Первые годы в Петербурге
Первые годы в Петербурге
Петербург 70-х годов XIX в. давно уже стал крупнейшим городом русской промышленности. По технической оснащенности производства, количеству паровых двигателей, машин, степени концентрации производства, а следовательно, и рабочих, петербургская промышленность занимала первое место в стране. Столица являлась, таким образом, ведущим центром технического прогресса.
Высокоразвитая, по тому времени, промышленность столицы особенно нуждалась в грамотных, технически хорошо подготовленных рабочих. По своему профессиональному составу рабочие Петербурга отличались от рабочих других промышленных центров сравнительно большим удельным весом металлистов. В массе своей петербургский пролетариат к концу 70-х годов состоял уже в основном из кадровых квалифицированных рабочих, оторванных от деревни, особенно среди металлистов, части текстильщиков, печатников, рабочих-железнодорожников, судостроительных и других групп рабочих{21}.
В составе петербургского пролетариата насчитывалось большое число потомственных рабочих, отцы и деды которых работали на заводах и фабриках столицы. Грамотных рабочих в Петербурге уже в 70-х годах было гораздо больше, чем в других городах.
Развитие капитализма в стране с сохранением пережитков крепостнических отношений определяло особо тяжелое положение пролетариата. Полное политическое бесправие народа обрекало рабочих на почти неограниченный произвол заводчиков и фабрикантов, стремившихся к извлечению максимальных прибылей за счет хищнической эксплуатации труда рабочих и их семей.
Внедрение машин использовалось владельцами фабрик и заводов для интенсивности эксплуатации рабочих, для широкого применения дешевого женского и детского труда и увеличения рабочего дня всех категорий рабочих. Труд детей и подростков был незначительно ограничен только в начале 80-х годов (закон 4 июня 1882 г.). Рабочий день, который в начале XIX в., согласно ремесленному закону Екатерины II, находился в пределах 10 часов, в 70-х годах увеличился до 12–15, а на некоторых предприятиях — даже до 17 часов. Заработная плата рабочих России была самая низкая в Европе. Но и эту плату рабочие полностью не получали. Рабочих донимали разными вычетами и штрафами.
Выдающийся русский рабочий-революционер Петр Алексеев в своей исторической речи перед царским судом 9(21) марта 1877 г. ярко обрисовал тяжелую долю рабочих царской России:
«Мы, миллионы людей рабочего населения, — говорил он, — чуть только станем сами ступать на ноги, бываем брошены отцами и матерями на произвол судьбы, не получая никакого воспитания, за неимением школ и времени от непосильного труда и скудного за это вознаграждения.
… Взрослому работнику заработную плату довели до минимума; из этого заработка все капиталисты без зазрения совести стараются всевозможными способами отнять у рабочих трудовую копейку и считают этот грабеж доходом… Рабочий отдается капиталисту на сдельную работу, беспрекословно и с точностью исполнять все рабочие дни и работу, для которой поступил, не исключая и бесплатных хозяйских чередов. Рабочие склоняются перед капиталистом, когда им по праву или не по праву пишут штраф, боясь лишиться куска хлеба, который достается им 17-часовым дневным трудом… Везде одинаково рабочие доведены до самого жалкого состояния. 17-часовой дневной труд — и едва можно заработать 49 копеек! Это ужасно! При такой дороговизне съестных припасов приходится выделять из этого скудного заработка на поддержку семейного существования и уплату казенных податей! Нет! При настоящих условиях жизни работников невозможно удовлетворять самым необходимейшим потребностям человека»{22}.
Тяжелое положение русского пролетариата было настолько очевидным, что об этом вынуждены были писать фабричные инспекторы, санитарные врачи, земские статистики и другие официальные лица, которые по долгу службы обследовали условия труда и жизни рабочих.
Условия труда и быта рабочих Петербурга, особенно рабочих-металлистов, несколько отличались от тех, о которых говорил Алексеев, имея в виду рабочих-текстильщиков Центрально-промышленного района. Официально рабочий день в столице колебался от 10 до 13 часов, заработная плата также была несколько выше. Однако дороговизна питания и жилья в столице сводили почти на нет это различие.
Положение деревенской и городской бедноты, нищету народных масс юный Халтурин наблюдал еще у себя на родине. В Петербурге он впервые с необычайной наглядностью увидел контраст всевластия, богатства, роскоши, с одной стороны, и бесправия, нищеты и обездоленности — с другой.
В центре Петербург блистал чистотой и строгим порядком, а в каких-нибудь двух километрах от Казанского собора царили грязь и запустение. На линиях Васильевского острова, в Коломне, в Московской части, на Петербургской и Выборгской сторонах, на Песках в немногих каменных домах, а в большинстве маленьких и отчасти громоздких деревянных, выкрашенных в желтый цвет, с полуразвалившимися лестницами и непролазной грязью дворов, ютились семьи рабочих окраин и пригородов{23}.
Современник Халтурина, лично знавший его известный народник писатель Н. С. Русанов, так характеризует облик столицы Российской империи 70-х годов XIX в.: «Тогдашний Питер… был отображением в миниатюре всей тогдашней России с ее бок о бок существовавшими, но совершенно отъединенными богатством высших классов и бедностью народа, роскошью счастливых мира сего и нищетой пасынков судьбы, лоском над поверхностью и грязью внутри»{24}.
За прошедшие 15 лет после отмены крепостного права ничего не было сделано для улучшения положения рабочих. Царское правительство долго отрицало сам факт появления в России «рабочего вопроса». На практике же правительственная политика по этому вопросу сводилась к «возможному поддержанию порядка» на фабриках и заводах и «спокойствия среди рабочих» прежде всего средствами репрессий.
