«ЛИБУШЕ»

«ЛИБУШЕ»

Громадные толпы людей заполнили улицы Праги 18 ноября 1883 года. «Народ — себе!» — гласили лозунги и транспаранты, развешанные на зданиях столицы в этот памятный день — день открытия Национального театра.

«Народ — себе!» — два коротеньких слова означали завершение одного из этапов грандиозной эпопеи борьбы и созидательного труда чешского народа.

Совсем преобразилась панорама той части города, где вместо старых покосившихся домов и конюшен возвышалось теперь монументальное, построенное в новоренессансном стиле, величественное здание Национального театра. С волнением и гордостью смотрели чехи — как пражане, так и съехавшиеся в столицу гости — на великолепный архитектурный ансамбль. Архитектор Йозеф Шульц, восстанавливая по чертежам Йозефа Зитка пострадавшее от пожара здание, присоединил к нему и расположенное рядом здание «Временного театра».

И хотя Сметане не пришлось дирижировать своей оперой, он был рад, что имел еще силы приехать в Прагу на открытие театра. Он не смог оценить безукоризненное звучание оркестра и мощного хора, не смог оценить в должной мере и великолепное исполнение Марией Ситтовой роли Либуше. Но все же он был в театре вместе с теми, кто праздновал в этот день свою победу, ибо открытие чешского Национального театра в период продолжавшейся «габсбургской ночи», в эпоху непрекращавшегося гонения на все чешское, было настоящей великой победой народа, отстаивавшего свои права.

Немало трудов на это потратили передовые деятели чешской культуры. Из поколения в поколение направляли они усилия на то, чтобы укрепить любовь народа к своей стране и ее прошлому.

Воспевая в стихах Либуше, Карел Эрбен возвращал читателей к далеким временам, когда Чехия была свободной и независимой, и тем самым пробуждал желание избавиться от ненавистного ига и вернуть себе утраченную свободу. В уста Либуше он вкладывал слова, полные надежды на светлое будущее:

Вижу я зарево, вечу сражений,

Острый клинок твою грудь пробьет,

Узнаешь ты беды и мрак запустении,

Но духом не падай, мой чешский народ!

(Перевод Ник. Асеева)

Эти слова невольно приходили многим на ум и тогда, когда они осматривали новое здание Национального театра, украшенное чешскими мастерами, и тогда, когда, глядя на сцену, слушали музыку Сметаны.

…Гремят фанфары, оповещая народ о том, что мудрая Либуше будет чинить суд. Подобно тому, как некогда к ее отцу, Кроку, приходят теперь к юной княжне вое обиженные, все те, кто ищет правды и защиты. Справедливо судит Либуше, всегда подчиняются люди ее приговорам, а часто ей даже удается примирить спорящих. На этот раз ей предстояло рассудить двух братьев — Хрудоша и Штяглава, повздоривших из-за отцовского наследства. Со всех концов страны стекается народ к Вышеграду. Все спешат на холм вблизи замка. Здесь под сенью развесистых вековых лип с древних времен вершили правосудие чешские князья.

Снова и снова торжественно звучат фанфары. Вся в белом, с белоснежным венком на голове, символом чистоты и власти, появилась Либуше и села на отцовский трон. Направо от нее таблицы законов, налево — карающий меч. Слушает Либуше спорящих. Старший брат Хрудош обидел младшего — Штяглава, забрав себе его поля. По совету старейшин Либуше велит Хрудошу вернуть захваченные земли. Но Хрудош не согласен. Он в бешенстве стучит о землю палицей и упрекает княжну в несправедливости. Иного нельзя и ожидать, говорит он, если правит народом женщина: ум ее короток, и ома не может всего понять и рассудить.

Шумит возмущенный народ, волнуется: как смеет Хрудош оскорблять княжну?! Он должен ответить за свой бесчестный поступок!

Закрыв лицо покрывалом, молча слушает Либуше. Наконец она встает и, обратившись к собравшимся, просит их выбрать себе князя. Кого народ выберет, тот и станет ее мужем. А если хотят послушать ее совет, то пусть едут в Стадицы, где живет Пржемысл. Он будет хорошим князем для чехов…

Темный девственный лес покрывает склоны горы. Сюда на лесную поляну призвал Лютобор своего племянника Хрудоша. Поведением на Вышеграде Хрудош опозорил весь их род, и Лютобор, как старший, должен покарать его. Поджидая Хрудоша, точно изваяние стоит Лютобор, могучий и непреклонный, как сама природа этого дикого края. Торопливые шаги в чаще выводят его из оцепенения. Он оглядывается и видит перед собой дочь. Красава кидается ему в ноги. Она умоляет пощадить Хрудоша, она уже давно любит его. Она, Красава, повинна в размолвке двух братьев!

На поляне появляется и Хрудош. Он знает, что недоброе сулит ему предстоящая встреча с дядей. Но не близкая смерть его волнует. Он думает о другом — о женском коварстве. Красава, которую он любил больше жизни и надеялся скоро назвать своей женой, изменила ему.

