Глава 12. Долгое Возвращение в Мемфис

Глава 12.

Долгое Возвращение в Мемфис

По мере того как 1966 год приближался к концу, сообщения о чикагских событиях исчезали с первых полос газет. Провал нового Билля о гражданских правах и эскалация все более непопулярной войны во Вьетнаме заслонили собой победу Мартина Лютера Кинга в Чикаго. Да и сам исход сражения был далеко не триумфальным, если его оценивать по тому, что оставалось еще доделать. В октябре Кинг вместе с другими руководителями Движения подписал манифест, в котором призывалось «действовать ненасильственными методами, содействуя углублению демократического процесса интеграции и межрасового сотрудничества». Полемика внутри Движения продолжалась, но публикация манифеста подчеркнула, что дискуссия носит внутрипартийный, как бы семейный характер. Белая пресса тем временем продолжала комментировать лозунг «Власть черным!» в самых мрачных тонах.

Сторонники власти черных внутри самого Движения также были многих недовольны. Они освистали Мартина Лютера Кинга на массовом митинге в Чикаго. Такого никогда с ним прежде не случалось. Он расстроился и всю ночь не мог заснуть. Однако чем дольше он обдумывал ситуацию, тем отчетливее ему становилась причина нетерпения людей. Он сам обещал им скорую свободу. Вскоре он написал: «Я убеждал их верить в Америку и доверять белым. Они размечтались. И сегодня они свистели потому, что чувствовали нашу неспособность исполнить обещание. Они свистели потому, что мы убеждали их верить народу, который слишком часто оказывался вероломным. Они враждебны сегодня потому, что видят, как мечта, которую они с такой готовностью приняли, превращается в кошмар разочарования». Тем не менее Кинг продолжал подчеркивать, что концепция власти черных вполне совместима с движением ненасилия. При этом он считал, что альтернативы активному сотрудничеству с белыми попросту нет. Как писал Кинг в своем предисловии к книге А. Филипа Рэндолфа «Бюджет свободы»: «Нам предстоит долгая и кропотливая работа. Мы должны выступать за интересы всей американской бедноты... Мы уничтожим негритянские гетто только тогда, когда сумеем избавиться от всех видов трущоб и построим новые города для всех. Мы избавимся от безработицы среди негров, когда избавимся от безработицы как таковой. Мы создадим для негров хорошее образование только тогда, когда сумеем создать образовательную систему для всех».

В середине декабря Мартин Кинг взял двухмесячный отпуск для того, чтобы поработать над книгой «Куда теперь мы пойдем». Значительная ее часть уже была написана им во время отдыха в Бимини. Он собирался среди прочего написать о войне во Вьетнаме, хотя и знал, что активная антивоенная позиция ведет его к падению популярности. По данным института Гэллапа, в январе 1967 года его уже не было в десятке «самых обожаемых» людей страны. Тем не менее Кинг не мог молчать. Вскоре после возвращения с Багам он призвал Соединенные Штаты вывести свои войска из Вьетнама. На конференции в Лос-Анджелесе он сказал: «Наши надежды стать Великим Обществом расстреляны на полях сражений во Вьетнаме. Нужды этой войны уже пожрали львиную долю тех средств, которые, были выделены на специальные программы внутри страны, обрекая бедных, как белых, так и негров, нести на себе тяжкое бремя... Имеются данные, согласно которым мы расходуем 322 тыс. долларов на каждого убитого нами врага, тогда как в так называемой «войне с бедностью» расходуется всего 53 доллара на каждого «бедного», Причем значительная часть из этих 53 долларов уходит на жалованье тем, кто сам далеко не беден». Он призвал всех сторонников мира «объединиться столь же эффективно, как это делают «ястребы»... Мы должны соединить воедино правозащитное движение с силами, выступающими за мир... Мы должны работать не покладая рук, чтобы народ, который мы так любим, смог бы подняться на новый уровень развития... »

25 марта 1967 года в чикагском колизее и 4 апреля в нью-йоркской Прибрежной церкви он выступал еще более страстно, порицая жестокость режима, который посылает черных и белых солдат сражаться рука об руку, убивая и погибая «за страну, которая не позволяла им ходить в одну школу». Он говорил о той ответственности, которая лежит на его плечах как лауреата Нобелевской премии, как христианского священника и как сторонника ненасилия. «Тем или иным образом это безумие должно прекратиться. Мы должны немедленно остановить его. Я говорю как дитя Господа, как брат страждущих бедняков Вьетнама. Я говорю от имени тех, чья земля опустошается, чьи дома уничтожаются, чья культура разрушается. Я говорю от имени той американской бедноты, которая несет двойное бремя потерь: их надежды растаптываются здесь, дома, их тела и души гибнут там, во Вьетнаме. Я говорю как гражданин мира, ибо мир застыл в ужасе, глядя, какой путь мы решили избрать. Я говорю как рядовой американец, обращаясь к лидерам своей собственной нации. Мы сами развязали эту войну. Мы должны сами добиваться ее прекращения... Война ? это не аргумент против коммунизма. Необходима не война, а подлинная революция ценностей». Слишком часто вооруженные силы Соединенных Штатов использовались «для поддержания стабильности и обеспечения неприкосновенности наших инвестиций» не только во Вьетнаме, но и в Гватемале, Перу, Колумбии и в других странах, где они явно выступали на стороне «реакционных» режимов. «Новое восприятие ценностей позволит людям осмотреться и увидеть, что частный капитал Запада вкладывает огромные суммы в страны Азии, Африки и Южной Америки только для того, чтобы получать оттуда прибыль, нимало не заботясь об улучшении жизни в самих этих странах».

