ГЕРОЙ ИЗ «МЕРТВОГО СЕЗОНА» Конон Молодый

ГЕРОЙ ИЗ «МЕРТВОГО СЕЗОНА»

Конон Молодый

Фронтовой разведчик Конон Молодый превратился в нелегала сэра Гордона Лонсдейла. Я попросил его сына — Трофима Молодого рассказать об отце.

— Трофим, правда ли, что в годы войны ваш отец работал со знаменитым теперь нелегалом Абелем — Фишером? Сам читал, да и писал, основываясь на изданных за рубежом книгах, будто в 1943 году Молодый, засланный в тыл фашистам, был пойман и доставлен на допрос. А офицер абвера, это был Абель, его узнал и, надавав вашему папе пинков, буквально вышвырнул за порог.

— Сплошная выдумка. Отец действительно был во фронтовой разведке артиллерийского дивизиона, с НКВД, понятно, никак не связанного.

Я был знаком с дядей Вовой Чеклиным, старшим его группы, в составе которой отец ходил за линию фронта брать языков. Служили, как они говорили, «весело», но какое же жестокое было время!.. Чеклин, умерший раньше отца, мне рассказывал, что после одной такой удачной зимней вылазки доложил он в штабе о взятом языке и возвращался знакомой разведчикам тропинкой в их землянку. А его ребята понатыкали в сугробах замерзших мертвых немцев с оружием в руках. Идет дядя Вова такой спокойный, поворачивает к землянке — а тут фашисты. У него рефлекс — падает, стреляет чуть не в упор, а они стоят. И из-за бугорка — дикий хохот. Это его ребята. Что вы хотите. Молодые парни 1922 года рождения. Вот так они его разыграли. А отца призвали в 1940-м. Он награжден двумя орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степени, медалями «За боевые заслуги», «За отвагу»…

Орден Красной Звезды получил весной 1945-го. Никак наши не могли взять Кёнигсберг. Нужен был хороший язык, офицер, а разведчикам — ну никак не везет. Вдруг наткнулись они на какое-то странное место: ворота, въезжают автомобили и словно под землю проваливаются. Причем днем машины всё больше обшарпанные, а вечерами — «мерседесы», «опели». Подобрались разведчики поближе, разузнали. Оказалось, что в подземном бункере разместили немцы публичный дом. Утром туда солдаты наведываются, а вечером — офицеры. Наши их накрыли, захватили кучу офицеров. Командиру группы — Боевое Красное Знамя, отцу, тогда лейтенанту — Красную Звезду.

Расписался отец на рейхстаге и в 1946 году, уже демобилизованным старшим лейтенантом, поехал домой на трофейной легковушке. Но под Москвой его остановили и машину отобрали.

— Так ведь только под Москвой. А проехал-то он через всю Европу. Вероятно, уже тогда в нем проявился будущий нелегал.

— Возможно, но до разведки было еще далеко, — замечает Молодый-младший.

А я сказал бы, что дорогу к ней Конон Молодый прокладывал сам. Демобилизовавшись, фронтовик Молодый без всякой помощи поступил в престижный московский институт. Был человеком способным, учился успешно. Особенно хорошо ему давались языки. По-английски говорил как на родном, с американским произношением.

Ну, это понятно: детство — с 1932 по 1938 год — Конон провел у тети Анастасии Константиновны, старшей сестры своей мамы Евдокии Константиновны, в США. Отец его, Трофим Кононович, скончался в Москве от инсульта, был он еще не стар, семье ничего не оставил, и жена с детьми бедствовали. В Советском Союзе была тогда введена карточная система. Всяческими правдами и неправдами Конона удалось вывезти в Калифорнию.

Учился он хорошо, радуя тетю и преподавателей, однако сильно скучал по дому. Тетя Анастасия Константиновна не хотела отпускать любимого племянника в Москву, но он показал характер и с помощью сотрудников советской дипломатической миссии был отправлен на родину. Так что школу заканчивал уже дома.

