КАК ВЫСОЦКИЙ ДЕТДОМОВЦАМ ПОМОГАЛ

КАК ВЫСОЦКИЙ ДЕТДОМОВЦАМ ПОМОГАЛ

Петербургский фотограф Владимир Меклер (хорошо известный почитателям Высоцкого по серии фотографий, сделанной им 16 апреля 1980 года в Большом драматическом театре) познакомил меня с Ирмой Поленовой, долгие годы работавшей с воспитанниками ленинградского детского дома имени Н.А. Римского-Корсакова.

Имя композитора в названии, на первый взгляд, звучит весьма необычно. Дело однако в том, что полное название учреждения — детский дом-школа музыкального воспитания. Собирались туда дети, имевшие способности к музыке и пению. Когда в 1972 году Театр на Таганке приехал на гастроли в Ленинград, то именно там были отысканы недостающие "артисты".

"В трёх спектаклях театра обязательно было участие детей в возрасте 10–12 лет, — рассказывала мне Ирма Константиновна. — А в спектакле "Пугачёв" трое мальчиков начинали — спускались по наклонной деревянной горке к авансцене, где уже стоял широкий деревянный чурбан с вколоченным в него огромным топором. Зловещая картина. Дети, одетые в серые рубища, спускались и пели, держа горящие свечи в руках.

В Москве трое мальчиков были из Хорового училища. В Ленинград они приехать не смогли.

В это время я работала в ДК им. Первой Пятилетки, в детском отделе, вела вокальный ансамбль по совместительству с основным местом работы в детском доме музыкального воспитания им. Н.А. Римского-Корсакова. Ко мне обратились с просьбой подготовить поющих ребят. Это было не сложно, поскольку дети летом жили на детдомовской даче в посёлке Кавголово и там же продолжали заниматься и музыкой. Сначала мы отобрали четверых детей, но один мальчик не вытягивал, поэтому осталось трое — два мальчика и одна девочка.

Музыкальный редактор театра Соберайская Валерия Станиславовна дала мне музыкальный материал, исключительно сложный и мелодически, и ритмически. Дети всё выучили, и мы поехали на репетицию. Юрий Петрович Любимов и Людмила Васильевна Целиковская ведут репетицию. Помню, что Целиковская приходила и уходила, а Любимов сидел и слушал моих ребят. Потом обернулся ко мне и сказал: "А Ваши лучше поют, чем москвичи!" Не скрою, это было очень приятно.

Надо сказать, что этот ДК имеет только две гримёрных комнаты: одна — для женщин, другая — для мужчин. Нас поместили в мужскую гримёрную. Хотя из трёх детей одна девочка была, но в рубищах все одинаковы. И вот Хмельницкий, Васильев и другие актёры вместе с нами, и здесь же, конечно, Владимир Высоцкий. Какой нежностью и теплом окружили актёры ребят! А когда узнали, что они из детского дома, — для людей с обнажёнными чувствами, для актёров, это было сигналом к действию.

Организатором и вдохновителем был Владимир Высоцкий. Перед каждым спектаклем, в котором участвовали наши дети, он бросал клич: "Ребята! Завтра несите всё". И каждый приносил всё, что мог. Там были игрушки — машинки, мячи разные, угощения.

Театр арендовал небольшой автобус, который привозил и увозил после спектакля ребят в Кавголово. Мы же со спектакля приезжали в двенадцать, иногда в первом часу ночи. И ребята все нас ждали. Может быть, из-за мешка с угощениями, а может быть, и нет. Но там было всё — и для маленьких детей, и для среднего возраста, и для старших. И это было достаточно часто, потому что, кроме "Пугачёва", наши дети — другие уже — принимали участие ещё в "Добром человеке из Сезуана" и "А зори здесь тихие". В сборе подарков принимала участие вся труппа, но организовал всё это именно Высоцкий. Светлая ему память, и совсем не за "мешок", а за любовь и сострадание к этим детям".[147]

И. Поленова назвала мне имена детей, выходивших на сцену в одном спектакле с Высоцким: Константин Тараск (уже ушедший из жизни), Игорь Алексеев и Надежда Солнцева (в девичестве Консофарова).

"Мы в трёх спектаклях выступали, — рассказывал мне И. Алексеев. — Ну, сами понимаете, нам по одиннадцать лет было. Спектакли — это нам по барабану было. Что я могу помнить… Я помню, как я однажды чуть в яму не свалился — вот это самое главное воспоминание о моём участии в "Пугачёве".

А вот на самом деле самое яркое воспоминание — это когда мы после спектакля приехали в Кавголово и привезли огромную гору конфет. Вот это было классно, вот это было счастье!

Высоцкого я запомнил на банкете. После окончания гастролей в ДК имени Первой пятилетки был банкет. Нам, детям, поставили отдельный стол. Актёры были все — и Золотухин, и Хмельницкий, и Смехов, и все прочие.

Но мне больше всего запомнился именно Высоцкий. Он пел на том банкете, и вогнал меня своим пением в немножко шоковое состояние. Он пел на надрыве. Нас-то всегда учили петь чисто, а он пел надрывисто, зажатым голосом. В сочетании с его гитарой это было очень сильное впечатление".[148].

"Высоцкий за кулисами был оживлённый, рассказывал артистам анекдоты. Вокруг него всегда была какая-то аура радости. Он часто был с гитарой, с ним было легко и весело, — вспоминала Н. Солнцева. — В спектакле у нас совместных сцен с Высоцким не было. В начале первого отделения мы с Игорем и Костей выходили и пели, а второе отделение мы открывали вдвоём с Хмельницким. Там был выстроен помост, мы с него спускались, и я катила деревянные яички, а он катил головы. Я этих голов очень боялась, а он меня успокаивал: "Ты не бойся, они не настоящие, я их сам делал".

У нас, детей, было несколько выходов на сцену, а между выходами артисты, и Высоцкий, в том числе, водили нас в буфет, и мы выбирали себе пирожные и лимонад. Это были самые счастливые моменты.

И ещё помню мороженое. В антракте мы с Высоцким и другими артистами выходили, и они покупали нам мороженое. А после спектакля с подарками от них мы счастливые возвращались в Кавголово — это ощущение я до сих пор помню".[149]