«Страдания» сочинской гимназистки
«Страдания» сочинской гимназистки
Из дневника 14-летней Ляли Массен 1917–19 годов:
Суббота.
Какое ужасное утро. Мама рассердилась за то, что я не учусь, не могу сосредоточиться. Господи! Неужели у меня будет переэкзаменовка?
Понедельник.
Последнее время я страшно нервничаю — чувствую, что скоро буду любить. А может быть, я его ненавижу? Ведь любовь и ненависть — рядом!! Неужели я полюбила за то, что он меня поцеловал? Это ужасно. Буду наблюдать и за ним, и за собой. Дай Бог, чтобы мне не пришлось раскаиваться в своей взбалмошности…
Вторник.
Нет, я действительно люблю его. Он же избегает меня. Что за хаос в моей душе? Боже, наставь меня на путь истинный!! Что мне делать?
Четверг.
Мне ужасно тяжело было услышать от Лили, что Юля хочет стать её подругой. Выходит, во всей гимназии не будет человека, который бы меня любил. Никого! Я одна, совершенно никому ненужная и нежелательная. Остаётся только молитва. Буду молиться и верить. Серёжа меня избегает, хотя Лилю, Зою и Юлю он отлично замечает.
В субботу был «Мир Искусств». Как-то вышло, что я весь вечер провела с Котей Толмачёвым. А тот, кого я люблю, общался с Юлей и на меня внимания не обращал. Хотела устроить шалость, но побоялась, что если бы нас поймали, то непременно выгнали обоих. Что бы тогда стала делать мама?
Вчера состоялась верховая прогулка. Мы ездили за висячий мост, сделали вёрст 20. Сперва у меня оказалась плохонькая, но смирная лошадка, а потом мне дали отличную, но упрямую и тугоуздую лошадь. И сегодня у меня болят ноги…
Суббота.
Сегодня Серёжа опять смотрит на меня букой и избегает. Санька написал Лиле письмо, полное всякой влюблённой всячины: «Дайте мне ленточку! Дайте мне карточку!» Не ожидала от него такой прыти.
Понедельник.
Написала Серёже письмо — искреннее объяснение в любви. Всю ночь не спала, ужасно было страшно. Представлялись разные картины: дознались и обоих выгнали из гимназии; над нами товарищеский суд; он отвечает сдержанно и холодно или, наоборот, самого лучшего для меня содержания. И вот сегодня, после всех пережитых волнений, он не пришёл! Я в отчаянии, а Лиля умоляет не рвать письма…
Содержание его следующее: «Милый, дорогой Серёжа! За что ты меня мучаешь?! Знаю, что моя любовь безответна, но я люблю тебя больше всего на свете! Больше цветов и солнца! Больше всего земного. Я слежу за каждым твоим движением, за каждым шагом! Ты любишь В. Жвания, но ведь она только запутает тебя и бросит. Я знаю, моя любовь ни к чему не приведёт, но не могу забыть тебя. Никто, я думаю, не отдавал тебе так всей души, как я! Сжалься надо мной!
Если захочешь мне ответить, то передай записку через Лялю Массен. Только прошу, не выпытывай у неё моего имени. Твоя ++.»
Пятница.
В среду я не была в классе, так как помогала маме в огороде с посадкой. Вчера Серёжа как-то странно на меня посматривал наглыми, а вместе с тем милыми мне глазами. При прощании он что-то говорил, а глазами спрашивал: «Любишь ли ты меня, в самом деле?» Я задрожала как от этого немого вопроса, так и от этого взгляда и скорей пошла домой, испугавшись дальнейшего разговора, которого бы не вынесла.
Смущает меня и то, что в него влюблена и Юля и ужасно страдает от его невнимания. Могу ли я, зная это, быть спокойной и безмятежно любить его? А Серёжа, как назло, шутит и необыкновенно весел. Что произойдёт завтра, когда у нас будет вечеринка?! Я её страшно боюсь, не зная, как себя с ним держать. Если буду волноваться и краснеть, то выдам себя, и это дойдёт до мамы. И в лице Юли могу нажить врага.
Странно, но я полюбила Веру, которую ненавидела. Может быть за то, что она не любит Серёжу? Но ведь он-то её любит! И Юлю мне жаль. На уроке «Закона Божьего» я условилась поговорить с ней, она была такая грустная и печальная.
