Месть обер-прокурора

Месть обер-прокурора

В конце августа 1888 года Александр Филимонович получил из тобольского епархиального управления указ Святейшего Синода [229], повергший его в замешательство. Первая же судебная попытка посягательства его жены на наследство давно упокоившегося первого мужа вызвала в семье Лухмановых такую ответную реакцию, что её раскаты очень быстро докатились до Тюмени.

С.-Петербургское епархиальное начальство проведённым «вдруг» расследованием (22.06. - 4.08. 1887 г.) установило неслыханное святотатство — осквернение Надеждой Александровной пред святыми вратами алтаря таинства своего второго венчания в 1881 году, будучи осуждённой духовным судом ещё в 1872 году на всегдашнее безбрачие! Нет ничего тайного, что не стало бы явным…

Оскорбленные в лучших чувствах, святые отцы приняли постановление о признании незаконным и недействительным её брака с А. Ф. Колмогоровым. Их рапорт в адрес Святейшего Синода[230] не оставлял виновнице ни одного шанса. Личный визит Надежды Александровны к всесильному обер-прокурору, её раскаяние и слёзы не смягчили аскетически сурового Победоносцева, непоколебимо стоявшего на страже нравственных устоев дворянского сословия.

Но грозный указ, несмотря на всю его ошеломляющую скандальность, лишь узаконил фактический разрыв и без того зашедших в тупик семейных отношений бывших супругов[231]. Конечно, расторжение подобным образом брачных уз одного из членов известной фамилии вызвало в среде купеческого сословия города нелестные для семейства пересуды. В патриархально верующей Тюмени с домостроевским укладом жизни в этом событии усматривалась не иначе, как Божья кара старому Филимону за гордыню университетского образования сыновей.

Для самого же А. Ф. Колмогорова шокирующим явился даже не сам факт незаконности и недействительности его 7-летнего брака. Воображение будоражила суровость наказания жены, а значит, и соответствующая ему вина Надежды Александровны перед первым мужем. Александру Филимоновичу пришлось на собственном опыте убедиться в том, что «женщина это не только приглашение к счастью, но и вторая ошибка Бога». Вероятно, солидарный с этой мыслью Синод дозволил бывшему супругу как первобрачному вступить в новый брак «с беспрепятственным к тому лицом».

Полученная душевная травма требовала времени для лечения, времени требовали и житейские заботы. Ими для отца ещё с отъезда жены и до самой смерти стали жизнь сына, а потом и его многодетной семьи. Александр Филимонович, учитывая психологическую травму, нанесённую Грише потерей матери и болезненным состоянием его здоровья, не решился отправить сына по своим стопам в Казанскую гимназию. Оставалось Александровское реальное училище.

Самым известным питомцем этого сибирского учебного заведения за всю его историю стал выпускник 1887 года — будущий инженер-электрик, член Центрального комитета большевистской партии, «красный дипломат» и народный комиссар Л. Б. Красин (1870–1926). Парадокс истории — виднейший революционер и вероятный организатор убийства в мае 1905 года в Каннах «ситцевого короля» и мецената Московского Художественного театра С. Т. Морозова[232] происходил из семьи тюменского окружного исправника (начальника полиции) Б. И. Красина[233]!Проглядел папаша государственного преступника в собственном двухэтажном доме на Подаруевской улице при пересечении её с Успенской…

Вторым заметным «реалистом» являлся выпускник 6-го класса 1892 года М. М. Пришвин (1873–1954) — будущий известный прозаик, исключённый в 1888 году из 4-го класса Елецкой гимназии (Орловской губернии) без права поступления в другое учебное заведение[234].

Покровителем 15-летнего грубияна оказался старший брат его матери — И. И. Игнатов, к тому времени крупный сибирский промышленник и пароходчик, гласный тюменской городской думы. Малоразговорчивый, с сильной волей и обладавший большими связями, дядя увёз подростка в Тюмень, где одиноко проживал в своём огромном доме по Пристанской улице с видом на Туру.

Несмотря на «волчий билет» племянника, дело быстро устроилось на банкете, данном владельцем особняка для избранного общества. И уже с осени 1889 года Миша Пришвин был принят самим И. Я. Словцовым в 4-й класс лучшего учебного заведения города.

Вот как вспоминал об этом моменте состоявшийся писатель много лет спустя: «…Пришёл директор училища, такой же большой, как дядя. Он сел в кресло и, задумавшись, стал одной рукой на другую мотать свою длинную, как у Черномора, бороду, а глазами уставился на меня. Потом эти страшные глаза, не отрываясь, начали смеяться и в то же время пристально что-то разглядывать в моих глазах, как если задаться найти в них другого, обыкновенного, опрокинутого в зрачке человека. Расширив глаза, я открыто пошёл в эти великаньи глаза, которые вдруг стали изменяться и, как будто, смущённо отступать. „С волчьим билетом“, — сказал подошедший дядя. „Вижу“, — ответил Черномор. „Ну, как же нам с ним?“ — „Ничего, человечек у него в глазу, кажется, цел, а другое всё — пустяки…“»[235]

Инициативе юного родственника Тюмень обязана появлению в ней первого экземпляра 82-х томного энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, выписанного дядей из столицы для своей домашней библиотеки.

В городском архиве сохранились вступительные экзаменационные листы с оценками 10-летнего Григория Колмогорова от августа 1888 года с отметкой «принят»: Закон Божий — 3 балла; русский язык письменный и устный — 4; математика устно и письменно — 3 балла (явное упущение отца-инженера) [236].

Учение Грише, в отличие от отца, давалось нелегко. Не способствовали успеваемости и частые, судя по ведомостям, пропуски уроков по болезни в течение всех лет обучения. Усреднённая оценка успеваемости, тем не менее, выросла с 3,25 балла в 1-ом классе до — 4,00 в первой четверти 6-го класса. Но уже во 2-ой четверти, пропустив 134 урока, он исчезает из списков учеников 1896–98 годов. В отличие от отца и матери, 5 классов Александровского реального училища стали его университетами…

Дошло до нас и упоминание о педагогическом наказании 17-летнего Г. Колмогорова — выговор за курение в туалете (от 29 сентября 1895 года) [237].

Конец 1888 года преподнёс 30-летнему Александру Филимоновичу производство (за выслугой лет) в очередной классный чин — коллежского асессора.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.