Девушка бросается к своему возлюбленному и просит прощения за причиненные ему муки. Во всем виновато ее легкомыслие… Но она по-прежнему любит Хрудоша и готова дать клятву верности. Он должен помириться с братом и загладить свою вину перед княжной.

Лютобор обещает сохранить жизнь Хрудошу, если его простит княжна Либуше…

***

А тем временем пышное посольство подъезжало к владениям Пржемысла. Еще с детства он знал Либуше. Они вместе ходили в школу, вместе бегали по полям и лугам. С тех пор как Либуше избрали на княжеский престол и она поселилась в Вышеграде, он редко видел ее. Но нежный образ девушки постоянно стоял перед его глазами.

Добрую весть привезли Пржемыслу послы Либуше— княжна выбрала его себе в мужья. Радуется Пржемысл, ликуют все его родичи. «Будь счастлив, Либушин муж!» Однако общее веселье и радость омрачены известием о последнем суде Либуше. Быстро собирается в дорогу Пржемысл, а за ним к Вышеграду тянутся и все жители Стадии, чтобы защитить Либуше и наказать дерзкого…

Опять гремят фанфары, сзывая людей на заветный холм. Не добрая, мягкая Либуше теперь должна судить Хрудоша. Князь-пахарь Пржемысл, первый в труде и на поле брани, вынесет свой приговор оскорбителю княгини. Не на шутку волнуется Хрудош, глядя на мужественное, строгое лицо князя. Но Либуше просит мужа помиловать Хрудоша. И Пржемысл, отказываясь от мысли покарать ослушника, прощает его.

Счастлива Либуше — добрым делом началось правление Пржемысла. Судьба родного народа волнует ее больше всего. Дивным свойством наделила судьба Либуше. И она воспользуется им, чтобы возвестить грядущее родной земли, чтобы утвердить в потомках праотца Чеха веру в свои силы.

Прекрасная и величественная, поднимается Либуше со своего места. Все затихают кругом, глядя в ее лицо. Долго всматривается она в даль, начинает говорить. Она рассказывает о том, что будет на земле чешской через много, много лет после ее смерти. Перед взорами собравшихся одна за другой проносятся картины грядущего. Вслед за образом князя Бржетислава, укрепившего чешское государство, появляется видение Ярослава из Штернберка. Как орел, промчался на коне славный полководец, твердой рукой разметая тучу врагов, надвигавшуюся на родину. Затем вырисовывается образ собирателя земли чешской короля Пржемысла — Отакара II. Его боятся даже татары и называют «железным королем». Могучим государством становится Чехия в XIII веке в его царствование. Но еще большей силы и могущества достигнет она в XIV — «Золотом веке» чешской земли. Строились города, и возводились дворцы, прокладывались дороги, и реки одевались в гранит.

Развивалась торговля, и процветали искусства, но народ страдал и беднел. Как стая черных коршунов, сидели попы и феодалы на груди прекрасной Чехии и высасывали ее кровь. Алчные и ненасытные, они грабили ее сокровища и опустошали закрома. Много мучений перенес чешский народ, но переполнилась, наконец, чаша его терпения, когда полчища «крестоносцев», наемников императора Сигизмунда, устремились на его землю. Они грабили города и села, уводили в плен женщин и детей. И восстали свободолюбивые чехи против панов и чужеземных поработителей. Под руководством Яна Жижки стали они очищать родную землю. Не знал поражений одноглазый гетман. Немеркнущую славу чешскому оружию завоевал этот великий полководец. Шли годы, и кровавые волны крестовых походов разбивались о каменную стену доблести и патриотизма Чешского народа…

Восторженно звучит голос Либуше, когда она приветствует и прославляет защитников отечества. Под звуки грозной маршеобразной песни «Кто же вы, божьи войны», всплывая из мглы, проносятся образы гуситов. Мечи, дубинки, палицы мелькают над их головами. Пал Ян Жижка, но на его место стал другой полководец — Прокоп Большой. И опять бежали разгромленные полчища крестоносцев. Тысячи вражеских трупов покрывали землю, а те, кто спасся от зубчатых копий и железных цепов таборитов, спешили покинуть пределы страны. Славный таборитский гетман Йиржи из Подебрад — вначале правитель Чехии, потом король — добивал их полчища.

Но вот темная пелена скрывает образ короля-великана. Кажется, глухая ночь спустилась над Чехией. И только долго слышится шум жарких сражений…

В трепетном ожидании все смотрят на Либуше. Она делает несколько шагов вперед и, не замечая ни мужа, ни старейшин, простирает руки в сторону синевших за рекой холмов. Лицо молодой княжны озаряется восторгом.

— Не погибнет мой родной чешский народ! Не погибнет он! Он преодолеет все ужасы ада! — восклицает она, указывая на дивное сияние, озарившее небосвод. На фоне этого сияния виден город. К небесам гордо поднимаются высокие кровли домов и храмов, блестят башни и купола. Огни ярко освещенных дворцов отражаются в серебристых водах Влтавы, осененной вознесшимися в небо стрелами стобашенной Праги. И над узором этих башен возвышается твердыня чешской столицы — Градчаны.