На совещании коллегии НАСПЦН, проходившем 11 ? 12 апреля, Рой Уилкинс резко критиковал Мартина Кинга за его неприятие войны. Другие негритянские лидеры, такие, как Уитни Янг, Джеки Робинсон и Ралф Банч, также были недовольны Кингом, заявляя, что его позиция сослужит очень плохую службу правозащитному движению. В воскресенье, 16 апреля, Кинг вывел на улицы Нью-Йорка

125-тысячную колонну демонстрантов, которая прошла от Центрального парка до площади ООН. Таким образом, он стал одним из руководителей кампании по весенней мобилизации сил против войны во Вьетнаме. В интервью, данном после этой демонстрации, он сказал: «Я не вижу никакого противоречия в том, что правозащитники высказываются против войны. Серьезные нравственные проблемы обычно нерасторжимы. Что касается меня, то в течение многих лет я проповедовал ненасилие. Поэтому я не был бы последовательным, если бы не выступал против войны во Вьетнаме, не так ли?»

Антивоенные организации рекомендовали Кингу баллотироваться в 1968 году в президенты США. Но 25 апреля 1967 года он дал понять, что не будет этого делать. На пресс-конференции в церкви Эбенезер он объяснил свое решение: «Я давно привык думать о себе как о деятеле, не связанном с партиями. Мое дело ? выявлять проблемы и вести дело так, чтобы любая из партий, находящаяся в данный момент у власти, вынуждена была действовать творчески и конструктивно». Он выразил надежду, что «война во Вьетнаме будет прекращена задолго до выборов 1968 года и что нынешний Конгресс найдет и мужество, и необходимые голоса, чтобы вновь вывести наш народ на путь строительства действительно великого общества, отвечающего интересам каждого из своих граждан».

В своей антивоенной борьбе Мартин Кинг ни в коем случае не утратил интереса к событиям, происходящим в его собственной стране. Посетив 12 июня Кливленд, он пообещал возвращаться сюда раз в две недели на выходные, чтобы поддержать негритянского кандидата в мэры города ? Карла Стоукса, а также помочь Сонни Дентону, местному лидеру освободительного движения, организовать городскую кампанию «Продовольственная корзина». Эта программа, реализация которой началась как конкретное и весьма скромное мероприятие в Атланте, стала одной из самых успешных акций в Чикаго. Под руководством преподобного Джесси Джексона эта программа с начала своего действия в мае 1966 года обеспечила работой 2200 негров. На совещании, проводившемся 20 июля в Чикагской семинарии, в котором приняли участие 150 священников из 42 городов, было решено сделать программу «Продовольственная корзина» общенациональной.

Методика к тому времени уже была обкатана: священники опрашивали прихожан-предпринимателей и собирали данные о численности работников на их предприятиях, о количестве среди них негров, об их профессиях, о видах работ, которые они выполняют, о зарплатах каждой категории сотрудников. Затем эти данные изучались специальной комиссией и результаты этого анализа возвращались священникам, которые проводили с предпринимателями беседы и рекомендовали им нанимать темнокожих сотрудников в пропорциях, соответствующих численности негритянского населения в соответствующем районе. Если предприниматели не соглашались сотрудничать в этих вопросах, священники организовывали бойкоты и пикетирование их предприятий. В Чикаго благодаря деятельности священников Джессу Джексону удалось достичь соглашений с четырьмя крупными фирмами. «Эти соглашения, ? сказал Кинг, ? открыли доступ на рынок товарам и услугам, производимым негритянскими предприятиями. Негритянские компании, следовательно, получили возможность расширяться и нанимать больше сотрудников. Кроме того, в Чикаго была одержана еще одна, неслыханная прежде победа: деньги, получаемые штатом на решение проблем цветных, стали направляться в финансовые учреждения, принадлежавшие цветным... Мы готовы ворваться в экономическую сферу с невозможным прежде напором. Мы изыскиваем возможности наносить удары системе белого господства по весьма чувствительному для нее месту ? по кошельку».

Одновременно с проведением операции «Продовольственная корзина» Джеймс Бивел и Мередит Джилберт организовали шестимесячную забастовку 600 арендаторов жилья под эгидой союза, призывавшего покончить с трущобами. Эта забастовка завершилась победой. Однако бороться становилось все труднее и труднее. Месяцы усилий десятка с лишним ветеранов борьбы за негритянских избирателей не дали никаких реальных результатов. Им так и не удалось создать ядро политического влияния в гетто Чикаго. «Мы полагаем, что люди здесь будут достаточно разумны для того, чтобы голосовать за правильных кандидатов», ? заявил Кинг в начале кампании. Но апатия, конформизм, привычка плыть по течению, подчиняясь политическому конвейеру, мешали процессам развиваться в правильном направлении. До сих пор не было полностью реализовано знаменитое Августовское соглашение 1966 года. В июне текущего года чикагское отделение НАСПЦН объявило о своем выходе из Чикагского движения. Это всего лишь один из примеров разногласий, существовавших между 44 группами, которые входили в ККОО. Трещина между молодыми радикалами и более возрастными, более умеренными участниками расширялась, становясь при этом все глубже.

Словно в подтверждение сложности ситуации в городах Севера, 12 июля 1967 года в Ньюарке, штат Нью-Джерси, начался бунт. Он продолжался четыре дня и привел к гибели 21 негра и 2 белых. Реагируя на это, Конгресс в спешном порядке принял Билль против мятежей и бунтов 347 голосами против 70. На следующий день, 20 июля, конгрессмены с высокомерными насмешками отказались (207 голосов «против», 176 ? «за») рассматривать предложение о выделении средств на избавление американских городов от крыс.

