Глава 5

Глава 5

Рассвело, когда в утренней туманной дымке низины увидели небольшое село. Навьюченная группа без всякой на то команды по освоенному правилу стала обретать стройную цепочку, втягиваясь в единственную заросшую травой улицу с выстроившимися по обеим сторонам хатами-мазанками. Как на подбор аккуратненькие на вид, хотя с поблекшей синей краской и пожелтевшей от времени известью. Да во двориках на удивление не было обычной захламленности. Как выяснилось, порядок и чистота были наведены к Пасхе.

Беспокоила мысль: не хозяйничают ли тут полицаи? людей пока видно не было. Однако намётанный глаз улавливал за оконными занавесками затаённые взгляды.

Судя по узкой протоптанной тропинке, уходившей к видневшемуся в конце села колодцу с журавлём, движения какого-либо транспорта здесь давненько не бывало. Согласно договорённости с командиром группы, там уже расположился на привал дозор Сыромолотова. Туда же проследовала стройная колонна вооружённых людей.

В группе Котельникова бытовала установка, ставшая традицией: в стане чужих не проявлять слабость и расхлябанность! Всегда оставаться подтянутыми, держаться с достоинством, вести себя тихо и быть готовыми к любым сюрпризам.

Положение жителей села, намеченного для привала, было знакомо группе. Порядок и чистота свидетельствовали о проводимой в последнее время оккупантами политике. Недавно свирепствовавшее насилие было несколько смягчено. Отношение к местному населению стало кое в чём сносным. Конечно, декларировавшаяся лояльность была насквозь фальшива, но не повсюду. Исключение составляли районы с проходившими поблизости железнодорожными магистралями и шоссейными дорогами, которым оккупационные власти отдавали предпочтение.

Фашисты пытались заиметь в лице местного населения если не доброжелателей, то по крайней мере не явных противников.

Тем не менее, несмотря на это и на сложность территориальных условий с преобладающей открытой местностью, на оккупированной нацистами Украине действовало огромное число партизанских отрядов и крупных соединений, насчитывавших в своих рядах более двухсот пятидесяти тысяч вооружённых бойцов и активных подпольщиков.

Когда колонна с партизанами осназа подошла к месту намеченного длительного привала, солнце уже основательно пригревало. Сразу был назначен дежурный для наблюдения за окрестностями, выделен пулемётный расчёт, вызван староста села. Это село было последним на Украине, дальше лежала Белоруссия.

К тому времени личный состав группы расположился за колодцем с журавлём напротив предпоследней избы, за которой километра на полтора вдали темнела во весь горизонт опушка леса. Там начиналась Белоруссия. Неприступный партизанский бастион. Где-то в её глубине находился штаб московской десантно-партизанской бригады особого назначения.

Первым из сельчан появился пожилой, усатый, опрятный мужик с коленом ноги, изогнутым в деревянной колодке. Это был местный староста. Опираясь на высокую палку, он спокойно отвечал на вопросы Котельникова и Сыромолотова. Оказалось, что немцы бывают в селе редко, полицаи – чаще. Людей не обижают. Ещё он рассказал о безрадостном положении сельчан. Особенно сетовал на отсутствие керосина, соли, спичек, не говоря уже о хлебе или муке.

– Люди цэго не бачили вже аж з самого начала войны! – говорил он на родном украинском, стараясь вставлять и русские слова. – От так мы и живэм.

Знакомая картина. Как повсюду на оккупированной территории, не только в сельской местности, люди жили впроголодь, довольствовались тем, что давало подсобное хозяйство. Для приготовления пищи и обогрева пользовались исключительно заготовленными лучинками, зажигаемыми от беспрерывно тлевших в печи угольков. Для ночного освещения коптил крохотный фитилёк, утопленный концом в блюдце с жиром.

Ещё староста рассказал, что в самом начале оккупации немцы и полицаи увели с десяток пожилых мужиков. О их судьбе никто не знает. Также и нескольких девчат. Они якобы увезены в Германию. О них тоже ничего неизвестно. О себе староста сказал, что ногу потерял на войне с финнами, незадолго до нашествия германов.

К тому времени разведчики, расположившись на траве, расстелили для просушки почерневшие от форсированного марша гимнастёрки, портянки, рубахи. Никто не жаловался. Лишь у кого-то ныли плечи – слишком набиты были вещевые мешки. Улыбаясь, бронебойщик массировал руку.

– Рука, что ли, побаливает? – спросил рядом лежавший напарник.

– Ноет, зараза…

– Чепуха, отвисится!

Кое-кто хихикнул, другие усмехнулись. Хотя было не до смеха.

Под конец рассказа старосты о житейских неурядицах Сыромолотов предложил:

– Для хлопцев надобно организовать шамовку. Яишьню! Так, скажем, с сотню яиц… Как?

