23
23
В шестом часу вечера солнце повисло над горизонтом красным кругом, вытянулись, сливаясь, синие тени редких кустов и деревьев, запахло сыростью.
[252]
Движение немецких автомашин по шоссе стало редким.
Шесть часов — партизанское время!
В лесочке протекал ручей. Мы умылись, напились. По команде отряд стянулся к западной опушке. За опушкой бугрилась бурая пахота, а за ней колебались мирные синие дымки, тянулась по взгорбку деревня.
Я нашел на карте ее название — Сухава.
До Сухавы напрямик метров пятьсот — шестьсот, пустяк, но свободна деревня или занята немцами?
На разведку отправились Володя Моисеенко, наш врач Виктор Лекомцев, знавший польский язык, и пятеро разведчиков.
Мы внимательно следили за удалявшимися товарищами. Володя имел приказ: в случае обнаружения противником немедленно отходить. Отряд был готов прикрыть разведчиков огнем.
Моисеенко и Лекомцев одолели половину расстояния до Сухавы, когда слева, со стороны Владавы, показались две женщины в белых платочках.
Невидимой нам тропкой они тоже шли в деревню.
Разведчики свернули с пути, направились к женщинам, остановились, о чем-то поговорили с ними. Через несколько минут женщины заспешили к Сухаве, а Моисеенко и его группа остались там, где стояли.
На околице женщины кого-то окликнули, одна сняла платок, обернулась к разведчикам, помахала...
Моисеенко, Лекомцев и четверо бойцов двинулись к Сухаве, а один разведчик побежал к отряду.
Все стало ясно...
Пока мы добрались до деревни, Володя уже разыскал местного солтыса — пожилого мужчину с растерянными глазами.
Виктор Лекомцев перевел солтысу мои слова:
— Советских партизан надо накормить горячей пищей.
— Добже, добже, — кивал солтыс.
— Пока готовится еда — запрячь в брички всех коней, какие есть в деревне, и выстроить брички на улице.
— Добже, — сказал солтыс без прежнего энтузиазма, с покорностью человека, потерявшего веру в справедливость.
— Переведите, что ни коней, ни бричек не возьмем, — сказал я Лекомцеву. — Повозочными поедут хозяева коней.
Лекомцев перевел, и солтыс малость ожил.
[253]
Он забегал по дворам, отдавая распоряжения, и вскоре первые подводы стали выезжать на улицу.
— Товарищ майор, — сказал мне Лекомцев, — надо предупредить бойцов, чтобы много не ели. После голода, знаете...
— Правильно. Немедленно предупредите!
Сам я со штабом и группой охраны пообедал в доме солтыса. Съели по тарелке супа и немного кулеша. Хозяйка предлагала творог и молоко, но мы отказались: доктор был прав — после длительной голодовки нельзя наедаться.
Стали расспрашивать солтыса, где имеются немецкие гарнизоны.
Мигая, он сообщил, что крупные немецкие комендатуры есть в Парчеве, Хелме и Владаве, а по деревням немцы не стоят. Только учредили кое-где постарунки. Полицейские участки, значит...
— И много тут постарунков?
— Не знаю точно, панове. Может, десять, может, больше...
— Сколько полицейских в каждом?
— Да где как... Где по десять, где по двадцать... Воспользовавшись паузой, солтыс кашлянул и неуверенно произнес:
— Товарищ командир... Я должен донести, что в деревне партизаны.
Я удивленно смотрел на него. Впервые встречал солтыса, признающегося, что донесет.
Солтыс, прижимая руки к груди, заговорил торопливо и сбивчиво, мешая русские и польские слова.
Лекомцев перевел его тарабарщину:
— Если немцы узнают, что в деревню заходили партизаны, а им, фашистам, об этом не сообщили — сожгут деревню. Солтыса повесят, а остальных мужчин расстреляют. Таков приказ...
Мы переглянулись, помолчали. Бойцы и командиры ждали моего решения. А что тут было решать? Я понимал: солтыс все равно донесет немцам, как только мы уедем. Отговаривать его идти в ближайший постарунок — бессмысленно, глупо. Он же об односельчанах думает, а не только о своей шкуре. Немцы миндальничать не станут. Уничтожат всю деревню без долгих раздумий...