Что-то мне пошлёт завтрашний день?! Дай Бог, чтобы мне не пришлось делать шаг назад…
Пятница.
Вчера я под предлогом головной боли ушла наверх и стала молиться, потом долго лежала и думала. Решила приняться за своё исправление. Для этого я почитала Евангелие и поставила себе задачей: никогда не лгать, даже в пустяках; быть кроткой; не браниться и прощать обиды. С сегодняшнего дня слежу за собой и, кажется, пока не нарушила ни одну из заповедей. Завтра у нас намечается вечеринка, если только удастся достать чего-нибудь…
Четверг.
С Серёжей случился у нас разлад по политическим мотивам. В день годовщины революции несколько социалистов нашей гимназии пошли с красным флагом на манифестацию. К ним присоединилась и я, меня поддержал Володя Кучумов. Целый день спорила с нашими монархистами, которые понадевали шапки, когда запели «вечную память». Теперь им придётся расплачиваться за это. Красногвардейцы составили списки всех учеников старших классов, не бывших на митинге, и будут их судить революционным судом, исключат из гимназии и чуть ли не пошлют на общественные работы. Что же станет с гимназией? Пишу на уроке латыни.
Понедельник.
Мама была у Рутковских, и Лиля рассказала ей о том, что знала обо мне и Серёже. Вечером дома был тяжёлый разговор. Я давно так не плакала. Рыдала не я, а моя непонятая душа.
Сегодня в гимназии он избегал игры со мной в крокет и кегли в одной партии. Разум мне подсказывал — я должна забыть его навсегда. А сердце шептало: «Борись, неудачи закаляют. Ты добьёшься того, что так долго искала!» Кому мне подчиниться? Сердцу или разуму?! Если бы у меня хватило силы воли…
Вторник.
Серёжа меня избегает и даёт понять — я ему неприятна. И у меня сложилось к нему какое-то странное чувство. Без него скучаю и тоскую. А лишь только увижу — прямо-таки отвращение. Мы взаимно ненавидим друг друга в лицо. А за глаза, как знать, может быть он и не питает ко мне вражды. Я люблю его, когда он вдали от моего тела. А возле моей души он всегда.
Воскресенье.
Вчера был «Мир Искусств». Я была с Юлей. Всё по-прежнему. Если не считать одного прямого взгляда Сергея. Обычно он смотрит на меня сбоку, а вчера прямо в глаза, как когда-то с вопросом на губах, а вовсе не с тем, что в глазах. Но мне от этого стало ещё тяжелей.
С несколькими друзьями мы вышли на «воздух» и пошли к парку. Борис стал петь. Слова печального романса резали мне душу, а его звуки лились жгучею волною в открытую глубокую сердечную рану. Я не выдержала и расплакалась. Вернулась, когда совсем успокоилась, и только острая головная боль давала знать о недавнем пережитом. Что же Серёжа? Он всё так же холоден и ужасен дикостью неукротимого зверя. Но я всё-таки от этого не могу его не любить. Что меня заставляет это делать? Не знаю!
Четверг.
Мы на «Вы», а в то же время я чувствую его близость. Он стал смотреть мне прямо в глаза и не так дичиться. Господи! Эти зеленовато-серые с таким злым огоньком глаза сводят меня с ума. Рот вечно кривится в какую-то насмешливую улыбку. Я не могу вынести его проницательного взгляда.
Вторник.
Есть только один человек, который мне близок, как друг — это Лука.
С ним я держу себя свободно, и у нас установились милые дружеские отношения. Иногда я его поддразниваю Ниной Дубинской, но, конечно, всё это в шутку.
Четверг.
Предчувствия не обманывают. Серёжа переменился. В гимназии мы не разговаривали, но когда пошли играть в крокет, он сам предложил сыграть с ним в одной партии. Что случилось? Неужели вернулось моё солнышко, рассеялись тучи в моей душе, и оттуда замигала маленькая, но яркая звёздочка! Неужели Ты, Всемогущий, услышал мои мольбы! Моя душа ликует и прыгает. Да! В нём сидят две Веры. Первая — это Жвания. А вторая — Вера из «Обрыва». Он подошёл с лаской и на «ты». Милый, родной, за что я так тебя люблю. Господи, укрепи мою и его любовь, если это возможно! Я так счастлива!
Суббота.