А после войны в институте всерьез взялся за китайский и выучил его. У сына Трофима до сих пор сохранился учебник китайского, который его отец написал в Москве еще студентом, взяв в соавторы настоящего носителя этого труднейшего языка. Может, помимо таланта сказались и гены? Ведь родители Конона были профессорами. Да, наверное, и жизнь в Калифорнии, когда судьба забросила паренька в новую среду, пробудила способность к языкам. Как бы то ни было, Молодый легко освоил немецкий и французский.

Сын Трофим уверен, что именно в институте люди из советской внешней разведки заинтересовались студентом-полиглотом: прошел всю войну разведчиком, член партии с 1942 года, с американскими реалиями знаком прекрасно — восемь лет прожил в Штатах. Из кого же еще, как не из таких готовить нелегалов?

С 1951 года, как полагает Трофим Кононович, отец проходил специальную подготовку. Из него, учившегося на специальных курсах уже под другой фамилией, лепили разведчика. Конечно, пригодились и военные навыки. Хотя разведка фронтовая и нелегальная — это небо и земля.

А в конце 1953-го — начале 1954 года Конон Молодый исчез. Родным, друзьям, сокурсникам сообщил, что по распределению отправляется в Китай, в провинцию отдаленную и недоступную. Для молодого специалиста командировка по тем временам завидная. Даже родственники ни о чем не догадывались.

Жил Трофим с мамой, бабушкой и маминой сестрой в коммунальной квартире на Новоостаповской улице в Пролетарском районе. Отец минимум раз в год выбирался в Москву из далекой своей китайской тьмутаракани. Наша разведка придумывала Молодому такую легенду, которая полностью оправдывала его отсутствие в Лондоне. Практика тогда отработанная: на материк в Европу выезжал мистер Лонсдейл, где-нибудь в Париже или Цюрихе ему меняли документы, и в Венгрию, ГДР или Польшу приезжал человек совсем под другой фамилией. А оттуда и до Москвы недалеко. Подарки домашним Конон привозил соответствующие. Трофиму, к примеру, расписные тарелочки с фанзами, китайские картиночки. Да, товарищи из Центра легенду прикрытия отрабатывали со стопроцентной достоверностью.

Конон писал подробные отчеты, получал новые задания, и вскоре в Лондоне вновь появлялся мистер Лонсдейл. Во времена, когда не было всё компьютеризировано, как сейчас, границы пересекались сравнительно легко.

Возникала нужда отправить письмо сыну и мужу, и домой к Молодым приезжали любезные люди «из МИДа». Китайская провинция так далеко, что посылать туда или оттуда письма бесполезно — не дойдут. Так что, пожалуйста, пишите, мы обязательно передадим с оказией.

А Конон Молодый в это время уже работал в Северной Америке. Легенда была такая. Его «папа» канадец Лонсдейл действительно погиб на войне, «мама» — умерла. Их документы, как и метрика сынишки Гордона, имевшиеся у советской разведки, были подлинными. И вот в Канаде появился начинающий бизнесмен Гордон Лонсдейл, он же советский разведчик под псевдонимом Бен.

Там, как полагает Трофим Молодый, его отец пробыл месяца три-четыре. Легализовался, выдали ему подлинные документы. И в Америку приехал, чтобы, опять-таки по легенде, получить хорошее образование. Оттуда — в Лондон, где учеба обходилась гораздо дешевле. Да и в Штатах долго оставаться было нельзя: не будешь же годами раздумывать, куда ехать учиться, не состыковывалось бы это с легендой. И как бы Гордон объяснил, на что он живет в Нью-Йорке? Потому и торопился с отъездом.

Тут во время всех этих переездов произошла классически неприятная история, которая может случиться с любым, даже самым подготовленным разведчиком-нелегалом. Банальщина, однако какая опасная. В парижском аэропорту к нему бросился с объятиями однокашник Жора Маслов. И здорово обиделся, когда Конон Молодый, пять лет с ним проучившийся, не признал своего дружка.