Рано утром 23 июля вспыхнул еще один крупный бунт ? в Детройте. Он также продолжался четыре дня и унес жизни 33 негров и 10 белых. Это были самые массовые из беспорядков, происходивших в течение первых девяти месяцев 1967 года. Бунт в Детройте был в самом разгаре, когда Мартин Лютер Кинг поддержал использование войск для его подавления. «Мне очень жаль, ? сказал он, ? что необходимо вызывать федеральные вооруженные силы, но бунт есть бунт и он должен быть остановлен». В то же время Кинг заявил, что бунты не прекратятся до тех пор, пока Конгресс не создаст «какой-либо эффективной и масштабной программы по борьбе с безработицей». Все разногласия между Кингом, Уилкинсом и Янгом были на время забыты, когда они сообща присоединились к воззванию А. Филипа Рэндолфа, обращенному к бунтовщикам Детройта: «Беззаконие толпы никому не выгодно. С ним надо немедленно покончить».

Как только детройтские пожарища погасли, Кинг направил представителя КЮХР в Вашингтоне Уолтера Фонтри на работу в Городскую коалицию. Эта организация состояла из 18 представителей церковных и деловых кругов, а также профессиональных союзов и правозащитных организаций. Почти в то же самое время президент Джонсон создал Национальную комиссию советников по вопросам гражданских беспорядков, во главе которой стал губернатор Иллинойса Отто Кернер. Первый заместитель Кернера мэр Джон В. Линдсей из Нью-Йорка и один из девяти рядовых членов комиссии А. У. Абел также были членами Городской коалиции. Рой Уилкинс ? единственный из руководителей правозащитного движения в составе Комиссии Кернера, в Городской коалиции был представлен своим помощником. Когда эти организации притупили к работе, Мартин Кинг в открытом письме в «Нью-Йорк тайме» призвал белую Америку проявить «больше государственной мудрости и готовность идти на жертвы», чтобы облегчить «невыносимую жизнь негров». Признавая, что отдельные чернокожие граждане виновны в убийствах, за которые они должны будут ответить и ответят по закону, он призвал разобраться в истинных причинах трагедии и выявить всех ее виновников. «А как насчет крови на руках Конгресса, который осмеял скромную статью расходов на истребление грызунов, ежедневно кусающих в гетто младенцев; который обокрал программу «Образцовый город» и истребил субсидии для арендующих жилье; который в сотрудничестве с администрацией президента урезает более чем вдвое все столь необходимые программы по борьбе с бедностью? А что следует сказать в адрес белого общества, которое хладнокровно усилило свое сопротивление реформам? И это после пророческих слов, сказанных консерваторами из Комиссии Маккоуна после бунта в Уоттсе: «Августовские бунты покажутся лишь прелюдией к тому, что может произойти в один прекрасный день». На эти слова не обратили никакого внимания. И вот два года спустя этот ужасный день настал. Разве не надо всех виновных усадить вместе на одну скамью подсудимых?»

Выступая на десятом ежегодном съезде КЮХР в Атланте две недели спустя, Кинг заявил, что «в нынешнем Конгрессе расизм цветет пышным цветом». С целью избежать еще более опасных бунтов летом 1968 года, необходимо спланировать очень эффективную программу ненасильственных акций, которые бы заставили Конгресс принять соответствующие законодательные меры до того, как конгрессмены разъедутся на летний отдых. В качестве реальной альтернативы бунтам, сказал он, «крупномасштабные акции гражданского неповиновения могут использовать эту ярость, накопившуюся в негритянских массах, как конструктивную, созидательную силу». Он кратко охарактеризовал те тактические приемы, которые могут быть использованы в северных городах: школьные бойкоты, массовые пикеты безработных у проходных на заводах и фабриках, палаточные городки негритянской молодежи. «Создание препятствий функционированию городской системы жизнеобеспечения без разрушения ее основ, ? сказал он, ? может быть эффективнее бунта, так как оно может длиться значительно дольше и приносить обществу большие убытки, не демонстрируя порочной разрушительности. Кроме того, правительству труднее справиться с ним: превосходство в силе в этом случае не играет решающей роли... Наша главная проблема заключается в том, что ни администрация, ни Конгресс не предрасположены искать реальные лекарства от социальных болезней, предпочитая им чисто полицейские меры».

Еще в 1963 году Кинг и его товарищи подали апелляцию на приговоры, полученные ими за участие в бирмингемских демонстрациях. В июне 1967 года Верховный суд США оставил в силе вердикты, приговаривавшие их к пятидневному заключению, а в октябре того же года отказался пересмотреть их дела. Теперь Кингу предстояло вернуться в то место, где было написано его «Письмо из бирмингемской тюрьмы». Он отнесся к судебному решению с иронией. 23 октября он представил на рассмотрение Комиссии Кернера законопроект о гражданских правах обездоленных, который составлялся еще для Кеннеди, а затем вылетел в Бирмингем. Фред Шаттлсворт с четырьмя другими коллегами, отсидевшие по четверо суток, уже были освобождены досрочно. Та же участь была уготована и Мартину Кингу и трем его соратникам ? Ралфу Эйбернети, А. Д. Кингу, служившему теперь в одной из луисвилльских церквей, и Уайтту Ти Уокеру, который проповедовал в Нью-Йорке и был специальным помощником губернатора Рокфеллера. Они с пользой провели назначенный им срок, обсудив в тюрьме способы реализации настойчивых предложений Кинга по развертыванию массового ненасильственного наступления. В результате появился предварительный план похода бедных. В начале декабря проект обсуждался на собрании КЮХР в Атланте. Согласно проекту, в походе должны были принять участие около 3 тыс. человек, подготовленных к ненасильственным действиям. Выйдя из разных мест отдельными колоннами, они должны были собраться в столице страны весной 1968 года. «Америка, ? заявил Кинг, ? в настоящий момент стоит перед выбором своего исторического пути развития. Для нас как нации и как государства сейчас очень важно, чтобы этот путь оказался действительно новым и чтобы страна пошла по нему решительно и мужественно. Невозможно недооценивать масштабы нынешнего кризиса, охватившего Америку. На карту поставлены не только стабильность государства, всей цивилизации и будущее свободного правления, но и судьба каждого отдельного человека». «Не опасны ли подобные демонстрации?» ? спросил его один из журналистов. Кинг согласился, что определенный риск есть, поскольку часть негров разозлена и испытывает чувство горечи, но отказ от действий, сказал он, граничит с нравственной безответственностью. «Поход бедняков, ? заявил он, ? это последний, отчаянный призыв к власть предержащим предотвратить начало ужасающего хаоса, ненависти и насилия».

