Аленушка

Аленушка

Иногда с Васнецовым бывало так: гулял он по ахтырским полям, н казалось ему, что полям этим конца-краю нет. Вот налетит ветерок, на мгновенье потемнеют светлые краски поля — и вновь заблещут как ни в чем не бывало. Только жарко заволнуется нежно-желтое море ржи и оживут тысячи васильков. Откуда-то возникает песня. Не разберешь ее слов, да и есть ли в ней слова? Это поет душа человека.

Над глухими русскими деревнями, вросшими в землю подслеповатыми избами, размытыми дождями дорогами часто слышались ему и другие, заунывные песни.

Женщины пели тихо, печально. Казалось, их песни напеты осенней непогодою, нашептаны беспросветной нуждой, безысходным горем. И тогда вспоминались тютчевские строки:

Слезы людские, о слезы людские,

Льетесь вы ранней и поздней порой.

Льетесь безвестные, льетесь незримые,

Неистощимые, неисчислимые, —

Льетесь, как льются струн дождевые

В осень глухую, порою ночной.

«Слезы людские» лились в этот достопамятный 1881 год в особенном изобилии.

После убийства Александра II народовольцами царское правительство обрушило на страну невиданный террор. С ним не могли сравниться даже репрессии Николая I после подавления восстания декабристов. Революционеров вешали, ссылали на каторгу. «Политические», звеня кандалами, брели в Сибирь, ехали, закованные, на телегах, а некоторых, особо важных преступников «охранители порядка» мчали на курьерских.

Репин уже начал работу над своей картиной «Арест пропагандиста».

В Москве, куда Виктор Михайлович время от времени наезжал с ахтырской дачи, словно все притихло. Зашел он как-то к Третьякову в чаянии послушать музыку, но хозяина не застал, в гостиной сидела Вера Николаевна, бледная, осунувшаяся. На столе лежала газета с извещением о казни народовольцев. Разговор как-то не клеился. Васнецов прошел в галерею — посмотреть картины, приобретенные Павлом Михайловичем за последнее время. Среди них оказались полотна Савицкого «Ремонтные работы на железной дороге» и Мясоедова «Земство обедает». По сердцу художника ударил рыдающий некрасовский стих.

На душе было тяжело…

Между тем новая композиция, замысел которой художник почерпнул из сказки об Аленушке, все прояснялась. Сказку эту, слышанную не раз в детстве, Васнецов нашел в только что изданном сборнике Афанасьева, и она сразу же тронула его глубже и сильнее всех других. Запал ему в душу и безысходно-тоскливый напев, доносящийся со дна реки, и вся поэтическая ситуация сказки с ее торжеством правды.

И он показал Аленушку, тяжко и несправедливо обиженную злыми людьми. Она совсем одна в дремучем лесу, полном таинственных шорохов. Пригорюнилась, присела на круглый старый камень у черного омута и в тяжелом, безысходном горе обхватила тонкими руками колени. Это настоящая деревенская девочка-подросток пришла в темный, но не страшный (что ей страшно?!) лес погрустить о своей участи. Отец и мать ее умерли, чужие люди заставляют батрачить с утра до ночи, бьют, морят голодом, каждый обижает… Что же будет дальше?

Как связана природа с внутренним состоянием девочки! Как сумрачно насупилось в предчувствии недалекой зимы, как тяжело нависло низкое осеннее небо! Неподвижен пруд. В темной, таинственной глади омута лишь смутно отражается голубой сарафан.

Но не все мрачно в окружающем Аленушку пейзаже. В отдалении теплятся елочки, манящие вечно молодой зеленью. Под стать нм и стройные осинки. Они и вовсе стоят недалеко от нее и под набегающим ветерком, осыпая девушку золотом листьев, как бы шепчут ей: «Не плачь, не горюй!»

И уже совсем тверды и прямы жесткие листья камыша, торчащего из воды на переднем плане. Они тоже будто говорят: «Не плачь! Выпрямись!»

