Н. Чувыгин В гостях У М.А. Шолохова

Н. Чувыгин

В гостях У М.А. Шолохова

На сотни километров раскинулись бескрайние донские степи, перерезанные глубокими балками. От железнодорожной станции Миллерово до станицы Вешенской дорога вьется между полями, крутыми косогорами, и маленький автобус бойко ныряет среди них. Вскоре явно почувствовалось свежее дыхание Дона, и чем ближе к нему, тем чаще попадаются на пути хутора и станицы в буйной зелени садов и левад.

А вот и сам Тихий Дон, спокойный, величавый, серебристый в ярких лучах солнца. К правому пологому берегу реки жмутся опоясанные плетнями белые курени станицы Базки, а на противоположном, левом берегу – такая же большая, утопающая в садах станица Вешенская, районный центр, где живет и работает Михаил Александрович Шолохов. Крутой подковой охватывает Дон Вешенскую и, словно испугавшись чего-то, резко поворачивает в сторону около глинистых круч.

Колхозный перевозчик, молодой парень, неторопливо гребет через Дон, и несильное здесь течение реки почти не сносит лодку.

С Дона открывается великолепный вид на станицу. Среди куреней и садов резко выделяется просторный двухэтажный дом Михаила Александровича с светло-зеленой крышей, с выкрашенными на казачий манер белыми стенами, с просторной верандой, увитой диким виноградом.

Встреча с Михаилом Александровичем произошла очень просто. Он вышел на крыльцо в знакомом по фотографии зеленом кителе, в домашних тапочках. Невысокий, плотный, с светлыми глазами, в которых таится чуть заметная хитринка, словно он насквозь просматривает каждого, писатель радушно приглашает в дом. В кабинете бросается в глаза обилие книг, они везде – на столе, на шкафу, на стульях.

Проходит минутная растерянность, которую испытываешь при встрече с большим человеком, и уже кажется, что ты говоришь с близким знакомым. Михаила Александровича интересует все: культура, люди Удмуртии и, конечно, литература. Глаза писателя тепло светятся, когда мы говорим о колоссальных изменениях, происшедших в жизни удмуртского народа, о том, что не имевшие раньше своей письменности удмурты сейчас читают произведения русских классиков и его «Судьбу человека» на их родном языке.

Разговор все время ведется о литературе, искусстве. Михаил Александрович прекрасно осведомлен о всех новинках нашей литературы, да и писатели всех поколений присылают ему в подарок свои произведения.

– Снова редактирую вторую часть «Поднятой целины», – говорит он. – К концу этого года закончу и буду печатать в ленинградском журнале «Нева». На очереди – «Они сражались за Родину».

Из окна кабинета открывается прекрасный вид на Дон, на неоглядную зелень садов и придонских лесов, на молодой яблоневый сад. Сама природа возвращает к теме о «Тихом Доне», о его экранизации.

– Хороший фильм получился, – задумчиво говорит Шолохов.

– Очень хороший. А Глебов просто молодец, настоящий Григорий.

Писатель вспоминает о недавней встрече с Сергеем Герасимовым и артистами – участниками фильма.

– Замечили меня киношники, – смеется Михаил Александрович, а в этих словах чувствуется большая любовь к людям, создавшим прекрасное произведение киноискусства. – Вот только что уехал Сергей Бондарчук, – продолжает Шолохов, – «Судьбу человека» снимает и сам же играет Андрея Соколова. Смотрел отснятые кадры – понравилось.

Михаил Александрович с Марией Петровной, своей женой, как-то ездили на рыбную ловлю на реку Хопер, где он особенно любит бывать. На переправе они встретили человека, рассказ и судьба которого послужили сюжетом «Судьбы человека». Долгое время писатель вынашивал детали этого прекрасного рассказа, пока не взялся за перо и не поведал о прекрасной душе сильного русского человека.

Хотелось спросить Михаила Александровича о тех, с кого он писал героев своих книг.

Писатель загадочно улыбается, а потом говорит:

– Много их, кругом прототипы…

И вот я у первого учителя Шолохова, Тимофея Тимофеевича Мрыхина, высокого, крепкого человека. Сильно, не по-стариковски, жмет он руку, и в серых умных глазах его добрые огоньки. Разговор о Шолохове для него – удовольствие.

Долго длится беседа с Тимофеем Тимофеевичем. Он вспоминает, как семилетнего Мишу учил грамоте, о родителях Шолохова, людях простых, честных, приветливых, говорит о том, как когда-то он руководил драматическим кружком в станице Каргинской, в котором участвовал 15-летний Шолохов.

– Очень любили его казаки, – замечает Тимофей Тимофеевич. – Уж очень заразительно играл он комические роли. И не только играл, но и писал для кружка пьесы… Много ездили мы по окрестным хуторам и станицам. Грешным делом, думал я, – шутит Тимофей Тимофеевич, – что будет Миша Шолохов артистом, а вышел писатель.

От Тимофея Тимофеевича узнал я, где нужно искать прототипа Григория Мелехова.

…Станица Базки словно прижалась к Дону своими белыми куренями. Близ самого Дона в окружении густых яблонь веселыми голубыми ставнями смотрит домик Пелагеи Харлампиевны Шевченко, учительницы Базковской школы. Приветливо встречает нас пожилая женщина. Ее смуглое лицо с большими черными глазами, черными как смоль волосами, посеребренными ранней сединой, вызывает в памяти знакомые шолоховские страницы…

В тени старой яблони, наверное, ровесницы хозяйки, разговорились о том, кто явился прототипом Григория Мелехова.