По мере того как план предстоявшей кампании принимал конкретные очертания, Мартин Лютер Кинг продолжал энергично протестовать против войны в Азии. Его протесты стали постепенно привлекать к себе симпатии все большего числа обеспокоенных войной американцев. В сентябре 1967 года Карл Роуен утверждал, что антивоенные выступления Кинга «внесли новое напряжение и новые проблемы во все правозащитное движение. Он стал persona поп grata для Линдона Джонсона... заставил отвернуться очень многих наших бывших друзей и союзников и дал оружие в руки наших врагов в обеих ведущих партиях, создав общее впечатление, будто негры лишены патриотизма». Как бы отвечая на эти выпады, Кинг в речи, с которой он выступил в День ветеранов, сказал: «Во время войны с Мексикой интеллектуальная элита нации ? Эмерсон, Торо и другие деятели, подвергли очень резкой критике национальную политику. В Конгрессе мало кому известный молодой политик публично высказал целый ряд замечаний, в которых он язвительно разоблачал цели войны. Звали сего конгрессмена из Иллинойса, проводящего в Федеральном собрании свой первый срок, Авраам Линкольн. В это же время один молодой армейский лейтенант собирался подать в отставку в знак протеста против этой войны. Это был Улисс Грант». Затем Кинг вновь коснулся позорной шкалы приоритетов, согласно которой без всякого внимания остается бедственное положение городских трущоб с их разрухой, убожеством и грязью... «Война настолько усилила отчаянную безысходность негритянского населения, что бунты в городах стали привычной, хотя и уродливой чертой американской политической жизни». Кинг повторил эти обвинения в цикле из пяти речей, написанных специально для Канадской радиокорпорации. Эти речи транслировались в течение ноября и декабря 1967 года.

Хотя примерно половина негров, по оценке Роуена, не соглашалась с антивоенными взглядами Кинга, опрос чернокожего населения в городах, проведенный журналом «Форчун» в январе 1968 года, выявил, что 82 процента респондентов «очень сильно» доверяли доктору Кингу, а 83 процента считали, что он реально борется за интересы негров.

В упомянутой речи в День ветеранов Кинг отметил, что во время бунтов в негритянских гетто «даже в состоянии ярости подавляющее большинство темнокожих граждан вымещали свою злость не на людях, а на неодушевленных предметах». Несмотря на все более агрессивную риторику проповедников черной силы, насилие над людьми продолжало оставаться монополией белых. В конце января белые демонстранты выкрикивали издевательства и угрозы в адрес семи негритянских ребятишек, зачисленных в начальную школу Чикаго. Когда два белых сторонника интеграции устроили мирную контрдемонстрацию, толпа расистов напала на них. Полиция наблюдала за дракой, а затем арестовала тех, кто выступал за совместное обучение. Симпатии полицейских явно были на стороне расистов. Их оппонентам они порекомендовали заниматься своими собственными делами.

8 февраля полиция и Национальная гвардия открыли огонь по группе темнокожих демонстрантов в студенческом городке Государственного колледжа Южной Каролины. Были убиты 3 и ранены 37 человек. Большинство из них получили ранения в спину. Белая пресса назвала это побоище «подавлением бунта». Единственной жертвой среди белых сил правопорядка стал сотрудник полиции штата, ушибленный какой-то деревяшкой. Две недели спустя в штате Миссисипи полиция открыла огонь по толпе темнокожих студентов из колледжа Оллкорн, в котором некогда учился Медгар Эверс. Были ранены 6 подростков. Это событие оказалось практически незамеченным прессой. Тем не менее оно, как и другие акты насилия со стороны белых, не прошло бесследно. Последствия этих инцидентов отчетливо ощущались негритянским студенчеством. Остро чувствовал их и Мартин Лютер Кинг.

