6. Фастовская группа

6. Фастовская группа

Слуги Антанты и Ватикана надеялись, что бунт галичан, как и мятеж чехословацкого корпуса в мае 1918 года, послужит сигналом к широкому антисоветскому восстанию в тылу Красной Армии. В первую очередь они рассчитывали на поддержку бунтовщиков стрелецкими запасными частями, размещавшимися в Киеве, в Бендерских казармах на Брест-Литовском шоссе. Но надежды вдохновителей мятежа не оправдались.

Заслушав 27 апреля доклады коммунистов-галичан Порайко, Конара, Нагуляка, стрельцы запасных частей заклеймили позором галичан-изменников. Стрелецкое «вече» постановило создать галицийский полк для пополнения 45-й дивизии, более всего пострадавшей от предательства сечевиков.

Их мятеж нанес ущерб не только этой дивизии. Захватив Казатин, Бердичев, Винницу, сечевики генерала Микитки на трехсотверстном участке фронта открыли дорогу интервентам. Дрогнула, зашаталась оборона советских войск от Припяти до Днестра.

Пилсудский бросил на Киев мощный кулак из шести пехотных дивизий и одной кавалерийской бригады — всю свою 3-ю ударную армию. Вышибленный из Киева войсками белого генерала Бредова 31 августа 1919 года, Петлюра тоже рвался теперь со своей недобитой армией в столицу Украины. У Пилсудского же были свои расчеты. Он разрешил включить в состав ударной армии лишь одну петлюровскую дивизию. Пропагандисты интервентов изображали дело так: 6-я стрелецкая дивизия генерала Безручко идет, дескать, освобождать от большевиков свою столицу, а поляки любезно согласились помочь в этом украинскому генералу. Головной атаман пан Петлюра в своем манифесте к украинскому народу от 27 апреля 1920 года явную агрессию Пилсудского также расценивал как «братскую помощь многострадальной Украине».

Не один Петлюра возлагал в те дни большие надежды на Пилсудского. Вся контрреволюция — и украинская, и белорусская, и русская — полагалась на помощь с берегов Вислы. Писатели-эмигранты Мережковский, Зинаида Гиппиус, Философов страстно призывали Пилсудского «разрушить царство анархии, спасти Россию от большевиков».

С юга операцию ударных сил Пилсудского обеспечивали три армии. Вторая (три дивизии) наступала на Белую Церковь — Канев, шестая (две дивизии) — на Умань — Черкассы и петлюровская (около пяти дивизий) заслоняла фланги 6-й польской армии от ударов красных со стороны Одессы.

Командующий 12-й советской армией Меженинов и командующий Юго-Западным фронтом Егоров, стараясь закрыть прорехи, образовавшиеся в результате измены сечевиков, ввели в дело все резервы. Надо было защитить фланги — самые уязвимые места, куда устремились острия вражеских оперативных стрел.

Командующий фронтом Егоров в своем штабе в Александровске решал трудную задачу. Обстановка на юге неимоверно осложнилась. В Крыму за Перекопским валом засел барон Врангель. Его силы день ото дня росли за счет щедрой помощи Антанты. Чем дальше, тем труднее с ним бороться. А тут новая забота — под ударом Киев. Если Пилсудский пробьется к Днепру, зашевелится и барон Врангель. Ведь хозяин у всех у них один — Антанта.

Егорову было известно, что Главком по настоянию Ленина снял с Северного Кавказа Первую Конную армию под командованием Буденного. К концу мая ее головные части подтянутся к Умани и сразу же нависнут над флангами колонн интервентов. Пока же Умань — центр стокилометрового разрыва между 12-й и 14-й армиями — находится под ударом. Где-то в районе Казатина рейдируют уланы генерала Корницкого. Не ринутся ли они в глубокий тыл, чтобы захватить Умань? Тогда Первой Конной армии вместо удара по флангам врага придется вести обычное фронтальное сражение, и не на Киевщине, а значительно южнее, — может, на подступах к Кривому Рогу или Вознесенску.

Знал Егоров и о требовании Ставки, чтобы войска, разгромившие Колчака и двигавшиеся из Сибири к Перекопу, свернули на запад, к Киеву, для усиления 12-й армии Меженинова. Две дивизии этой армии — 58-я Княгницкого и 44-я во главе с Дубовым — находились под угрозой окружения и стремились прорваться из Полесья на линию Киев — Богуслав.

