«Кавказская Ривьера»

«Кавказская Ривьера»

Лето 1913 года в посаде Сочи было особенно насыщенным. Построенный здесь к 1912 году московским предпринимателем и потомственным дворянином А. В. Тарнопольским курорт «Кавказская Ривьера» (на 250 номеров!) бил все рекорды посещаемости. Практический путеводитель по жемчужине Черноморского побережья, подготовленный Азиатским департаментом министерства иностранных дел, предлагал исчерпывающую информацию о ценах проезда от С.-Петербурга до Новороссийска для любого класса пассажиров, стоимости апартаментов, завтраков и обедов под звуки первоклассного оркестра.

Журналисты «Нового Времени» с упоением превозносили

…пылкий, горячий в зелёной бурке лесов Кавказ, готовый разразиться грозой при малейшем колебании барометра. В противовес Крыму, подстриженному и побритому, кавказский берег с презрением смотрит на культуру и гигиену своего тела и тяжело дышит, освежаясь лишь лёгким бризом от парящей нестерпимой жары. А море, в угоду заезжающим сюда маринистам, то покорно спит у их ног в глубоком штиле, то вдруг встаёт со своего дна и в чёрных хлопьях водорослей начинает плясать дикую лезгинку…[766]

После посещения Сочи в 1894 году министром земледелия и государственных имуществ А. С. Ермоловым и образования в мае 1896 года самостоятельной Черноморской губернии (по инициативе «Особой комиссии» Государственного Совета под председательством гофмейстера Двора Н. С. Абаза) здесь начинается бум дачного строительства. Оборот сделок по купле-продаже земельных участков только одного посадского нотариуса А. А. Шелховского составил в 1913 году… миллион рублей при 18 600 приезжих. Сочинское казначейство, новое здание которого было торжественно освящёно 24 ноября, ежегодно получало свыше 6 млн. рублей переводов на строительство дач. Такая же сумма проходила через местную почтовую контору и ещё столько же привозили с собой землевладельцы. Набиралась сумма в 18–20 миллионов, и это только в пределах одного района!!

Не оставалась в стороне от общественных запросов развивающегося курорта и местная газетка «Сочинский Листок», услужливо оповещая почтенную публику о всех прибывающих не только в «Ривьеру», но и в более скромные в отношении комфорта гостиницы: «Лондон», «Гранд-Отель», «Бель-Вю», «Марсель», «Россия», «Пассаж», «Европа» и «Калифорния».

В гастрольных концертах певицу Петербургской музыкальной драмы С. М. Августинович, открывшую сезон 12 мая, сменили: примадонна императорских театров Н. С. Ермоленко-Южина при участии тенора Большого Московского театра Д. Х. Южина; баритон русской оперы Н. А. Шевелёв и тенор-премьер Московской оперы С. И. Зимина К. М. Лебедев.

Труппа драмы и комедии под управлением К. В. Кручининой-Годзи уступила сцену антрепризе при участии Софии Белой и артиста московского театра Корша В. В. Рамазанова, которого, в свою очередь, потеснили бас Московской оперы С. И. Зимина М. И. Шуванов с артистками русской оперы А. В. Шуриновой и Н. Д. Славиной. Одновременно, впервые в Сочи, демонстрировал художественные серии и Электро-театр «Модерн».

В июльских номерах «Сочинского Листка»[767], помимо прочего, можно было оценить поэтический опыт и пробу пера в социальном очерке «Мёртвая петля» преуспевающего поселянина-земледельца Григория Колмогорова:

Наш путь

Идя каменистой тропою,

Свершая наш жизненный путь,

Мы ищем забвенья порою…

Хотим постоять, отдохнуть.

Но вновь роковые вопросы

Нас гонят всё дальше вперёд…

И мы на крутые утёсы

Бредём, соблюдая черёд…

А путь час от часа труднее,

Бесцветна туманная даль.

Нас тянет назад всё сильнее…

Болезненно прошлого жаль.

В прошедшем же море страданий,

Глубокое море из слёз,

«Великих» — пустых начинаний

И детских осмеянных грёз.

А в это время тюменские жители в 5 номере приложения к газете «Ермак» за 1913 год читали рассказ его матери, Н. А. Лухмановой, — «Муся».

На 1914 год Г. А. Колмогорову принадлежали 4 земельных участка (№ 8, 13, 46А в Катково-Леонтьевском урочище, № 28 на территории «Ариадна», тупик на берегу моря № 95) общей площадью в 10 341 кв. сажень (4,7 га!) и два дома (24,9 кв. сажени) с хозяйственными постройками. Оценочная стоимость всей этой недвижимости составляла 59 290 золотых рублей при годовом налоговом сборе в 534 рубля 64 копейки[768]. На 1922 год Григорий Александрович являлся владельцем и 50 десятин лесных угодий при селе Альтмец на реке Дагомыс Западный в 9 верстах от моря[769].

