XVII. Парад Победы

XVII. Парад Победы

Разгром Гитлера есть, конечно, результат национального чувства, взятого в его почти химически чистом виде… Германия поставила перед Россией вопрос «быть или не быть» — и получила свой ответ.

Иван Солоневич. Народная монархия

5 мая 1945 года Александр Иванович с ведомым побывал в Берлине. Г. Г. Голубев вспоминает: «Расписались и мы на рейхстаге, осмотрели его и затем вышли на площадь, постояли у Бранденбургских ворот… Пустынная площадь усыпана обломками кирпичей и стекла, осколками и гильзами. Тянет пороховой гарью…»

В ночь на 9 мая Покрышкин, завершив в штабе планирование следующего боевого дня, «провалился в привычно короткий и настороженный сон». Разбудила его нараставшая пальба из всех видов оружия, вплоть до авиапушек и пулеметов.

«Я схватил в темноте трубку телефона.

— Дежурный? Что происходит? Почему стреляют?

— Фашистская Германия капитулировала, товарищ полковник! Кончилась война!..»

Положив трубку, Александр Иванович несколько минут постоял, глядя в окно на фейерверк победных трасс… Затем: «Я тоже достал пистолет и несколько раз выстрелил из окна вверх».

Поздравил командира начальник штаба Б. А. Абрамович. Первыми из летчиков, кого встретил Александр Иванович, были Андрей Труд и Дмитрий Глинка.

«Дорогой наш командир! Поздравляем с долгожданной победой! Позволь от всех летчиков расцеловать тебя, наш Батя! — торжественно произнес Труд, обнимая меня.

— Поздравляю вас, Андрей и Дмитрий, с тем, что дожили вы до светлого праздника!

— Товарищ командир! Мы же с Дмитрием криворожские шахтеры. Не задавило под землей, а в воздухе нас убить было трудно, тем более, когда у нас был такой учитель!»

Три летчика-богатыря обнялись. Страна ликовала. С плеч народа падал груз, всю тяжесть которого никогда не измерить.

Пасха, Светлое Христово Воскресение, в 1945 году совпала с днем Георгия Победоносца — 6 мая. День 9 мая был средой Светлой пасхальной седмицы…

29 мая А. И. Покрышкин был вызван в Москву на дипломатический прием, который устраивал В. М. Молотов в честь Победы. С Центрального аэродрома трижды Героя на машине доставили «с корабля на бал». В гимнастерке, галифе и сапогах летчик почувствовал себя неловко среди украшенных драгоценностями дам в бальных платьях, мужчин в смокингах и парадных мундирах.

Командующему ВВС А. А. Новикову Покрышкин сказал:

— Товарищ Главный маршал! Среди этих разряженных дипломатов и гостей я чувствую себя белой вороной.

— Не обращай внимания! Сейчас, как только откроется дверь в другой зал, все эти респектабельные господа ринутся наперегонки к столам.

«Так оно и произошло», — вспоминал Александр Иванович.

Командующий ВВС отпустил его на неделю в Новосибирск. В июне 1945-го Покрышкин впервые увидел семимесячную дочь Светлану… С женой Марией они поехали по предложению парторга авиазавода А. И. Шибаева на пчельник в тайгу. Эта поездка с литературным блеском описана М. К. Покрышкиной:

«Поехали мы на пасеку в фаэтоне, запряженном симпатичной гнедой лошадкой. Дорога все время шла лесом. Смыкающиеся в вышине кроны деревьев создавали зеленый, пронизанный солнцем многокилометровый тоннель. Ехали мы, ехали, и вдруг — диво дивное! Перед нами открылась огромная и словно каким-то волшебником раскрашенная поляна. Только выехав на нее, мы поняли, в чем дело. Вся она была засеяна длинными полосами розовых, белых, голубых, сиреневых медоносных трав. А вокруг этой дивной поляны, словно вековые стражи, стояли огромные березы, причем все они разнились друг от друга рисунком коры и кроной… К тому же нашим взорам предстала трава невиданной высоты, в которой радовало глаз множество цветов, среди них были и сибирские огоньки…»

Беседы с умудренным светлым человеком пчеловодом К. К. Бессоновым, банька по-черному, прогулки по лесу, любимый с детства шум деревьев переносили Героя из войны в прекрасный, казавшийся сказочным, мир…

«Знаешь, Мария, за что я люблю свою Сибирь? — спрашивал меня муж. — За доброту. Вот побыл всего один день здесь и словно всю накипь страшных военных лет с души снял».