А до Европы Бен прошел отличную стажировку в Нью-Йорке. Опытнейший нелегал Абель — Фишер, резидент советской разведки в Штатах, опять-таки по преданию, авторство которого принадлежит Молодому, увидев его впервые на конспиративной встрече, воскликнул: «Партизан!» Правдивость эпизода оставим на совести Конона.

Но вот то, что им пришлось недолго проработать вместе, сомнению не подвергается. На связи с Молодым находились ценнейшие агенты-американцы — супруги Моррис и Лона Коэн. То, что он изучал в теории в подмосковной разведывательной школе, теперь приходилось осваивать на практике: устройство тайников, выемка и закладка информации, ее передача, встречи с агентами… Постоянная проверка, нет ли «хвоста»…

Возможно (это всего лишь версия Трофима Молодого), Центр специально, еще в США, познакомил Конона с Моррисом и Лоной. Трофим полагает: именно тогда планировалось, что в Лондоне они после вывода из США станут радистами Бена. Сам Конон Молодый уже в Москве любил повторять, и Трофим эти его слова запомнил, что «успех в разведке всегда приходит по плану». Так и получилось, только в Англии супруги Коэн работали под другими именами — Питер и Хелен Крогер из Новой Зеландии. А Питер Крогер, он же Моррис Коэн, незадолго до своей кончины рассказывал автору этого очерка: в Нью-Йорке Бен был одним из самых приятных и доброжелательных его связных. Так что личный, чисто человеческий контакт, без которого в разведке сложно, был установлен еще в Штатах.

В Англии, продолжал Трофим Кононович, его отец взялся за изучение китайского языка — на сей раз в Лондонском университете. Начинающему коммерсанту и студенту Гордону Лонсдейлу было уже, как и почти всем его однокурсникам, за тридцать. Возраст этот никого не смущал. Во-первых, война отодвинула для американцев и англичан сроки учебы. Во-вторых, штурмовать китайские иероглифы брались люди зрелые, имевшие уже по одному, а то и по два диплома.

Все они объясняли стремление освоить экзотический тогда для Европы язык желанием сделать хороший бизнес в набиравшей силу громадной стране.

Но еще в Москве, когда решалось, где приложить Конону лингвистические и прочие способности, было решено остановиться именно на китайском. В Центре справедливо рассудили, что и американская, и британская разведки перед отправкой в КНР пошлют своих офицеров в университет, чтобы овладеть языком предполагаемого противника.

Так что вместе с разведчиком из Москвы китайский «грызли» его западные коллеги. Все они были выявлены Кононом, данные переданы в Центр. Один из однокурсников даже признался ему на прощание: «Знаешь, Гордон, из всей нашей группы только ты и я — не разведчики». Конону Трофимовичу тогда пришлось нелегко. Автору китайского учебника надо было делать вид, что он совсем не знает языка.

А однажды другой сокурсник чуть не заставил Конона— Гордона рассмеяться и нарушить конспирацию. Учил пить фронтовика-разведчика русскую водку маленькими рюмками и крошечными глотками.

Как-то вместе с большой группой студентов он выехал на лоно природы. Один из них ринулся в речку да как замахал руками, поплыв привычными у нас, однако совсем не принятыми в Британии саженками. Гордон наблюдал за ним с большой тревогой. Как выяснилось, внимание на необычный стиль обратил не только он. Пловец в университете больше никогда не появлялся. Осторожные расспросы Лонсдейла закончились ничем: уехал, куда-то перевелся. Короче — навсегда исчез.

