НА ПОИСКИ «МИНЕРВЫ» И«ЭВРИДИКИ»
НА ПОИСКИ «МИНЕРВЫ» И«ЭВРИДИКИ»
Пилоты батискафов, проводящие много часов подряд на больших глубинах, где царят безмолвие и полный мрак, быть может, сильнее других ощущают боль утраты, когда происходит катастрофа и навсегда исчезает подводная лодка. 27 января 1968 года «Минерва» пошла на погружение и не вернулась на поверхность. И вполне естественно, что в том же году батискаф немало времени потратил на ее поиски. 4 марта 1970 года исчезла другая подводная лодка того же типа — «Эвридика», погибшая со всем экипажем в том же районе.
За двадцать пять месяцев военно-морской флот Франции потерял два судна одного и того же типа, но установить причины катастроф до сих пор не удалось. Напомним, что американский флот приблизительно за тот же период также потерял две свои лучшие лодки — «Трешер» и «Скорпион».
Несомненно одно: все четыре экипажа погибли в результате непредвиденных обстоятельств, погибли при исполнении служебных обязанностей; смерть их, по-видимому, была мгновенной. Корпуса всех четырех подводных лодок были раздавлены чудовищным давлением, и теперь остатки их покоятся на глубине нескольких тысяч метров.
Подводные лодки гибнут сравнительно редко, но совершенно предотвратить такие случаи невозможно. Любой, даже самый совершенный аппарат, построенный человеком, подвержен риску аварии. Как мы убедились недавно, это относится и к космическим кораблям; самолеты тоже не могут похвастать полной безопасностью. Мы никогда не застрахованы от того, что материал не выдержит нагрузки или человек не совершит ошибки. Роль комиссий по расследованию причин катастроф заключается в попытке восстановить ход трагедии, чтобы избежать ее повторения. В меру своих возможностей военно-морские флоты США и Франции должны были сделать все, чтобы проникнуть в тайну исчезновения подводных лодок, ставших жертвами несчастного случая.
«Минерва» погибла во время учений; о катастрофе стало известно лишь через двадцать четыре часа после вероятного момента кораблекрушения. Море сильно штормило, и на поверхности не удалось найти остатков крушения. Все суда, стоявшие в Тулоне, принялись обследовать район малых глубин близ побережья. Прочный корпус «Минервы» мог выдержать давление воды большее, чем на глубине 500 метров, а экипаж располагал запасом кислорода, позволявшим ему продержаться четыре-пять суток. Однако, когда по прошествии этого срока «Минерву» так и не обнаружили, исчезла последняя надежда найти экипаж живым.
Стало ясно, что подводная лодка лежит где-то на дне, на глубине 2000—2500 метров; поэтому для обнаружения ее остова пришлось прибегнуть к иным техническим средствам. Несколькими годами ранее гибель «Трешера» поставила аналогичные задачи перед военно-морским флотом США. Однако до момента своего исчезновения «Трешер» поддерживал связь с надводным кораблем; известно было, где произошла катастрофа, и поэтому поиски были не столь сложными. Поисковые группы, действовавшие с поверхности, при поддержке батискафа «Триест», уже через несколько недель получили фотоснимки обломков подводной лодки.
Что же касается «Минервы», то район поисков оказался куда более обширным, а какие-либо данные о ней практически отсутствовали. Тем не менее, разобравшись в записях своих приборов, сейсмологи обнаружили небольшую аномалию, вызванную какой-то ударной волной, возникшей в море километрах в 20 к югу от Тулона. Это могла быть взрывная волна, и если «Минерва» взорвалась, то, значит, это произошло 27 января, в 7 часов 58 минут. К сожалению, записи сейсмографов не позволяли установить точно место катастрофы.
Батискаф, способный обследовать за одно погружение всего несколько квадратных километров дна, не смог бы справиться с таким заданием, как поиски затонувшей подводной лодки, местонахождение которой было столь неопределенным. Поиски затонувших кораблей с поверхности осуществляются обычно с помощью «рыбы», которую медленно протаскивают близ дна, либо же «телевизионного искателя».