Вот и кончился ещё один год. Грустно расставаться на целое лето со всеми классными порядками. Я перешла в 5 класс. Все учебные залы украшены зеленью и цветами. За доску воткнули пальмовых листьев, кипарисовых веток и спустили гирлянды пахучих азалий. Восьмиклассники несли в креслах всех учителей с последнего урока в учительскую, а возвращаясь, пели «Gaudeamus» — старинную студенческую песню на латинском языке. Вчера выставили отметки «прощальные аттестаты» за 4-й, 7-й и 8-й классы. Лиля сказала мне, что Серёжа после Пасхи уедет и больше уже не вернётся. Какая она бессердечная, зная, как мне ужасно тяжело! В последнее время я стала подумывать о смерти, это доходило до отчаяния. Но мой поступок погубит маму. А иногда так трудно сдержаться…
Понедельник.
Сегодня выдают аттестаты. Думаю за лето подготовиться в 6-й класс. Вчера состоялся литературный вечер с поэтом-футуристом В. Каменским. Он читал довольно интересно. Мама смеялась, когда я пересказывала ей его стихи. Вечер провела с Ирой. Она меня понимает. Я поделилась с ней своими ощущениями, оказалось, и у неё бывают такие же переживания.
Пришла Лиля и передала от Серёжи, что я ему нравлюсь, но любить меня он не может, хотя у него и бывают минуты, когда хочется любить именно такую, как я. Дай-то Бог, чтобы это было правдой. Перед глазами стоит его портрет: среднего роста, с чёрными как смоль волосами; светло-карими, иногда жёлтыми, глазами, в которых горит какой-то злой огонёк. Но этот огонёк иногда делается очень мягким и добрым; лицо покрыто веснушками, но не сильно, а подбородок раздвоен глубокой ямкой, которая дрожит при смехе; одевается опрятно и отлично знает бокс…
Ужас! Вчера (11 декабря 1917 года — А. К.) на даче задушена вся семья 78-летнего царского сановника Горемыкина[808] — он, его жена и дочь с мужем-дипломатом. Преступников ищут, но вряд ли найдут.
Пятница, 22 ноября 1918 года.
Закончила ещё один дневник, четвёртый по счёту. Хочу вести его так же, как и предыдущий, то есть не стесняясь ни в выражениях своих мыслей, ни в чём-либо другом вообще. Я постараюсь оградить его от всякой цензуры, ибо думаю вести ещё откровеннее прежнего. Ведь в августе мне уже исполнилось пятнадцать лет.
Для начала попробую описать некоторых из моих друзей. Первая — сестра Зоя. Это весёлая, здоровая девочка 13-ти лет, но на вид ей можно дать и 15. Она много читает, её очень интересуют вопросы жизни в самом их реальном смысле. Эту жизнь она старается узнать из каких только можно источников, но от всех это скрывает и знания свои получает под шумок.
Не могу сказать, что она злая, но до безумия капризна и избалована. И поэтому позволяет себе говорить мне и маме много дерзостей. Маму это убивает, а Зоя увлечена сама собой. Ей кажется, что она очень красива или, по крайней мере, интересна. У неё карие глаза, белокурые волосы, вздёрнутый «интернациональный» нос и довольно большой рот. Но главное её несчастье — она лопоухая. Иногда, правда, сестра бывает миленькая, но до красоты ей далеко.
Зоя увлекательная натура, довольно постоянная в любви. Если любит, то уж об этом все будут знать в очень скором времени. Язык у неё непомерной длины, даже на свои тайны… В последнее время стала писать стихи и воображать себя поэтессой, но это ей простительно. Могу добавить, что она большая и врождённая кокетка.
Наташа. Это наша общая подруга, хотя Зое она подходит больше по характеру. Но так сошлись обстоятельства, что она стала и моей подругой. Это довольно красивая девочка лет 14-ти. Крупная, полная, с очень изящной головкой, вполне пропорциональной телу. Она весёлая хохотунья, но не могу сказать, чтобы была очень умна. Ум у неё есть, и он, без сомнения, разовьётся и выйдет наружу. Когда она зайдётся в смехе, то не знает удержу, и в такие минуты может выкрикнуть или сказать какие угодно глупости.