Кинг находился в состоянии, близком к нервному срыву. В начале января он поддержал призыв собрать 5?6 февраля многотысячный антивоенный митинг в Вашингтоне. Две недели спустя, когда днем сбора в Вашингтоне всех участников похода бедных было назначено 22 апреля, он сказал: «У меня не осталось никаких сил». Прошло много времени, почти три года со дня его последнего крупного триумфа, и у него не было никаких оснований рассчитывать на быструю победу в предстоящих событиях. Ставки, однако, были очень высоки, а шансы крайне малы. 30 января исполнилось ровно 20 лет со дня убийства Махатмы Ганди. Его застрелил фанатик-индуист за то, что он старался установить мир между индусами и мусульманами. Ганди так же, как затем Кинг, мечтал о прекрасном будущем для своей страны. Он хотел, чтобы в Индии действительно установилось царство ненасилия, чтобы все ее народы жили бы в мире ? индуисты, мусульмане, буддисты, сикхи и христиане. Ганди никогда не утрачивал веры в свою мечту, даже тогда, когда увидел, как окружающая жизнь начинает превращаться в кошмар братоубийственной резни. Что ждало Америку в ближайшие месяцы? Мог ли Кинг по-прежнему утверждать, что у него «есть мечта»? Нет, мечта его никуда не делась, но никогда прежде она не выглядела столь тускло и призрачно. Его наполняли дурные предчувствия. Он пытался их осмыслить: «Я уже давно бреду долиной смерти и теней... » Ровно двенадцать лет назад ? день в день, 30 января ? в его дом была брошена бомба. Это было первое из многих покушений на его жизнь. Сколько их еще будет? Он чувствовал глубокую тревогу, не зная, что ждет его впереди. Единственное, что он знал точно, так это, как и что он сам должен делать. Если его ожидает несчастье, то он предпочтет стать его жертвой, нежели свидетелем крушения всех своих надежд.

В ближайшее воскресенье, выступая с проповедью на утренней службе в Эбенезере, он рассуждал о смерти и о смысле своей жизни. Причем в его голосе не было задумчивости, грусти или уныния. Он говорил энергично и страстно. Ничто не свидетельствовало о том, что он ощущает близость своей кончины. Он рассуждал о смерти, как человек, полностью принявший ее условия и примирившийся с ее неизбежностью: «Мы все думаем о смерти. Время от времени я тоже думаю о ней и о собственных похоронах. Я не испытываю к ней никакого отвращения или ужаса». Далее он перешел к рассуждениям о том, какие похороны и какое погребальное слово его бы лично устроили, «если хоть кто-то из вас будет со мной в тот день». Он надеялся, что будут вспоминать не о премиях и почестях, а о том, что он пытался сделать в своей жизни ? о том, что он «старался всю свою жизнь служить людям» и что он «старался любить других». Ему хотелось бы, чтобы они могли сказать о том, как он пытался накормить голодных, нагим дать одежду, быть рядом с теми, кто томился в тюрьме. «И мне бы очень хотелось услышать от вас, что я изо всех сил старался любить людей и служить им».

«И если вы захотите сравнить меня с барабанщиком, ? чеканил он слова в энергичном, ударном ритме, ? скажите, что я был барабанщиком, звавшим людей на бой за справедливость, за мир, за порядочность. А все остальное ? малостоящая мелочь.

Я не оставлю после себя много денег. Я не оставлю после себя никаких драгоценностей и предметов роскоши. Но мне всегда хотелось оставить после себя жизнь, отданную делу и людям».

На следующий день вместе с Ралфом Эйбернети, раввином Авраамом Й. Хешелем и еще двумя тысячами человек Мартин Кинг пришел на Арлингтонское национальное кладбище. Он молча почтил память тех, кто погиб во Вьетнаме. На следующий день, выступая в центре Вашингтона перед митингующими, Кинг вновь подчеркнул мысль о том, что движение за мир и движение за расовую справедливость ? сиамские близнецы-братья. Затем он привлек внимание к ужасающему положению бедных американцев. Массовая безработица и неполная занятость раскачивают лодку государственности «посильнее Великой депрессии 30-х годов... Мы обрекли часть нашей нации на положение низшего класса отверженных, и до тех пор, пока эти люди не найдут себе достойного места в экономической системе, наши проблемы не закончатся... Эти проблемы уже принесли нам много горьких плодов, но они продолжают разрастаться. Мы, сотрудники КЮХР... чувствуем, что пришло время начинать новую кампанию борьбы по типу тех, что проводились в Селме или в Бирмингеме, с целью добиваться улучшения материального положения беднейших слоев нашего населения».

Очередную годовщину со дня рождения Линкольна ? 12 февраля ? Кинг весь день провел в своем офисе в Атланте. Обсуждались вопросы, связанные с организацией похода бедных. Было решено, что участники пойдут на Вашингтон пятнадцатью колоннами: 10 из городов и 5 из разных сельских районов. Одна из групп выйдет из Роксбери, негритянского гетто в Бостоне, и пройдет по маршруту «Нью-Йорк ? Ньюарк ? Филадельфия». Другая группа выйдет из чикагского Лондейла, доберется до Луисвилля, затем до Детройта, а потом повернет на восток ? к Питтсбургу. Южная колонна должна выйти из штата Миссисипи и направиться на восток ? в Севанну и Чарльстон, а затем повернуть на север. Четвертая колонна должна будет пройти по знаменитому тракту через Аппалачские горы. Никаких отрядов с тихоокеанского побережья приводить в Вашингтон не планировалось. На Западе должны были состояться многочисленные демонстрации прямо на местах.

Оставалось разработать точный график материально-технического и финансового снабжения. Как обычно, оставалось место и для творческой и для нудной черновой работы. Часть последней Мартин Кинг взял на себя, совершив целый ряд стремительных поездок по ключевым точкам маршрутов и лично пообщавшись с организаторами прямо на местах. За неделю ему пришлось совершить несколько таких командировок. В одну из поездок он посетил места своих самых крупных сражений, побывав 15 февраля в Бирмингеме, а на следующий день ? Селме и в Монтгомери. Обращаясь к собиравшимся на встречи с ним в этих городах, он не мог не вспоминать событий минувшего. Это обостряло все его чувства, и без того напряженные накануне того великого деяния, которое ему предстояло совершить. Он уже разослал письма всем сторонникам КЮХР. «Вас уже пытались отговаривать громоподобные хоры голосов от акций, которые планировались нами и в Селме, и в Бирмингеме. Ныне результаты, достигнутые нами в этих городах, и проведенные вследствие их реформы с гордостью приветствуются всем обществом». Он писал о предстоявшей кампании как о «последнем шансе» предотвратить «летнюю катастрофу». Правительство, заявил он, ничего не сделало в отношении «основных социальных причин», вызывающих бунты. Напротив, именно «упрямое бессердечие и равнодушие правительства к бедности порождают искры ярости и отчаяния... В залах Конгресса негритянские жизни представляются слишком дешевыми, чтобы принимать решительные меры. Куда проще спекулировать кровью и ничего не делать».