Бурные протесты работных людей происходили в России с XVII в., а в Петербурге — почти с самого основания города, с начала XVIII столетия. Первые крупные выступления городского промышленного пролетариата капиталистической России относятся к началу 70-х годов XIX в.
Уже в первой половине 70-х годов в разных местностях России произошло, по неполным данным, 146 выступлений рабочих, в том числе 95 стачек. Рабочее движение усиливается в крупных городских центрах: Петербурге, Москве, Риге, Одессе, Харькове, Вильнюсе, Варшаве, Лодзи, Белостоке. Основной формой борьбы становится стачка — «специфически пролетарское средство борьбы»{25}.
Царские власти стремились замолчать выступления рабочих и принимали решительные меры к их быстрому подавлению. Однако уже к середине 70-х годов стачки и волнения, вызванные тяжелым положением рабочих, произошли во всех сколько-нибудь развитых промышленных районах страны. Эти выступления были первой школой пролетарской борьбы. Масса рабочих стала пробуждаться к классовым битвам, начало выдвигаться первое поколение рабочих-революционеров — участников рабочих революционных кружков, организаторов рабочего движения.
Одновременное возникновение нескольких стачек в Петербурге и Москве в 1870–1871 гг., совпавшее с наивысшим подъемом деятельности Первого Интернационала, вызвало к себе пристальное внимание властей. Известные стачки рабочих на Невской бумагопрядильной фабрике и на близкой к Петербургу Кренгольмской мануфактуре в начале 70-х годов стали совершенно новым явлением в общественной жизни России.
Внимание общественности привлекли как первый судебный процесс над рабочими — участниками стачки на Невской фабрике, так и первое применение войск для подавления стачки рабочих Кренгольмской мануфактуры в 1872 г.
Современные данные, ставшие известные историкам, доказывают, что рабочее движение в России 70-х годов XIX в. в форме стачек и других проявлений социального протеста приобрело тогда более широкие размеры, чем это принято было считать до недавнего времени. По неполным сведениям, в 1870–1879 гг. в России произошло 326 случаев выступлений рабочих. Из них 88 — в Петербурге.
В Петербурге стачки стали обычным явлением общественной жизни. Большинство выступлений рабочих столицы было вызвано низкой заработной платой или задержкой в ее выдаче.
В январе 1875 г. вспыхнули волнения рабочих на бумагопрядильной и ткацкой фабрике Максвеля. Волнения повторились в марте того же года; их причиной послужило принудительное переселение рабочих в фабричные казармы.
На протяжении почти всей первой половины 70-х годов происходили волнения на крупнейших механических заводах — Александровском, Семянниковском, Путиловском.
За несколько месяцев до прибытия в Петербург Халтурина и в первые месяцы его жизни в столице имели место несколько выступлений рабочих.
В апреле 1875 г. произошли повторные волнения 2,5 тыс. рабочих на заводе Русского общества (бывш. Семянникова). Протест рабочих был вызван задержкой зарплаты. Возмущенные до крайности, рабочие бросились к конторе и домам управляющего заводом и главного инженера, сломали ворота, выбили стекла из окон. Выступление было подавлено войсками. Александр II приказал немедленно приступить к следствию. Рабочим на другой день выдали зарплату, но вместе с тем были арестованы трое «зачинщиков» волнений, в том числе слесарь Карл Столберг, финн. В 1876–1877 гг. он являлся одним из активных деятелей рабочей организации Петербурга, которая стала ядром оформившегося в 1878 г. «Северного союза русских рабочих». Выступление рабочих на этом заводе произвело внушительное впечатление на общественность. Была выпущена первая прокламация, связанная с появлением рабочего движения в России.
В начале 1876 г. происходили волнения на Александровском механическом заводе, вызванные введением новых правил, ухудшающих положение рабочих. Массовые беспорядки, вызванные увольнениями и громадными штрафами, произошли на Путиловском заводе. Волнения на Путиловском заводе происходили также летом и осенью того же года, а также в 1877 г.
Рабочее движение в Петербурге проявилось не только как стихийный протест рабочих масс в форме волнений и стачек. Передовые представители пролетариата столицы активно участвовали в революционном движении своего времени. Революционно-демократические и утопически-социалистические идеи проникли в рабочую среду еще в начале 60-х годов в обстановке общедемократического подъема.
Ведущую роль в общественном движении России первых десятилетий после падения крепостного права играло, как известно, народничество. Первыми попытками связи революционно-народнической интеллигенции с «народом» было создание воскресных школ. Эти школы наряду с преподаванием элементарных общеобразовательных предметов использовались для пропаганды демократических идей. Воскресные школы вскоре были закрыты. Попытку пропаганды среди рабочих Петербурга в 60-х годах предпринял немецкий рабочий, участник революции 1848–1849 гг., друг К. Маркса Иосиф Дицген. В 1866–1868 гг. в издававшейся в Петербурге для ремесленников-немцев еженедельной газете «Palmblatt» были напечатаны статьи И. Дицгена: «Несколько слов о сущности денег», «Идеи Лассаля», «Социальный вопрос», «Труд и капитал», «Искусство и ремесло», «Наука и ремесла».
Дицген прожил в Петербурге с 1864 по 1868 г., работал мастером на Владимирском кожевенном заводе{26}.
Тем не менее случаи пропаганды среди рабочих Петербурга в 60-х годах были еще редким явлением. Систематический характер эта пропаганда приобрела с начала 70-х годов.
Обращение революционной народнической интеллигенции к рабочим было связано как с общим процессом социально-экономического развития страны и общественного движения, так и с ростом международного рабочего движения, прежде всего под влиянием деятельности Первого Интернационала и Парижской Коммуны.