В жизни Марии Кузьминичны и Александра Ивановича заканчивалось время долгих разлук. Расставание перед полетом мужа в Москву было совсем другим, чем в прошлом сентябре.

…24 июня 1945 года. Куранты Спасской башни Кремля бьют 10 часов утра. Час великого торжества России. На Красной площади начинается Парад Победы — блистательно задуманное и проведенное историческое действо.

Каждый из десяти фронтов армии победителей представлен сводным полком — 1059 солдат и командиров. В полку — шесть рот пехоты, по одной роте артиллеристов, танкистов и летчиков, а также сводная рота кавалеристов, саперов и связистов. Отобраны лучшие из лучших, цвет армии. Участвует в параде сводный полк Военно-Морского флота, суворовцы, слушатели военных академий, войска Московского гарнизона.

На парадной, пошитой в традициях русской армии специально для этого дня, форме, на мундирах, танковых комбинезонах, черкесках кубанских казаков — блеск орденов и медалей. В военном оркестре — 400 музыкантов, на правом фланге — полковник В. И. Агапкин, автор марша «Прощание славянки», участник парада 7 ноября 1941 года.

Колонна 1-го Украинского фронта, штандарт которого держит полковник А. И. Покрышкин, построена напротив Мавзолея. Над силуэтами елей — зубчатая черта Кремлевской стены. На трибуне Мавзолея, совсем близко, в окружении партийных и военных руководителей СССР, — Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин. Все взгляды прикованы к нему. То был его день… День победителей…

Покрышкин, изучив впоследствии битвы и операции Великой Отечественной войны в стенах двух академий, и в конце своей жизни повторил: «Если бы не Сталин, мы бы войну не выиграли…»

М. К. Покрышкина много лет спустя вспоминала: «Александр Иванович всегда говорил так: «С именем Сталина мы выиграли одну из самых кровавых войн. Бойцы поднимались из окопов с возгласами: «За Родину, за Сталина!» Многие летчики имели при себе портрет главнокомандующего, не был исключением и мой муж. И еще Александр Иванович добавлял: «Это — история нашей страны, и переписывать ее никому не дано!»

Однажды, уже во время работы в ДОСААФ (1970-е гг. — А.Т.), Александр Иванович прилетел в Грузию. Председатель республиканской организации Владимир Николаевич Джанджгава, Герой Советского Союза (на фронте он командовал пехотной дивизией) предложил посетить музей И. В. Сталина в Гори. Муж охотно согласился. В музее Александр Иванович был неприятно удивлен, так как будучи включенным в состав комиссии по приему подарков к 70-летнему юбилею Сталина (1949 г. — А.Т.), видел, каково было их количество. Все помещения Музея Революции и Музея И. В. Ленина были заставлены дарами со всех концов света. «Слушайте, что у вас делается?! У вас же ничего нет…» — воскликнул Покрышкин. Затем ему дали книгу отзывов, в которой он написал: «Преклоняюсь перед гением революционера-борца, с которым мы построили социализм и разбили злейшего врага — фашизм». На следующий день после возвращения в Москву утром позвонили из ЦК: «Александр Иванович, что это ты там написал в Гори, в Музее Сталина?» — «Что думал, то и написал!» — ответил муж и положил трубку».

…Один из кумиров дореволюционной России Александр Вертинский, вернувшийся на Родину в 1943 году, написал песню «Он»:

Чуть седой, как серебряный тополь,

Он стоит, принимая парад.

Сколько стоил ему Севастополь!

Сколько стоил ему Сталинград!

И в седые, морозные ночи,

Когда фронт заметала пурга,

Его ясные, яркие очи

До конца разглядели врага.

И когда подступали вандалы

К нашей древней столице отцов,

Где нашел он таких генералов

И таких легендарных бойцов…

Как высоко вознес он Державу,

Вождь советских народов — друзей.

И какую всемирную славу

Создал он для Отчизны своей!…

Тот же взгляд, те же речи простые,

Так же скудны и мудры слова.

Над военною картой России

Поседела его голова.