Турне, совершенное Мартином Кингом по городам Алабамы, подбодрило его. В Селме Уилсон Бейкер снял с должности шерифа округа Даллас Джима Кларка. Не Бог весть какое благодеяние, но все же это был шаг в правильном направлении. Кинг был в приподнятом настроении на следующий день, когда вместе с Кореттой и Энди Янгом прилетел в Кингстон на Ямайке, чтобы неделю поваляться на солнце. Здесь у него, кроме того, должно было найтись время, чтобы завершить речь, с которой он по возвращении собирался выступить в огромном Карнеги-холле. Начинался год, насыщенный юбилеями и годовщинами, имевшими самое непосредственное отношение к его собственной жизни. В январе исполнилось ровно двадцать лет со дня гибели Ганди, приближалось столетие со дня рождения У. И. Б. Дюбуа, великого негритянского ученого и общественного деятеля, умершего в добровольной эмиграции в Гане в день предыдущего их похода на Вашингтон. Он был на пять лет моложе А. Д. Уильямса и достиг широкой известности в Атланте в те дни, когда дед Кинга был еще молодым человеком. Он оставался одним из кумиров среди темнокожих людей, по меньшей мере в течение жизни следующего поколения. Именно Дюбуа стал вдохновителем идей для молодого А. Филипа Рэндолфа. И хотя в конце своей жизни Дюбуа стал членом Коммунистической партии США, его многочисленные достижения были по значению столь выше любой идеологии, что даже Мартин Кинг, на дух не переносивший коммунизма, относился к ним с большим уважением.

23 февраля Кинг выступил на вечере, посвященном столетию со дня рождения Дюбуа. Он охарактеризовал Дюбуа как «человека, обладавшего бесценной преданностью своему народу. Стремление добиться большого успеха и общественного признания не служило для него способом личного обогащения и самоутверждения. Кем бы он ни становился, какой бы профессией или видом деятельности не занимался, достигая во многих из них званий, степеней и наград, он всегда оставался в первую очередь чернокожим человеком. Он использовал богатство своего таланта как национальное достояние своего народа...

Образ доктора Дюбуа ? человека ? должен быть сегодня с нами, в наших умах и сердцах, чтобы в них не поселилось столь распространенное ныне отчаяние... Он противостоял Системе... Он противостоял множеству врагов, обливавших его презрением, пытавшихся отравить его жизнь, но его мощный голос никому и никогда так и не удалось заглушить.

Он гордился своим народом, ценил силу и богатство его духа, но он никогда не превозносил черный цвет кожи. Он гордился своим народом не потому, что черный цвет придает людям некую особую значимость, а потому, что его борьба и его завоевания имеют общечеловеческое значение. Дюбуа умел разглядеть в людях человеческое и любил прогрессивных людей любого цвета и оттенков кожи: черных, белых, желтых, красных или коричневых... Белая Америка, пропитанная ложью и выдумками о неграх, слишком долго жила в тумане невежества. Дюбуа разоблачал эти выдумки и закладывал основы достоверной истории негров и истории Америки, принося стране дар правдивости, за который американцы должны ощущать себя его должниками...

Дух Дюбуа будет витать над колоннами демонстрантов, которые в апреле пойдут на Вашингтон, так как он всегда сострадал униженным и не терпел любые формы несправедливости. Сегодня нам тоже нужно учиться у него подобной нетерпимости. Мы не должны успокаиваться или чувствовать удовлетворение до тех пор, пока каждый человек не получит необходимой ему пищи для ума и тела, свободы духа и ощущения собственного достоинства. Давайте не успокаиваться до тех пор, пока трущобы, кишащие крысами и паразитами, не останутся в темном прошлом и у каждой семьи не будет своего собственного, пригодного для существования жилища. Давайте не успокаиваться до тех пор, пока все пустые желудки в Миссисипи не ощутят сытости и пока вновь не оживут бездействующие предприятия в Аппалачских горах. Давайте останемся нетерпимыми до тех пор, пока слово «братство» не перестанет быть пустым звуком, которым обычно заканчиваются молитвы, а превратится в основу всех деловых и правовых отношений... Давайте сохранять нашу неудовлетворенность до тех пор, пока справедливость не будет сама обтекать землю, подобно водам могучего потока».

Публикация доклада Комиссии Кернера на следующей неделе подтвердила верность многого из того, о чем говорил Мартин Лютер Кинг. В своей статье, написанной вскоре после его ознакомления с этим документом, Кинг цитирует его с целью доказать необходимость предстоявшей кампании: «Наша нация раскалывается на два враждебных лагеря... и самым разрушительным инструментом этого самораспада, его режущей кромкой является белый расизм...

