XXI Послевкусие любви

XXI

Послевкусие любви

– Ваш супруг пригласил Аманду жить вместе с ним, в вашем же доме.

– Дона Дали обвиняют в неуплате налогов.

– О господине Дали пишут, будто он извращенец и, останавливаясь с любовницей в отелях, подглядывает за ней, когда она обнаженная купается в душе. Взгляните, этот снимок, где он любуется на девушку, опубликовали в американской газете…

Последний управляющий делами хозяина приобрел яхту и дом в Мадриде всего за полгода работы у нас.

(Несколько лет управляющим делами Сальвадора Дали работал человек по имени Питер Мур. Проницательная Гала сразу невзлюбила его и не ошиблась. Бессчетное количество раз русская девочка предупреждала мужа о том, что Мур не чист на руку, но Дали только посмеивался. Уже после смерти Галючки, художник убедился в правоте ее слов… Питер Мур ответил «злой старухе» взаимностью, когда писал свои «воспоминания» и наживался на своем покровителе.)

– Вчера Аманда и Дали были на юбилее у Сержа Гинзбура, а сегодня планируют поехать на какую-то выставку.

– Господин Дали просит вас разобраться, стоит ли ему принимать то снотворное, которое прописал врач.

Почти каждый день Пакита и Артуро докладывали Гала о том, что происходит с ее мужем, не забывая упомянуть мельчайшие подробности жизни Дали, о которых он никогда не рассказывал ей по телефону. В ее отсутствие Сальвадор постоянно попадал в какие-нибудь передряги. Вот он с кем-то судится, вот ему отказали в американской визе, вот его опять обокрали. А Аманда… Что может сделать этот, по существу, ребенок? Достаточно того, что она вдохновляет «малыша», заставляя его чувствовать себя счастливым.

Галючка давно смирилась с тем, что рядом с Дали не она, а другая, которая, надо признать, красивее и моложе ее. К тому же, в сложившейся ситуации было немало положительных моментов. Дали не только развлекался, но и продолжал творить. Ему нужно было появляться на встречах, заключать контракты и Галючке было гораздо спокойнее, когда она знала, что мужа сопровождает Аманда. У нее самой нет больше сил мотаться по званым обедам, улыбаться, растрачивать себя на бухгалтерию, организацию выставок. Эта девочка заменит ее. Вот и на юбилей Гинзбура Гала, к счастью, не пришлось тащиться. Он такой отвратительный, этот Гинзбур! Все-таки, она, Галючка, мудро поступила, сменив гнев на милость и сделав первый шаг к примирению. Это случилось как раз накануне праздника Святой Богородицы.

«Гала, вдруг, спросила меня, – вспоминала Аманда – когда я собираюсь приехать еще раз. Я об этом не думала.

– Неужели? Вы не знаете? Я должна уехать на несколько дней в начале сентября. Я вам оставляю Дали. Вы приедете сюда в вашей короткой юбке, с вашей корзинкой и составите ему компанию. И ешьте поменьше, а то станете такой же толстой, как вот это (она показала на голову Носорога, весьма довольная своим сравнением). Да не смейте трогать Артуро. Он мой. Вам должно хватить Дали. Можете развлекаться с ним, сколько угодно…

Артуро, стоявший в своем углу, ожидая того, когда можно будет убирать со стола, засмеялся».

Отчасти, благодаря Аманде, Галючка могла наслаждаться безмятежной жизнью, о которой так давно мечтала. Все увлечения мужа в конечном счете приносили ей выгоду. Картины, ювелирные изделия, кино, дружба Дали с Коко Шанель и Эльзой Скиапарелли, Мэй Уэст.

