Несостоявшиеся встречи

Несостоявшиеся встречи

Нашел ли я то, что искал?

Этот вопрос Андрей задает себе в фильме Донателлы Баливо и честно признается:

Не знаю. На этот вопрос трудно ответить. Конечно, я что-то искал. У меня было чувство, что я должен сделать что-то в будущем. У меня была уверенность в моем предназначении, что ли… Правда, я не думал, что это будет так тяжело – иметь уверенность в своем предназначении… Это не были детские поиски. Это была подготовка к жизни, подготовка к будущему творчеству. Хотя я сам этого не осознавал. Мать знала это лучше меня, мама знала, что мне пригодится. Я не был готов к тому, чтобы определить точно интересы, которыми я должен был увлечься в то время. Несмотря на ужасное положение, в котором мы жили, я учился в музыкальной школе, потом закончил художественную школу в Москве. И ясно, что мама хотела, чтобы я занялся искусством. Для нее был очень важен опыт моего отца. Она очень любила его до конца своей жизни и хотела, чтобы я чем-то был похож на него. Таким образом, я связал себя с искусством. Но ни пианиста из меня не получилось, ни дирижера… Не стал я также ни художником, ни скульптором, чему я тоже учился. Я очень жалею, что я не стал музыкантом, дирижером, мне кажется, что эта профессия была бы легче для меня… Тем не менее без этого багажа – без живописи, без этой музыки – я вряд ли смог бы заняться режиссурой столь серьезно, как я сейчас занимаюсь ею.

У Ахматовой есть строки: «Несостоявшаяся встреча еще рыдает за углом…» Для нас, зрителей Тарковского, такая встреча – это неснятые им фильмы… Нереализованных замыслов было очень много. Иные лишь на мгновенье выступали из темноты, как при вспышке молнии, чтобы затем исчезнуть навсегда. Другие вечно горели в нем, терзая не меньше, чем фильмы, которые он снимал.

Среди мимолетных видений – замыслы экранизировать роман Томаса Манна «Иосиф и его братья», рассказ Фридриха Горенштейна «Домик с башенкой», рассказ Солженицына «Матренин двор», роман Камю «Чума», снять фильм на тему «процесс против Мартина Бормана», фильм о физике, который становится диктатором, фильм о дезертирах… А среди того, что Андрей обдумывал долго, основательно, были, главным образом, произведения Достоевского, Толстого и Шекспира.

У Филиппа Ермаша сохранился листок, на котором Андрей изложил свои планы (1975 год).

Заявки А. Тарковского

1. «Отречение» – сценарий Горенштейна и Тарковского. ЭТО[56] (Чухрай).

2. «Исход» – заявка на сценарий о Л. Толстом.

3. «Смерть Ивана Ильича» – заявка на сценарий по Л. Толстому.

4. «Подросток» – заявка на сценарий по Достоевскому.

5. «Идиот» – заявка на сценарий.

6. «Машина желаний»[57] – бр[атья] Стругацкие. 1-й вариант сценария.

7. Фильм о Достоевском.

В творчестве Достоевского наибольшее внимание Тарковского приковывал «Идиот» – философская притча о праведнике, пришедшем в мир и не сумевшим своей чистотой победить изначальную его греховность. Праведник обречен на гибель, но гибель эта – нравственный урок людям. Человек с христианской совестью (пусть даже не христианской, а просто – с гуманистическими нравственными принципами) – кажется сумасшедшим, потому что мир давным-давно придумал правила игры, где порядочность существует в узких рамках социальных институтов, а если она выходит за рамки социальной детерминированности, носитель этой порядочности (нравственности) становится для общества персоной нон-грата. Его либо ссылают, либо убивают, либо объявляют сумасшедшим.

Фильм по роману «Идиот», как свидетельствует Маргарита Терехова, «должен был состоять из двух частей – одна история глазами Мышкина, потом та же история, рассказанная Рогожиным». Эту экранизацию Тарковский задумал как очень большое полотно в двух фильмах, каждый из которых должен был состоять из нескольких серий. В заявке на сценарий Тарковский и Мишарин обосновывали необходимость такого решения самой архитектоникой романа. Евгению Суркову Андрей как-то сказал, что фильм будет называться «Страсти по князю Мышкину» (подобно тому, как «Андрей Рублев» первоначально назывался «Страсти по Андрею»).

