Спаслись на одном двигателе

Спаслись на одном двигателе

Летом 2001 года в Жуковском проводились испытания корабельного учебно-боевого самолета Су-27 КУБ. 16 июня Виктору Пугачеву и молодому летчику Роману Кондратьеву предстоял испытательный полет на больших скоростях. Они поднялись на высоту 1500 м. При разгоне на скорость примерно на 1160 км/ч возникла сильная тряска. Пугачев немедленно прекратил разгон, установил ручку управления двигателем на малый газ. И в этот момент раздался сильнейший хлопок, похожий на взрыв гранаты. В кабине появился туман. Видимость упала до нуля. Повеяло свежестью. Оглядевшись, летчики обнаружили, что отсутствует полностью левая створка фонаря, а у правой изогнут каркас и нет стекла. Пугачев развернул самолет в сторону аэродрома, до него было еще далеко. «Левый двигатель, – говорит Пугачев, – не управлялся, обороты его снизились. Скорость уменьшилась до 600 км. Второй двигатель работал почти на максимале. Чувствовалось большое лобовое сопротивление. Самолет продолжало сильно трясти. Связь между мной и Романом и землей прекратилась. Из-за усиливающейся боли в руке управлять двигателем становилось все труднее. Роман постучал мне по плечу, показав на центральный пульт, где горела красная лампочка, сигнализирующая о пожаре левого двигателя. Пришлось нажать кнопку тушения пожара. Вскоре лампочка, указывавшая на пожар, погасла. Это вселило надежду, хотя аэродром был еще не близко. Поддерживая скорость около 500 км/ч, мы летели в его сторону. Машина дрожала, как израненная птица, левая рука болела все сильнее. На нас начал капать дождь. Пора бы выпускать шасси, но оказалось, что одна гидросистема не работает…

Взглянув назад, увидел, что ПГО – переднее горизонтальное оперение – отсутствовало. Но мы все-таки летим, показался аэродром. Видим, появился Су-25УБ, ведомый Игорем Вотинцевым, поскольку связи с землей не было, на КП возникло волнение о нашей судьбе. Игорь облетел наш самолет и доложил о его повреждениях на КП.

Показался аэродром. Наше волнение нарастало. Уменьшаю скорость, чтобы выпустить шасси, а выпустится ли оно, и если нет, то что будет после этого… Берусь за ручку аварийного выпуска шасси. Сначала выпускаю переднюю, а затем основные стойки шасси. Время, кажется, остановилось… Слышим звук выпуска шасси. Сердце учащенно бьется. Загорятся ли зеленые лампочки? Какие длинные мгновения… И вот три зеленые лампочки загорелись. Стойки шасси на замках. Ура! И хотя рука немеет, зато душа поет. Осторожно уменьшаю скорость. Вот и полоса, касание, пробег… Сруливаю с полосы. Все напряжение позади. Выключаем двигатель. К нам на помощь мчались службы спасения, наземный экипаж. Раньше всех оказался рядом с нами на своем вишневом «BMW» Сергей Мельников с врачом Мариной. Мы открыли люк, выбрались из кабины. Сергей подал закуренную сигарету. Мы обнялись с Романом. Мы на земле, мы живы».

По их лицам стекали теплые струйки крови. В крови были руки, грудь. Кислородные маски разбиты вдребезги, шлемы спасли их головы, в кабине полно битого стекла от фонарей. Взглянув еще раз на самолет, они увидели, что многое на нем отсутствовало. Не было обоих фонарей. Сорвавшись со своего места, переднее горизонтальное оперение отрубило половину левого заборника, а внутри оставшейся его части куча металла. На мотогондоле левого двигателя зияли сквозные дыры. Генеральный конструктор Михаил Петрович Симонов и его заместитель К.Х. Марбашев уже подъезжали к Жуковскому. Виктора Георгиевича с Романом Сергей Мельников отвез в городскую больницу. А в это время там врачи отмечали День медика, у них был накрыт праздничный стол. Увидев окровавленных пациентов, врачи повели их в операционную. Этот День медицинского работника очень запомнился пострадавшим и врачам, наверное, тоже. Хирурги оказали летчикам необходимую помощь, зашили их многочисленные раны.

После этой аварии кто-то сказал: «Пугачев в рубашке родился».

Дело, конечно, не в рубашке. А в его выдержке, хладнокровии, высоком летном мастерстве, мужестве выдающегося летчика. Да и Роман Кондратьев в экстремальной ситуации действовал умело и четко.

«Мы спаслись, – утверждает Виктор Пугачев, – благодаря супернадежности самолета и двигателей АЛ-31Ф. Они за 20 лет испытаний ни разу не подводили меня в воздухе, хотя над ними проводились совершенно «издевательские» режимы – «Кобра», штопоры, хуки, кульбиты и другие. И на этот раз АЛ-31Ф выдержали самую тяжелую проверку: один горел не по его вине, а другой работал на максимале и донес самолет и нас до аэродрома. От имени летчиков, летающих на самолетах с двигателями АЛ-31Ф, низкий поклон выдающимся создателям этих шедевров XX и XXI века».

Мы привели всего несколько эпизодов из летной работы выдающегося, можно сказать, великого летчика-испытателя нашего времени Виктора Георгиевича Пугачева. Несмотря на то что он прославил на весь мир нашу авиацию и страну, в жизни Виктор необыкновенно скромен, бескорыстен, добросердечен, общителен. Для него характерно большое человеколюбие, широкая душа, неотразимое обаяние.

Среди многих наград, полученных Пугачевым, есть необычная – «Своя колея» – ежегодная премия Владимира Высоцкого «Своя колея», она учреждена в 1997 году.

Лауреатами премии становятся те, кто не изменяет своим убеждениям, кому сегодня захотел бы посвятить песню В. Высоцкий, людям, чья жизнь и творчество созвучны темам его поэзии.

Эта премия – первая среди летчиков-испытателей вручена Виктору Георгиевичу Пугачеву.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.