— Хорошо, — сказал я. — Можете донести немцам, что в Сухаве находились партизаны. Но доносить пойдете
[254]
через час после нашего отъезда и лишнего болтать не станете. Сколько нас, чем вооружены — вы не знаете, не видели, забыли с перепугу... Понятно?
— Понятно, понятно! — обрадовался солтыс. — Ничего лишнего сказано не будет.
— Вот и хорошо. А у вас, стало быть, бывают партизаны?
Солтысу уже ничего не оставалось, как говорить правду:
— Появляются, панове... Потому и приказ... Наши, польские, партизаны ходят вокруг, а теперь, говорят, и Советская Армия рядом. Первые отряды уже появились...
Однако ничего определенного о партизанах он сказать не мог.
Дав товарищам отдохнуть еще часок-другой, я приказал строиться.
Люди рассаживались на крестьянские брички. На передних ехали бойцы Парахина, на арьергардных — Валентина Хрястофорова. Несколько бричек с партизанами Моисеенко и Косенко отправлялись вперед, чтобы разведывать маршрут. Штаб, как полагается, поместился в середине «механизированной» колонны.
Солтыс до последней минуты суетился вокруг бричек — то поправлял сено, то что-то советовал возницам.
Обоз тронулся. Солтыс снял шляпу и склонился до земли в поясном поклоне...
* * *
Весенняя ночь моргала крупными звездами, булькала невидимыми ручьями. Мы ехали к парчевскому лесу, к деревне Лейно, где помещались Михаил Гора со своими людьми, а также подошедшие к нему Хаджи и Степь.
Зная, что ночью гитлеровцы редко появляются на дорогах, Парахин повел колонну прямо по шоссе Владава — Парчев. Это была, конечно, наглость, но я понимал Парахина: хотел оторваться от Буга, от Сухавы.
— Погоняй! — сказал я вознице, едва копыта коней зацокали по асфальту.
Повозочный хлестнул коня. Загремели кованые колеса, полетели искры из-под копыт и ободов, зашелестел ветер.
— Всегда бы так! — кричал над ухом Петя Истратов. — Лихо, товарищ майор!
Ехали рысью около двух часов. Вдруг — бледные пят-
[255]
на автомобильных фар! Пришлось свернуть на грунтовку. Однако тревога оказалась напрасной: машина сама вильнула в сторону. Тогда опять выбрались на шоссе.
Проехали деревню Колаче. Добрались до деревни Сосновицы.
Я посветил фонариком на ручные часы: начало второго.
— Спешиться!
Колонна остановилась. Партизаны прыгали с бричек, разбирали груз.
— Спасибо, граждане, — сказал я повозочным. — Теперь поворачивайте домой!
Мы дождались, пока брички отъедут, скроются в темноте.
Сосновица спала, только псы побрехивали, потревоженные шумом на дороге.
— Пойдем на деревню Липняки, — сказал я бойцам. — Отсюда километров пять-шесть. Там — дневка.
Липняки находятся на юго-востоке от Сосновицы. Мы намеревались вернуться немного назад. Это должно было сбить немцев.
Шли по азимуту. Впереди — разведчики Моисеенко и Косенко, за ними, отстав километра на полтора-два, отряд Парахина. За Парахиным — штабная группа. За штабной группой — отряд Христофорова. За Христофоровым, с интервалом в полкилометра, группа прикрытия под командой «старого» разведчика Григория Швецова.
В случае чего Швецов должен был обеспечить тыл колонны от внезапного нападения...
До Липняков отряд дотянул только в пятом часу утра: люди устали прошлой ночью, отдыхали мало, несли тяжелый груз, да и путь по азимуту выпал нелегкий — через пашни, буераки, разлившиеся ручьи...
Перед Липняками вышли на грунтовку. Возле самой деревни дорога тянулась по насыпи, поднятой над заболоченным полем. При въезде в Липняки виднелись раскидистые, приземистые деревья — не то вязы, не то ивы. Слева, на заболоченном, отсвечивавшем водой поле, угадывались кучи вывезенного навоза.
Я распорядился позвать Парахина и Христофорова.
— Валентин, — сказал Христофорову, — займешь со своим отрядом оборону тут, на дороге.
— Ясно, — отрубил коренастый Христофоров.
[256]
— А ты, Василий, — обернулся я к Парахину, — займи противоположный въезд в деревню.