Ярость негритянского народа достигает точки кипения... Ненасильственные действия должны дать эффект «шоковой терапии», чтобы заставить правительство прислушаться к рекомендациям Комиссии Кернера и разработать программу действий национального масштаба, в которой желание реально помочь нуждающимся сочеталось бы со всеохватностью и последовательностью мероприятий, ? программу, подкрепленную ресурсами самой могущественной и самой богатой нации на земле. Если эта кампания КЮХР провалится, движение ненасилия будет дискредитировано и страна может превратиться в поле братоубийственной войны. Это будет подлинная трагедия, углубляющаяся пониманием того, что ее можно было избежать». Так что крайне необходимо, чтобы кампания оказалась успешной. «Бунты усиливают чувство страха у белого большинства, одновременно освобождая его от чувства вины. Это приводит к усилению репрессий... Недовольство негритянского населения столь глубоко, в душах людей накипело столько злости и отчаяния, они находятся в состоянии такого возбуждения, что обязательно нужно сделать хоть что-то, что даст выход глубоким и болезненным эмоциям». Что касается лично Кинга, то он заявил, что намерен и впредь проповедовать ненасилие, даже если предстоящим летом оно не позволит добиться победы. «Я убежден, что, если ничего не будет сделано для решения самых острых и самых реальных экономических проблем гетто, разговоры о партизанской войне утратят большую часть своей отвлеченности». Организаторы похода бедных не ставили перед собой конкретных целей, но Кинг надеялся, что поход поможет принять 12-миллиардный законопроект об экономических правах обездоленных.

К городским восстаниям, настаивал Кинг, продолжают относиться как к постыдным пятнам на фасаде государственности, но они суть проявления «потенциально смертельного заболевания». В докладе Комиссии Кернера он усмотрел как опасные, так и обнадеживавшие тенденции. Белые американцы заражены расизмом, но они также склонны к демократии. «Они поступают плохо, но у них имеется потенциальная возможность стать лучше. Они не ощущают близкого прихода Тысячелетнего Царства, но жизнь по-старому уже невозможна». Апрельская кампания дает шанс избежать национальной катастрофы и породить новую атмосферу классовой и расовой гармонии... Наше тревожное время всех нас испытывает на прочность и дает нам возможность встретить будущее с чистой совестью».

Выступая перед публикой 17 марта, Кинг вновь повторил эту мысль. До него выступал негр-конгрессмен Джон Коньерс, избранный в Грасс-Пойнте ? богатом белом пригороде Детройта. Предоставляя слово Кингу, епископ Ричард Эмрих сказал, что он восхищается Кингом, хотя и не может разделить его взгляды на войну во Вьетнаме, а также не поддерживает предложенную им идею демонстраций в Вашингтоне. И хотя большая часть трехтысячной аудитории тепло встретила речь Кинга, его постоянно беспокоили отдельные выкрики правых: «Коммунист!» и «Предатель!» Это было очень противно.

За последний месяц филиал КЮХР в Мемфисе, возглавлявшийся Джеймсом Лоусоном, оказался вовлеченным в забастовку негров ? работников сферы водного и коммунального хозяйства. 31 января группу чернокожих слесарей-сантехников отправили по домам, потому что начался дождь. Белые сантехники остались на работе и в конце недели они получили деньги за полный день, тогда как неграм оплатили только по два рабочих часа. В знак протеста 1375 членов местного отделения Федерации наемных работников 12 февраля объявили забастовку. Недавно избранный мэр города Генри Лоеб настаивал на том, что эта забастовка не законна. Он заявил, что никогда не подпишет никаких соглашений с профсоюзом, так как не признает этой организации в качестве легального представителя работников коммунальных служб. Забастовка тем не менее продолжалась, и 23 февраля руководители местного отделения НАСПЦН присоединились к Лоусону и другим деятелям профсоюза, пройдя в колонне демонстрантов по Мейн-стрит. Демонстрация организованно прошествовала несколько кварталов, как вдруг появилась машина с полицейскими и стала прижимать колонну к обочине. Вскоре из машины выскочили полицейские, которые стали опрыскивать мирных демонстрантов газом «Мускат», вызывающим временную слепоту и раздражение кожи. Трое полицейских схватили одного негра. Увидев, что они начали бить его по голове, Жак Уилмор, региональный представитель Комиссии США по правам человека, попытался вмешаться. «Я подошел к ним и предъявил свое удостоверение, ? рассказывал он позднее. ? И тогда они брызнули мне прямо в лицо «Мускатом».

Белая пресса приветствовала действия полиции и непреклонность мэра. Это заставило даже консервативных церковников-негров присоединиться к бастующим. Начался бойкот белых газет и всех магазинов семейства Лоеб. Центром борьбы стал собор Темпл, принадлежащий Методистской епископальной церкви. В нем собирались участники демонстраций и проводились собрания. Доктор Ралф Джексон, официальный представитель Африканской Методистской епископальной церкви на массовом митинге, состоявшемся 26 февраля, громогласно объявил: «Мы намерены маршировать до тех пор, пока сантехники не скажут: «Довольно». Но я должен сообщить вам новость: мы собираемся маршировать и после этого!» В списке требований, предъявляемых протестующими, первым стояло прекращение полицейской жестокости, затем шли улучшение жилищных условий, рабочие места, повышение ставок и тарифов, а также совместное обучение в школах. Создавалось полномасштабное городское движение, объединившееся вокруг профсоюза коммунальщиков. Профсоюз также имел свой список требований.

