XXXVII

XXXVII

Спустя несколько дней Амосу позвонил его менеджер. Он бросился к телефону и сразу узнал голос Микеле, который, как всегда возбужденно, говорил: «Прыгай в машину и быстро приезжай сюда, неподалеку от Феррары. Сегодня вечером здесь пройдет важнейшее собрание, такую встречу нельзя пропустить: будут политики, деятели шоу-бизнеса, промышленники… Остальное увидишь сам, но давай быстрее, потому что я обещал, что ты приедешь и что-нибудь споешь. Естественно, ничего особенного, просто какой-нибудь отрывок; пусть Карло аккомпанирует тебе на рояле. А потом будет праздник, да еще какой! В общем, доверься мне!» Амос попытался отговориться, причем довольно-таки решительно, но тщетно.

За окном шел дождь, вернее, самый настоящий ливень, а ему предстояло в такую ужасную погоду ехать на какой-то скучный и дурацкий праздник местных буржуа. Амосу все это казалось совершенно бессмысленным; вероятно, это нужно было одному Микеле для каких-то его персональных махинаций.

Он стал придумывать, как бы не поехать, принялся искать предлоги, но потом решил: к черту предлоги – просто не поеду, и все, останусь здесь, дома, в тепле. Но, с другой стороны, разве он сам не решил бороться с собственными апатией и ленью, чтобы возродиться к новой жизни? Разве он не поклялся самому себе, что вновь начнет активно жить, ради блага окружающих? Может быть, стоит все-таки поехать, вопреки лени, плохой погоде и нелюбви к светской жизни? Так он и сделал. Он попросил своего друга Серджио проводить его; вместе они заехали за Карло и отправились в Феррару.

На протяжении всей дороги лил дождь. В Валь Падане их ждал еще и густой туман, но они не теряли присутствия духа. Автомобиль ехал по какой-то деревне, когда металлический голос спутникового навигатора вдруг прервал их разговор: «Вы достигли места назначения». Серджио, сидевший за рулем, свернул на грязную боковую дорожку, которая привела путешественников к великолепной вилле девятнадцатого века, ухоженной и прекрасно обставленной.

Амоса провели в зал на первом этаже, где на специально оборудованных подмостках уже стоял рояль. Настройщик только что закончил работу; он вежливо поздоровался с вновь прибывшими и попросил Амоса проверить состояние инструмента. Карло подошел, сел за рояль и принялся играть. «Все идеально, спасибо», – сказал он вскоре, и настройщик, попрощавшись, удалился.

Трое друзей остались одни. Амос немного пораспевался, а потом стал болтать с Серджио. Он спросил друга, что тот думает о предстоящем вечере, когда его вдруг перебил Лучано, звукоинженер, работавший с ним уже много лет. Микеле предусмотрительно вызвал и его: конечно, записывать ничего не надо было, но кто знает; и потом, Лучано – симпатичный и веселый парень, почему бы и ему не съездить в гости?!

«Привет, Амос! – сказал звукоинженер. – Как твои дела? Как прошла поездка в такую погоду?… Послушай, – продолжил он, – я хочу познакомить тебя с потрясающей девушкой!» И он, как обычно, весело рассмеялся.

Девушка шагнула навстречу певцу и протянула руку:

– Очень приятно с вами познакомиться, маэстро! Меня зовут Ванесса.

Амос крепко пожал ей руку:

– Мне тоже очень приятно. Только не надо называть меня на «вы», ведь мы, кажется, примерно одного возраста! – сказал он, смеясь, потому что понимал, что на самом деле вдвое старше ее, потом спросил: – А ты откуда?

– Из Анконы, – с готовностью ответила девушка.

– О, из родного города одного из самых великих лирических исполнителей!

Ванесса на мгновение задумалась и почти автоматически сказала:

– Беньямино Джильи, да?

– Нет, Франко Корелли.

– Ну конечно же Франко Корелли! – тут же исправилась Ванесса. – А Джильи из Реканати! Какая я же я глупая…

Амос слушал ее нежный и чувственный голос, этот юный голосок, который говорил с ним впервые, а казалось, что так было всегда. Внезапно ему показалось, что она собирается распрощаться. Инстинктивно он взял ее руку и сжал в своих ладонях, потом погладил ее по обнаженному плечу и отошел.