Староста, не проронив ни слова, кивнул.

– И малость там з цибулькой трошки её пиджарить, – перейдя на украинский, с многозначительной улыбкой подмигнул Сыромолотов. – Цэго зробиты можно?

Староста усмехнулся и вновь кивнул.

Тем временем бойцы принялись чистить оружие, другие перебирали что-то в вещевом мешке, некоторые брились, освежались ледяной водой из колодца. Были и дремавшие прямо на траве… Кто-то из бодрствующих заметил:

– Житуха тут, видать, терпимая. Вон как у них всё ухожено! Кругом куры да утки, коза пасётся, правда, другой живности не видать. Но всё равно – умеют хохлы вести хозяйство. Этого у них не отнять. Не то что в белорусском селе!

– Нашёл с чем сравнивать! – недовольным тоном заступился за белорусов скромный и тонкий по натуре Борис Шидловский, старожил бригады особого назначения, лейтенант погранвойск, в группе командир отделения разведки. – Конечно, здесь иначе, чем на многострадальной земле Белоруссии с выжженными, опустошённым селами и хуторами!

Договорить другу не дал лейтенант Паша Бакай:

– Да и земля в Белоруссии другая, не то что тут – воткнёшь палку и вырастёт дерево. А там одна только бульба в песчаной почве. Ещё как-то с горем пополам народ тянет, мыкается, сам в голодухе, а партизанам отдаёт последнюю картофельку. Не зря ж в песне, помнишь? «Украина золотая, Белоруссия родная!» Я бы сказал, что белорусы вообще народ бриллиантовый! Понимаешь?

Лейтенант Паша Бакай, неразлучный со своим пулемётом, снятым с подбитого им гранатами немецкого танка, вместе с Шидловским с самой границы выбирался из окружения ещё в сорок первом. Вместе с трофейным оружием они влились в московскую десантную бригаду осназа.

Благодаря лесистой местности, некоторые крупные украинские партизанские соединения перемещались на зимовку в Белоруссию. А на самой её оккупированной фашистами территории действовали более пятисот пятидесяти тысяч партизан, не считая нескольких сот тысяч отважных подпольщиков. Наместника Гитлера в Минске, гауляйтера фон Кубе укокошили белорусские девчата Елена Мазаник и Надежда Троян. Обе были удостоены звания Героя Советского Союза.

Более тысячи белорусских участников войны были удостоены этого высокого звания. Также звание Героя было присвоено более тысячи украинцев – участников войны и партизанского движения. Двум командирам партизанских соединений были присвоены звания дважды Героя Советского Союза: легендарному командарму Сидору Артемьевичу Ковпаку и командиру черниговского партизанского соединения Алексею Фёдоровичу Фёдорову…

Вскоре и остальные уснули.

Прошло некоторое время, и кто-то из партизан, разбуженный дежурным на смену, спросонья спросил:

– Неужто два часа пролетело?! А насчёт шамовки так и ни слуху ни духу?

– Покамест тихо, – последовал ответ.

Услышав разговор, Котельников поглядел на часы, приподнялся и, посмотрев вдоль улицы, тихо заметил:

– Дымок из труб валит. Значит, подготовка идёт!

– Не просто это делается, – дремавший Сыромолотов успокоил – Всё будет, не беспокойтесь. Бабульки там, думаю, стараются.

В самом деле, вскоре появилась вереница женщин, кто с казанком картошки в мундире или миской солёных огурцов, кто с кастрюлей квашеной капусты, а одна бойкая женщина приволокла на тачке целый таз с пшённой кашей, сдобренной нарезанными кусочками яблок.

Разбуженные бойцы бросились к колодцу освежиться. Кто-то быстро расстелил на траве плащ-палатки.

Сгорбленная старушка, едва передвигая ноги, принесла прямо с ухватом огромную шипящую сковороду, заполненную яичницей с грибами. Её сопровождал симпатичный и невероятно стеснительный веснушчатый мальчонка, державший обеими ручонками длиннющий рушник.

Это было похоже на пир. Чувствовалось, что всё делалось от души. Только и было слышно:

– Ишьти, хлобцы. Ишьти на здоровичко!

– Да цэ ж наша украинска «таптуха»! Вона з цыбулькой, як дал наказ староста!

– Тильки не серчайте, що биз соли. Нэмаё яё скрось у нас.

Тут пулемётчик Паша Бакай спохватился, быстро поднялся с полным ртом еды и принялся рыться в вещевом мешке. Извлёк завернутый в бумажку квадратик сахара. Поднёс его мальчику, но тот стал сторониться, укрылся за стоявшей бабкой.

Посмеиваясь, женщины пояснили:

– Да вин не знае, що цэ такэ.

– Бэри, Гнатик! Чуешь? – женщины принялись уговаривать пацана:

– Бэри та кажи дякую. Цэж сахар! Цукр.