Пелагея Харлампиевна рассказывает:

– Была я еще девчонкой, когда впервые познакомилась с Михаилом Александровичем. Он часто приезжал в нашу станицу на своем сером жеребчике. Подойдет, бывало, к дому подруги, где я часто играла, вызовет и шепнет:

– Паш, а Паш, сбегай за отцом, позови, скажи, что Михаил приехал.

А потом уедут за Дон, в займище, с отцом и часами о чем-то разговаривают, что-то вспоминают.

Пелагея Харлампиевна из старых семейных реликвий достает пожелтевшую, стершуюся фотографию.

– Это мой отец, Харлампий Ермаков, – говорит она. На фотографии – высокая, сухая, чуть сутуловатая фигура горбоносого человека с дерзкими глазами. И уже нет никакого сомнения, что именно с него писал Шолохов своего Григория, – так разительно портретное сходство.

– Мало хорошего видели мы дома, – вспоминает Пелагея Харлампиевна, и глаза ее выражают грусть. Гуляка он был, мой отец. Мать Парасковья Ильинична была безответной женщиной и умерла, не услышав от мужа доброго слова. Артистка Кириенко, играющая Наталью в кинофильме «Тихий Дон», – копия мамы. Кроме родной матери, пришлось жить мне с тремя мачехами. В империалистическую войну ушел отец на фронт. А во время революции отца как ветром сдуло, – участвовал он в белогвардейском мятеже донских казаков, отчаянно рубил. Где он сейчас, не знаю. Последний раз ушел в Вешки, была у него там какая-то красавица. И думается: значит, была у есаула Ермакова своя Аксинья! А род наш и впрямь от турчанки идет, – улыбается Пелагея Харлампиевна. – Привел когда-то наш прапрадед ее на Дон, вот и пошли мы такие черные…

Выходим на широкую станичную улицу.

– А вот и дядя Никанор, – говорит Пелагея Харлампиевна. – Он хорошо знал отца в молодости.

Никанору Николаевичу Ковалеву 81 год. Но это еще крепкий, ядреный старик.

– Харлампием интересуетесь? – спросил он. – Как же, хорошо его знал. Вместе служили в армии. Отчаянный был рубака. Четыре «егория» заработал на войне, домой полным кавалером вернулся. Да вот сбился с пути, не разгадал, за что воевал. – И неожиданно шепотом: – Только Михаил Александрович его неточно назвал: не Григорий он, а Харлампий, это уж, добрый человек, точно…

Так неожиданно полно раскрылась перед нами сложная судьба есаула Харлампия Ермакова, с кого писал Шолохов своего Григория Мелехова.

…В день отъезда из Вешенской мы познакомились с Марией Петровной, женой писателя. Открытое, простое лицо как-то сразу располагает к душевной беседе. Засучив рукава, она сажала на огороде позднюю редиску. Сверкнув улыбкой, Мария Петровна говорит:

– Еле управляюсь в доме. Моему Александровичу некогда заниматься этим делом, вот с Машей (дочерью) и возимся.

Разговор переходит о работе Михаила Александровича.

– Пока отдыхали в Карловых Варах, накопилось здесь 1300 писем и рукописей. А когда ему читать? Секретаря-то нет. И встает он в 4 часа утра, а времени все не хватает. Вот и приходится иногда всей семьей разбирать почту. Да вон уже зовет… – И, наскоро вытерев руки, Мария Петровна спешит напечатать написанные Шолоховым ответы на письма.

Отзывчивого, душевного человека, земляки в третий раз избрали М. Шолохова депутатом Верховного Совета СССР.

Забота депутата о вешенцах чувствуется на каждом шагу. При его содействии в Вешенской сооружен водопровод, построены электростанция, школа, кинотеатр.

Сколько душевной теплоты чувствует каждый, кто приходит к Шолохову. Вот и сейчас пришла к нему старая женщина, которой неизвестно почему отказали в пенсии. Робко поднимается на крыльцо молодой паренек с томиком стихов Сергея Острового, видимо, рыбак, а может быть, начинающий поэт. И надо было видеть его вышедшим от Шолохова: столько неподдельной радости выражало его лицо. Земляки Шолохова могут вспомнить сотни случаев, когда писатель чем-либо поддержал их. А бывают и забавные истории.

Как-то один старик станичник пришел к Михаилу Александровичу насчет приобретения водопроводных труб. Разговорились…

– Ну как пишется? – спрашивает старик.

С присущей ему шутливостью Михаил Александрович стал «жаловаться»:

– Никак нельзя отлучаться из дому даже на неделю. Вот приехал из Москвы, а на столе гора писем. На каждое надо ответить. Где-то в Средней Азии какой-то дяденька никак не может достать струн для смычкового инструмента, просит похлопотать. Ты с трубами, а он со струнами, вот и попробуй – пиши.

…Ласковый летний вечер опускается на станицу. Михаил Александрович тепло прощается, просит передать сердечный привет трудящимся Удмуртии. Лодка медленно плывет к противоположному берегу. Лентой огней остается сзади станица, отчетливо светятся окна рабочего кабинета выдающегося писателя советского народа, чья любовь к нему безгранична, как безграничен тот родник творчества, в котором М.А. Шолохов черпает вдохновение и темы своих произведений.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.