«Рыба» снабжена магнитометром, регистрирующим аномалии магнитного поля Земли, а значит, и присутствие металлических масс; она оборудована также гидролокатором бокового обзора, который посылает на дно сигналы под небольшим углом и принимает эхо, отражающееся от всего, что находится на дне.
Наконец, «рыба» оснащена и фотоаппаратами, позволяющими заснять объекты, обнаруженные на дне. Траектория движения «рыбы» прослеживается с поверхности, с буксирующего судна при помощи ультразвуковой аппаратуры; использование сложной электронной техники делает «рыбу» дорогостоящим оборудованием.
«Телевизионный искатель» способен отыскивать на дне объекты размером в несколько метров. Он менее эффективен, наиболее прост в эксплуатации.
После того как на дне обнаруживают несколько подозрительных объектов, их обследуют с борта батискафа.
В январе 1968 года военно-морской флот Франции располагал одним-единственным телевизионным искателем, установленным на борту гидрографического судна «Ла Решерш», которое работало тогда в Ла-Манше, и системой радионавигационных маяков, установленных в заливе Сены для этого корабля. Остальная поисковая аппаратура состояла из опытных приспособлений, предназначенных к испытанию на малых глубинах. Таким образом, мы были захвачены врасплох, точно так же, как и военно-морской флот США в том году, когда погиб «Трешер». Понадобилось несколько лет, чтобы в США создали необходимое поисковое и спасательное оборудование (в настоящее время оно уже находится в эксплуатации).
Даже исходя из самых оптимистических прогнозов, мы не можем надеяться, что в ближайшие годы военно-морской флот Франции получит подобное оборудование, обеспечивающее возможность серьезных поисков под водой. Однако, несмотря на это, разве мы могли отказаться от поисков «Минервы» и заняться вместо этого чем-нибудь иным? А вдруг счастье улыбнется нам? Кроме того, поиски должны были послужить нам хорошей тренировкой.
С июля 1968 года «Решерш» находился в Средиземном море. На борту его велся монтаж оборудования, необходимого для систематического обследования предполагаемого района катастрофы. Мы, со своей стороны, использовали это полугодие, чтобы усовершенствовать перед предстоящими погружениями снаряжение «Архимеда», предназначенное для опознания сомнительных объектов. Нам наконец дали прибор для обнаружения препятствий, который я требовал столько лет. Это был гидролокатор кругового обзора, купленный в Соединенных Штатах. Прибор этот нам очень пригодился: «Архимед» получил теперь возможность распознавать препятствия на расстоянии 600 метров и даже обнаруживать на дистанции в 100 метров такие мелкие предметы, как, скажем, лежащую на дне консервную банку.
«Решерш» обнаружил несколько объектов неизвестного происхождения, и «Архимед» тотчас же занялся теми из них, которые давали более четкий отраженный сигнал. В районе поисков мы могли наткнуться на корпуса двух подводных лодок — «Минервы» и германской «U-303», потопленной в 1944 году.
Наше первое погружение, состоявшееся 17 сентября, готовило нам сюрприз. На глубине свыше 2000 метров, когда «Архимед» находился еще в 60 метрах от дна, гидролокатор воспринял четкое эхо от предмета, находившегося на расстоянии 600 метров. Когда до дна оставалось всего несколько метров, я взял курс на неизвестный предмет. По мере приближения к нему изображение на экране осциллографа стало раздваиваться. Первый предмет находился довольно близко от «Архимеда», второй — на 70 метров дальше. Вокруг этих двух основных объектов находились, очевидно, и другие, если судить по многочисленным светящимся точечкам на экране.