Проблемы этого маленького, никому не известного негритянского профессионального союза привлекли к себе внимание председателя Национального объединения профсоюзов Джерри Вурфа, а со временем и интерес Уолтера Рейтера, главы промышленного отдела АФТ-КПП. В начале четвертой недели забастовки к ежедневной демонстрации негров присоединились 500 белых профсоюзников, возглавлявшихся Томасом Пауэллом ? руководителем местного отделения АФТ-КПП. С этого момента с забастовочным движением стали сотрудничать отдельные представители белых церквей Мемфиса. Бэкстон Брайент, исполнительный директор Совета по гуманитарным вопросам в штате Теннесси, дважды был радушно принят мэром Лоебом и попытался убедить его в том, что ситуация в городе взрывоопасна. Брайент приводил аргументы из доклада Комиссии Кернера, доказывая, что Мемфис становится классическим примером общества, разделенного на два, отчужденных друг от друга, антагонистических лагеря. Такое противостояние и порождает бунты. Позиция мэра, однако, осталась непреклонной: он готов продолжать переговоры и дать гарантии, что забастовщикам не грозят никакие кары и репрессии, но насчет договора он высказался однозначно: «Никогда».

На одном из собраний в самом начале марта на трибуне появился темнокожий молодой человек. Он был в куртке с надписью «Захватчики». «Я радикал, ? сообщил он толпе. ? Прежде чем Генри Лоеб станет нас слушать, он должен увидеть кучи мусора на улицах города. Незачем копить его во дворах своих домов. Пусть мусорщики ездят и собирают его, если только смогут проехать... Чтение проповедей и сбор денег ? это все очень хорошо. Кто-то должен делать и это. Но среди вас ведь есть мужчины. Нам необходимо не маршировать, а сражаться. Когда идет разговор о таком городе, как этот, где так много полиции, лучше обзавестись стволами. Они вам понадобятся прежде, чем все закончится». После митинга председательствовавший оправдывался. Он заявил, что юноша имел право высказать свое мнение, хотя «мы уже давно выбрали себе наше оружие. Это оружие ? ненасилие».

Джеймс Лоусон постоянно держал Мартина Кинга в курсе развития событий в Мемфисе. Подобно Бирмингему и Селме в минувшие годы, так же как в свое время Сент-Огастин, Дэнвилл и Олбани, Мемфис превращался в место решительной схватки, исход которой был важен для всего освободительного движения. Несмотря на то что подготовка похода бедных требовала все больше и больше внимания, а возможно, именно поэтому Кинг чувствовал, что не может отказать коллегам из Мемфиса, попросившим его лично возглавить движение в их городе. Он вылетел из Детройта в Мемфис, чтобы выступить там 18 марта на митинге с участием 15 тыс. человек. Он планировал вернуться в Детройт в пятницу на той же неделе, чтобы провести здесь марш протеста. Но неожиданно начавшийся снегопад засыпал весь Детройт тридцатисантиметровым снежным покровом, и марш пришлось перенести на 28 марта.

Адам Клейтон Пауэлл вернулся в Нью-Йорк и в речи, произнесенной 25 марта, громогласно заявил, что «с белым человеком покончено» и что «время Мартина Лютера Кинга истекло». Кинг появился в Нью-Йорке на следующий день. Слова Пауэлла, набранные крупным шрифтом, были во всех газетных заголовках. Он не столько удивился этому, сколько расстроился. Однако 27 марта он сказал своим помощникам: «Мне бы очень хотелось, чтобы старина Адам мог видеть меня сейчас!» Он только что вернулся со встречи с 1600 учащимися старших классов в Саут-Сайдской высшей школе в Ньюарке. Уинтроп Макгрифф, лидер школьной организации, представляя Кинга аудитории, намекнул на речь Пауэлла: «В противовес более «воинственным» вождям, называющим его «дядей Томом», доктор Кинг воплощает собой мужество, способность к самопожертвованию и силу». Кинг приехал в школу, несмотря на предупреждение о возможности теракта.

Ключевой фразой в его речах в последний год стало выражение «Строй, детка, строй!». Это был измененный им боевой клич восставших в Уоттсе: «Жги, детка, жги!» И сейчас в Ньюарке он говорил о необходимости созидать, а не разрушать. Даже воинствующий Лерой Джонс тепло встретил его, когда Кинг посетил театральную студию Джонса в черном гетто Ньюарка. Кинг в течение уже многих недель не ощущал такого душевного подъема. Когда он позвонил в Атланту, чтобы уточнить график своих поездок, секретарша принялась убеждать его в необходимости сбросить обороты. «В любом случае все вы хотите моей смерти, ? ответил он, смеясь, ? так что до старости мне никак не дотянуть».

В оставшуюся часть дня он побывал на митинге в Орандже, где заявил: «Мы построим новую Америку!», а также в Джери-Сити и в Пэттерсоне, где сказал: «Мы должны противостоять несправедливой системе, не разрушая ни жизни, ни имущества». Вернувшись в Ньюарк в конце дня, он выступил в местной баптистской церкви, которая называлась «Абиссинская» точно так же, как и церковь Пауэлла в Гарлеме. В этом выступлении он красочно живописал ужас и оцепенение, которые должны охватить конгрессменов-южан меньше чем через четыре недели при встрече с участниками похода бедных в столице страны.

Марш протеста в Мемфисе был назначен на 9 утра следующего дня. Кинг, который должен был возглавить процессию, опоздал на два часа, прибыв только к 11 часам. Тем временем назревали неприятности. Лидеры Мемфисского стачкома призвали горожан ко всеобщей забастовке. В негритянской школе Гамилтон часть учащихся попыталась помешать остальным попасть в классы на уроки. Прибыла полиция. Ее встретили камнями и бутылками. Во время потасовки одна четырнадцатилетняя девочка получила сильный удар дубинкой по голове и ее отвезли в больницу. У Клейборнского собора, неподалеку от парка им. У. К. Хэнди демонстранты не обращали внимания на просьбы руководителей сойти с тротуара и выстроиться в колонну. Многие из зрителей прикладывались к бутылкам; кончилось тем, что около 10 часов две дюжины мужчин ворвались в магазин, торговавший спиртными напитками неподалеку от собора.