Актриса, сценарист, продюсер, эта невысокая блондинка с низким голосом, сдобными формами и фривольными манерами сводила с ума обоих мужей Гала. Но если Поль обожал ее за сексуальную энергию, которую излучали все киногероини этой дивы, то Дали в большей степени ценил в Мэй ее склонность к эпатажу. В этом они оба – художник и актриса – преуспели, как никто другой. В то время, как искусство Сальвадора ненавидели сторонники так называемой традиционной живописи, Уэст подвергалась критике со стороны обществ по борьбе за нравственность. Ее поведение осуждала церковь, чопорные дамы и закомплексованные маменькины сынки. Осуждение это только подогревало любовь к актрисе публики. Так, в 1926 году Мэй написала, спродюсировала и поставила пьесу со смелым для того времени названием «Секс». Идущий в театре каждый вечер, спектакль собирал немыслимое количество народа. Всем хотелось посмотреть, как актриса, облаченная в прозрачную рубашку, будет садиться на колени к своему любовнику. Блюстители морали потребовали полицию наказать развратницу и растлительницу душ и Мэй была вынуждена отбыть 12 дней тюремного заключения. Ущемление своей свободы Мэй восприняла, как вызов и, не долго думая, поставила новую пьесу в трех актах – теперь о гомосексуальной любви. На «радость» маменькиным сынкам и старым девам на сцене теперь плясали сорок мужчин нетрадиционной сексуальной ориентации. «За что я должна их ненавидеть? – восклицала Мэй – За то, что они хотят быть похожими на меня?» Очарованный выходками взбалмошной дивы, ее взял под свое крыло Голливуд и она продолжила эпатировать публику своими киноролями. Теперь Мэй бредили не только увлеченные театралы, среди которых были Элюар и Дали. Плакаты с ее фотографиями расклеивали в солдатских казармах, именем актрисы называли парашюты, спасательные пояса, военную технику. Пользуясь любовью публики к Уэст Эльза Скиапарелли и Сальвадор Дали создали флакон для духов, напоминающий своей формой фигуру Мэй. А в 1937 году Сальвадор создал знаменитый алый диван, повторяющий форму губ актрисы. И то и другое изобретение в итоге принесло немалые деньги художнику, а следовательно – Гала.

Примечательно, что диван для Мэй Уэст не был последним опытом в создании Дали мебели. Художник придумал необычные скамьи и столы для своего сада, а также разработал дизайн ночного клуба отеля «Президент» в Акапулько в форме морского ежа (любимое лакомство Дали с детства), и проект бара в Калифорнии. Размышляя над мебелью, Сальвадор уделял внимание каждой детали, включая ручки и замки.

Чем старше становился художник, тем больше его работа отходила на второй план. Желая развлечений, Дали продолжал окружать себя смазливыми мальчиками и девочками, водил их по дорогим ресторанам и в конце концов устроил обитель порока в их с Галючкой уютном, так много пережившем доме в Порт-Льигате.

^{Дом Сальвадора Дали в Кадакесе}

^{Спальня Сальвадора Дали в Кадакесе}

– Тяга вашего мужа к веселью – это попытка заглушить страх старения и смерти. Таким образом господин Дали успокаивает себя, – объяснял Гала мудрая Пакита. И русская девочка сдалась. Сквозь пальцы смотрела она на отнюдь не целомудренные развлечения мужа, терпеливо слушала его болтовню о сексуальных приключениях, когда «в юности его пытался соблазнить Лорка, а потом они с Пабло Пикассо, уже будучи женатыми мужчинами, ходили по субботам в бордель»… Все это не могло продолжаться бесконечно. При виде льстивых нахлебников и извращенцев, окружавших ее мужа, Гала раздражалась все больше и уже с трудом сдерживала свой гнев. Не желая обидеть чувствительного, напоминающего ей капризного ребенка Сальвадора, русская девочка каждый раз придумывала предлоги, которые дали бы ей возможность улизнуть из этого театра абсурда. Обретая свободу, она возвращалась в Пуболь, где ее встречали пустые белые стены, книжные полки. Только въехав в замок, Гала потребовала у Дали забрать отсюда все яркое, блестящее, вычурное. Эта келья должна была соответствовать представлениям Галючки об уюте и простоте. Скромная кровать, несколько цветных подушек, кресла с белой обивкой, картины, библиотека, сверху донизу забитая книгами, многие из которых были на русском языке. Оказавшись на расстоянии от мужа, его кутежей, бессонницы, страхов и причуд, Гала впервые за долгие годы почувствовала себя свободной. Это сладкое слово вновь маячило у ее порога. Нужно было как можно приятнее провести отпущенные ей Господом годы. И Елена Троянская не растерялась. У папарацци, выслеживающих мадам Дали, глаза лезли на лоб.

