"Отдать швартовы!"

"Отдать швартовы!"

К 15 февраля большинство проблем было решено и мы были почти готовы начать плавание. Последние одиннадцать дней нам пришлось много поработать. Старший помощник капитан 3 ранга Адамс и офицер-оператор капитан-лейтенант Балмер большую часть этого времени провели в штабе командующего подводными силами Атлантического флота, где они, закрывшись на замок, прокладывали путь «Тритона» на картах. С ними вместе работал единственный представитель рядового и старшинского состава, который знал об истинном характере нашего похода, — это был главный старшина-рулевой Маршалл, помощник Адамса по штурманской части.

Офицеров «Тритона» все же пришлось посвятить в тайну нашего плавания. После долгих размышлений я собрал их и рассказал о поставленной нам задаче, умолчав лишь об особой важности возвращения в срок. Им предстояло сделать слишком многое, поэтому держать их в неведении было невозможно. Но ни команде «Тритона», за исключением Маршалла, ни пассажирам, которые прибыли на борт за день-два до выхода, нельзя было сказать прямо о том, что их ожидало. Ссылаясь на придуманного мной чиновника из Пентагона, я объявил, что мы будем находиться в море значительно дольше, чем планировалось первоначально. Всему личному составу сообщили, что штаб эскадры подводных лодок, в которую входил «Тритон», охотно поможет всем в устройстве их домашних дел. Тем, кто ожидал прибавления семейства, дали понять, что они узнают об интересующем их событии из официального радиообмена, так же как это делалось во время войны. Членам экипажа посоветовали запастись куревом, жевательной резинкой, зубной пастой, мылом и другими предметами личного обихода.

Особенно занятым человеком на корабле был капитан интендантской службы Фишер. Выполняя приказы о приемке запасов на сто двадцать суток, он разместил на корабле 7425 килограммов замороженных продуктов, 3000 килограммов мясных и 15460 килограммов овощных консервов. Я отметил про себя, что он взял больше кофе (590 килограммов), чем картофеля (580 килограммов). Кроме того, было погружено столько свежих продуктов, сколько можно было взять без риска потерь от порчи.

Всего мы погрузили 35 тонн пищевых продуктов. Фишер проявил необыкновенную изобретательность в размещении запасов продовольствия. «Тритон», обычный экипаж которого — 171 человек, а автономность — 75 дней, должен был обойти вокруг света, имея на борту 183 человека. Тем не менее мы погрузили на борт запасов на 120 суток.

Помимо всего, Фишер ухитрился сделать большой запас конфет. Когда я спросил его, как ему взбрело в голову запастись конфетами, он объяснил, что программой испытаний предусматриваются несколько дней, когда курение на корабле будет запрещено; в этом случае запас конфет будет весьма кстати; по правде говоря, я об этом не подумал.

В эти несколько дней предполагалось провести различные наблюдения. В частности, нужно было выяснить психологический эффект запрета курения и определить, на какой процент уменьшится содержание зараженных аэрозолей в атмосфере корабля в результате прекращения курения. Научно-исследовательская медицинская лаборатория ВМС надеялась установить при помощи этих наблюдений, следует ли ограничивать курение на атомных подводных лодках во время длительного пребывания их в подводном положении, нужно ли комплектовать их экипажи только из некурящих или потребуется создать и установить специальную аппаратуру для поглощения аэрозолей и, следовательно, разрешить курение.

Найти дополнительные спальные места для увеличившегося экипажа оказалось не легко. Правда, подводники давно привыкли к «теплым койкам» — термин, которым они назвали систему размещения, когда три человека из разных вахт пользуются по очереди только двумя койками. Я считал, что в таком длительном плавании, как наше, каждому члену экипажа была необходима отдельная койка. Но даже в таком огромном корпусе, как корпус «Тритона», разместить всех людей оказалось очень трудно. Мы втискивали койки куда только можно, даже в своеобразные антресоли над кают-компанией и канцелярией, и все-таки всех коек разместить не смогли.

Мне пришла в голову идея: пусть «Тритон» станет единственной подводной лодкой на флоте, оборудованной по традиции подвесными койками. Мы нашли место для двух коек — одной в носовом и другой в кормовом торпедных отсеках. Но оказалось, что никто из экипажа, за исключением меня, никогда не спал в подвесной койке и даже не видел ее. При моем участии койки были сделаны, подвешены, и я проверил, сумеют ли матросы, для которых они были предназначены, пользоваться ими. Но в конце концов получилось так, что никто ими не пользовался.

К 15 февраля все было готово; казалось, что в последний день можно бы и отдохнуть. Но осторожность требовала выйти в море на испытания. Это решение было воспринято без энтузиазма как личным составом, так и в штабе адмирала Дэспита. Но я сумел доказать адмиралу необходимость выхода в море, и под конец он согласился со мной. И действительно, мы обнаружили целый ряд небольших неполадок в аппаратуре и механизмах, установленных наспех. Во вторник утром, передав по радио заявку на срочный ремонт, мы снова ошвартовались у стенки верфи. Немедленно на борт лодки кинулся рой специалистов для устранения неисправностей.

К сожалению, не все удалось отремонтировать. Вышел из строя специальный прибор для измерения параметров волн. При установке его не была обеспечена достаточная водонепроницаемость, и он заполнился водой, как только мы погрузились. Мы не могли задерживаться из-за ремонта этого прибора, каким бы важным он ни был. Все остальное было в полном порядке к четырнадцати часам.

Стрелки часов показывали четырнадцать часов шестнадцать минут, когда был отдан последний швартов и мы начали медленно задним ходом отходить от стенки.