Русские социалисты-утописты, как известно, исходили из учения об особом пути России к социализму через сельскую общину, которую считали базой социалистического переустройства страны. Главной революционной силой и историческим носителем социализма народники считали крестьянство, а рабочих фабрик и заводов рассматривали как часть «народа», т. е. как то же крестьянство, занятое в промышленности. Вместе с тем к началу 70-х годов в Петербурге уже сложился слой постоянных квалифицированных городских рабочих, роль которых в крупном производстве порождала стремление как к общему образованию, так и к общественным знаниям. Так, в начале 70-х годов произошло некоторое сближение между революционной народнической интеллигенцией и передовыми рабочими Петербурга. К середине 70-х годов на крупнейших фабриках и заводах Петербурга уже существовали рабочие кружки, в которых выдвинулся ряд замечательных рабочих-революционеров.
Когда Халтурин прибыл в Петербург, революционное движение переживало важный момент в своем развитии. Завершался этап знаменитого «хождения в народ». Оно было порождено верой революционной интеллигенции в «коммунистические инстинкты» крестьянства. Однако задавленное тяжким гнетом, почти сплошь безграмотное крестьянство оставалось глухим к пропаганде идей народнического социализма. «Хождение в народ» завершилось массовыми арестами и разгромом нелегальных кружков. Пострадали и рабочие кружки Петербурга. В 1874 г. многие участники рабочих кружков оказались в тюрьмах и ссылке.
Первоначально (1871–1873) народническая интеллигенция вела пропаганду среди фабричных рабочих, считая их более близкими к крестьянству. Готовясь к «хождению в народ», народники пытались из фабричных рабочих, вовлеченных в кружки, готовить пропагандистов и агитаторов для деревни. Занятия с рабочими велись на Выборгской стороне и Невской заставе, где находились крупные текстильные предприятия. Беседы с рабочими — участниками кружков вели революционеры С. С. Синегуб, Н. А. Чарушин, Д. А. Клеменц, П. А. Кропоткин, сестры Корниловы, С. Л. Перовская, Д. М. Рогачев. Уже к 1873 г. сложилась небольшая, но хорошо подготовленная группа рабочих-революционеров — И. Т. Смирнов, И. М. Гришин, A. Моисеев, С. П. Зарубаев, Ф. П. Заозерский. Самой яркой фигурой был Петр Алексеевич Алексеев, которого B. И. Ленин относил к наиболее выдающимся деятелям освободительного движения России 60–70-х годов XIX в.{27}
Современница так рисует облик этого замечательного пролетария: «Некрасивое, немного рябоватое, бледное лицо, обрамленное густыми, несколько волнистыми черными волосами, с блестящими черными глазами, производило впечатление большой силы и смекалистости. Крепкая широкая фигура, изрядно большие мускулистые руки, — кулак как хороший булыжник, — и весь крупный, сильный богатырь русского эпоса. В нем было много мужицкого упрямства и умения напряженно работать, самостоятельное упорное приближение к свободно принятой им ясной цели…»{28}
Алексеев усердно занимался изучением русского языка и литературы, историей Французской революции, усваивал сложные вопросы политической экономии по произведениям Чернышевского и Лассаля, читал издававшиеся за границей журнал и газету «Вперед». Он руководил кружком рабочих на Торнтоновской фабрике в Петербурге.
П. А. Алексеев был активным участником в подготовке «Всероссийской социально-революционной организации». С этой целью в 1875 г. он переехал в Москву. Когда Халтурин приехал в Москву, П. Алексеев был уже арестован. Возможно, что тогда или немногим позже Халтурину стало известно имя Петра Алексеева. Больше он узнал о нем по знаменитому «процессу 50-ти» над участниками «Всероссийской социально-революционной организации». Историческая речь Петра Алексеева на этом процессе была широко известна по всей стране и за рубежом. Она стала в ряд популярнейших документов революционной литературы рабочих кружков. В. И. Ленин в программной статье первого номера «Искры» привел как «великое пророчество русского рабочего-революционера Петра Алексеева» его слова, сказанные на судебном процессе: «… Подымется мускулистая рука миллионов рабочего люда, и ярмо деспотизма, огражденное солдатскими штыками, разлетится в прах!»{29}
С начала 70-х годов начались непрерывные занятия и с заводскими рабочими в Петербурге.
За Невской заставой пропаганда среди рабочих имела особый успех на Невском механическом заводе Русского общества (бывш. Семянникова). В 1873 г. здесь пропаганду вели известные революционеры Д. А. Клеменц и С. М. Кравчинский (Степняк). В заводскую группу Невского района вошли передовые рабочие Петербурга, с которыми Степан Халтурин познакомился по приезде в Петербург. Многие из них уже прошли школу не только подпольных рабочих кружков, но и побывали в тюрьмах. Одним из выдающихся русских рабочих-революционеров 70-х годов был слесарь Виктор Павлович Обнорский.
В. П. Обнорский был старше Халтурина на пять лет. В Петербург он приехал в 1869 г. из Вологды, где прошли юные годы. Ему было 17 лет, когда он поступил слесарем на Патронный завод. Затем он работал на других крупных заводах Петербурга. С 1872 г. началась его деятельность в рабочих кружках столицы. Он возглавлял нелегальную библиотеку, вел беседы с рабочими. За глубокие знания многих вопросов рабочие считали его «ученым по призванию»{30}.
Нелегальные библиотеки играли огромную роль в развитии рабочего движения России. Руководителем нелегальной библиотеки выдвигался наиболее энергичный, образованный, начитанный рабочий, тесно связанный не только с передовыми рабочими, но и с интеллигенцией.
