, политики, каких-то планов или чего-то еще. Все шло само собой.

Световое шоу появилось благодаря различным факторам; например, один парень, прилетевший из Штатов, услышал группу, и она ему понравилась. У него был проектор, он знал, как делать водяные слайды, и он нам их сделал.

Или, к примеру, концерт в Эссекском университете, где другой парень собрал мигающую световую систему: он одновременно управлял ею и показывал фильм. Или взять ту установку в колледже искусств в Хорнси, где имелась очень солидная лаборатория света и звука со специальными проекторами и спецоборудованием.

На самом деле мы никогда не относились к лайт-шоу так же, как прочие. Они относились к нему серьезно, а мы были слишком заняты игрой в рок-группе, которая добилась некоторого успеха.

ТОНИ СТЮАРТ: Поэтому световое шоу не являлось основной частью представления?

НИК МЕЙСОН: Ну, оно стало важной частью нас. Оно символизировало «Pink Floyd» и определенное отношение к жизни.

ТОНИ СТЮАРТ: Ты сказал, что к вам приходили люди с предложениями светового шоу, что это была не ваша идея. Я понимаю так, что сначала они комбинировали свет со звуком, но достигли ли они той точки, когда музыка, создаваемая вами, и свет стали единым целым?

НИК МЕЙСОН: Ну, нет на самом деле, потому что вначале мы играли музыку, а несколько человек невпопад мигали над нами лампочками, но света было мало, поскольку ни у кого не было мощных ламп и так далее. Когда идея получила развитие, звук и свет стали более сбалансированными, и ситуация стала колебаться от преобладания света над музыкой в маленьких залах до хорошего баланса между ними.

ТОНИ СТЮАРТ: Насколько важна была тогда роль Сида Барретта в группе? Я знаю, что он сочинил «Arnold Layne», ваш первый сингл 1967 года.

НИК МЕЙСОН: Очень важна. То есть он сочинил все, все, кроме пары песен.

ТОНИ СТЮАРТ: Был ли «Arnold Layne» именно тем синглом, который вы хотели выпустить?

НИК МЕЙСОН: Очень трудно описать состояние нашего полного сумасшествия в то время. Мы совершенно не понимали, что происходит на самом деле; мы знали, что хотим стать рок-н-ролльными звездами и хотим выпускать синглы, поэтому мы думали, что «Arnold Layne» — это классный сингл.

После «Emily», когда ушел Сид, мы больше не смогли выпустить хороший сингл. Наша звукозаписывающая фирма попросила нас об этом, но мы не смогли найти ничего подходящего. К моменту выхода «Saucer» мы поняли, что не можем сочинять синглы, и наши интересы сконцентрировались на длинных композициях и на более сложных произведениях.

ТОНИ СТЮАРТ: Поэтому вы и сделали «Interstellar Overdrive», другого рода вещь? Этот образец новой музыки. Эту флойдовскую композицию с плавно возрастающим и убывающим напряжением и с электронными эффектами. Я думаю, подобная музыка имела место на всех альбомах группы вплоть до «Echoes» на пластинке «Meddle» («Вмешательство»).

НИК МЕЙСОН: Да, возможно, «Echoes» — это часть «Interstellar»; часть нас. Я имею в виду, что там есть такой же кусок нашего творчества. He знаю, что к этому

добавить. «Interstellar» кажется несколько сконструированной, но это произведение, меньше всех прочих рассчитанное и спроектированное.

ТОНИ СТЮАРТ: Ты сказал, что Сид Барретт делал большую часть работы по сочинению песен, поэтому, когда он ушел, вся нагрузка легла на группу?

НИК МЕЙСОН: Да, каждый из нас был, э-э-э… ну, мы были несколько напуганы, поскольку мы все подумали, что теперь нам придется самим сочинять песни. Но это обстоятельство позволило нам перейти на новый этап развития, чего, возможно, не произошло бы, если бы Сид остался.

ТОНИ СТЮАРТ: После его ухода вы перестали устраивать световое шоу и стали больше выступать с концертами. Это и был ваш следующий этап в развитии?

НИК МЕЙСОН: Да, это был следующий этап. К тому времени световое шоу устарело, у нас не было нового оборудования, и мы не хотели никакого нового оборудования. Мы превратились в нечто вроде цирка с грудой аудиоаппаратуры.

В последнем британском турне мы снова используем световое шоу, но это другое световое шоу. Мы купили такую же световую установку, но она в шесть раз мощнее нашей предыдущей.

ТОНИ СТЮАРТ: Ты сказал, что, когда вы начали выступать, вы хотели стать рок-н-ролльными звездами, но затем в 68-м и в 69-м годах вы стали сочинять музыку к кинофильмам. Тогда много цитировали ваше высказывание, что музыка должна быть полезной и живой.

