14

14

В конце марта, наконец, началось ознакомление с делом. Нам добавили ст. 218 «Повреждение имущества». У Сани и Коли старт был с 3-х лет, вплоть до 10, у меня – с 7 до 12. Оказывается, бывают вот такие нереальные сроки на ровном месте. Раньше я думал, что столько дают за диверсии, терроризм, убийства и т.п. В первую очередь, я искал показания парней, чтобы больше не мучиться вопросом, выдержали ли они. Всё оказалось в порядке. Не прогнулись. Также было интересно, что сказали всякие свидетели и на чём вообще строилось дело. Отпечатки, избитый шаблон детективов – уже прошлый век. Запах (потовые выделения), клетки кожи, слюна и даже воздух в закрытых помещениях – вот по-настоящему существенные идентификаторы личности. У посольства нашли перчатки с потом Веткина и следами жидкости, возможно той же, что была найдена и на осколках бутылок. Ещё был его звонок с ближайшей остановки транспорта. В принципе, это само по себе ещё ничего не доказывает, но он решил иначе. Держался дней пять, потом сдался. Сначала указал соучастниками меня и незнакомую личность, затем приплёл Диму Дубовского, затем сменил Диму на Дениса. Вот так меняют товарищей на милость карателей и надежду на иллюзию свободы. Сука есть сука, гореть ему в аду.

Следак гнал на Сашу, дескать, тот духом пал, говорил мне ещё что-то насчёт сроков: типа дадут немного, но что не он их определяет, и т.д. и т.п. Только такие отмазки гражданина легавого не прокатят: он такой же соучастник этого судебно-следственного беспредела. Следак что-то ещё пытался втирать про ответственность, но ему было не понять одно: я уже давно забил и на «суд», и на срок. Я лишь хотел повидать своих товарищей и поскорее уехать из этого дурдома в лагеря.

Пришла газета, в которой была статья про освобождение Федуты: выпустили на подписку о невыезде. Но нормально порадоваться мы не смогли. Смущала одна деталь. Оказалось, что с нашей камеры его перекинули во вторую, транзитку, в которой он пробыл один… 55 дней! Вряд ли кто-нибудь обратил внимание на это обстоятельство, но мы поняли всё без слов. Хуже всех мучений – это быть одному и каждый день слышать, как мучают других. На третий день одиночества хочется лезть на стенку, на пятый – начинает съезжать крыша. Я пробыл в одиночке две недели (максимальный срок наказания в карцере), и я был счастлив, когда меня перевели к людям. Но почти два месяца… – это кошмар. Долго мы обсуждали, как нашему литератору дались эти дни, и никто не шутил, не улыбался, не высказывался легкомысленно. Пришли к такому выводу: каждому узнику «американки» в большей или меньшей степени пришлось хлебнуть ужаса и пострадать, но самая жестокая участь среди всех выпала Федуте. Мало того, что нужно было не сломаться. Не сойти с ума – вот, что было на повестке дня.

***

Апрель. Дело ушло в прокуратуру. Марцелев ждал суда, Макс – пройдёт ли или завернут второе дело, Денис ничего не ждал, у него все только начиналось. Вечером 11-го числа с проспекта доносился непривычный шум, как будто все сбегались на пожар. Дежурный дал распоряжение настраивать ТВ на госканал (хотя официально антенна была в нерабочем состоянии). Так мы узнали о теракте в метро. В первое время все думали лишь о своих близких. На следующий день принесли списки погибших и пострадавших. Страшно искать знакомые фамилии в таком перечне. Позже узнал, что полковник Орлов с пеной у рта забегал в камеру к политическим (в частности к Санникову[23]), кричал на них и винил в произошедшем. Потом, правда, он приходил извиняться, но извинения приняты не были.

Но больше всего я ошалел, когда вычитал в газетах заявление Зайцева (председатель КГБ), что одной из версий произошедшего предполагается… месть анархистов! Это что нужно употреблять, чтобы додуматься до такого бреда? Каково в этот момент было Диме…

Понятно, что будут дёргать. Вечером дёрнули… В кабинете начальника было двое, сам Орлов и еще один, которого я уже видел раньше в кабинетах. Предложили посмотреть видео с камер наблюдения метро. Тот второй сел справа от меня якобы тоже смотреть видео, но на самом деле наблюдал за моими глазами. То же самое было на допросе в четвертом отделении и тогда, когда приезжали опера с Могилёва по поводу поджога здания Бобруйского КГБ. Прокрутили видео, поинтересовались моими соображениями, но мне нечего было сказать, да и не для того меня привели. Напоследок дали с собой фото наилучшего кадра, хотя качество всё равно было отвратительное и ничего сходного с фотографиями в газетах не оказалось.

В день траура играла классика. СИЗО хранило гробовое молчание. Лишь идиот, контролёр Вася, умудрился закричать «бегом!», когда шли на прогулку. Серёга и Макс написали заявление на сдачу крови для пострадавших, но им официально отказали.