Говорить с ней серьёзно мне приходилось редко, но в этом случае она держит себя умно и осмысленно. Её плохая черта — лживость, причём совершенно естественная. Любит прихвастнуть знакомыми артистами (её мать актриса) и своим французским, которого никто из нас здесь хорошо не знает. Могу заметить, что в Наташе нет прирождённого чувства изящества. Может оно ещё и разовьётся, но сейчас она проста до невозможности.
Сегодня после уроков мама отпустила нас с Зоей погулять, и мы с радостью побежали в городской парк. Встретили наших и отправились к морю. Коля всё время шёл с Наташей, но я была в слишком хорошем настроении, чтобы ревновать. Решили идти берегом до баржи, выброшенной штормом. Подошёл Коля, и мы побежали с ним наперегонки. Он что-то говорил мне, я смеялась, а сердце стучало и пело во мне: «Он тебя любит!». Первый раз в жизни я люблю и, кажется, любима.
Мы бежали долго, пока я не задохнулась и от бега, и от неудержимого восторга. Может глупо любить в 15 лет, но, тем не менее, это так, и я его люблю совсем не как других. Это какая-то сильная привязанность, большая, чем просто дружба. Колю я люблю, когда мне весело, светло на душе, когда хочется прыгать, смеяться. Но когда мне тяжело и больно, когда обидит кто-то, то я люблю «другого» со всей силой своей серьёзной любви. Молю, прошу его прийти, и слёзы не раз навёртываются на глаза, когда я вспоминаю жёлтые наглые глаза и… насмешливо-чарующую улыбку.
Воскресенье, 8 декабря.
Вчера был «Мир Искусства», где я первый раз выступила с пением. Потом танцевали и пошли в клуб на «Василису Милентьевну». Играли отвратительно. Исполнители: Ростовцев — Иван Грозный, Швец — Малюта Скуратов были ужасны, костюмы — и того хуже.
1 января 1919 года.
Вчера встречали Новый год. Почти годовщина, как уехал Серёжа Белов. Хорошо, что я не успела в нём разочароваться. Всю жизнь буду я помнить эти жёлтые глаза и насмешливые губы. Но теперь я бы уже не хотела его видеть. Не возвращайся!..
Я проиграла Коле пари. И теперь он будет читать мои дневники. Что ж, слово дано. Но ни один человек не должен знать, Коля, твоих мнений насчёт прочитанного, ни даже того, что ты читал их вообще. Полагаюсь на твоё слово и благородство!..
Среда, 16 января.
Коля прочёл мои дневники. Как много дала бы я, чтобы именно теперь встретить взгляд твоих глаз, когда взяли из моей души самое дорогое и хрупкое — мысли и чувства. И кто же! Человек, который не сумел ни понять, ни оценить того, что узнал. Страницы моего дневника исписаны двумя именами. При этом о Серёже я говорю всегда как о далёком любимом идеале, а о Коле как о живом, красивом и также любимом… ребёнке!
21 января.
Я стала зла. Почему? Устала верить и надеяться на счастье. Его нет на земле, во всяком случае для меня. О ком я забочусь и кого люблю — это мама. Она больна, хотя нам этого не говорит. Но я это чувствую. Коля! Я считала его человеком, а это — «человечишко». Не умеет совладать со своими чувствами. Несчастный раб земли! Что-то мелкое, тщедушное, которое даже любить ещё не научилось. Ходит такой убитый, растерянный, будто ему на голову небо свалилось.
27 января.
Боже, Боже, Боже! Что же это такое? На днях в город вошли войска Добровольческой армии, и у нас не было занятий. На улицах перестрелка, и я один раз попала под перекрёстный огонь. Грузины заперлись в «Ривьере», но вчера сдались, и добровольцы по этому случаю служили молебен в церкви и на площади города. Нас отпустили с 3-го урока, и мы пошли в центр, но намокли и ничего не увидели. Тогда полезли на колокольню, откуда всё было видно как на ладони, но ничего не слышно. Когда молебен окончился и войска двинулись, Костя ударил в похоронный колокол. Вся наша компания бросилась вниз.
Вечером у меня составилась довольно хорошая компания. Сидели в столовой, пели, играли. В конце концов, у меня разболелась голова и я вышла на балкон. Подошёл Коля, стал упрашивать идти в дом, так как было довольно холодно.