Вскоре к нему подошла молодая журналистка, которая вежливо представилась и попросила о небольшом интервью. Амос рассеянно согласился.

Между тем приглашенные постепенно заполняли зал, чтобы послушать выступление знаменитого певца. Когда все было готово, к Амосу подошел Карло и спросил: «С чего ты хочешь начать?» Тот подумал и с улыбкой ответил: «Сегодня вечером я бы начал с „Глаз феи“», – и вместе они направились к роялю.

«О, прекрасные глаза феи, прекрасные глаза, чей взгляд так странен и глубок!» Амос пел с чувством, как никогда; длинная дорога, казалось, не утомила, а, напротив, взбодрила его, нескончаемый дождливый весенний день дал ему силы. Публика буквально онемела от восторга, когда он на высокой ноте страстно и эмоционально завершил последнюю строку: «Так подари же мне любовь!»

Ванесса тем временем стояла в глубине зала, прислонившись к стене. Амос не знал этого; невдомек ему было и то, что чувствовала девушка в тот момент, какие бури тревожили ее сердце. А она не знала, что стала музой и вдохновительницей для артиста, которому впервые пожала руку в этот вечер. Она слушала его выступление, улыбаясь самой жизни, своей юной жизни, в которую верила со всем пылом молодости. Она слушала пение Амоса и, будто в колыбели, качалась на волнах нежных мелодий, которые так часто напевал ей отец, а в конце короткого концерта растворилась в толпе и исчезла.

Амосу было весело. После стольких печалей, стольких злоключений этот вечер принес ему неожиданное облегчение. Он сел за столик в гостиной, отведенной специально для него и его друзей, и задумался об этом странном уходящем дне. Внезапно он вспомнил о Ванессе. Решительным жестом отодвинув от себя столовый прибор, он повернулся к Серджио и, склонившись к его уху, шепнул: «А куда делась та девушка из Анконы, с которой нас познакомил Лучано? Может, посмотришь, где она, и позовешь ее к нам?» Серджио понял все с лету и с улыбкой отправился на поиски Ванессы.

Найти ее оказалось делом непростым; вокруг царила суматоха, ходили взад-вперед люди с тарелками и бокалами, кто-то ухаживал за соседкой по столику, кто-то искал новоиспеченного политика, стремившегося охмурить очередного богатого промышленника. Но Серджио не отчаивался, и в конце концов его усилия были вознаграждены. Он увидел Ванессу, когда та выходила в соседний зал, и окликнул ее. Она удивленно остановилась. «Амос просил пригласить тебя за наш столик!» Амос? Какой Амос? Ванесса собралась было спросить, но вдруг вспомнила. Девушка улыбнулась: она чуть было не оконфузилась. «Просил? Меня? – переспросила она немного удивленно. – Ну хорошо, сейчас приду», – добавила она, не дожидаясь последующих объяснений. Ванесса спустилась на первый этаж и села рядом с Амосом, который немедленно постарался сделать все, чтобы она чувствовала себя непринужденно. Он самым естественным образом беседовал с ней на разные темы, как человек, давно привыкший к подобным ситуациям, но не мог отвлечь девушку от любопытных взглядов окружающих, которые, как он прекрасно понимал, вгоняли ее в краску.

В какой-то момент, поправляя салфетку на коленях, он случайно коснулся руки Ванессы и тут же взял ее в свою ладонь. Какой же прохладной, нежной, прекрасной и мягкой была эта рука!

Амос всегда питал особый интерес к рукам; и сколько же их довелось ему пожать за свою жизнь! Он не слишком верил в то, что в линиях ладони скрыто будущее человека, однако считал, что рука многое способна рассказать о своем владельце: рука – это зеркало души. Амос был глубоко убежден в этом и неизменно искал в протянутой руке закодированные послания. Внезапно его захлестнула волна страсти и нежности; ему захотелось оказаться с Ванессой наедине и сказать ей все то, что подсказывало ему сердце, но язык сердца так сложен, его не выразить словами, душа напрямую говорит с душой, и им не нужны посредники. И потом, здесь, в этом зале, они, увы, были не одни.

Тогда Амос отпустил руку Ванессы, попытался справиться с овладевшими им чувствами и как можно более естественно спросил:

– Ты сегодня должна вернуться домой?

– Нет, – ответила она, – я останусь здесь до завтра, а послезавтра у меня экзамен в университете.