В Англии Бен завербовал нескольких агентов, добыл немало ценнейшей информации. Он получил образцы военной продукции, разработкой которой занимались немецкие ученые, служившие в годы войны еще Гитлеру. Кстати, отсюда и одна из сюжетных линий «Мертвого сезона». В фильме штрихами, тонкими и не слишком автобиографичными, обозначена судьба советского разведчика Молодого, а не Абеля — Фишера, как думают многие зрители.

Успешно шла и коммерческая деятельность Бена. Он сэко-номил немало средств для советской разведки. Его игровые автоматы приносили неплохие доходы, превратив Гордона Лонсдейла в независимого человека. Так что обычно непростой для разведчиков-нелегалов вопрос — как объяснить окружающим, откуда деньги? — отпал сам собой. Ему был даже присвоен титул сэра. Вероятно, это достижение сродни успеху другого нашего нелегала Григулевича, дослужившегося до звания посла.

Удачливый коммерсант Лонсдейл аккуратно отчитывался и перед британской казной, платя налоги, и перед Центром. Дома Молодый клялся, то ли в шутку, то ли всерьез, что сделал состояние благодаря политэкономии и учению Карла Маркса.

И даже попав в тюрьму, Молодый сумел заработать огромные по тем временам деньги. Еще во время судебного процесса волею обстоятельств заключил он с одним крупным британским изданием контракт. За книгу «20 лет секретной службы» с описанием собственной жизни ему полагалось 100 тысяч фунтов стерлингов. Вот уж где Конон Трофимович дал волю богатой фантазии. Его сын, потом переводивший книгу с английского на русский, называет ее бредом, настолько в ней всё поставлено с ног на голову. Сам Конон Молодый, вернувшийся после отсидки домой, только смеялся над этой своей дезинформацией. Отсюда и многочисленные мифы о Лонсдейле— Бене. В его писания поверили, растиражировали на многих языках, и пошли по миру гулять легенды о Гордоне. Но британцы об этом и не подозревали, рассчитались с сидевшим в тюрьме автором сполна, а он, как и полагалось в те годы, передал весь гонорар до последнего пенса Родине. Правда, потом книгу рискнули перевести коллеги по социалистическому лагерю — поляки. Ведь и предал Конона их соотечественник, да и один из поставщиков информации, с которым Бен имел дело в Англии, был завербован в Варшаве. И вот — мизерную сумму — за публикацию этого перевода на польский Конону Трофимовичу милостиво разрешили получить в Москве.

А из Лондона всю добытую им и его источниками информацию в советскую столицу передавали скромные владельцы букинистического магазина супруги Крогер. Они же знакомые по США Моррис и Лона Коэн — связники и радисты советского резидента Бена.

Как-то в 1959 году Молодый приехал на квартиру своих радистов совершенно больным, с очень высокой температурой. Элементарно порезал руку, началось заражение крови, предлагали даже ампутацию, иначе, мол, гангрена. Помог врач-китаец — вылечил Гордона — Конона какими-то своими экзотическими методами. Однако несмотря на дикую боль встречу с радистами пропустить было никак нельзя. Бен попал прямо на сеанс радиосвязи с Москвой. Тут тетя Лона, как называет крестную сын Трофим, прочитала ему только что полученную радиограмму: «Трофим, 53 сантиметра». Конон переспрашивает, не понимает. Тут Лона ему: «Дурак, у тебя сын родился». И Молодый, отметив после выздоровления счастливейшее событие, предложил друзьям стать крестными его сына. С тех пор Конон Трофимович так и обращался к супругам Коэн, уже в Москве говорил жене Гале и Трофиму: «Поедем к крестным».

Отмечу: в судьбе Конона Молодого осталось столько непонятного, что часть этого то ли специально, то ли по ошибке накрученного, коснулась и биографии сына. В одной из книг написано, будто родился он в 1959 году в Варшаве. На самом деле Трофим Кононович родился в 1958-м и не в Варшаве, а в Москве.