НИК МЕЙСОН: Ты использовал выражение «стать рок-н-ролльной звездой» в несколько расплывчатом смысле. В те дни, когда мы начинали, это была наша цель; нашей целью было попасть на «Тор Of The Pops». Мы хотели стать звездами; это было бы здорово, фантастично!

ТОНИ СТЮАРТ: Шестьдесят девятый год был знаменательным годом, именно тогда вы занялись улучшением звучания своей аппаратуры. Вы работали над квадрозвуком, обрушивающимся на слушателя со всех сторон. Насколько важно для вас было качество звучания вашей музыки?

НИК МЕЙСОН: Полагаю, самым важным для нас было сделать полноценный концерт, продолжающийся весь вечер, и создать определенную атмосферу. Самое лучшее — снять концертный зал, разместить публику так, чтобы ей было удобно, и, использовав подходящую саунд-систему, сыграть раскованно, от души, без всяких неприятностей, которые бывают у других групп.

Я думаю, что самыми лучшими концертами являются те концерты, где ощущается чувство общего единения, где никто из зрителей не глазеет на своих кумиров раскрыв рот — хотя музыканты, безусловно, участвуют. Если четыре парня на сцене поймают это ощущение, концерт будет хорошим. Я почувствовал полное единение с публикой на концерте в «Albert Hall» примерно два с половиной года назад, и весь концерт прошел замечательно.

ТОНИ СТЮАРТ: В 1970 году, после выхода альбома «Atom Heart Mother», у вас был спад, тогда как до этого вы постоянно развивались.

НИК МЕЙСОН: Ну, «Atom Heart Mother» была специфической пластинкой. Не думаю, что это был спад на самом деле. Полагаю, это была очень важная работа. Она не была слишком успешной, но, думаю, мы напугали часть публики тем, что подсунули им хор и оркестр.

ТОНИ СТЮАРТ: Зачем это было нужно?

НИК МЕЙСОН: Просто хотели попробовать поработать с хором и оркестром…

ТОНИ СТЮАРТ: Это была еще одна фаза в вашем творческом развитии?

НИК МЕЙСОН: Да, это казалось в то время хорошей идеей.

ТОНИ СТЮАРТ: Это был первый альбом со стороной, полностью посвященной одной музыкальной теме.

НИК МЕЙСОН: Да.

ТОНИ СТЮАРТ: Вы с самого начала хотели сделать это или идея возникла в процессе работы над альбомом?

НИК МЕЙСОН: Мы не собирались занимать всю сторону одной песней, но нам стало ясно, что нужна по меньшей мере сторона, чтобы эта песня поместилась. Возможно, мы и дальше экспериментировали бы в этом направлении, но нам приходилось придерживаться формата пластинки. Максимальное непрерывное время звучания должно быть примерно 23 минуты или что-то вроде того — длина одной стороны диска.

ТОНИ СТЮАРТ: Как ты думаешь, с точки зрения группы этот шаг был успешным?

НИК МЕЙСОН: Ну, мы бы хотели повторить его снова, мы бы опять хотели записать одну композицию на целую сторону. Этот шаг не был слишком успешным, однако он был очень полезным в творческом плане.

ТОНИ СТЮАРТ: Мог бы ты рассказать, какие трансформации претерпела ваша аппаратура за время вашей карьеры?

НИК МЕЙСОН: Такие же, как все остальное, в процессе постепенного приобретения огромного количества оборудования, — мы стремились, как и большинство групп, иметь хороший саунд.

Как только мы начали выступать, первым делом возник вопрос приобретения достаточного количества оборудования. На самом деле сегодня в нашей звуковой системе нет ничего нового. Основное — это микшерский пульт, который находится в зрительном зале, и благодаря ему мы добиваемся правильного баланса звука. В настоящий момент мы стараемся сделать всю систему как можно более компактной и универсальной, чтобы орган, гитара, ударные или что-то еще могли подключаться к системе, все звуки проходили через микшерский пульт и звучание получалось бы квадрофоническим, стереофоническим или двойным моно. Требуется масса денег и времени, чтобы заниматься этим. «The Who» много занимались проблемой микширования звука. Они начали раньше нас и до сих пор бьются над этим. Я знаю, что их пульт сделан теми же людьми, что и наш, но он труднее в обращении, и у них намного больше проблем, чем у нас, поскольку им приходится иметь дело с гораздо более мощным саундом. Это, безусловно, довольно большая проблема, если группы такого калибра все еще бьются над ней.