Не могу я спокойно переносить его ласк и нежного голоса. Я вообще не привыкла к особому вниманию, и поэтому каждая его самая мимолётная нежность отдаётся болью в сердце. Наши мнения о дружбе не сходились. Потом я как-то сразу осеклась и впала в минор. Рука моя лежала на столе. Он взял её, начал гладить, тихонько сжимать, перебирая пальцы. В сердце ударило, как кинжалом, и каждое его прикосновение отдавалось в нём нестерпимой физической болью. Ещё минута и я разрыдалась бы. Он положил голову на мои руки, у меня вдруг появилось нестерпимое желание обхватить её, прижаться к ней и выплакать всё то, что накипело в груди. Со мной начинался припадок, какой был когда-то. Но, слава Богу, Лёня решительно засобирался домой. А за ним и Коля.
Вторник, 28-го.
Милый мой дневничок, сколько ты знаешь моих переживаний. Тебе одному вверяю я всю мою душу. Ничего, что Коля читал немного, я всё же не стала с тобой менее откровенна. Попробую описать ещё некоторых из нас. Например, Лёню.
Ему едва 18, а он уже старик. При вполне развитом уме его душа не знает юных порывов, чувства томления. С какой-то полунасмешливой улыбкой слушает он наши разговоры, когда мы начинаем строить воздушные замки. Ему ближе философские или психологические темы, а самое большое желание — поскорей окончить гимназию, жениться и зажить тихой спокойной жизнью. Он очень наблюдателен и скрытен, ценит и понимает красоту. Иногда меня только смешит его покровительственный тон. Но всё это не мешает ему быть великолепным товарищем и очень приятным и интересным собеседником.
Лёня уверяет, что между женщиной и мужчиной никогда не может быть дружбы, так как она непременно перейдёт в любовь с одной или с другой стороны. Его пальцы всегда немного дрожат, особенно если он сильно держит за руку. Очень добрый, доверчивый и задумчивый. В шутку я зову его «секретный ящичек» за обладание вверенных ему тайн.
7 марта.
Тихо, темно в моей комнате. Где-то далеко лает собака. Потрескивает свеча и расплывается серыми каплями по подсвечнику. Думаю о чём-то, о ком-то. О «Нём». Кто Он, я не знаю. Но знаю, что Ты есть и будешь. Где Ты? Откуда придёшь? Где искать Тебя? Я безумно, пламенно жду Тебя! Легко сказать. Знаю, что Он есть, что близко и скоро я увижу Его не только зеркалом души, но и наяву. Иногда мне кажется, что этот Он — Николай. Я вглядываюсь — нет, не Он… «Иногда мне кажется, тебя я встречаю!» Боже праведный, что же это? Где Он?.. Где…
Сейчас читала урок и меня поразила проповедь Св. апостола Павла в доме язычника: «Блаженны соблюдшие в чистоте тело своё, ибо они станут храмом Божьим; блаженны хранящие воздержание, ибо с ними будет беседовать Господь…»
Я стала думать и решила так: Павел благословляет тех, кто отрекся от земной любви. Ищи её в лазоревой глубине неба и ты будешь спокойна. Но читая дальше, нахожу такую заповедь: «Блаженны имущие жён, как и не имущие их, ибо они унаследуют Господа». Я растерялась. Павел оправдывает и благословляет мирскую любовь? К чему тогда мой вывод о двух первых заповедях? Он разлетелся в прах.
Читаю дальше: «Блаженны отрекшиеся от мира сего, ибо они „справедливыми“ нарекутся». Блаженны… ну да лучше об этом пока не думать, мысли путаются в этих дивных словах. Видно мой ум ещё недоразвит до понимания таких истин…
18 марта.
В конце концов, это становится невыносимым. Я не понимаю себя. Я люблю сразу троих и кого из них больше, не знаю. Мне кажется, что это даже не любовь, так как любить можно только одного, а не сразу трёх. Сергея, Колю и… может быть, немного Andre. Что такое моя любовь? К каждому из троих она совершенна различна.
Сергей… Это мой царь и Бог, к которому тянется душа. И хочется упасть к его ногам и плакать, и плакать. Знай, что я тебя люблю и ещё не скоро перестану любить. Знайте это все, смейтесь надо мной, называйте глупой девчонкой, но это так.
Николай — это совсем иное дело. Я никогда бы не унизилась перед ним, не стала плакать у его ног. Но хочу, чтобы он был около меня, хочу его ласкать, смотреть ему в глаза и даже целовать. Это я, кажется, уже хватила чересчур. А всё-таки я его люблю так же сильно, как Зюку.