У М. В. Массен (участки № 6 и 14 с домом) общей площадью в 8280 кв. саженей (3,77 га!) оценочная стоимость недвижимости и сбор составляли, соответственно, — 45 500 и 364 рублей[770].

1913 год на сочинском побережье проходил под рекламную компанию акционирования самого фешенебельного его курорта. Под капитал в 1 350 000 рублей, заявленный единственным учредителем Тарнопольским, был запланирован выпуск 13 500 акций (по 100 рублей). 24 сентября в Ливадии состоялось Высочайшее утверждение Устава нового «Общества», в которое потянулись не только государственные сановники и банкиры, но и средний класс: инженеры, врачи, учёные и просто состоятельные люди. Многие из них вступали в его ряды всего лишь 1–3 акциями ради льгот при оплате услуг во время пребывания здесь в летний сезон со своими семьями. В 1914 году число акционеров «Кавказской Ривьеры» превысило 630 человек!

Размах задуманного был таков, что вышел за рамки модного курорта и вовлёк его покровителей в организацию в Ботаническом саду Петербурга Сельскохозяйственной и культурно-промышленной выставки всего Черноморского побережья Кавказа — «Русская Ривьера», вскоре принятой под Высочайшее покровительство! Помещение, арендованное её устроителями за 22 тысячи рублей, по площади соответствовало Михайловскому манежу.

«Русская Ривьера» открылась 2 ноября 1913 года в присутствии Главноуправляющего Землеустройством и Земледелием статс-секретаря А. В. Кривошеина, министра путей сообщения и тайного советника С. В. Рухлова, членов Госсовета и Государственной думы. Как отмечал корреспондент газеты «Россия»[771] П. Николаев, «Лучший экспонат на выставке — это удивительная настойчивость и предприимчивость русских людей (75 % участников), которые уже в течение 40 лет осваивают Черноморское побережье Кавказа. И дай Бог, чтобы победитель не ушёл отсюда, и русские здесь всегда составляли бы господствующий элемент населения и хозяев, а „Русская Ривьера“ была бы таковою в действительности, а не только по имени!» Какими актуальными кажутся эти слова и сегодня, спустя… 100 лет!

За время работы Выставки в её павильонах прошёл Съезд деятелей Черноморья, а само мероприятие посетили до 100 000 любопытных петербуржцев. Лучшие экспонаты удостоились 13 художественных премий (ценных подарков меценатов), 31 больших и малых золотых, 116 серебряных, 85 бронзовых медалей и 85 похвальных листов.

Среди них оказались и канувшие в лету, ныне легендарные вина сочинского побережья (в границах Сочи-Туапсе): красное вино «Клод / Аше» камергера двора Л. В. Голубева; вино имения «Чухукхъ» А. М. Каткова; вина имения «Гизель-Дере» В. Д. Квитка; вина имения «Тушихо» барона М. В. Штейнгеля[772].

В отчётах Сочинского общества сельского хозяйства за 1912–14 годы[773] удалось отыскать сведения об участии Г. А. Колмогорова в коллективных опытах по применению минеральных удобрений по культуре кукуруза. Пробные посадки были заложены в селе Навагинка, в Перемыкинской даче, в Адлерской равнине, в Ермоловке и на Катково-Леонтьевских участках у Колмогорова. Лучший эффект по всходам от местного внесения селитры был получен на делянках Григория Александровича.

В январе 1915 года тюменская газета «Ермак»[774] публикует письмо своего земляка «С берегов Чёрного моря» с поэтическими строками:

Я словно проснулся от долгого сна.

Повеяло прошлым… Безбрежною ширью.

Я мысленно снова с родною Сибирью,

И в сердце на миг воцарилась весна.

Приведём и фрагменты воспоминаний сына Г. А. Колмогорова Фёдора Григорьевича, излитых на бумагу в 1974 году в Тюмени за год до ухода в мир иной и относящихся к 1911–23 годам жизни семьи в Сочи:

…Сразу за курортом «Кавказская Ривьера» и дачей инженера Печковского вдоль моря тянулся лес. Древние чинары в два-три обхвата, высокие белые грабы, старые дубы, вязы, ясень, благородные каштаны, дикая черешня, заросли алычи, кислицы и кизила. Всё это великолепие было заткано сплошной зелёной стеной ползущих растений, дерзко-жёлтой азалией, ежевикой, переплетёнными лианами. Черноморские джунгли слыли почти непроходимыми и служили пристанищем сотен красных волков, как тогда называли кавказских шакалов за окрас их шерсти.