— Слушаюсь! — козырнул Парахин.
— Выставьте часовых, назначьте дежурные группы обороны, а ко мне вышлите связных.
Отряд втянулся в деревню. Разбуженная, она тревожно хлопала ставнями, скрипела калитками, перекликалась.
Партизаны успокаивали людей:
— Матка, не бойся! Советские партизаны!
— Отец, не гоношись! Советы пришли!
Я распорядился разводить людей по домам, а сам с ординарцами и радиоузлом поместился в стодоле, как называют в Польше наши русские риги.
Оставив ординарцев готовить ночлег, направился на обход.
Посты уже выставили. Отряды заняли оборону как полагалось.
— Да вы спите спокойно, товарищ майор, — устало сказал Христофоров. — Не подведем...
Я вернулся в стодол. Митя Гальченко застилал плащ-палатками соломенные постели. Петя Истратов резал пахучий, видно недавней выпечки, хлеб. Возле него стоял кувшин молока.
— С устатка — кружечку, товарищ майор!
— Спасибо. Не буду.
Мне хотелось только лечь, закрыть глаза, уснуть.
С наслаждением ослабил ремень, стянул планшет, присел, чтобы стащить с гудевших ног сапоги.
И тогда грянул первый выстрел.
Петя Истратов опустил кувшин, а Гальченко поднял голову.
В той стороне, где находился Христофоров, раздалось еще несколько выстрелов, потом застрочил автомат.
— Петя, одевайся, выясни, что там!
Но через мгновение стало ясно — надо идти самому: у Христофорова начиналось что-то серьезное.
Мы вышли из стодола. Задыхаясь, подбежал связной:
— Товарищ майор! Немцы! Два броневика и тринадцать автомашин с фрицами!
Бой уже гремел. Я выругался. Он был нам вовсе не нужен — этот бой, и, вдобавок, мы его не ждали.
Приказал Истратову:
— Послать к Христофорову группы Косенко и Шве-
[257]
цова. Перебросить ему противотанковые ружья. Парахина и Моисеенко — ко мне. Связные — за мной!
Укрываясь за хатами, откуда выбегали с детишками и узлами напуганные крестьяне, я пробрался к дороге, обсаженной вязами.
То, что увидел, вызвало прилив злой радости.
Бойцы Христофорова подбили передний грузовик фашистов, и немецкая колонна застряла посреди узкой насыпи. Съехать с нее колонна не могла. А разворачиваться цепью по сырому, грязному полю «доблестные солдаты фюрера» почему-то не желали. Может, потому, что чувствовали себя увереннее возле колес. Они продолжали сидеть в кузовах и оттуда вели огонь. Лишь несколько солдат, возможно с подбитой машины, стреляли из-за деревьев.
Мимо меня, топая, пробежали петеэровцы, выдвинулись к угловым хатам, залегли. Длинные черные стволы противотанковых ружей вытянулись в направлении автомашин.
Державшиеся позади автоколонны броневики открыли огонь зажигательными снарядами. Снаряды взорвались и задымили где-то в поле.
Косенко и Швецов уже подвели бойцов. Люди бросались на землю, с ходу открывали огонь из автоматов и карабинов.
Ко мне приткнулся Парахин:
— Товарищ майор!..
— Вася, бери человек шестьдесят и заходи немцам во фланг. Полем, полем возьми! Прикрывайся навозными кучами — и заходи!
— Ясно... Мы им, гадам!..
Отряд Христофорова вел бешеный огонь.
Подбитая партизанами передняя машина беспомощно дымила посреди дороги. Гитлеровцы давно покинули грузовик. Трое неподвижно лежали возле колес.
Зажигательный снаряд броневика угодил в дальнюю хату. Она задымилась.
А бойцы Парахина уже разворачивались. Заметят или не заметят немцы? Не заметили! Парахин ударил из автоматов и карабинов вдоль всей колонны. Не прошло и двух-трех минут, как гитлеровцы начали прыгать из грузовиков и перебегать на правую сторону дороги.
— Пулеметы! — кричал я. — Пулеметы вперед! Вдоль дороги огонь!
[258]
Наши подтащили два ручных пулемета, быстро выдвинули их, и ливень свинца стал косить бежавших фашистов. Они залегли.