Арестовали Молодого в 1961-м из-за предательства офицера польской разведки. Приговорили к двадцати пяти годам заключения. Всю вину Гордон Лонсдейл взял на себя. Однако и супруги Крогер, не сказавшие на суде ни слова, и агенты Бена, решившие сотрудничать с британской контрразведкой, неожиданно получили большие сроки заключения.

Несколько неправдоподобно, но именно в лондонской тюрьме судьба свела Бена с другим пленником и тоже советским разведчиком Джорджем Блейком, приговоренным за шпионаж в пользу Советов к сорока двум (!) годам. Бен поражал Блейка невиданным в тюремных стенах оптимизмом. Спорил с англичанином, доказывая ему, что через несколько лет они с Джорджем встретятся на параде в честь 7 Ноября на Красной площади. Удивительно, но так и случилось. Отсидевшего несколько лет в тюрьмах Ее Величества Молодого обменяли в 1964 году на англичанина Гревилла Винна — связника предателя Олега Пеньковского.

А дома в Москве об аресте сына, мужа и отца даже не знали. Только когда в Лондоне уже вовсю шел судебный процесс, Галине Петровне сообщили: ваш муж — советский разведчик, ему грозит долгое тюремное заключение. «Мама была в шоке, от которого трудно оправиться», — рассказывает Трофим Кононович. Потом она узнала и о жесточайшем приговоре. Трофим, которому было всего три года, никак не мог понять, почему мама все время плачет.

Отец не любил рассказывать домашним о тюрьмах Ее Величества. Правда, изредка проскальзывало в разговорах, что сначала Гордона Лонсдейла держали в одиночной холодной камере. Отключали свет, а потом ночью включали, не давая спать. Но стойкость Гордона скоро убедила и настойчивых англичан: этого — никогда не сломать. И Гордон Лонсдейл зажил обычной тюремной жизнью, стараясь не выделяться среди сокамерников. Ходил на прогулки, работал над книгой. И ждал, терпел, веря, что свои не бросят в беде.

После возвращения отца из Англии Трофим Молодый познакомился и с его другом Вильямом Фишером — Рудольфом Абелем, и его дочерью Эвелиной.

В 1964 году Конона Молодого обменяли. Когда в апреле Конон Трофимович вернулся домой, семье довольно быстро дали двухкомнатную квартирку в доме на Фрунзенской набережной, где и сейчас живет немало чекистов. Трофиму только-только исполнилось шесть лет. Пришел он из детского сада, мамы — нет. Куда делась — неизвестно. И вдруг — отец. «Мне было так хорошо, что у меня есть отец, что всё это не сказки, — рассказывал Трофим Кононович. — Я же не знал, кем он был, где. На все мои вопросы отвечали — папа далеко, в Китае. Я-то сам этого не помню, но мама мне говорила, что я очень сильно грустил без отца, даже милиционеров за сапоги обнимал, думал, что сапоги — папины. И вот наступило в моей жизни счастье».

Конон Молодый отлично водил автомобили. Сначала крутил баранку на старой «Волге». Тот пикап еще первых выпусков с оленем на капоте терпеливо дождался его возвращения. Потом пикап продали, и хотя новое авто купить было почти немыслимо, Конону Трофимовичу это удалось. Вместе с женой, сыном и приемной дочерью Лизой от первого брака Галины Петровны четыре раза, с 1966 года, ездили отдыхать на море.

Вопреки легендам о том, будто разведчики могут много выпить, Конон Трофимович свою меру знал. Пьяным Трофим отца никогда не видел. Лишь однажды на дегустации в знаменитом Абрау-Дюрсо мать встретила подругу, вместе с которой была в оккупации. Подруге — дегустатору по профессии — на работе пить было не положено, и она пригласила друзей к себе домой. Вот тогда режим и был нарушен. Когда вернулись в гостиницу, отец строго сказал: «Всё, хватит. Ездим только на море».

Конон Трофимович очень любил хоккей. В «Лужниках» в ложе «А» тогда все болели за непобедимый ЦСКА, в крайнем случае за «Спартак». Конон же и небольшая группа товарищей в нарушение традиции страстно поддерживали «Динамо».