Командующему фронтом до зарезу была нужна дивизия, которая смогла бы не только оторваться от врага, но и, сохранив силы, совершить стремительный бросок из фронтового района к Умани, Тальному, Звенигородке. Нужен начдив, способный твердо держать в руках свои полки в этой трудной обстановке и обеспечить беспрепятственный выход Первой Конной армии в назначенный район. Проблема очень важная, но ни командарм Меженинов, войска которого действовали в районе Киева, ни Уборевич, находившийся со своей 14-й армией в районе Жмеринки, не имели возможности вплотную заняться этой проблемой. На них и без того в последние дни свалилось слишком много забот.

«Кого же направить в район Умани?» — размышлял Егоров. По замыслу командующего фронтом избранный для этого начдив кроме своей дивизии должен получить в подчинение и те силы, которые окажутся на участке Умань — Днепр, создать нечто вроде самостоятельной армии, подчиненной непосредственно штабу фронта. Задача этой особой армии — не только заполнить уманский прорыв и заслонить с востока советскую конницу, удар которой намечен на Сквиру — Житомир, но и самой, упираясь правым флангом в Днепр, ударить на Обухов — Фастов во фланг 3-й армии интервентов.

Реввоенсовет фронта пришел к единодушному мнению, что из всех дивизий Правобережья только сорок пятой под силу сложный фланговый марш. Да и Якир — опытный начдив. Он способен возглавить Особую армию и повести ее в бой, как раньше вел соединения Южной группы.

…Несколько дней подряд сорок пятая дивизия вела тяжелые бои с наседавшей 18-й польской дивизией и с бригадами галичан в районе Межирова. 29 апреля ей удалось оторваться от противника. Якир стянул все части дивизии и конную бригаду Котовского в район Жмеринки. Там он и получил приказ командующего фронтом пробиваться к Умани, а там возглавить Особую армию, получившую впоследствии наименование Фастовская группа.

30 апреля, выполняя приказ командующего фронтом Егорова, дивизия несколькими колоннами двинулась на юго-восток. На привале у Красного бойцы обступили начдива. Все знали, что путь дивизии лежит на Тульчин. Это воскресило у бойцов старые надежды.

— Товарищ начдив, не к Бессарабии ли путь держим? — спрашивали Якира ветераны.

— Я и сам, товарищи, всей душой рвусь в родные края. Да вот выдали нам плацкарту совсем на другое направление, — отшучивался начдив.

— На какое? — интересовались красноармейцы.

— На очень важное, товарищи! — уже серьезно произнес Якир. — Решается судьба революции. Всем нам оказана высокая честь: мы будем сражаться за Киев. Нашей славной дивизии командование фронта доверило прикрыть фланги Конной армии. Сам Ленин шлет ее сюда на подмогу. Нам предстоит длинная дорога. Но это нам не в новинку. Осенью мы с вами отмахали с боями полтысячи верст с юга на север. Сейчас пойдем с запада на восток. Знаю, кое-кто говорит: «Пятки мажем!» Но это не бегство, не отступление, а маневр на гибель врага. Силы Красной Армии атакованы с трех сторон пилсудчиками, сечевиками, петлюровцами. Чтобы собраться с силами для контрудара, нам надо стать спиной к стене! И эта стена — Днепр, родной брат Днестра. Понятно, товарищи? Жалко, конечно, оставлять города, села, жалко оставлять население под пятой оккупантов, но тяжелее потерять войско. Этот отход сохранит нам боевые силы, а с ними мы снова вернем села и города. Пусть пока радуются пан Пилсудский и пан Петлюра. Деникин тоже радовался, когда наступал, но недолго пришлось ему веселиться. Так же будет с Пилсудским и Петлюрой. Прошу помнить одно, товарищи, и крепко помнить: Деникину, чтобы пройти от Ростова до Орла, да еще летом, понадобилось полгода, а мы с вами всего за два месяца прошли значительно больший путь — от Орла до самого Черного моря, к тому же в стужу и метели. Напомню вам любимые слова покойного старика Теслера, все вы его знали: «Побольше бодрости!» Больше бодрости, веры в победу! Не сомневаюсь, что Пилсудскому и Петлюре придется покруче, чем Деникину. Ходят слухи, что следом за легионами Пилсудского движутся польские помещики, чтобы отобрать у крестьян землю. Польские, русские, украинские и другие тунеядцы ничуть не лучше наших бессарабских дук-кровососов. Вот ты, товарищ тезка, — Якир обратился к Гайдуку, стоявшему в первом ряду, — много имел земли возле озера Катлабух?