Обнорский был первым рабочим-руководителем нелегальной библиотекой. Он активно участвовал в организации класс «самопомощи», которые помогали арестованным рабочим и их семьям, приобретали литературу для нелегальных библиотек, материально поддерживали товарищей, оставшихся без работы. Нелегальные рабочие библиотеки, кассы и кружки были важным этапом на пути возникновения и развития первых рабочих организаций.
О составе литературы в рабочих библиотеках столицы в начале 70-х годов мы узнаем из списка книг и брошюр нелегальной рабочей библиотеки за Невской заставой, обнаруженной властями при массовых арестах в конце 1873 и 1874 гг. В этой библиотеке, насчитывавшей 200 экземпляров, находилась книга Н. Берви-Флеровского «Положение рабочего класса» (в нескольких экземплярах), изданные за границей произведения Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова, М. Е. Салтыкова-Щедрина, Н. В. Шелгунова, «Исторические письма» П. Л. Лаврова, «Пролетариат во Франции» А. Михайлова, произведения западноевропейских авторов, «Политическая экономия» Д. С. Милля с примечаниями Чернышевского, отдельные произведения Ф. Лассаля, Луи Блана, работы русского историка Н. И. Костомарова, пропагандистские брошюры революционных народников 70-х годов. Особый интерес представляют найденные в числе книг Невской рабочей библиотеки произведения К. Маркса: «Капитал» (русский перевод 1872 г.) и «Гражданская война во Франции». Этой последней книги Маркса в библиотеке, руководимой Обнорским, имелось 14 экземпляров.
Полиция усиленно разыскивала Обнорского. Он тайно уехал в Одессу, где вел пропаганду среди передовых рабочих, образовавших в 1875 г. «Южнороссийский союз рабочих». Из Одессы Обнорский в конце 1873 г. уехал за границу. Он посетил Лондон, Париж и Женеву. Женева была тогда центром русской политической эмиграции, и Обнорский установил связь с некоторыми находившимися там русскими революционерами и рабочими социал-демократами Женевы. В Женеве Обнорский поступил на механический завод, познакомился с местными рабочими. Здесь он овладел французским языком, изучил программы швейцарских рабочих организаций, рабочих партий других стран, документы Первого Интернационала. В августе 1874 г. он вернулся в Петербург, где работал на заводе Нобеля. Вскоре он вынужден был покинуть Петербург и только летом 1875 г. вернулся в столицу. В ноябре 1876 г. он вторично уехал за границу, а в 1878 г. — в третий раз.
Видный деятель народнического движения, в дальнейшем один из первых русских марксистов Л. Г. Дейч, встретив Обнорского в последний его приезд в Женеву, так пишет о нем: «На вид ему можно было дать 25–26 лет. Белокурый с небольшой растительностью на лице, он по внешности ничем не отличался от европейского передового рабочего»{31}. Держал себя Обнорский с большим достоинством, интересовался всем, производил впечатление человека серьезного, вдумчивого и наблюдательного. «Уже до встречи со мною, — продолжает Дейч, — Обнорский успел побывать в Берлине, Париже, Лондоне, где непосредственно знакомился с тамошним рабочим движением… Особенно понравилось ему немецкое социал-демократическое движение».
«Некоторые из эмигрантов, — продолжает Дейч, — не соглашавшиеся со взглядами Обнорского, все же не могли не отдавать ему должного, и по его адресу раздавались с их стороны всякие лестные отзывы. „Вот какие у нас появились пролетарии! Не хуже самых выдающихся здешних“ и т. п.»{32}
Обнорского знал Г. В. Плеханов как одного из вожаков рабочих Петербурга{33}.
Трудно сказать, когда Халтурин и Обнорский услышали друг о друге, когда они впервые лично встретились. Осенью 1875 г., когда Халтурин приехал в столицу, Обнорский был в Петербурге. Но Халтурин не сразу, конечно, мог попасть в среду рабочих-революционеров и тем более не мог быстро встретиться с Обнорским, опытным уже революционером. Обнорский вел замкнутый образ жизни, строго соблюдая правила конспирации. О нем многие революционеры слыхали, но мало кто его лично видел. По-видимому, они познакомились в период между первой и второй поездкой Обнорского за границу, т. е. в течение 1876 г.
Современники, участники революционного движения Петербурга середины 70-х годов, единодушно отмечают высокий интеллектуальный уровень передовых петербургских рабочих к моменту прибытия Халтурина в Петербург. На Г. В. Плеханова, который впервые встретился с группой заводских рабочих в конце 1875 г., они произвели сильное впечатление.
В первой половине 70-х годов выделился ряд передовых рабочих Петербурга, оказавших определенное влияние на рабочее движение столицы. Среди них, кроме Петра Алексеева, был Иван Смирнов — один из замечательных рабочих-революционеров 70-х годов. Сборщик машин на ткацких фабриках, он был первым организатором рабочего кружка на фабрике Торнтона, в котором вел пропаганду с 1875 г., был одним из зачинателей пропаганды среди рабочих Москвы. Вместе со своим другом рабочим-ткачом Я. Т. Тихоновым, также после ареста и ссылки продолжавшим революционную деятельность среди рабочих Москвы, Смирнов изучает «Капитал» Маркса. Оба были сосланы в Сибирь, где и умерли в молодом возрасте.
Среди зачинателей рабочего движения Петербурга был и В. Г. Герасимов, участник нелегального рабочего кружка и первой крупной стачки на Кренгольмской мануфактуре (1872). С 1873 г. он вел пропаганду среди рабочих Петербурга. В апреле 1875 г. был арестован и приговорен к 9 годам каторжных работ. Он является автором первого в русской литературе мемуара рабочего — «Жизнь русского рабочего полвека тому назад».