«Супруга художника Дали в который раз посетила клинику, специализирующуюся на омоложении», «Гала Дали рассказала о только что сделанной подтяжке в центре пластической хирургии», «Русская жена испанского художника нашла себе молодого любовника», «Прекрасная Галарина рассталась со своим бойфрендом, потеряв всякую надежду вылечить его от наркомании», «Пока Дали проводит время с белокурой Амандой, его жена продюсирует своего нового поклонника-музыканта».

Такой старости мог позавидовать кто угодно. В свои семьдесят четыре года Гала каждое утро принимала холодную ванну и пила витамины, самостоятельно водила машину, собирала коллекцию украшений в виде пчел и картины, писала дневник, сорила любовными письмами. Б семьдесят шесть лет у Елены Троянской все только начиналось. Она крутила романы с молодыми людьми, отдавая предпочтение тем, кто внешне напоминал ей Дали, каким он был тридцать пять лет назад. Среди увлечений Гала фигурировал двадцатипятилетний Джеф Фенхолдт, американский исполнитель главной роли в рок-опере Вебера и Райса «Иисус Христос-суперзвезда». Увидев актера (по воспоминаниям современников парень был довольно посредственным артистом) на концерте и краем уха услышав, как молодой человек представляется журналистам «божественным источником», русская девочка, словно сошла с ума.

«Гала считала его красивым и восхищалась его талантом, – вспоминала Аманда Лир. – Он постоянно ей плакался: у него не было студии грамзаписи и он собирался уйти от жены. Когда Джефу требовалось играть и петь – и все это посреди ночи – Гала безропотно терпела этот Содом».

Однажды Джеф предложил ночь любви… Аманде. Рассказав об этом Дали, девушка услышала

– Я вас прошу, не говорите ничего Гала. Она будет слишком разочарована, бедняжка! Она строит слишком много иллюзий по его поводу… Ей нравится выходить с ним, и я не хочу, чтобы она знала об этой маленькой измене.

Уильям, Джеф, Барри. У каждого из них, престарелая дива находила какой-нибудь талант. Одному она предрекала блестящую актерскую карьеру, другому – место на музыкальном Олимпе, третьему – славу литератора. Однако, Галарина не ограничивалась обещаниями. Благодаря своей «бабушке», ее приятели получали все, чего требовало развитие их таланта: деньги, автомобили, музыкальную аппаратуру, связи. В ответ мальчики подпитывали Галючку молодостью, и энергией, как Аманда – Дали.

– Господин Дали как вы относитесь к приятелям Вашей жены? – интересовались журналисты у художника.

– Я разрешаю Гала иметь столько любовников, сколько ей хочется, – как ни в чем не бывало хихикал Сальвадор. – Я даже поощряю ее, потому что это возбуждает.

И все-таки, в ее русской душе зияла пустота, которую невозможно было заполнить деньгами, вещами, альковными играми. Она тосковала по дружбе, по искренности по бескорыстному к ней отношению. Когда-то все это дарили ей Поль и Анастасия Цветаева. Она и сегодня ясно видела перед собой теплый весенний вечер, бегущую ей навстречу Настеньку, «Аську», как она когда-то ее называла, слышала ее звонкий, заливистый смех. Легкие, счастливые они сидели у реки, болтая ногами, а на обратном пути ели купленную в московской кондитерской косхалву и обрывали ветки пушистой вербы.

В какой-то момент все это показалось неважным. Нужно было выживать… Вот почему Гала стала отдавать предпочтение общению с состоятельными и «полезными» людьми. Мир ответил ей тем же. Теперь «полезной» была она и ее бессовестно использовали. Таким же «avida dollas» было и окружение ее мужа. Гала презирала абсолютно всех, кто входил в число приближенных Сальвадора. В этом вопросе Аманда была солидарна с Галариной.

«Он упивался враньем и лестью, – писала Аманда о Дали. – „Чем больше мне врут, тем больше я очаровываюсь“, – говорил мне художник. И ему врали от чистого сердца. Я бы с удовольствием открыла глаза Дали на этих самозванцев, крикнула бы ему, что он заслуживает лучшего. Но Сальвадор обожал это. В расчет шло не качество, а количество. Чем больше было придворных, тем больше он походил на короля».