— Чих с гаком, товарищ начдив.

— Вот то-то! — начдив повел рукой к горизонту. — И вот эти поля до революции принадлежали какому-нибудь польскому пану. Может, самой графине Браницкой. Знаете, сколько у нее было земли? Хотя и без гака, но все двести тысяч десятин.

…Части сорок пятой дивизии продолжали продвигаться на юго-восток. Люди без ропота отмахивали в день по тридцать — сорок верст. А настроение? Тогда, осенью, во время Южного похода, не все верили, что существует еще Советская власть, что Красная Армия держится. Теперь каждый боец знал, что советские войска, хотя и отдали Киев, крепко уцепились за днепровские берега, и не сегодня-завтра к Умани подойдут передовые части грозной Красной кавалерии. Хотя чуть западнее, отбиваясь от интервентов, с рубежа на рубеж отходили полки 60-й стрелковой дивизии, а по линии железной дороги курсировали бронепоезда «Гроза» и «Смерть паразитам», Петлюре все же удалось выбросить через Вапнярку к Тульчину, наперерез сорок пятой дивизии, группу полковника Тютюнника, в состав которой входил и мятежный полк «европейца» Шепаровича.

5 мая конники Котовского разгромили группу Тютюнника у Кирнасовки и забрали его обозы. В этой жаркой схватке крепко поработал клинок нового взводного Свирида Халупы.

6 мая дивизия Якира, сделав бросок в шестьдесят верст, у Бершади переправилась на левый берег Южного Буга. Отсюда колонны дивизии круто повернули на северо-восток. Опрокидывая на пути многочисленные петлюровские банды, 10 мая они достигли Умани. За десять дней дивизия с боями совершила труднейший фланговый марш в триста верст.

У командования фронта рассеялись опасения за уманскую «пустоту». Сорок пятая, выполняя приказ Егорова, продолжала продвигаться дальше, на северо-восток. Выйдя в район Звенигородки, она 20 мая повернула на северо-запад. В Богуславе, Льнянке, Винграде появились польские уланы — конные авангарды генерала Корницкого, бросившегося вопреки ожиданиям Егорова не к Умани, а к Тараще. В это же время вошедшая в состав Фастовской группы 44-я дивизия Дубового отбивала натиск 7-й и 15-й пехотных дивизий интервентов на фронте Кагарлык — Богуслав. Правее, от Богуслава до Канева, дралась с интервентами бригада внутренних войск. Правый фланг Фастовской группы, состоявшей теперь из 24-х стрелковых и 4-х кавалерийских полков, прикрывала боевая Днепровская флотилия.

25 мая, когда колонны Первой Конной армии выходили на линию Ставище, командующий Фастовской группой Якир подписал приказ о наступлении.

На столе лежала испещренная цветными стрелами карта.

— Выдохся пан Пилсудский, — как бы подводя итог многодневным раздумьям, сказал Якир. — Черная пантера, сделав прыжок к Днепру, успела лишь когтями передних лап уцепиться за Бровары. Голова ее — в Киеве, грудь упирается в Белую Церковь, брюхо лежит в Гайсине, подбрюшье — в Тульчине. В Вапнярке, у хвоста пантеры, вертится петлюровский цуцик.

— Верно, что цуцик. Иного имени Петлюре не придумаешь, — усмехнулся Гарькавый.

— И к тому же шкодливый, — добавил комиссар Клименко.

— Картина получается довольно интересная, — продолжал Якир. — Пока двенадцатая армия держит пантеру за передние лапы и нацеливается на ее холку, наша Фастовская группа ударит по груди, Конная армия — в подгрудье, а четырнадцатая — по брюху. Кому-нибудь следовало бы ударить в подбрюшье, да жаль, червонные казаки Примакова, которые спешат к нам из-под Перекопа, еще где-то на марше. Ну, а с петлюровским цуциком, с его пятью дивизиями пока успешно справляется наша одна сорок первая во главе с Осадчим.

После некоторого раздумья Якир, придвинув к себе документы, снова достал карандаш и написал на подлиннике боевого приказа и на всех его копиях: «45-я дивизия и на сей раз сделает свое дело».

28 мая войска Фастовской группы, тесня 15-ю, 7-ю пехотные дивизии интервентов и конницу Корницкого, вышли на линию Обухов — Ракитно — Володарка. Днепровская флотилия, прикрывая войска Якира со стороны реки, с боями заняла Триполье.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.