В революционном рабочем движении Петербурга первой половины 70-х годов действовал и Д. А. Александров, который вел пропаганду среди рабочих Кренгольмской мануфактуры в Нарве, фабрик Торнтона и Чешера в Петербурге; он был арестован в апреле 1875 г. и также присужден к 9 годам каторги.
К видным участникам рабочих кружков Петербурга этого периода следует отнести слесаря Невского механического завода Марка Малиновского, столяра того же завода Василия Мясникова, рабочего-эстонца Вильгельма Прейсмана, одного из организаторов Кренгольмской стачки 1872 г., позднее рабочего-пропагандиста на фабриках Невской заставы в Петербурге.
Многих из передового круга рабочих первой половины 70-х годов Халтурин уже не застал. Но некоторые из них после разгрома 1874 г., вернувшись из тюрем и ссылок, вновь включались в революционную деятельность.
Длительно и энергично участвовал в петербургском рабочем движении С. К. Волков. На 12 лет старше Халтурина, он к моменту их встречи имел уже 15-летний опыт пропаганды революционно-демократических и утопически-социалистических идей. В революционное движение он вступил в г. Симбирске, в 1862 г., где учился слесарному делу. Там же он начал вести пропаганду среди рабочих, затем вел ее в Казани, Саратове, Москве.
В Петербург С. К. Волков прибыл в 1873 г., работал слесарем на крупных заводах. На Патронном заводе он, но его словам, «встретил массу интеллигентных рабочих, между ними были сильно развиты коллективные идеи»{34}. Во время массовых репрессий в Петербурге он был арестован. После освобождения продолжал революционную деятельность. С Халтуриным и Обнорским Волков встретился незадолго до Казанской демонстрации в декабре 1876 г.
В состав сложившегося в 1876 г. ядра будущего «Северного союза русских рабочих» входили, кроме Обнорского и Волкова, и другие рабочие-революционеры первой половины 70-х годов. В их числе: Д. Н. Смирнов, А. Н. Петерсон, И. А. Бачин, С. И. Виноградов, А. Е. Городничий, К. А. Иванайнен, Н. С. Обручников, В. Я. Савельев и др. Это было ближайшее окружение Халтурина, они составили основу рабочей организации 1876 г., впоследствии «Северного союза».
Плеханов дал яркое описание некоторых первых знакомцев Халтурина, которые тайно собрались у него в начале 1876 г. на его квартире и с которыми он потом часто встречался. Живо обрисовал он слесаря Невского механического завода Антона Городничего. «Работая на заводе по 10–11 часов в сутки и возвращаясь домой только вечером, он ежедневно просиживал за книгами до часу ночи… Когда я короче познакомился с ним, я был поражен разнообразием и множеством осаждавших его теоретических вопросов. Чем только не интересовался этот человек, в детстве едва научившийся грамоте. Политическая экономия и химия, социальные вопросы и теория Дарвина одинаково привлекали к себе его внимание, возбуждали в нем одинаковый интерес, и, казалось, нужны были десятки лет, чтобы, при его положении, хоть немного утолить его умственный голод»{35}.
О С. К. Волкове и Д. Н. Смирнове, высококвалифицированных рабочих Патронного завода, Плеханов, которому с начала 1876 г. как члену народнической организации «Земля и воля» поручили «занятия» с рабочими Петербурга, пишет как о материально обеспеченных рабочих, которые тратились не только на хорошую меблированную комнату и одежду, но и покупали книги. Они протестовали против народников-бакунистов, которые считали праздным интерес рабочих к научной литературе.
Смирнов был на 9 лет старше Халтурина. С 1864 г. on работал на разных заводах Петербурга. С начала 70-х годов — член группы заводских рабочих, организатор кассы «самопомощи» и руководитель рабочей библиотеки на Васильевском острове. Весной 1874 г., во время разгрома организации чайковцев, он был арестован и привлечен по делу «о пропаганде в империи», которое закончилось процессом «193-х». В 1876 г. был освобожден и вновь включился в революционную деятельность. Вскоре состоялась его встреча с Халтуриным. 17 октября 1876 г. Смирнов вновь был арестован. В августе 1877 г. он был выслан в Усть-Сысольск, в рабочем движении Петербурга больше не участвовал.
А. Н. Петерсон, слесарь-инструментальщик, был старше Халтурина па 6 лет. Детство провел в Кронштадте.
На петербургских заводах работал с конца 60-х годов. В 1872–1874 гг. был участником заводской группы рабочих-революционеров. Вел пропаганду на Патронном заводе. В марте 1874 г. вместе с Волковым и Смирновым был арестован и просидел в Петропавловской крепости и Литовском замке более двух лет. Летом 1876 г. был освобожден и в том же году познакомился с Халтуриным. «В конце 1877 и начале 1878 гг., — пишет он в своих воспоминаниях, — мы начали образовывать „Северный рабочий союз“ — я, Халтурин, Смирнов, Волков, не помню кто еще…»{36} В феврале 1878 г. Петерсон был арестован в Екатеринославле и привлечен по делу «Общества друзей»[3], в котором ранее состоял и Халтурин. В январе Петерсон был выслан в Архангельскую губернию, откуда бежал, вернулся в Петербург; в мае того же года был вновь арестован.
В кругу рабочих-революционеров, с которыми Халтурин связался по приезде в. Петербург или несколько позднее, был слесарь Путиловского завода С. А. Шмидт — один из самых образованных рабочих того времени, который, по свидетельству Н. С. Русанова[4], славился между петербургскими рабочими тем, что «прочитал и понял всего Маркса» (разумей: тогдашний первый том «Капитала»). С 1876 г. по январь 1878 г. он входил в рабочую организацию, оформившуюся к концу того же года в «Се верный союз русских рабочих».