Молодый дружил со своим начальником по Нью-Йорку, Фишером — Абелем. Оба с большим интересом, который тщательно скрывали от других, наблюдали за съемками фильма «Мертвый сезон». Первую часть фильма оба воспринимали относительно благожелательно: там были и опознавательные знаки, и какие-то эпизоды, напоминавшие то, чем занимались нелегалы. А над второй серией дружно подсмеивались. Молодого должен был играть не Донатас Банионис, а другой актер, совсем на него непохожий. Тогда на семейном совете с участием мамы и дочери Лизы решили обратиться к молодому режиссеру Савве Кулишу с просьбой подыскать кого-то на Конона похожего. Похожим оказался Банионис. Отец, по словам Трофима Молодого, с ним познакомился, что-то советовал. Но пришло время озвучивать картину, и выяснилось, что актер из Литвы по-русски изъясняется с сильным акцентом. Так что на озвучивание пригласили знаменитого «Шурика» — Александра Демьяненко.

Наступил ответственный момент. Первый просмотр фильма. Собрался весь художественный совет. И судьба картины повисла на волоске. Не понравился Банионис — «не героический, не видный». И Молодому пришлось его отстаивать еще во время съемок, объяснять, что героического и видного поймали бы моментально.

А еще на худсовете один из редакторов обвинил режиссера в незнании специфики разведки. И тут слово взял разгневанный Молодый. Прямо спросил редактора: а сам-то он специфику разведки знает? И получив ответ, выпалил: «А я знаю. Оставьте фильм в покое». Так «Мертвый сезон» появился на широком экране.

Во второй половине 1980-х годов, когда в преддверии перестройки советское общество почувствовало бблыиую свободу, популярный актер поведал в одной из газет, что воплотить образ советского нелегала, работавшего в глубоком немецком тылу, ему помогло личное знакомство с другим разведчиком, вполне реальным, работавшим в Лондоне. Речь шла не о «Мертвом сезоне», а о «Семнадцати мгновениях весны». И вот нелегал подсказал артисту, как общался в кафе одними лишь глазами с женой, привезенной к нему на мимолетную встречу в Берлин времен войны.

Увы, в действительности такого не было. С женой Галиной Петровной, Конон называл ее Галюшей, встречался за границей лишь однажды. За несколько месяцев до рождения Трофима она, уже беременная, отправилась отдыхать вместе с Кононом к нашим в ту пору большим друзьям чехам в Карловы Вары. А так виделась с мужем только во время его коротких наездов в Москву.

И манеру курить, по словам того же актера, он перенял у Конона. Но Молодый, как вспоминает его сын, вообще не курил. В семь лет мама поймала его с папироской, и он дал ей честное слово: «Больше никогда не буду». И слово сдержал. Курево, исправно получаемое на фронте, он менял на маргарин. В английской тюрьме заключенный Лонсдейл обменивал сигареты на бутерброды.

В Москве Молодый по-прежнему служил во внешней разведке — учил ребят, которые были готовы повторить его трудную судьбу. Конону Трофимовичу не исполнилось и пятидесяти, когда его перевели с оперативной работы на преподавательскую. Он заведовал сектором, а мог бы воспитывать молодых разведчиков. Пришлось вживаться в новый коллектив. Судя по всему, преподавательская деятельность не доставляла ему радости, это была не его стихия.