С наступлением сумерек, на перемену погоды, они задавали такой концерт, что становилось жутко. Даже бывалый сторож — пёс Абрек — устраивался в такие ночи у самых дверей дома.

Но пришло время, когда топор цивилизации безжалостно врубился в мой сказочный детский мир. На землю обетованную потоком хлынули доживать свой век на лазурных берегах Кавказа отставные чиновники, генералы и дельцы. В течение трёх лет вековые реликты были выкорчеваны, заросли расчищены и на месте недавней сказочной Колхиды стали расти и модные виллы, и скромные дачи со смешными названиями…

…Весна здесь мгновенная пора примул, цикламенов, фиалок, белых колокольчиков, лесных пионов, розовых персиковых садов и жёлтой мимозы. Уже к 1 мая к столу подавали зрелые плоды ранней черешни…

…Отец был хороший охотник и стрелок. Я не помню случая, чтобы он возвращался домой без дичи. Да и зверья в ту пору было предостаточно. Детьми мы перепробовали и медвежатину, и кабана, серну, джейрана и даже горного оленя. И я затрудняюсь вспомнить, что из них было вкуснее. Однажды папа отвёз куда-то несколько шкур. Их выделали под тонкий сафьян, выкрасили в яркие цвета — зелёный, красный, жёлтый. Сшитые сёстрам сапожки долгое время были предметом зависти соседских ребятишек…

…Навсегда сохранились у меня в памяти и семейные ужины. Летом оба окна столовой были распахнуты настежь. Тёмно-зелёная крона персиков, посаженных отцом, заглядывала в комнату с тяжёлыми оранжевыми плодами на ветках. За фруктовыми деревьями вдоль дорожки кустились олеандры и жасмины. Их тонкий аромат проникал в дом. Ближе к ночи в воздухе вспыхивали фосфорические чёрточки. Это светлячки на лету зажигали свои волшебные алладиновые лампы. В густой зелени пели бесконечные песни любви цикады. За оврагом на старом ясене, выдерживая паузы, монотонно посвистывал ночной разбойник сыч.

Под потолком горела керосиновая лампа, а иногда и коптилка с несколькими масляными фитильками. Нарядные ночные мотыльки и бабочки спиральками вились вокруг огня. За столом было очень весело. Отец часто шутил, рассказывая что-нибудь. Но больше всего мы любили слушать его охотничьи истории. Иногда после ужина он чинил нашу обувь или мастерски вырезал перочинным ножичком шахматные фигурки…

С 10-летнего возраста я изъявил желание приобщиться к охотничьему оружию и уже в 12 лет умел заряжать патроны, отливать пули, готовить дробь, вырезать пыжи, калибровать гильзы, менять капсюли. Мог свободно разобрать и собрать любое из наших пяти разнокалиберных ружей. Отец научил меня стрелять из гладкостволок лёжа, стоя, с колена, влёт и брал с собой на охоту на вальдшнепов, уток, перепелов и диких голубей…

…По утрам, чтобы отвезти нас в гимназию, папа запрягал в тарантас Финку. Жеребёнок находился тут же, и прогнать его от матери не было никакой возможности. Так он и бегал с нами каждый день 4 версты. Подъезжая к «Ривьере», отец делал знак сопровождавшему повозку Абреку. А когда собака запрыгивала на козлы, вешал ей на шею вожжи и надевал на левое ухо полосатую жокейскую шапочку на резинке.

Так мы и въезжали в городок: впереди бежал Дружок, гривка и хвостик подстрижены, шею перехватывал сафьяновый хомутик, украшенный позументами; за жеребёнком шелестел по шоссе наш старенький экипаж, переполненный детворой. Папа пересаживался к нам, а на козлах важно восседал пёс с вожжами на шее и в кепи. Весёлая кавалькада вносила оживление среди прохожих, и редко кто из них не провожал нас взглядом с улыбкой…

…Когда Дружок подрос, сестра решила его объезжать. Сначала она приучила лошадку не бояться уздечки, водя её в поводу. Но однажды Маруся подвела жеребёнка к забору, взобралась на него и прыгнула Дружку на спину. Он мгновенно её сбросил. Упрямая от рождения сестра, нимало не смущаясь, тут же повторяла свои попытки снова и снова, невзирая на синяки и шишки. В конце концов, жеребёнок просто устал и спокойно покорился. Маруся стала ездить верхом на море, на водопой к колодцу и мыть своего любимца. Хуже обстояло дело с седлом. Но действуя подкупом, лаской и… хворостиной, сестре удалось и здесь добиться своего…[775]