– Ну, в таком случае можешь остановиться у меня, а завтра я провожу тебя на вокзал, – перебил он девушку.

Ванесса на секунду задумалась, а потом робко ответила:

– Если я не помешаю…

– Наоборот, составишь компанию на время обратной дороги, а то нам было так скучно, пока мы ехали сюда.

Амос и Ванесса разговаривали, то и дело прикасаясь друг к другу, словно хотели, чтобы их души слились воедино, а тем временем судьба, самый восхитительный, самый нелогичный, самый необъяснимый и божественный художник, писала для них невероятное полотно, содержание которого они и представить себе не могли. Ванесса приняла приглашение, так что следовало как можно быстрее уезжать, ведь причин оставаться здесь больше не было, наоборот, существовал определенный риск, что она вдруг передумает…

Амос быстро докончил ужин, попрощался со всеми и вышел. Снаружи все еще шел дождь. Он сел впереди, рядом с Серджио, который, как обычно, вел машину, а Карло с Ванессой устроились рядом на заднем сиденье.

Они отпустили несколько замечаний по поводу присутствовавших на вечеринке, а потом разговор постепенно перешел на литературу, точнее, на поэзию. Амос был поражен, как много успела прочитать Ванесса: может, она не так юна, как кажется?…

Наконец заговорили о музыке, и Амос со смехом нажал кнопку перед собой, спросив: «Узнаешь этот голос?» Он повернулся к Ванессе: «Это голос одного твоего земляка. Знаешь, он был моим учителем, и – кто знает – возможно, если бы я не услышал его голос еще в детстве, то сегодня не был бы певцом, и мы бы с тобой не встретились!» Она все поняла и, вспомнив об их самом первом разговоре, улыбнулась. На этот раз она ничего не перепутает.

Теперь все в машине слушали молча. Как и много лет назад, голос Франко Корелли заставлял сердце Амоса колотиться. С присущим ему великолепием Корелли исполнял «Внезапность» из «Андре Шенье»: «Вы в самое сердце меня поразили…»

Чудесный голос и мелодия во много раз усиливали чувства Амоса и, возможно, Ванессы – тоже. К его изумлению, она тихонько подпевала. Значит, она знала эту оперу? Вот уж действительно необычная девушка. Он задумался, а потом вдруг спросил: «Прости за любопытство, а сколько тебе лет?»

«Двадцать один», – просто ответила она.

«Двадцать один… – подумал Амос. – Двадцать один… Это так мало… Она младше меня больше чем вполовину… Еще совсем девочка, хоть и зрелая, как взрослая женщина. Наверное, я сделал глупость: вероятно, не стоило ее приглашать».

Но всякий задним умом крепок. Что сделано, то сделано – к тому времени они уже миновали Эмилию Романью. Автострада, непривычно свободная в такое время, петляла в направлении Тосканы через Апеннины; вдали, в низине, уже виднелась Флоренция, а Корелли все пел и пел: «Как прекрасный майский день, как поцелуй ветра и ласковое прикосновение луча…» Амос улыбнулся: наверное, судьба, в роли великого церемониймейстера, позаботилась и об этой детали. В самом деле, на дворе стоял месяц май: Шенье записал своей кровью на манжетах рубашки последние в его юной жизни стихотворные строки; Амос же, слушая эти восхитительные стихи, чувствовал, что проживает первый день своей новой жизни. Это было в самом деле недалеко от правды. В его душе, прошедшей через столько страданий, боль этих слов волшебным образом превращалась в счастье.

Они приехали домой, полные радости жизни, которая перечеркивает усталость, проблемы, печали и зажигает мечты, надежды и страсти, делает красноречивыми и в то же время жадными до слов, до этих мелких, ничего не значащих фраз, произносимых лишь для того, чтобы заполнить неловкую тишину. Когда они уснули, побежденные навалившейся усталостью, солнце уже высоко светило в небе, освещая великолепные Апуанские горы.

Любовь и радость идут по жизни рука об руку. Встреча Амоса и Ванессы была встречей двух родственных душ. С тех пор они не расставались ни на секунду, проводя друг с другом двадцать четыре часа в сутки. Вместе ездили по миру, вместе переживали боль и трудности любого рода, вместе строили планы, спорили, пели и играли, словно двое подростков, радующихся жизни. Ведь любовь способна и на такие чудеса.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.