Andre. Я не могу сказать, чтоб я его любила, он мне просто нравится своей недюжинностью и оригинальностью. Все его выходки, разговоры смешат меня, а главное, в нём есть что-то общее с Серёжей. Оба они странные, а этот тем более. А ведь иногда и сама себя отказываешься понимать.
А Тарас-то глупый таки влюбился в меня!..
Суббота, 22 июня.
На днях вечером я играла. Мама и сестра сидели за столом. На дворе ночь. Тихо льются звуки грустного вальса, и вдруг открывается окно и появляется… Коля. Это было так неожиданно. Я даже не была рада. Он посидел и ушёл, а я осталась в недоумении — зачем приходил? Для меня и моей музыки?
18 июля.
Завтра идём на Кудепсту. Как я рада и счастлива. Опять горы, милые, добрые и грозные. Как я вас люблю, больше моря! Оно злое, коварное. Никогда не прощу ему того корниловского офицера, который утонул на днях. Два года на фронте в самой сумятице, пережил ужасный «Ледяной поход» и выжил. А утонул в первый же день, как пошёл купаться.
Чарующие, опьяняющие горы. Как отдыхаешь душой, стоя на самом краю бездны. Выше только небо, а внизу голубой ленточкой горная речка. Аромат горных цветов, порхание дивных бабочек. Ах, хорошо. И жить хочется! Так бы тут и остался навеки!..
Четверг, 15 августа.
Завтра мне 16 лет. Не с радостью встречаю я эту дату, а с тяжёлым сердцем. Что принесёт мне совершеннолетие? Мама обещала подарок на всю мою жизнь. Только один человек может сделать меня счастливой и не забыть этот день — Коля. Но… это не в его власти. И я это хорошо знаю. Но тот, кого я действительно полюблю, будет для меня во сто крат дороже Сергея. И случится эта любовь, когда я найду… четырёхлепестковый клевер. Ищу. Боже, сделай, чтобы я завтра была счастлива!
24 сентября.
Я в 6 классе. Вот уже больше 2 недель, как Коля уехал в Армавир. Я совершенно одна. Ни одного человека, кто бы понял меня, а главное, любил бы так, как мне хочется. Мамина любовь — это, конечно, много, она меня очень любит, но не понимает ничуть. Любовь Андрея была бы прекрасна, если бы я сама его любила хоть немного. Жаль, так как он меня, несомненно, любит. Вот и сейчас мои руки пахнут его духами и волосами. Я люблю этот запах, но он меня не волнует, не радует, как, например, запах Колиных волос.
Прелестные золотисто-каштановые пряди так приятно скользят между пальцев и щекочут кожу. Если меня берёт за руку Андрей, я не испытываю никакого волнения. Его прикосновения как-то холодны. Нет в них огня. Но никогда не забыть мне тех минут, когда на мою руку ложилась горячая рука Николая. Его прикосновения — это страсть, огонь. Сколько в нём жизни, силы, красоты!!! «Ляля, ну я прошу тебя, ну пойдём, я прошу…» Ласковые и властные глаза смотрят на меня, и я вижу чертог на белой бумаге. Он всегда умеет успокоить, увести от собственных мыслей. Умеет просить и требовать одновременно. И нельзя было ему не повиноваться в такие минуты. Ну, судите, могу ли я его забыть, могу ли променять на Андрея?! Всё прошло, он уехал далеко, не пишет, не думает. Страшно, что, может быть, навсегда. Нет, я не хочу, не могу, чтобы это было так. Ты должен будешь меня любить. Я хочу!..
18 октября.
Ах, как хорошо! Я видела сегодня рай, хотя это и может показаться странным. Сидела в парке на моей любимой скамье. Был закат, шумело море. Над головой плыли облака. Нижние — серые, клочковатые, неопределённые и зловеще-прозрачные. Выше — беловато-кремовые, мягкие, с нежными формами, напоминающими снега на вершинах гор. А дальше — золотые, да, да, настоящие золотые с ослепительным блеском и загадочно-величественными контурами. И между ними пятнами — голубое небо. Больше всего это походило на расшитый шёлковый занавес между землёй и… Богом!