Одно время обсуждался вариант совместной постановки «Идиота» с итальянцами, но зарубежная сторона настаивала на том, что Настасью Филипповну должна играть итальянская актриса. Андрей на это не мог согласиться. В этой роли он видел только русскую актрису, и наиболее предпочтительно – Терехову. На роль Рогожина он прочил Кайдановского, а вот в роли князя Мышкина, человека не от мира сего, режиссер хотел снять непрофессионального актера.

А с фильмом о Достоевском получилось вот что. В мае 1980-го, когда уже было подписано соглашение между «Сов-экспортфильмом» и RAI-2 о съемках «Ностальгии», но еще не были урегулированы финансовые вопросы, Андрей вернулся из Италии в Москву и томился, не зная, когда будут решены проблемы, позволяющие приступить к съемкам. Тем временем, итальянцы возобновили предложение советской стороне относительно совместного фильма о Достоевском.

Вспоминает Филипп Ермаш:

У нас был сценарий, написанный итальянцами, который нас не очень устраивал. К его доработке в начале 70-х годов был привлечен известный литературовед Б. Сучков, который был командирован в Италию и там несколько месяцев продолжал вместе со сценаристами его совершенствовать. Я предложил режиссеру переговорить с продюсерами этого замысла и обсудить возможность осуществления совместной постановки. Позднее А. Тарковский сказал мне, что они не нашли общего языка. Продюсеры хотели видеть исполнителем роли Достоевского крупного американского актера, необходимого для широкой рекламы и будущего коммерческого успеха такого предприятия, но режиссер считал, что роль Достоевского может сыграть только русский актер, а для рекламы достаточно имени постановщика.

Достоевский всю жизнь мучил Андрея. Тарковский был готов экранизировать едва ли не все его романы. Бесконечно жаль, что не дали ему снять фильм по роману «Подросток» – историю гордого отрока, самозабвенно любящего отца и страдающего из-за того, что тот оставил семью. Фабула романа удивительно точно накладывается на личную юношескую драму Андрея…

Письмо Андрея Тарковского, адресованное Франко Терилли. 1979 год

Конечно, не мог миновать Тарковский и Шекспира. Поставив в театре Ленинского комсомола «Гамлета», Андрей мечтал перенести эту постановку на экран. Он не отказался от этой идеи и в эмиграции – попросил Олега Янковского выучить роль принца датского на английском языке. И хотя найти продюсера для постановки не удалось, Тарковский почти до самой смерти размышлял о феномене самой знаменитой шекспировской пьесы. В своем дневнике 29 и 30 сентября 1986 года он записывает:

Почему Гамлет мстит? Месть – форма выражения семейной, кровной связи, жертвы ради близких, св[ященный] долг.

Гамлет мстил, как известно, чтобы увязать «разорванную нить времен». Вернее, чтобы воплотить идею самопожертвования. Мы часто проявляем упорство или упрямство в действиях, ему[58] только вредящих. И эта искаженная форма жертвоприношения, самоотрицания, долга.

Особые, абсурдные моменты долженствования, зависимости жертвы, то, что материалист Фрейд назвал бы мазохизмом.

Религиозный человек – долгом. То, что Достоевский назвал желанием пострадать.

Это желание пострадать без организованной религиозной системы может превратиться просто в психоз. В конечном счете это любовь, не нашедшая формы. Но любовь не фрейдистская, а духовная. Любовь всегда дар себя другим. И хотя жертвенность, слово жертвенность несет в себе как бы негативный, разрушительный внешне смысл (конечно, вульгарно понятый), обращенный на личность, приносящую себя в жертву, – существо этого акта – всегда любовь, то есть позитивный, творческий, Божественный акт.

Роман «Мастер и Маргарита» также постоянно манил режиссера, как и произведения Гофмана. В середине 1970-х по заказу киностудии «Таллинфильм» Андрей написал сценарий под названием «Гофманиада». Потом, когда студия стала обсуждать возможность съемок, Андрей решил, что это должна быть совместная постановка с немцами. Тарковский даже подумывал о приглашении Дастина Хоффмана на роль Гофмана. Фильм снят не был, но в 1976 году сценарий опубликовал журнал «Искусство кино». В 1985–1986 годах Андрей возвращался к идее снять фильм по этому сценарию, разумеется, переработав его.