ТОНИ СТЮАРТ: Ты сказал, что композиция «Atom Heart Mother» была чем-то вроде эксперимента, но мне кажется, что вещь «Echoes» на новом альбоме «Meddle» на нее очень похожа, хотя там нет ни оркестра, ни хора.

НИК МЕЙСОН: Да, я думаю, есть определенное сходство между пластинками «Atom Heart Mother» и «Meddle». Не уверен, что мы смогли бы сделать «Meddle», не создав «Atom Heart Mother».

ТОНИ СТЮАРТ: Пластинку «Atom Heart Mother» вам помогали записывать оркестр и хор. На пластинке «Meddle» вы все сделали сами, хотя конструкции двух альбомов очень похожи.

НИК МЕЙСОН: Ты, безусловно, прав насчет конструкции. Есть много песен, имеющих пинкфлойдовский привкус, но также есть и очень опасные пинкфлойдовские клише. Во-первых, мы как бы зациклились на медленном четвертичном темпе. И, во-вторых, мы берем какую-либо мелодию или партию хора, или оркестра, или чего-то еще и выжимаем из них все, что можно. Один раз мы можем сыграть мелодию медленно и тихо, другой раз несколько жестче, третий раз совсем тяжело, что, по-видимому, в какой-то степени и произошло на пластинках «Meddle» и «Atom Heart Mother». Но там, где имеются хор и оркестр, вариант чуть лучше, так как он хорошо аранжирован, вставлены прекрасные духовые инструменты и сыграны более сложные партии. На «Atom Heart Mother» много музыки, которая мне очень нравится. Особенно мне нравится хоровая часть.

ТОНИ СТЮАРТ: Не кажется ли тебе, что вы с трудом создаете новый материал?

НИК МЕЙСОН: Конструкция «Echoes» довольно похожа на «Atom Heart Mother» в том смысле, что она состоит из многих частей. Однако эти части настолько разные, что я не думаю, что нам пришлось «доить» «Atom Heart Mother», чтобы сделать «Echoes».

ТОНИ СТЮАРТ: Много ли вы спорите в группе по поводу создания композиций?

НИК МЕЙСОН: Много. На самом деле мы больше спорим, чем что-то делаем.

ТОНИ СТЮАРТ: Как появляются такие произведения, как «Atom Heart Mother» или «Echoes»?

НИК МЕЙСОН: Ну, «Echoes» была своеобразной попыткой создать композицию немного другим способом, чем раньше. Мы арендовали студию и весь январь приходили туда и играли. Всякий раз, когда у кого-то из группы появлялась какая-нибудь идея, мы записывали ее. В конце января мы прослушали запись, и у нас получилось 36 различных музыкальных набросков, которые иногда были взаимосвязаны, а иногда нет. Песня «Echoes» была сделана из них.

ТОНИ СТЮАРТ: Скажем, один из вас сочинил песню, насколько остальные участники группы задействованы в работе над ней?

НИК МЕЙСОН: Во многом зависит от ситуации. Нужно говорить о каждой песне конкретно; например, Дэйв может прийти с песней, уже записанной у него дома. Там уже записана гитара, возможно, барабаны и вокалы. В случае с «San Tropez» («Сан-Тропе») Роджер пришел с абсолютно готовой песней. Ее почти не нужно было аранжировать. Это был тот случай, когда нам оставалось просто выучить аккорды. В других случаях ситуация довольно неопределенная. Мы можем иметь партию бас-гитары, размытую идею для хора, и больше ничего.

ТОНИ СТЮАРТ: Был ли Дэйв Гилмор взят в группу за то, что умеет сочинять песни?

НИК МЕЙСОН: Нет. Дэйв Гилмор был взят, потому что он умеет петь и играть на гитаре, в чем мы очень нуждались. Мы также считали, что он тот человек, с которым мы сможем сработаться. Наверное, гораздо важнее взять в группу человека, с которым можно сработаться, чем просто хорошего музыканта. Мы, безусловно, поступили правильно. Полагаю, причина, по которой мы до сих пор не распались, отчасти состоит в том, что мы умеем уживаться друг с другом.

ТОНИ СТЮАРТ: Музыка «Pink Floyd» достаточно проста, из-за чего ее часто сравнивают с музыкой Бриттена и Бетховена. Не думаешь ли ты, что одной из сильных сторон вашей музыки является ее простота?

НИК МЕЙСОН: Да. В ней нет ничего излишне сложного. На нашей аппаратуре не играет вундеркинд-электронщик типа Штокгаузена. Наша музыка, безусловно, простая, но она не банальная. Есть много причин, почему я считаю, что то, что мы делаем, лучше, чем то, что делают другие люди. Иначе мы просто были бы чьей-то копией.