— Не погибнет чешский народ!

Простирая руки к городу, долго стоит дочь Крока, символ бессмертия чешской земли. Все громче и шире разливается мелодия таборитскои песни. В ее ткань вплетаются победоносные звуки фанфар, и на этом фоне слышится хор, провозглашающий «Славу» чешскому народу…

Падает занавес и скрывает от глаз зрителей легендарный Вышеград и молодую княгиню. Сотни огней освещают зал великолепного театра. И все сидящие в зале возрожденного театра чувствуют, как счастье и гордость переполняют их сердца.

Тридцать с лишним лет прошло с тех пор, как в копилки театральных сборщиков были опущены первые трудовые крейцеры. Тридцать лет мечтал народ о том счастливом дне, когда распахнутся его двери. Ни козни реакционеров, ни пожар, погубивший почти законченное здание, — ничто не помешало народу претворить свою мечту в действительность. Разве не было это одним из доказательств духовной стойкости и силы народа?

«Народ — себе» — горит золотом над сценой, где в виде женской фигуры изображена Чехия, окруженная музами Мельпоменой и Талией. Лучшие художники и скульпторы украшали театр. Они хотели в росписи показать величие своей родины и ее героическое прошлое. Здесь можно увидеть и гору Ржип, и Бланик, древний Вышеград, и гуситскую твердыню Табор, и, наконец, сверкающие шпили Градчан. Четырнадцать люнетов, выполненных Франтишком Женишком по картонам одного из самых замечательных чешских художников, Миколаша Алеша, украшали просторное фойе. В них художник запечатлел картины земли чешской, мастерски сочетав их с историко-эпическими — и. легендарными сюжетами. Все было полно глубокого смысла и воспламеняло патриотические чувства народа.

Этой благородной цели служило и все творчество Сметаны, в частности его торжественная опера.

В «Либуше» Сметана стремился раскрыть лучшие черты родного народа, те, что считал залогом его бессмертия: справедливость, сплоченность, свободолюбие, мужество и бесстрашие.

Этим стремлением композитора обусловливается и характер музыки оперы. Эпической силой отличается началу увертюры, когда в оркестре появляется торжественная стержневая тема Либуше — тема правосудия и величия родины. Через всю музыкальную ткань проходит этот образ. И в апофеозе он достигает особенно мощного развития, когда в музыке слышатся грозные интонации гуситских напевов.

Но чешский народ — миролюбивый народ. Только опасность, грозящая родине от иноземных захватчиков, заставляет его браться за оружие. Больше звона мечей и свиста пуль чехи любят музыку и песни. И героико-эпическое начало сочетается в музыке «Либуше» с простотой и лирической задушевностью народных мелодий. Здесь слышатся и свадебные обрядовые песни и звуки чешских танцев. Народная основа музыки особенно чувствуется во втором акте, когда и в оркестре и на сцене развертываются картины чешского деревенского быта. Слышатся свирельные наигрыши над полями к песни жнецов. «Гей-я! Гей-я-а!» раздается со сцены, как в жизни.

Во всех четырех основополагающих операх Сметаны главным героем является чешский народ. В «Бранденбуржцах» это пражская, беднота, которую боятся и чужие и «свои» паны; в «Проданной» — сельский люд; в «Далиборе» — соратники рыцаря, вместе с ним идущие на бой с королевскими войсками. Наконец в «Либуше» это весь чешский народ.

Сюжет оперы служит только прологом к патриотическому апофеозу. Часто сменяющиеся картины на сцене показывают историю чешского народа на протяжении многих столетий. И такое же обширное повествование развертывается и в музыке Сметаны. Погружаясь в эти звуки, вглядываясь в картины апофеоза, слушатели забывают и о тяжбе двух братьев, и о романических переживаниях Хрудоша и Красавы. Главное — героическая эпопея и будущие судьбы чешского народа, которые предсказывает пророчица Либуше! Поэтому и музыкальный язык оперы такой величавый и приподнятый, какого нет ни в одном другом произведении Сметаны. Недаром Сметана считал, что «Либуше» никогда не должна стать «очередным» спектаклем оперного репертуара. И только в ознаменование каких-нибудь праздничных событий можно ее ставить.

Такого же мнения придерживаются и теперь крупнейшие знатоки и почитатели творчества Сметаны. С тех пор как «Либуше» прозвучала со сцены восстановленного театра, она исполнялась во всех торжественных случаях. Ею в Национальном театре обычно открывается театральный сезон. Ею отмечаются народные праздники и такие события, как, например, сооружение в Праге памятника Яну Гусу. И всякий раз Либуше благословляет родной народ, провозглашает ему бессмертие и славу.

В годы второй мировой войны гитлеровцы, хозяйничавшие на чешской земле, запретили исполнять эту патриотическую оперу Сметаны. Только в мае 1945 года возродилась «Либуше» на сцене пражского Национального театра.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.