Иногда в периоды простоя Андрей писал «проходные», коммерческие сценарии для провинциальных киностудий. Один из таких сценариев создан совместно с Фридрихом Горенштейном по роману «Ариэль» фантаста Александра Беляева; назывался он «Светлый ветер».

Вспоминает Чугунова:

Он его писал на заказ, а когда написал, он ему понравился, решил делать сам. Даже уже роли распределил… Главного героя, летающего человека должен был играть Кайдановский, одного из пары ученых – Мишарин, другого – Ярвет, Солоницын – монаха-фанатика…

Сценарий, однако, на «Мосфильме» не приняли. Чугунова упоминает еще о двух «коммерческих» заявках Тарковского.

Одна того типа, что потом сделал Чухрай, история дезертира; там должны были играть Назаров и Лапиков. А вторая – такой приключенческий «истерн», про фактории. Сценария, по-моему, тоже не было, только заявка, но очень подробная, сюжетная, было даже уже распределение ролей. Аринбасарова[59] должна была играть местную девушку, Гринько старого охотника. Там были какие-то «плохие» американцы, «хорошие» наши, кажется, приход революции в эти дальневосточные фактории. Это он делал для заработка.

То же потом было с «Сардаром», но уже на среднеазиатском материале. Тоже канун революции, приход советской власти – он писал его для [Али] Хамраева.[60] Помню, в сценарии был человечек, накурившийся гашиша, – Кузнечик – его Андрей Арсеньевич сам собирался играть. А герой вроде супермена. Его селение вывезли на Барса-Кельмес, потому что началась проказа. Он дал слово купить этот остров и устроить человеческие условия для родных и отца, и вот он добывает миллионные мешки с золотом – там еще был гашиш, азартные игры, русские рулетки какие-то, перестрелки страшные; в общем, кончалось это тем, что к Барса-Кельмесу идут люди с красными флагами. Лихой сценарий, вроде «Белого солнца пустыни». Хамраев кочевал тогда с одной студии на другую, и у Андрея Арсеньевича была идея: каждые три года продавать сценарий следующей студии (права действуют три года). Так Хамраев его и не поставил.

Чугунова забыла упомянуть еще один сценарий в приключенческом жанре, написанный Андреем Тарковским для заработка, – «Берегись! Змеи!». Фильм по нему в 1980 году поставил узбекский режиссер Загид Сабитов.

Кинопресса изредка журила Андрея Тарковского за сценарную халтуру, недостойную большого художника, но, как уже сказано, кто без греха, пусть первый бросит камень… Да и грех этот был не во зло миру. Даже «проходные» сценарии были собственными разработками Тарковского. Тут он действовал по пушкинскому принципу: «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать».

Андрей не предавал свои идеи, не отрекался от них, не писал и не снимал «по заказу сверху». А людей, идущих на это, откровенно презирал. Так, в дневнике от 7 сентября 1970 года он пишет об одном из бывших друзей:

Мне кажется, что Артура М[акарова] я раскусил. Очень слабый человек. То есть до такой степени, что продает себя. Это крайняя степень униженности.

Оказавшись на Западе, Андрей мечтал снять и поставить давно задуманные фильмы и спектакли, возникали и новые идеи, овладевая им сильнее прежних. Кое-что, задуманное для кино, он примерял к театру. Например, 4 апреля 1986 года, говоря по телефону с Чугуновой, Андрей сказал ей:

– Правильно, что в театр ушла, я тоже в театре собираюсь ставить.

Он хотел осуществить во Франции театральную постановку «Смерти Ивана Ильича» с Мишелем Пикколи.

Значительное место среди новых разработок занимали замыслы религиозного характера. В сентябре 1986-го в Анседонии Тарковский сказал Франко Терилли о желании снять фильм по Евангелию. Эта картина должна была напомнить о возможности духовного возрождения человечества. Терилли запомнил слова Андрея:

Я только теперь понял, что фильм по Евангелию строится на двух взглядах: взгляде Иуды в момент, когда стражники берут Христа, и Иуда вдруг понимает, что он сделал, и взгляде Петра, когда он в третий раз отрекается от Христа.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.