И глядя на сочетания цветов, я почувствовала, что блаженство должно быть именно в ярких отливах золота, пурпура и бирюзы. Только там душа будет спокойна и счастлива, только там вечный покой, гармония и забвение. И так хотелось улететь туда от всех житейских дрязг, хлопот и навсегда раствориться в этом божественном великолепии…
24 октября.
Томлюсь и чувствую свою душу и сердце на пороге захватывающих событий. Андрей уверяет, что человек обладает предчувствием.
Ира вышла замуж. Давно ли она была увлечена Колей, Лёней, Борисом? А теперь — жена незнакомого мне человека, имеющего на неё свои права. Время так незаметно летит, унося частички жизни.
29 октября.
Матерь Божья, Заступница моя. Ты одна знаешь, как я страдаю. Заступись за меня, Владычица. Попроси Сына твоего за меня, я так несчастна в океане жизни. Но верю, что Создатель не оставит меня. Господи, сжалься над рабой твоей и прости ей грехи её тяжкие!..
Безумно люблю горы, их холодные снежные вершины, которые дышат такой страстью на закате. Объятые небесным пламенем, они пылают, сверкают, манят, дразнят и остаются столь же непреклонными, как и раньше, и после, и навсегда. Они так могучи, так обаятельны. Люблю их страстно, до боли, до слёз ревности, подступающих к горлу. Если мне придётся уехать отсюда, я буду несчастнейшим человеком, потерявшим часть своей души, своего счастья. Милые, нежные, чистые, как вы мне бесконечно дороги. Сколько тяжёлого рассеивалось в туманной дымке на вершине хребта. И только один человек понимает эту мою страсть.
Сколько жизни, света, наслаждения вливает в душу запах цветущих альпийских лугов или тисового леса. Какой стихийный трепет охватывает тебя под сводами пещер, когда бредёшь под землёй версты две, а то и больше. Мерная капель со свода, пронизывающий подземный ветер и мерцание сального огарка наводят ужас, и рисуются тени мрачных духов подземелья. Тянутся лапы невидимых чудовищ. Скорей к свету дня, к солнцу. И безумная радость переполняет сердце. И так хочется жить, любить и петь…
А тут, не могила ли вокруг меня? Не запах ли подземелья? Догорает свеча. Кто вырвет меня из темноты? Кто спасёт?
Понедельник, 11 ноября.
Та же тоска о близком и невозможность счастья. Вчера встретила человека, который мне очень понравился. Боюсь, как бы мои искания не остановились на нём. В настоящем настроении я на всё способна.
Умный, много повидавший и хорошо передающий всё пережитое, он произвёл на моё нервное воображение некоторое впечатление. Но сердце подсказывает, что это не то, чего ищу я, хотя могу и влюбиться. Не дай Бог! Зовут его Борис А.
Мы не знаем, кого скрыла Елизавета под инициалом «А», но именно в это время в семье Массенов объявился её родной дядя — Борис Викторович Адамович! Его надежда переждать смутное время в тиши миргородского именьица оказалась химерой, как, впрочем, и для многих сотен сановников высокого ранга, укрывшихся со своими семьями на кавказских, крымских, финляндских и иных бывших российских курортах.
Генерал Адамович пережил Украинскую Народную Республику, Республику Советов, германскую оккупацию, Украинскую державу гетмана Скоропадского, крушение Брестского мира, но при Украинской директории его ждал арест, произведенный петлюровцами 25 декабря 1918 года.
Он бежал из-под стражи и скрывался у знакомых в Лубнах и Киеве. После занятия города частями Добровольческой армии, в составе которых находилась и сводно-гвардейская дивизия генерал-майора барона Н. И. Штакельберга (бывшего командира Кексгольмского полка), Борис Викторович летом 1919 года выехал в Петроград, где какое-то время проживал в квартире сестры Елизаветы Адамович — вдовы Веры Беллей (Почтамтская, 20).
Стояла ли перед ним проблема выбора дальнейшего жизненного пути? Десятки виднейших генералов и старших офицеров императорской армии сочли для себя приемлемым, сняв с мундиров золотые погоны, аксельбанты, звёзды, ленты и кресты орденов Святых благоверных князей и великомучеников, стать под кровавые знамёна безбожных временщиков. Но измена своим принципам во все времена, как мы знаем, плохо заканчивалась для большинства подобных перевёртышей.