Молодого не наградили звездой героя, а он о наградах даже не думал. Мечтал работать снова нелегалом. Однажды в маленькой двухкомнатной квартире Трофим невольно услышал тихий ночной разговор родителей. Отец спрашивал свою Галюшу, готова ли она снова ждать: признался, что договорился о пластической операции, о возвращении в нелегалы. Не успел, не вышло…

Молодый был разочарован многим из того, что происходило в стране после короткой оттепели 1960-х. Немало повидавший за рубежом, он понимал: мы можем жить лучше. Однажды они с Абелем, вспоминает Трофим Кононович, отказались от праздничного пайка. Выдавали им такие к 7 Ноября, ко Дню чекиста. За три рубля с копейками целый набор продуктов, которых тогда в магазине купить было невозможно. Сидят они с Вильямом Генриховичем в своем управлении довольные, готовые осчастливить жен и детей. И заходит к ним приятель, до полковника еще не дослужившийся. Смотрит на паек и, вздыхая, говорит, что ему такого «не положено». И отец с Абелем пошли и весь этот продуктовый дефицит сдали. По тем временам — дерзкий поступок.

Наконец наступил день, когда обменяли Морриса и Лону Коэн. Их вывезли из Англии сначала в Польшу, а потом в Москву. Поселили за городом. И Лону с провожатым отправили на Новый Арбат (тогда проспект Калинина): смотреть квартиру. А она оказалась крошечная, неудобная. И Лона, когда к ним на дачу приехал председатель КГБ Юрий Владимирович Андропов, выпалила ему прямо в глаза: «Юрий, я девять лет отсидела в такой же квартире, только с решетками. Что, из одной камеры — в другую?» Андропов тут же связался с хозяйственным управлением: распорядился дать Коэнам трехкомнатную квартиру на тихих Патриарших. Туда и наезжал к крестным Молодый с семейством.

На первых порах все разговоры с тетей Лоной и дядей Петей переводил Трофиму отец. Вскоре Лона уже бойко шпарила по-русски, а дядя Петя использовал жену в качестве переводчицы. С детьми Молодого, особенно с крестником Трофимом, отношения установились у Коэнов прямо родственные.

Трофиму было 12 лет, когда внезапно умер отец. Мать очень много болела. Часто, по три-четыре раза в год лежала в больнице, потом ее отправляли в санатории. Но все равно нервы не выдерживали. Столько прождать мужа и потерять его мгновенно. Галина Петровна так до конца дней своих и не смогла поправиться. «И тетя Лона, и дядя Петя, у которых не было детей, даже хотели меня усыновить, — вспоминал Трофим Кононович. — Об этом тетя Лона рассказала мне незадолго до своей смерти, когда моему сыну Конону исполнилось уже лет 12. Обращалась к своему начальству, просила. Но что-то тогда не получилось, сказали ей на Службе, что не могут. Моя мама об этом не знала. Лона была женщиной интеллигентной, деликатной».

Вокруг смерти Конона Молодого немало всякого накручено. Умер прямо во время пикника, где выпивали, закусывали. Сын, конечно, лучше других знает, как это случилось. Конон Трофимович любил собирать грибы. Поехали 10 октября 1970 года в грибные места. Отец, как всегда, за рулем. Детей не взяли. Забрались далеко. Сели поужинать, и вдруг отец упал на траву, не мог пошевелиться. Пока добрались до телефона… Мать помнила только номер Абеля. Дозвонились ему, Вильям Генрихович связался с коллегами, всё объяснил и вызвал служебную машину. Но… У отца был обширный инсульт. Рок семьи Молодых: ведь и отец Конона умер так же внезапно.

Сын Конона Молодого Трофим решил стать военным. Начинал в погранвойсках. В Москве служить было скучно. И Трофим попросился на далекую северную заставу, где сходятся границы трех наших скандинавских соседей. Дослужился до начальника заставы. А в 1989-м майор Молодый комиссовался по состоянию здоровья. Сейчас — бизнесмен.

Сына своего назвал, как и принято в роду Молодых, Коно-ном. Теперь у Конона подрастает сынишка Трофим. Так что династия продолжается.

— И, знаете, — улыбается Трофим Кононович, — моя бабушка своего сына, моего отца, называла Каничкой. И моя жена, того, конечно, не подозревая, тоже зовет сына Каничка…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.