Предварительная работа по созданию картины — результат огромного труда. Перед нами целая лаборатория, своего рода маленькая мастерская множества этюдов к «Аленушке». Ни один из них не удовлетворил художника, но как трудолюбивая пчела собирает мед с каждого цветка, так и он внутренне обогащался с каждым этюдом, медленно и упорно приближаясь к цели.

Многие уголки в окрестностях Ахтырки и Абрамцева, деревни, перелески, ручейки, пригорки — безмолвные свидетели хождений Васнецова с этюдником в поисках образов и мотивов задуманного произведения. «Пруд в Ахтырке», «У опушки», «Осока» — все эти поэтические этюды, находящиеся в Третьяковке, как и ряд других, неразрывно связаны с творческой историей «Аленушки».

Ни один из этих пейзажей не был использован целиком. Приближением к воплощению темы можно считать картину «Затишье». Это уже не этюд, а законченная картина — пейзаж, одно из очень немногих и тем более ценных произведений Васнецова такого рода, что «чистых» пейзажей у него почти не встречается.

Интересно «войти» в лабораторию художника и проследить, как видоизменялся облик Аленушки и всей картины.

Самый первоначальный этюд изображал миловидную девочку, лишь отдаленно напоминавшую Аленушку. Она сидела среди поля, усеянного ромашками. Пожалуй, только поза ее вошла в заключительный вариант полотна. На лице лишь чуть заметна легкая дымка печали. Ясно, что этот образ, интересный сам по себе, не годился для задуманной художником Аленушки русской сказки.

Васнецов пишет другие этюды, делает новые зарисовки с натуры, улавливает все новые и новые штрихи и постепенно создает такой образ, в котором отдельные черты, подмеченные им в том или ином человеке, объединились в целостный тип Аленушки.

В передовом искусстве того времени волнующе звучала тема «темного царства», поднятая «Грозой» Островского и статьями Н. А. Добролюбова. Рабскую долю женщины изображали в живописи Перов («Утопленница», «Приезд гувернантки в купеческий дом»), Пукирев («Неравный брак»), Неврев («Воспитанница», «Торг»). Все это произведения большой социальной направленности.

В отличие от них, Васнецов, верный своему оригинальному, начатому «Побоищем» пути, и здесь претворил тему в сказочном, истинно народном стиле.

Но опять-таки, подобно тому, как в картине «После побоища», в основном использована тема «Слова о полку Игореве», хотя слышатся отзвуки и других произведений, так и в «Аленушке» воплотилась не одна только сказка. Чрезвычайно любопытное признание по этому поводу невольно сделал сам Васнецов, заметивший как-то:

— Критики и, наконец, я сам, поскольку имеется у меня этюд с одной девушки-сиротинушки из Ахтырки, установили, что моя «Аленушка» натурно-жанровая вещь! Не знаю. Может быть. Но не скрою, что я очень вглядывался в черты лица, особенно в сияние глаз Веруши Мамонтовой, когда писал «Аленушку». Вот чудесные русские глаза, которые глядели на меня и весь божий мир и в Абрамцеве, и в Ахтырке, и в вятских селениях, и на московских улицах и базарах и навсегда живут в моей душе и греют ее!

Таким образом, сам Васнецов признает стремление создать в этой картине обобщение русского типа женской духовной красоты.

О неумирающем образе Аленушки через шестьдесят с лишним лет скажет поэт Дмитрий Кедрин:

Стойбище осеннего тумана,

Вотчина ночного соловья,

Тихая царевна Несмеяна —

Родина неяркая моя!

Знаю, что не раз лихая сила

У глухой околицы в лесу

Ножичек сапожный заносила

На твою нетленную красу.

Только все ты вынесла и снова

За раздольем нив, где зреет рожь,

На пеньке у омута лесного

Песенку Аленушки поешь…

Я бродил бы тридцать лет по свету,

А к тебе вернулся б умирать,

Потому что в детстве песню эту.

Знать, и надо мной певала мать!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.