Я послал связного к Парахину с приказом заходить врагу в тыл.
Но Парахин и сам сообразил, что делать. С десяток партизан перебежками подобрались к хвосту колонны, открыли огонь по задним машинам.
Мы не атаковали. Мы только вели огонь. Но и этого было достаточно. Немцы панически боялись окружения. Всегда и везде. Испугались и на этот раз.
Я глазам не поверил, когда первыми развернулись и помчались прочь броневики.
За ними тут же покатили семь грузовиков, за борта которых на ходу цеплялись запоздавшие солдаты. А шесть машин остались на месте. Брошенные. Пустые.
После боя я прошелся по дороге. Насчитал шестнадцать трупов в мышиных мундирчиках.
— Там, в кюветах, лежат еще, — сказал Петя Истратов. — И на поле вон... Сосчитать, товарищ майор?
— Пускай ребята сами считают... Не забудьте собрать документы. Проверь, нет ли у нас потерь.
Убитых у нас не было, но несколько человек получили ранения. Лекомцев перевязал их.
— Пять машин целенькие! — доложил возбужденный Христофоров. — Хоть садись и поезжай.
— А мы так и сделаем.
Жители возвращались в деревню. Иные подбегали к бойцам, обнимали их, хлопали по спине, что-то восторженно кричали, размахивая руками.
Крестьяне этой польской деревушки впервые видели, как партизаны бьют немцев, и впервые убедились, что немцев тоже можно бить, да еще как!
Наступал день. Оставаться в Липняках было нельзя: гитлеровцы, опомнившись, могли вернуться с подкреплением.
Я приказал проверить немецкие грузовики и, если они исправны, начинать погрузку.
Поняв, что мы уезжаем, крестьяне забегали по домам. Один тащил свежеиспеченный хлеб, другой — молоко, третий — мясо, четвертый — мед...
— Возьми, товарищ! Возьми, совет!
Я разрешил брать продукты.
[259]
Проезжая деревню, мы махали жителям, стоявшим у домов. Они поднимали руки, кричали:
— Будьте счастливы! Возвращайтесь! Бейте немцев!
Забегая вперед, скажу, что мы не раз навещали гостеприимных, сердечных жителей деревни Липняки.
Выбравшись на дорогу, шоферы дали газ.
Я указал маршрут — грунтовками до деревни Ломницы, поближе к парчевским лесам.
От Ломницы оставалось рукой подать и до Лейно.
По пути не попалось ни одного немецкого поста, ни одной немецкой машины. Над головами пролетели только несколько фашистских самолетов. Они тянули своим курсом, не подозревая, что внизу, по дорогам, движется автоколонна советских партизан.
— Н-да, а край-то здесь «не того»! — сказал Петя Истратов.
— Что значит — «не того»?
— Голо кругом! Ни тебе леса настоящего, ни болота хорошего...
— Да, не то что в Белоруссии... Но ничего. И здесь воевать можно. Поляки помогут.
* * *
Пока мы отдыхали в Ломнице, разведчики Володи Моисеенко встретились с разведчиками Михаила Горы и привели их в штаб.
Как радовались люди, увидев друзей по оружию!
Объятия, смех, поцелуи...
— Мы прямо к вам шли, товарищ майор! — сказал командир отряда Вася Филатов.
— А как узнали, что мы здесь?
— Да слухом земля полнится. Тут все поляки в один голос: великая сила пришла; до зубов вооружены; немцев разбили, броневики их пожгли!.. Ну, майор Гора сразу догадался — вы идете.
— Значит, говорят, броневики пожгли?
— Точно... А разве не жгли?
— Не успели... Впрочем, неважно. Важно, что так говорят!
Нам и вправду было важно, что поляки так говорят об отряде. Видимо, нежданный и нежеланный бой под Липняками оказался нужным и полезным.
Мне не терпелось увидеть своих командиров, услышать от них новости, посоветоваться, как лучше вести
[260]
борьбу с врагом. Да и партизаны торопились встретиться с товарищами. Мы еле дождались вечера.
На окраине Лейно нас ждали Гора, Хаджи, Степь, несколько наших разведчиков и еще какие-то вооруженные люди.
Я решил, что это местные партизаны.
— Зачем «местные»? — ответил на мой тихий вопрос Гора. — Были местные, а теперь наши.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.