Москва, Комитет государственной безопасности. Март 1958

Москва, Комитет государственной безопасности. Март 1958

Богдан уже собирался домой (благо прежний «ночной режим» на Лубянке, о котором с ностальгией вспоминали редкие старожилы, постепенно менялся на более или менее нормальный), когда раздался резкий телефонный звонок.

— Богдан Николаевич, — сказал дежурный по управлению, — вас ждёт начальство, поторопитесь.

Шагая по длинному, слабо освещённому коридору, Сташинский мысленно анализировал и просчитывал возможные варианты неожиданного вызова. Оперативные сводки подготовлены, вот они, в папке, в левой руке. С агентурой он связан не был по конспиративным соображениям. У ликвидаторов максимально ограниченный круг общения. По занятиям у преподавателей и тренеров особых замечаний как будто нет. Очередная командировка? Он, как юный пионер, всегда готов. Тем более с Инге, считай, уже больше двух месяцев не виделся… Но в душе всё же зрело какое-то недоброе предчувствие.

Интуиция Богдана не подвела. Непосредственный начальник Сташинского при появлении агента аккуратно закрыл лежащую перед ним серую папку с какими-то бумагами, кивнул на стул у приставного столика:

— Садись.

Кабинет был большой и скучный. Ничего лишнего. Плотные шторы на окнах. Сейф. Книжный шкаф, целую полку которого занимал стройный ряд тридцати тёмносиних, почти чёрных томов собрания сочинений Максима Горького. Верхний свет был выключен. Лишь на столе горела настольная лампа. На стене за спиной хозяина кабинета висел портрет Дзержинского, на противоположной — большая карта мира.

— Так, Богдан, слушай меня внимательно. В целом я доволен твоей работой, успехами на занятиях. Инструкторы тебя хвалят. Только немецкому всё же больше внимания уделяй, поднажми на диалекты. Но в целом ты молодец.

— Спасибо, Пётр Григорьевич.

— Но, думаю, ты несколько засиделся… Кстати, — неожиданно спросил начальник, — как твои бытовые дела? Ты в «Москве» по-прежнему?

— Ну да, привык уже. Обжился, акклиматизировался, постепенно привыкаю к столичной жизни.

— Ну и ладненько. Так вот, Богдан, — вновь круто сменил тему Пётр Григорьевич, — готовься к спецкомандировке. Задание ответственное, даже более чем ответственное, — жёстко подчеркнул он. — Есть новый объект. Всё то, что было в Мюнхене, считай, являлось как бы генеральной репетицией, понял?

Ответ Сташинский отчеканил, как учили:

— Так точно, товарищ полковник, понял!

Начальник отдела внимательно посмотрел на ликвидатора:

— С доктором у тебя всё прошло чисто, без брака, чин чинарём. Ты всё сделал правильно, не наследил, у наблюдателей замечаний не было. Сегодня уже даже все мюнхенские хохлы заткнулись, позабыли своего профессора… В общем, твоя кандидатура согласована. О новом объекте получишь полную информацию. Если в двух словах: эмигрант, националист отпетый. Зовут Стефан Попель. На днях отправишься в Голландию, там оуновцы затевают некоторые мероприятия. Он тоже там должен быть. Твоя задача проста: только наблюдать, никаких активных действий. Потом всё подробно доложишь Сергею. Да, — заметив вопрос, вертящийся у Богдана, уточнил полковник, — именно так, после Роттердама в Москву ты уже не возвращаешься, остаёшься на какое-то время в Берлине… Все текущие задания передашь Осетинскому. Я уже распорядился, он в курсе.

В общем, делай то, что умеешь делать хорошо, и не забивай себе голову высокими материями. Боишься?.. Правильно. Стало быть, не дурак. Впрочем, я в тебе не сомневаюсь. Только законченные тупицы считают, что самая первая ликвидация — самая трудная. А дальше, мол, всё катится как по маслу. Чушь! Это не так. По себе знаю. Глаза боятся — руки делают. Знаешь, есть такая расхожая фраза: «Чтобы победить противника, нужно в первую очередь победить самого себя, преодолеть собственный страх…»? Ну и так далее. Считай, подготовка к будущей акции уже началась. Давай, парень, шагай. Завтра со всеми вопросами ко мне к 17.00.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.