В числе первых знакомых Халтурина были рабочий-слесарь Патронного завода Г. Г. Хохлов, привлеченный уже до этого к следствию по делу революционной пропаганды и находившийся под надзором полиции.
С Халтуриным был близок рабочий-столяр Семянниковского завода В. И. Мясников. Будучи старше Халтурина, он уже в 1872–1874 гг. входил в группу петербургских заводских рабочих. Также являлся одним из основателей «Северного союза русских рабочих». Около года жил на одной квартире с Халтуриным.
По-видимому, к первым знакомым Халтурина принадлежит и один из самых деятельных членов рабочей организации в 1876–1877 гг. Н. С. Обручников, рабочий Балтийского завода. Весной 1877 г. он был привлечен по делу «Общества друзей», в котором состоял некоторое время и Халтурин вскоре после приезда в Петербург. В это общество и одновременно в рабочую организацию входил и рабочий Н. А. Лисин, арестованный вместе с Обручниковым и другими членами общества в апреле 1877 г. Халтурин тогда случайно избежал ареста.
Активным участником рабочей организации 1876–1877 гг. был и А. К. Пресняков. Почти ровесник Степана, он учился в Гатчинской учительской семинарии, а затем в Учительском институте в Петербурге. В 1875 г. он покинул училище и поступил слесарем на завод Голубева, где и начал свою революционную деятельность. На его квартире бывал Халтурин. Там происходили собрания участников рабочей организации. В октябре 1877 г. Пресняков был арестован и после побега из тюрьмы год прожил в Англии и Франции. После возвращения в Россию примкнул к народовольцам. Казнен в ноябре 1880 г.
Близок к Халтурину был и рабочий Патронного завода В. Я. Савельев, известный рабочим под именем Василия Яковлева. Плеханов вспоминал, как Савельев возражал ему, тогда народнику-бакунисту, доказывавшему важность агитации для возбуждения бунта и ненужность для рабочих длительной пропаганды и вообще научных знаний. Савельев в 1876 г., несомненно, был знаком со Степаном Халтуриным.
Общение Халтурина с самыми передовыми рабочими России — рабочими Петербурга 70-х годов имело огромное значение в необычайно быстром его росте, в раскрытии его организаторского таланта, в формировании его общественно-политических взглядов.
Легко представить себе состояние молодого Халтурина, приехавшего из далекой провинциальной Вятки, в огромную шумную столицу. На первых порах ему пришлось очень трудно. Он перебивался всякой случайной работой: был перевозчиком на Неве, брал мелкие заказы на столярные работы и т. д. Несмотря на все трудности и невзгоды, Степан внимательно присматривался к окружающей обстановке, изучал людей, с которыми приходилось общаться, а главное — продолжал упорно заниматься самообразованием.
Сложное положение, в которое попал 18-летний Халтурин, еще больше закалило его характер. Он жил очень скромно, избегая близкого знакомства со случайными людьми. Горький опыт неудавшейся поездки в Америку научил его более внимательно и требовательно относиться к выбору товарищей. Петербург по мере знакомства с ним все более привлекал Степана, и путешествие в Америку перестало его интересовать. В конце 1875 г. брат Степана Павел Халтурин выслал ему из Вятки паспорт.
В поисках постоянной работы Степан сталкивался с жестокими порядками, существовавшими на заводах и фабриках столицы, с тяжелым положением рабочих. Он видел, что среди рабочих растет глухое, но сильное недовольство существующим общественным устройством. Все чаще и чаще встречались в газетах небольшие заметки о волнениях и стачках на столичных заводах и фабриках.
В первое время своего пребывания в Петербурге Степан не имел доступа к существовавшим в столице подпольным кружкам, о которых знал понаслышке еще в Вятке. И вот однажды он совершенно неожиданно встретил своего бывшего преподавателя из Вятского земского училища — Котельникова.
С его помощью Халтурин получил постоянную работу и познакомился с несколькими народниками, которые вели революционную пропаганду среди рабочих. Сразу же после того, как Халтурин получил работу в мастерской учебных пособий братьев Топорковых, он вступает в один из подпольных рабочих кружков.
Из воспоминаний Г. В. Плеханова и С. М. Степняка-Кравчинского видно, что Халтурин познакомился раньше с «лавристами», чем с «бунтарями»[5]. Однако точно установить, в какой именно кружок он вступил по приезде в Петербург, пока не удалось. Известно лишь, что его знали уже в конце 1875–1876 гг. как видного пропагандиста и что у Степана Халтурина были уже достаточно широкие связи с активными участниками рабочего движения столицы и с видными пропагандистами-народ-никами.
Халтурин возглавил рабочую библиотеку и сделал все, «чтобы приохотить своих товарищей к чтению». Через полтора года после приезда в Петербург Степан Халтурин занимал уже видное место среди революционных пропагандистов столицы.
Плеханов в своих воспоминаниях пишет: «Не знаю, когда именно и при каких обстоятельствах захватило его революционной волной, но в 1875–1876 гг. он был уже деятельным пропагандистом»{37}.
Как пропагандист Халтурин выгодно отличался от большинства пропагандистов того времени из числа интеллигенции. Обычно занятия в рабочих кружках проходили таким образом: пропагандисты приходили на созванные рабочими-организаторами (а то и старшими артели) сходки и здесь выступали с докладами или лекциями, проводили читки и собеседования на различные темы. Так, например, программа занятий с фабричными рабочими, которые вели революционные народники, включала в себя обучение грамоте, арифметике, истории, географии, проведение бесед о Разине, Пугачеве. Иногда на таких занятиях пропагандисты из народников рассказывали о западноевропейском рабочем движении, о Первом Интернационале.