«Думая о нем, я не могу простить ему, несмотря на воспоминания молодости и мое сегодняшнее восхищение некоторыми его произведениями, его эгоцентризм и выставление себя напоказ, циничную поддержку франкистов и в особенности откровенное пренебрежение чувством дружбы, – признавался Луис Бунюэль. – Несколько лет назад в одном интервью я сказал, что хотел бы перед смертью выпить с ним по бокалу шампанского. Он прочел это и ответил: „Я тоже. Но я больше не пью.“»

Стояла теплая осень. Выкрашенные известью дорожки, ведущие к замку Гала в Пуболе были усыпаны ощетинившимися, еще не успевшими освободиться от зеленых кафтанов каштанами. Гала лежала на диванчике в гостиной, нацепив на нос очки и уткнувшись в истрепанный томик Достоевского.

– Вы кого-то ждете в гости, мадам? – поинтересовалась Пакита, которая приехала хлопотать по хозяйству. В холле – девушка. Сесиль ээээ… Сесиль…

Гала похолодела. Что-то внутри нее вздрогнуло и… окаменело. Она так хотела искренности, дружбы. Но она так и не научилась быть матерью для той, кто ожидал ее внизу. О чем они будут говорить? Оправдываться? Увольте.

Спрятавшись за занавеской, Гала с настороженным любопытством наблюдала, как чужая женщина, вошедшая во двор замка, покидала его. Ее дочь – чужая женщина. Им незачем встречаться. Скрипнули и закрылись ворота. Елена сжалась в комок, чувствуя себя гадкой и ничтожной.

«Дочь любит тебя ностальгически, – вспомнила Гала строки из письма покойного Поля. – Многие годы Сесиль была очень одинока. Она, сдержанная от природы, плачет всякий раз, когда кто-то говорит о тебе. Но ты не переживай, моя маленькая. Ты можешь все уладить, если напишешь ей нежное письмо и пришлешь что-нибудь, чтобы она знала, что ты думаешь о ней».

Мать так и не написала Сесиль. Ей, по прежнему, нужен был только… ее «малыш»

Роман Дали с Амандой был в самом разгаре. По заверениям Лир, она никогда не была любовницей великого мистификатора, хотя о сексе маэстро говорил чаще, чем нужно и всячески ухлестывал за молоденькой фавориткой. По утрам Дали оставлял Аманде любовные записочки рядом со столовыми приборами, лежащими на накрытом для завтрака столе. Заметив красивую ленточку в ее волосах или носовой платочек в руке, Дали тут же забирал вещь «на память».

«Я уже неоднократно замечала его фетишизм. Он заботливо сохранял мою старую соломенную шляпу и мои разрисованные сапоги», – писала Аманда в книге воспоминаний. Дали был увлечен не на шутку. Он шептал девушке «люблю» и, будучи женат на Гала, даже предложил Аманде… выйти за него замуж.

– Я не хочу выходить за вас замуж. Я хочу быть вам, как сестра, – отнекивалась Аманда.

– Вам это уже удалось, – целуя девушку в щеку, шептал Дали.

Влюбленность в Аманду ничуть не умаляла любви к Гала. Для Дали жена оставалась самым главным и необходимым человеком, не видя которого продолжительное время, он начинал задыхаться. Путешествуя, обедая, рассматривая картины с Амандой, Сальвадор все время вспоминал свою Галючку.

«Как только она появляется, он становится более церемонным, более спокойным. Он всегда готов ей услужить и никто ему больше не нужен», – писала Лир.

Аманда ошибалась. Дали были жизненно необходимы обе женщины. Одна, как мать, менеджер, опора, советчица. Другая, как весенний ветер, как тонкий аромат цветущих яблонь, дурманящий голову. Все вместе придавало художнику сил и поддерживало его желание творить. Сальвадор по-прежнему писал картины, лепил из воска, рисовал иллюстрации для книг, создавал эскизы для ювелирных изделий и упорно шел к достижению мечты всей своей жизни – созданию музея. Занятая модельной и музыкальной карьерой, уезжала в Мюнхен Аманда, погружалась в чтение, укрывшаясь от посторонних глаз Галючка, опускался занавес в эротическом театре. Сталкиваясь лицом к лицу с одиночеством, Дали вспоминал о конечности своего существования, об отсутствии наследников. Его дети – его картины, книги, эскизы, наброски должны были обрести свой дом прежде, чем он оставит этот бренный мир.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.