ТОНИ СТЮАРТ: Не находишь ли ты, что такие композиции, как «Controls» и «Axe», исполняемые вами до сих пор, со временем несколько удлинились?

НИК МЕЙСОН: Да. Но я думаю, что теперь они устарели. Они тянут нас в болото старых песен. Публика делится на две части: на тех, кому скучно слушать старые песни, и на тех, кто вспоминает свою молодость или золотую эру психоделии или просто хочет услышать, как это было. Эти песни хороши для тех, кто хочет послушать что-нибудь старенькое, но они не важны для нас.

ТОНИ СТЮАРТ: Ты уже сказал, что тебе нравится музыка «Pink Floyd». Означает ли это, что тебе нравится и тот уровень мастерства, которого вы достигли в настоящий момент?

НИК МЕЙСОН: Да. Я счастлив. В настоящий момент мы сочиняем новый грандиозный материал.

ТОНИ СТЮАРТ: Считаешь ли ты, что существуют обстоятельства, которые удерживают вашу музыку в определенных рамках?

НИК МЕЙСОН: Если ты имеешь в виду то, как трудно нам работать, то да. Во всяком случае, нам трудно найти правильный метод работы. Мы никогда не знаем, то ли позволить себе отдохнуть, то ли еще увеличить нагрузку, особенно при сочинении нового материала. Так мы работаем сейчас и так работали в прошлом, хотя это и малоприятный метод работы.

ТОНИ СТЮАРТ: До настоящего времени вы ни разу не сочинили материала специально для выступлений на сцене, это всегда был материал с альбомов.

НИК МЕЙСОН: Мы только один раз сочинили материал специально для живого выступления. Обычно альбом — это способ давления на нас, вот почему песни принимают альбомную форму.

ТОНИ СТЮАРТ: Вы выпускаете примерно один альбом в год?

НИК МЕЙСОН: Да. Мы бы хотели выпускать больше альбомов, если бы у нас была возможность сочинять больше и записываться. Да ради бога. Но у нас нет такой возможности.

ТОНИ СТЮАРТ: Кажется, вы не слишком много гастролировали по Англии?

НИК МЕЙСОН: Причина во многом в том, что британская публика не любит новые песни и мы чувствуем себя неловко, стоя на сцене и играя четвертый год подряд «Set The Controls», «Careful With That Axe», «А Saucerful Of Secrets» и так далее и тому подобное. Нам это не нравится. Нам нравится играть эти песни иногда, но не отправляться с ними на гастроли.

ТОНИ СТЮАРТ: Мне также известно, что вы работаете над балетом.

НИК МЕЙСОН: Мы еще не начали над ним работать. У нас было много дискуссий: много завтраков, много обедов, очень много встреч, и, я думаю, мы нашли что-то вроде сюжетной линии для него. Замысел принадлежит Ролану Пети, и он решает, какие идеи он хочет использовать в балете, поэтому, я думаю, мы скоро начнем работать всерьез. На самом деле балет немного похож на фильм. Чем больше информации имеешь на старте, тем легче сочинять. Трудность же в создании альбомов заключается в том, что вы абсолютно свободны в выборе тем, поэтому стартовать очень трудно.

ТОНИ СТЮАРТ: Сейчас вы достигли уровня, когда можете беспрепятственно выступать в любой стране мира (кроме Америки). Считаешь ли ты, что это налагает определенную ответственность на группу?

НИК МЕЙСОН: Безусловно, это примечательная ситуация. Но я не считаю, что она налагает большую ответственность на группу, на самом деле в этой ситуации нет ничего сверхъестественного, если иметь в виду агентов, менеджеров и промоутеров. В Америке, например, у нас по-прежнему много работы. И по-прежнему очень мало групп, которые там могут диктовать свою цену.

В любой другой стране мира мы можем назначать нашу цену. Достигнув успеха, необходимо решить, как использовать свое влияние. Вы можете потратить его либо на то, чтобы извлечь максимальное количество денег, либо на то, чтобы постараться укрепить свою позицию, что, безусловно, гораздо разумнее.

Когда вы организуете гастроли, вы стараетесь получить в свое распоряжение самые лучшие залы, чтобы концерты посетило как можно больше публики. Франция, например, является для нас огромной проблемой, поскольку это страна, где мы популярны и где нам хотелось бы работать, но мы не можем получить там подходящие помещения для концертов. Мы давно не работали во Франции, что неправильно, а не работали потому, что там очень трудно найти хорошие помещения. Французская публика склонна к вандализму, поэтому рок-группы в приличные залы не пускают, а работать в плохих нет смысла.

Тони Стюарт.

«New Musical Express», 12 и 19 февраля 1972 г.