В кружках передовых заводских рабочих вели занятия более квалифицированные пропагандисты. П. А. Кропоткин, выступавший с лекциями в кружках передовых заводских рабочих столицы, вспоминает, что слушатели его «…хорошо были знакомы с Лассалем, Миллем и т. д.; любили потолковать о „железном законе заработной платы“, о классовой борьбе и классовом самосознании, о коллективизме, а также и о свободе…»{38}.
Но пропагандисты-народники из интеллигенции не вели никакой организационной работы среди своих слушателей. У Халтурина же пропагандистская работа шла параллельно с организационной.
Занимаясь активной пропагандой в мастерских, где он работал, Халтурин держал постоянную тесную связь с рабочими различных заводов, помещавшихся во всех концах города. Для него не составляло большого труда в один и тот же день проделать путь от Невской заставы на Васильевский остров, а оттуда — в Измайловский полк. Всюду поспевал Халтурин. Везде у него были преданные друзья из местных рабочих.
4 марта 1876 г. Халтурин перешел работать столяром на Александровский механический завод Главного общества российских железных дорог.
С поступлением на этот крупный завод революционная деятельность Халтурина усиливается, его связи с революционными кругами Петербурга расширяются, растет его влияние на столичных рабочих.
Под личным влиянием Халтурина увеличивалось количество рабочих, вступавших в кружки, которых становилось все больше. Вопрос об объединении кружков в единую рабочую организацию столицы становится вполне реальным. И передовые рабочие Петербурга, среди которых Степан Халтурин пользовался большим влиянием, приступили к ее созданию. Это было в конце зимы 1876 г.
О первом организационном собрании Г. В. Плеханов вспоминает: «Нужно заметить, что у меня собрались лучшие, наиболее надежные и влиятельные люди из петербургских рабочих-революционеров. Многие из них уже подвергались преследованиям по делу о революционной пропаганде 73–74 годов (из которого вырос потом знаменитый процесс 193-х) и, сидя в тюрьме, много учились и читали. По выходе на волю они опять горячо принялись за революционную деятельность…»{39}
Руководители рабочего движения столицы неоднократно собирались на разных квартирах. Но после того как места их подпольных собраний были обнаружены полицией или, как тогда говорили в революционном подполье, «провалились», для конспиративных собраний была снята специальная квартира. На происходивших по воскресным дням собраниях присутствовали участники группы заводских рабочих, существовавшей в 1873–1874 гг. — Д. Смирнов, С. Волков, А. Петерсон, В. Яковлев (Савельев) и др. В работе этих собраний принимали также участие передовые рабочие завода Макферсона — В. Шкалов, А. Шиханов, И. Архипов-Корсаков, А. Карпов; Путиловского завода — В. Герасимов, А. Пресняков; Семянниковского завода — И. Бачин и др. На оформление создаваемой рабочей организации ушло более полугода (февраль — октябрь 1876 г.).
В это время Халтурин уже заведовал подпольной общегородской рабочей библиотекой. Эта работа поручалась тогда одному из самых развитых в теоретическом отношении товарищей из руководящего ядра организации. Помимо всего прочего, он должен был быть не только безупречно надежным революционером, но и в совершенстве владеть сложным искусством конспирации. В его руках находились все нити, связывающие руководящий центр организации с рабочими кружками на предприятиях, с фабрично-заводской рабочей массой, с пропагандистами из народников. Поэтому обычно обязанности заведующего подпольной библиотекой выполнял руководитель всей агитационно-массовой и пропагандистской работы революционной организации.
Библиотека функционировала несколько лет и разрослась до больших размеров, с отделениями в разных частях города. Каждое отделение имело свою кассу, составлявшуюся из ежемесячных взносов. Отделения сносились между собой и обменивались особо ценными книгами. Библиотека немало способствовала делу революционного воспитания рабочих Петербурга.
Создаваемая революционная рабочая организация, связанная неразрывными нитями с рабочим движением Петербурга, постепенно становилась самостоятельной политической организацией петербургских рабочих, оказавшей огромное воздействие на ход рабочего движения столицы.
«Под влиянием Халтурина и его ближайших товарищей, — писал Плеханов, — рабочее движение Петербурга в течение некоторого времени стало совершенно самостоятельным делом самих рабочих»{40}.
К концу 1876 г. революционная пропаганда среди рабочих Петербурга приняла более широкие размеры. Она велась в рабочих кружках Галерной гавани, на Васильевском острове, на Петербургской и Выборгской сторонах, на Обводном канале, за Невской и Нарвской заставами, а также в окрестностях столицы.
Осенью 1876 г. организация, которую создавали В. Обнорский, С. Халтурин и другие, в основном сложилась и оформилась, и руководители ее решили, что настало время для открытого политического выступления столичных рабочих.
Такая постановка вопроса была вызвана стремлением публично показать политическую направленность самостоятельного рабочего движения. Так была задумана знаменитая демонстрация на площади у Казанского собора в Петербурге, явившаяся первой демонстрацией в истории революционного движения России.
Из ядра рабочей организации перед демонстрацией выбыли ряд виднейших представителей. В октябре 1876 г. были арестованы С. К. Волков и Д. Н. Смирнов. В ноябре вынужден был уехать за границу Обнорский. Петерсон, выпущенный из Литовского замка, находился под надзором полиции. Летом 1876 г. был арестован активный участник рабочей организации Карл-Август Столберг, который вел пропаганду на Александровском и Путиловском заводах. Репрессированы были и ряд других рабочих — участников рабочего подполья Петербурга.