Уговорили. Парнишка с опаской приложил к губам сахарок. Улыбнулся. Все рассмеялись. И тут же взгрустнули.

Гости стали благодарить хозяев за доброту, за вкусную еду, за щедрость. Бойцы-украинцы и вовсе по-родственному отозвались о проявленной заботе.

Партизаны были не на шутку растроганы приёмом. Котельников шепнул комвзводу Сыромолотову, что хорошо бы достать припасённый НЗ. Намёк был понят. Едва слышно тот ответил:

– Ко времени!

Когда Василий Иванович начал извлекать из рюкзака и раздавать старушкам нарезанные из парашютной ткани сверкавшие белизной шёлковые куски на платки и косынки, произошёл взрыв небывалой радости.

– Это вам, милые бабули и девчата, примите в знак благодарности скромные партизанские гостинцы. Носите их на здоровье и не поминайте нас лихом.

Оживлённое общение превратилось в трогательное событие, словно на самом деле был праздник. Внезапно послышалась своеобразная, бытовавшая в официальной жизни «лозунговая» здравица:

– Хай живе Радяньска власть та Украина вильна з вид германских оккупантив!

Произнесла её та бойкая женщина, которая притащила на тачке таз с пшённой кашей.

Как мальчишка впервые в жизни увидел сахар, так и сельские женщины были поражены ослепительно блестевшей шёлковой парашютной тканью. Судя по тому, с какой радостью не только старушки, но и девушки сразу накидывали на голову либо примеряли на плечи платки, не исключено, что в мирное время на селе мало кто имел о них понятие.

Однако время пребывания в селе подходило к концу. Командир группы незаметно для окружающих кивком показал комвзвода на часы.

Сборы, как обычно, проходили в темпе и без лишней суеты. Тем более никто из сельчан не уходил.

Когда всё было готово к построению, Василий Иванович, забавлявший присутствующих всякими шутками-прибаутками, посмеиваясь, вдруг от души, как бы на прощание, на чисто украинском языке обратившись к молодёжи, сказал:

– Эх, девчата-девчата, що ви сидитэ тут? Пишлы б з нами у Белорусию! Там у нас танцив е!

Ответ не заставил себя ждать: сложив руки на пышной груди, краснощёкая дородная девка, что называется «кровь с молоком», сказанула, точно отрезала:

– А нам тутечко, дядько, не до танцив! Нам або поебтись б трохи!..

Все замерли. От внезапности и растерянности. Но всё же кто-то засмеялся. С опущенными головами, прикрывая лица краем платка или косынки, женщины заговорили:

– А щоб ты сказилась, бестыжья…

– Яка срамота, господи…

– Это ж надо такое отчубучить!

Трудно было разобрать, о чём говорили старушки. Кто недовольным тоном причитал, а кто от стыда или стеснения осуждал сказанное, но почти все замахали руками, словно отрекаясь от услышанного.

– А шо? – не унималась дородная девка. – Хиба брешу я, чи шо?..

Сыромолотов опешил. Лицо его, и без того всегда румяное, теперь и вовсе приобрело цвет спелого арбуза, зрачки расширились как будто от растерянности, но с затаённой хитрецой. Он не знал – реагировать или смолчать?..

Бабки продолжали причитать и стыдить девку:

– Яка срамота, господи-и-и…

Кто-то из разведчиков, посмеиваясь, подзадорил:

– Давай, давай, Василий Иванович, приглашай девчат на танцы!

Оставаясь со сложенными на пышной груди руками, пышущая здоровьем, с правильными чертами лица девка окинула презрительным взглядом возмущавшихся старушек и гордо спросила:

– Хиба не так воно, бабуськи? Чаго ж тоды гвалд такий пиднялы?

Огромное, необычайно синее небо стало на редкость прозрачным и чистым, в воздухе витал дурманящий аромат душистых трав. Будто не было ни войны, ни горя, ни нужды. Добродушные, сердечные, испившие сполна чашу страданий при гитлеровской оккупации женщины в поблескивавших на солнце шёлковых платках у колодца с журавлём в обычном украинском селе живо и от души махали вслед уходившей колонне партизан:

– До побачине, ридные наши людины!

Случайная встреча в украинском селе оставила по-настоящему глубокий след от общения и взаимно проявленной глубочайшей человечности.

Когда, бывало, обстановка накалялась и грозило что-то очень тревожное, Василий Иванович Сыромолотов говорил:

– Дела усложняются, Антоныч. Видать, нам будет не до танцив.

Слова молодой сельской красотки стали у Сыромолотова и Котельникова многозначащим «паролем». Вошли в обиход.

Москва дала положительную оценку информации Котельникова и Сыромолотова о пребывании на Украине. Василий Иванович получил повышение: его назначили командиром разведроты бригады особого назначения.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.