…Пасмурное утро, моросит дождь. Демонстрация трудящихся отменена. Мундиры промокают насквозь. Может быть, иным и не могло быть то утро Победы, доставшейся поистине неимоверной ценой… Кажется, Александр Иванович отступает от скользящей по лицам кинокамеры в тень фронтового штандарта. Наверно, он не хотел показывать нахлынувшие в этот момент чувства…

«Эх, дороги, пыль да туман…» Но вот она, последняя дорога войны — по брусчатке главной русской площади под гром труб и литавр, на глазах у всего мира. «Нас переполняло чувство гордости. Во всем величии в сознании вставала наша Победа над фашизмом», — писал Покрышкин, завершая свои воспоминания именно днем 24 июня, вершиной жизни поколения фронтовиков.

Фанфары подают сигнал: «Слушайте все!» Блеснула сабля в руке командующего парадом Маршала Советского Союза К. К. Рокоссовского. Он отдает рапорт Г. К. Жукову, появившемуся из Спасских ворот на белом коне. В ответ на поздравления заместителя Верховного Главнокомандующего из строя звучит «ура». Соответствует моменту музыка М. И. Глинки «Славься, славься, русский народ!»

Затем исполняется Гимн Советского Союза. Одновременно грохочут 50 залпов артиллерийского салюта. И вот двинулись парадные колонны. Порядок их движения — от самого северного Карельского фронта до самого южного, 3-го Украинского.

Это была, безусловно, сильнейшая армия мира. Вскоре она вновь показала свою мощь, в три недели с минимальными потерями разорвав в клочья 750-тысячную Квантунскую армию японцев.

Ярчайшая картина парада, едва ли не лучшее его описание, увиденное в необычном ракурсе, оставлено сербским писателем М. Црнянским. Герой его «Романа о Лондоне» русский князь-изгнанник Николай Репнин в одиночестве бродит по улицам чужой столицы. Все утрачено, и жизнь видится лишенной смысла… Чтобы скоротать время, он заходит в кинотеатр на вокзале и видит название одного из короткометражных фильмов — «Парад на Красной площади в Москве». И не парад нужен князю, а хотя бы несколько видов Белокаменной и Златоглавой:

«На экране он увидел Кремль и Красную площадь. Трибуну, где стоял в окружении своих людей Сталин, и, главное, парад войск. В Москве парад продолжался очень долго. Однако в Лондоне, сразу после войны, этот фильм шел только в маленьких кинотеатрах и давался с сокращениями. Он длился совсем, совсем мало. Репнин сидел в полузабытьи, склонив голову, и смотрел, широко раскрыв глаза. В горле у него пересохло… Совсем поразил Репнина парадный церемониал и выправка этих двух военных на конях. Все совершалось так же, как в бывшей старой армии.

Далее камера стала скользить, показывая крупным планом выведенные на парад части, замершие по команде «смирно» отборные части. Камера специально задержалась на нескольких прославленных полководцах, в мундирах с иголочки, расшитых золотом, и Репнина особенно тронули их смуглые шеи, видневшиеся над воротничками мундиров, словно эти маршальские мундиры они надели прямо на голое тело, шагнув в вечность. Они стояли в строю чисто выбритые, неподвижно.

Это была та же самая армия — просто воскресла старая русская армия, казалось Репнину. Ему хотелось закричать об этом в темноте зала. Он принадлежал к старому, посрамленному русскому воинству, а на полотне перед ним маршировали победители. Однако того, что затем последовало, он не мог себе даже вообразить.

На площадь вступили части, и шли они таким чеканным шагом, что, казалось, сотрясался экран, а должно быть, тряслась и сама Красная площадь. Развернутым строем шли воины, неся в руках отнятые у врага знамена, и, словно в некоем балете, швыряли их к подножию Кремля.

Это было невероятно.

В каком-то порыве он подался вперед и смотрел в темноте широко раскрытыми глазами. Замершие было на площади части вдруг с шумом двинулись.

Та же самая, знакомая ему поступь. В первое мгновение, глядя на железные шеренги сапог, ног и людей в первых рядах, он даже не заметил знамен в их руках. Увидел позже, когда они их повергли к подножию Кремля.

Количество поверженных знамен все увеличивалось. Куча росла. Словно вырастал огромный костер. Будто скорпионы, корчились в этой куче начертанные на знаменах свастики. Репнин стиснул зубы и смотрел молча…

Сосед слева от него, англичанин, взирал на экран с явной иронией. Он кривил губы, а заметив лихорадочное выражение на лице Репнина, увидев его горящие, широко раскрытые глаза, которые тот не отрывал от экрана, легонько подтолкнул локтем…

— В один прекрасный день русские за это дорого заплатят. — И, заметив, что Репнин молчит, добавил: — Кто бы мог себе такое представить?..»