Кроме Халтурина, руководителя рабочей организации, активное участие в подготовке демонстрации принимали В. Я. Савельев и А. К. Пресняков. (На квартире Преснякова происходило последнее тайное собрание рабочих перед Казанской демонстрацией.) В числе близких товарищей Халтурина 1876–1877 гг. был рабочий А. И. Фореман, выходец из Финляндии. После Казанской демонстрации он организовал стачку рабочих, вел пропаганду на Путиловском заводе, был арестован и умер в тюрьме.
В числе видных деятелей рабочей организации 1876–1877 гг., находившихся на воле и действовавших вместе с Халтуриным до и после демонстрации, были рабочие Балтийского завода В. Д. Шкалов, А. Е. Шихаиов, Н. Я. Обручников, рабочий Патронного завода Д. Н. Чурпин — близкий друг Обнорского, на квартире которого происходили собрания членов рабочей организации, а также слесарь Путиловского завода Степан Андреевич Шмидт и др. Кроме заводских, в Казанской демонстрации участвовали и фабричные рабочие.
Демонстрация была назначена на праздничный день — 18 декабря. Вечером 17 декабря состоялось собрание актива организации, на котором было решено проводить демонстрацию даже в том случае, если на нее соберется несколько сот человек.
Решено было также во время демонстрации поднять красное знамя.
Демонстрация состоялась. На ней присутствовало много революционно настроенной молодежи столицы и около 200 рабочих.
Перед участниками демонстрации выступил Г. В. Плеханов. Он говорил о тяжелом положении народа в царской России, о жестоких гонениях тех, кто борется за интересы трудящихся. Он говорил о великом революционном демократе Чернышевском, преследуемом царизмом за его любовь к народу. Плеханов призывал к борьбе против царского самодержавия.
После окончания речи Плеханова над демонстрацией взвилось красное знамя с начертанными на нем словами: «Земля и воля». Оно было подхвачено молодым рабочим Потаповым, которого собравшиеся подняли над толпой. Из рядов демонстрантов раздались крики: «Да здравствует социальная революция! Да здравствует „Земля и воля“!»
Жандармы и полицейские бросились к толпе демонстрантов, чтобы схватить оратора. Но тут раздалась команда одного из организаторов демонстрации: «Ребята, держись тесней, не выдавай, не подпускай полиции».
Вокруг Плеханова образовалось плотное кольцо участников демонстрации. Полицейские, попытавшиеся арестовать Плеханова, были оттеснены и избиты. Для того чтобы его не могли опознать сыщики и полицейские, на Плеханова быстро надели чью-то фуражку и накинули башлык. «Теперь пойдем все вместе, иначе будут арестовывать», — раздалось из толпы. И, окружив Плеханова еще более тесным кольцом, толпа двинулась по направлению к Невскому проспекту.
К тому времени полицейские, получив подкрепление, стали выхватывать из последних рядов всех, кто попадался им под руку. Кто-то крикнул: «Стой, наших берут!», — толпа остановилась и стала отбивать арестованных. Полицейские были смяты и обратились в бегство. Демонстранты бросились вдогонку. Но полицейские силы прибывали. Произошла еще более ожесточенная схватка. Полиция трижды повторяла натиск на группу, защищавшую оратора, и все безрезультатно. Плеханову удалось скрыться.
Такая же группа смелых и отважных демонстрантов защищала Потапова, державшего в руках красное знамя. Им удалось благополучно посадить его на конку. Но следившие за ним полицейские шпики остановили конку и арестовали молодого рабочего.
Полиция захватила 31 участника Казанской демонстрации, но ее главным организаторам удалось избежать ареста.
Вскоре (18–25 января 1877 г.) арестованные предстали перед Особым присутствием правительствующего Сената. Царское судилище жестоко расправилось с ними.
Казанская демонстрация показала, что на арену революционного движения в России начинает выходить русский пролетариат.
Несмотря на то что на взвившемся над колоннами демонстрантов красном знамени был написан народнический девиз, Казанская демонстрация была задумана и проведена самостоятельной рабочей революционной организацией. Требования о предоставлении политических прав народу сами по себе были важным этапом борьбы против самодержавия, за политическую свободу. Г. В. Плеханов впоследствии правильно писал: «Вышло, что со своим девизом „Земля и воля“ мы опоздали по меньшей мере на пятнадцать лет».
После Казанской демонстрации царские власти, пытавшиеся до сих пор представить дело так, будто рабочие «не заражены» революционными идеями, будто эти идеи нашли свое распространение лишь в рядах интеллигенции, вынуждены были изменить свое мнение. Охранка усилила внимание к деятельности рабочей организации, обострились репрессии полиции в рабочей среде. Аресты и обыски среди революционно настроенных рабочих становились все более частыми.
Суд над участниками демонстрации и сама Казанская демонстрация произвели сильное впечатление на рабочих. Более 200 рабочих Ижорских машиностроительных заводов в знак солидарности с участниками демонстрации, высланными из Петербурга, пытались вместе с рабочими других заводов и фабрик, а также студентов «осыпать цветами осужденных и произвести уличный беспорядок», т. е. организовать новую демонстрацию{41}.
Власти приняли меры и сорвали эту попытку. В ответ на сообщения официальной печати, которая стремилась извратить характер Казанской демонстрации, революционеры издали прокламацию, в которой была перепечатана статья о демонстрации, опубликованная в заграничном русском революционном журнале «Вперед», в которой подробно освещался ход демонстрации и ее значение. Интересно, что эта прокламация была обнаружена властями в конверте, адресованном в г. Нолинск Вятской губернии, о чем петербургским властям сообщил вятский губернатор Тройницкий в своем донесении от 11 марта 1877 г.{42}
Данный текст является ознакомительным фрагментом.