В Сочи семья потомственного почётного гражданина Г. А. Колмогорова приросла ещё двумя дочерьми. 2 февраля 1916 года в ней родился шестой ребёнок — дочь, получившая при крещении по настоянию тёти имя Надежда в память бабушки-писательницы. Крёстными в метрической книге церкви Архангела Михаила были записаны родной брат новорожденной гимназист Александр Григорьевич и тётушка Мария Викторовна, вдова профессора Массена. А 25 декабря 1918 года, уже в период гражданской войны, родилась и Вера, крещённая в той же церкви[776].

Основным источником дохода растущего семейства Григория Колмогорова всегда оставалась материальная помощь Александра Филимоновича из его более чем достаточного жалованья высокооплачиваемого служащего и доли наследственных капиталов незабвенного родителя. Известно, что недвижимость братьев Александра и Фёдора Филимоновичей Колмогоровых в Тюмени в 1915 году оценивалась в 27 754 рубля[777]. Кроме того, они владели акциями «Товарпара» (23 парохода) на 106 тысяч рублей из общей эмиссии в 4250 тысяч!

После переезда в октябре 1913 года в С.-Петербург опыт недавнего начальника дороги и действительного статского советника А. Ф. Колмогорова оказался востребован на должностях в крупных частных компаниях и общественных структурах столицы. Долгие годы он проживал с женой по одному адресу — в доме 32 на Знаменской улице — и на 1915 год являлся: директором и заместителем председателя правления Общества Средне-Кавказской железной дороги; директором правления АО «Северные заводы „Наследников Пастухова“»; членом Совета съезда горнопромышленников Урала[778].

На 1916 год к перечисленным выше обязанностям добавились членство в комиссии по делам инвалидов для железнодорожных служащих и рабочих Дома Императора Александра II, а на 1917 год и избрание кандидатом в директора правления АО «Московско-Виндаво-Рыбинская ж/дорога»[779].

Преуспел в столичных деловых кругах и Фёдор Филимонович Колмогоров. Перебравшись в 1909 году с Ковенского переулка, 21 в дом № 16 по Солдатскому переулку, 60-летний титулярный советник на 1916 год состоял директором правления Общества Туапсе-Черноморского портландцементного завода!

Осенью 1916 года по просьбе городского головы К. А. Шишкина[780] братья Колмогоровы, вероятно, уступили Тюмени свой большой заречный сад на берегу Туры, устроенный их отцом. Но на третьем году затянувшейся кровавой войны тюменцам было уже не до садово-парковых умилений. Горожан, правда, ещё развлекали бега, сеансы синематографа под звуки скрипки и рояля в Кинотеатре «Палас», Гранд электро-театрах «Гигант» и «Вольдемар», и магазины «М-мъ Даринской» и «Бр. Агафуровых» пока заманивали посетителей «большим выбором осенних шляп новейших фасонов».

Однако всё большее недовольство населения вызывал пугающий рост цен. Овёс для лошадей можно было купить только по 1 рубль 85 копеек, муку — 2 рубля 5 копеек, щуку — 22 рубля за пуд, уток по 4 рубля 50 копеек за пару, мёд по рублю за фунт!! Даже стеариновые свечи, дрожжи и мыло обходились теперь, соответственно, в 1 рубль 80 копеек, 1 рубль 20 и 65 копеек за фунт! Постановлением городской думы были введены карточки на сахар (25 копеек за фунт) и норма на крупчатку — по 20 фунтов на человека в месяц. Поэт-сатирик В. В. Князев, внук К. Н. Высоцкого и автор двух поэтических сборников, ёрничал на сей счёт в «Сибирской Торговой Газете» от 20 августа:

…А вот свиней, что кормят рынок,

Обыкновенных жирных свинок,—

Всё нет как нет!

А вот гусей обыкновенных,

Для нашей кухни убиенных, —

Всё нет как нет!

А вот баранов не двуногих,

Сенцом откормленных, двурогих, —

Всё нет как нет!

А вот упитанных овечек,

Для наших плит и наших печек,

Всё нет как нет!..

И зимний сезон в «Городском театре имени А. И. Текутьева» труппа господ Болдырева и Бельского открыла лишь… 18 декабря! А фруктовый сад Колмогоровых, как и вишнёвый сад в пьесе известного классика, не уцелел. В лихолетье революций и Гражданской войны он промёрз и разделил участь канувшего в Лету самого уважаемого сибирского сословия.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.