24 июня 1945 года предсказанный англичанином день еще не просматривался впереди. Но злоба при виде триумфа в Москве корежила многих…

Покрышкин, уже с почетной трибуны глядя на лавину танков, орудий, гвардейских минометов — «катюш», на ликующий народ, все же задавал себе вопрос: «Не забудет ли мир, человечество, чего стоила ему эта победа над гитлеризмом?.. Не забудут ли люди, сколько за эти годы было пролито крови, сколько могил рассеяно по земле от Волги до Шпрее?..»

Той энергии достало на сорок с лишним лет, в течение которых созданная победителями сверхдержава удерживала свои границы.

Гордость Великой Победой — огромная духовная сила — стала главным двигателем восстановления разрушенного войной достояния советского народа, всех последующих достижений СССР. Эта Победа и эта гордость и сейчас оставляют России надежду…

Вскоре после Победы русский эмигрант Иван Солоневич, который в 1936 году предсказывал, что в случае войны против СССР «все штыки и все вилы» будут «воткнуты в спину Красной армии», написал книгу «Народная монархия». В ней Солоневич, которого немцы не слушали и держали под надзором, полемически размышляет об истории и характере русского народа. Слишком часто о русском человеке за границей судят по художественной литературе, которая нередко оказывается «кривым зеркалом»:

«Русская литература отразила много слабостей России и не отразила ни одной из ее сильных сторон. Да и слабости-то были выдуманные. И когда страшные годы военных и революционных испытаний смыли с поверхности народной жизни накипь литературного словоблудия, то из-под художественной бутафории Маниловых и Обломовых, Каратаевых и Безуховых, Гамлетов Щигровского уезда и москвичей в гарольдовом плаще, лишних людей и босяков — откуда-то возникли совершенно не предусмотренные литературой люди железной воли…

В начале Второй мировой войны немцы писали об энергии таких динамических рас, как немцы и японцы, и о государственной и прочей пассивности русского народа. И я ставил вопрос: если это так, то как вы объясните и мне и себе то обстоятельство, что пассивные русские люди — по тайге и тундрам — прошли десятки тысяч верст от Москвы до Камчатки и Сахалина, а динамическая японская раса не ухитрилась переправиться через 50 верст Лаперузова пролива? Или — почему семьсот лет германской колонизационной работы в Прибалтике дали в конечном счете один сплошной нуль? Или — как это самый пассивный народ в Европе — русские, смогли обзавестись 21 миллионом кв. км, а динамические немцы так и остались на своих 450 000? Так что: или непротивление злу насилием, или двадцать один миллион квадратных километров. Или любовь к страданию — или народная война против Гитлера, Наполеона, поляков, шведов и прочих. Или «анархизм русской души» — или империя на одну шестую часть земной суши. Русская литературная психология несовместима с основными фактами русской истории. И точно так же несовместима и «история русской общественной мысли». Кто-то врет: или история, или мысль…»

Доктор исторических наук В. П. Попов пишет:

«Существует устойчивая традиция, которая объясняет победу Советского Союза над фашистской Германией исключительно количественным фактором (территория, людские ресурсы и т. п.). Было и это, о чем свидетельствуют цифры погибших. Но главное состояло в другом.

Характер русского воина, получивший свое воплощение в таких эпических фигурах, как А. И. Покрышкин, В. Н. Леонов (дважды Герой Советского Союза, командир диверсионно-разведывательного отрядов Северного, а затем Тихоокеанского флотов. — А.Т.) и им подобные, в конечном счете стал тем фундаментом Победы, на котором выстроилось все остальное».

…Парад завершился. Его участников обнимали в праздничной толпе, «качали». Покрышкина, о чем он скромно умалчивает, несли до гостиницы «Москва» на руках. Люди были охвачены единением и счастьем, которого следующим поколениям уже не было дано испытать…

После вечернего приема в Кремле летчики 9-й гвардейской дивизии — Дмитрий Глинка, Николай Трофимов, Александр Вильямсон, Алексей Закалюк — собрались у своего командира в гостиничном номере. Зашел разговор и о планах на будущее. Начиналась эра реактивной авиации. Наивных мечтателей среди собравшихся у Покрышкина не было, все понимали неизбежность угроз извне. Фронтовых героев ждали аудитории военных академий.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.