Забегая вперёд, заметим, что только единицам из них, присягнувшим власти большевиков, удалось умереть в своих постелях. Остальные окончили жизни от пули в затылок в подвалах ЧК — ГПУ — НКВД, в лучшем случае — от истощения в «исправительно-трудовых» лагерях Соловков, Сибири, Магадана… Среди них оказался и шурин Дмитрия Лухманова — генерал-майор и профессор Военной Академии Александр Де-Лазари, о чём мы ещё поведаем читателю. Подавляющее же большинство российских кадетов, юнкеров и офицеров, неся свой крест, встали под знамёна Добровольческой и других армий Белого движения.
…«Где были вы?» — Вопрос как громом грянет,
Ответ, как громом грянет: «На Дону!»
Что делали? Да принимали муки,
Потом устали и легли на сон.
И в словаре задумчивые внуки
За словом Долг напишут слово Дон![809]
18 августа 1919 года генерал Адамович прибыл в Ставку Вооружённых Сил на Юге России (ВСЮР) в Таганроге и был зачислен в резерв её чинов. И здесь, мир тесен… состоялось его знакомство с дальним родственником по линии матери — бывшим командиром «тигровой роты» 5-го Заамурского полка, а ныне полковником Сводно-офицерского батальона 46-летним Николаем Аполлоновичем Байковым,[810] натуралистом-путешественником, знатоком Северо-Восточного Китая и автором своей первой книги «В горах и лесах Маньчжурии».[811]
В начале сентября Борису Викторовичу неожиданно отказали в принятии на службу как вышедшему в отставку, и он уезжает в Сочи к брату Григорию Колмогорову и сестре Марии Массен, где 24 октября пишет в альбом юным племянницам Ляле и Зое грустные строки Т. Шевченко:
Возле леса, в чистом поле,
На холме высоком,
Рядом выросли две ивы…
Гражданская война пришла в Сочинский округ в июне 1918 года с началом оккупации Абхазии Демократической Грузией и начавшегося между ними военного конфликта. Помощь, оказанная абхазам Майкопским и Белореченским красногвардейскими отрядами, и образование Сухумского фронта подтолкнули грузинское правительство к решительным действиям: в результате боёв местного значения и бегства красноармейцев их войска уже в начале июля без особых усилий захватили не только Абхазию, но и Сочинский, и даже Туапсинский округа Черноморской губернии.
Любопытный факт: местное население Сочи, за исключением армянской диаспоры, приняло грузинскую оккупацию как избавительницу от мародёрских реквизиций и беззаконий большевистских отрядов. Более того, подавляющим большинством голосов окружного съезда была принята резолюция о том, что «временное присоединение к Грузии является актом, отвечающим интересам трудящихся масс, избавившихся от ужасов реакции».
Такая прыть взбунтовавшейся национальной окраины «Единой и Неделимой» не могла остаться безнаказанной ни со стороны Добровольческой армии, ни, как показали дальнейшие события, со стороны… Советской власти!
К 10 февраля 1919 года, сбив грузинский кордон на реке Чухукхъ, добровольцы генерала Бурневича захватили Сочи и даже Гагры, остановившись лишь на реке Бзыбь (границе Кутаисской губернии). Притеснения новой властью рабоче-крестьянского населения Черноморья, обвинённого в государственной измене из-за злополучной резолюции, начались буквально с первых же шагов её деятельности.
Уже в начале апреля у селения Пластунка был разгромлен земледельцами первый карательный отряд полковника Чайковского (37 убитых и раненых солдат). С этого столкновения начался отсчёт партизанского движения «зелёных» на сочинском побережье. Очередной крестьянский съезд Черноморской губернии от 18 ноября своей ближайшей перспективой провозгласил образование Черноморской народной республики и избрал рабочий орган — Комитет Освобождения, военный отдел которого занялся формированием народного ополчения и подготовкой восстания. Конечной целью движения виделось образование совместно с Кубанской Радой Кубано-Черноморской республики!
Именно в такой предгрозовой обстановке Б. В. Адамович и покидал Сочи 5 января 1920 года по вызову бывшего коллеги по Военному министерству, а ныне помощника Главкома ВСЮР генерал-лейтенанта А. С. Лукомского. Провожая взглядом с палубы миноносца проплывавшие мимо корпуса «Кавказской Ривьеры», он ещё не знал, что меньше чем через месяц навсегда покинет Россию и только в письмах к сестре будет вспоминать и дачный берег, и своих многочисленных сочинских родственников…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.