В 20 метрах от первого обломка я замедлил ход. Можно было ожидать, что дно в этом месте усеяно другими обломками, а потому следовало соблюдать величайшую осторожность. Вдруг через иллюминатор левого борта мы увидели кучу искореженных листов обшивки, ощетинившуюся разорванными шпангоутами. Мы рассматривали найденный остов, стараясь не подходить к нему слишком близко. Но в этом хаосе трудно было различить его форму. Чтобы не замутить воду илом, я поднял «Архимед» на несколько метров. Теперь, настроившись на другой, наиболее сильный сигнал, я пришел к выводу, что длина корпуса достигает примерно 60 метров! Под нами проплывали железные обломки, наполовину зарывшиеся в ил.
До препятствия оставалось всего несколько метров. Мрачная, почти отвесная стена закрыла поле обзора наблюдателю у левого иллюминатора. Батискаф продолжал двигаться вперед по инерции. От затонувшего судна нас отделяло всего несколько десятков сантиметров. «Архимед» буквально касался его корпуса. Судя по тому, что корпус был покрыт богатой растительностью, он лежал здесь уже давно. Значит, это не «Минерва». Но, увлеченные зрелищем, мы продолжали медленно скользить вдоль таинственного корабля. Вот показался иллюминатор, а метром ниже мы разглядели торчащие из корпуса перекрученные трубы. Похоже, что это было ограждение винта. Затем появился второй иллюминатор. Как и первый, он был открыт наружу. Но почему? Ясно же, что команда этого судна не собиралась идти ко дну... если только — при этой мысли меня охватила тревога, странная тревога, вызванная тенями прошлого,— если только моряки, для которых их судно оказалось западней, не пытались вырваться из своей тюрьмы в момент катастрофы! Что скрывается за этой обшивкой? Ныряя с аквалангом, я часто бывал на погибших кораблях. И теперь я чувствовал такое же сильное и такое же понятное волнение.
«Архимед» продолжает свой путь. Мы видим третий, тоже открытый, иллюминатор. В нашу задачу не входит установление названий давно погибших кораблей. Надо избавиться этого наваждения и всплыть на поверхность. К чему рисковать? Подобное обследование всегда связано с риском. Через свои иллюминаторы мы можем видеть только то, что впереди нас и под нами. А что позади «Архимеда»? Что над ним? Разорванные листы обшивки, шлюпбалки и даже просто кусок кабеля представляют для нас опасность. На память приходят обрушившиеся мостики и мачты, а ведь наш аппарат имеет много уязвимых мест — носовой кранец, винты, леера на палубе.
Наконец мы вернулись на поверхность. Совершив это погружение, мы, по крайней мере, доказали, что можем обнаружить при помощи локатора, а затем и найти остов погибшего корабля. Во время второго погружения батискаф ведет мой помощник — старший лейтенант Гийбон. И он тоже находит остов этого погибшего корабля. Погружения следуют одно за другим, но, увы, все они оказываются безрезультатными: подводная лодка так и не обнаружена.
Перед экспедицией в район Азорских островов, а также после возвращения из нее, мы обследовали последние пункты, указанные командой корабля «Решерш», но и эти наши усилия не увенчались успехом. Нам не удалось найти «Минерву». Примирившись с этим, в октябре 1969 года мы начали на «Архимеде» большой ремонт: предстоял демонтаж и полный осмотр гондолы. Такой осмотр производится каждые четыре года, и нам нужно было воспользоваться этими работами, чтобы в полтора раза увеличить количество электрических кабелей, соединяющих кабину с забортными агрегатами: установка ряда новых научных приборов требовала чуть ли не полной замены электропроводки на нашем аппарате.
Поэтому поступившее 4 марта сообщение об исчезновении «Эвридики» застало нас врасплох: «Архимед» был почти полностью демонтирован. На сей раз трагедия произошла, видимо, совсем при других обстоятельствах. «Эвридика» проводила учения совместно с самолетом морской авиации, пилот которого поднял тревогу, когда подводная лодка не вышла на связь в назначенное время. Два часа спустя к месту катастрофы прибыли корабли, направленные в этот район. На поверхности было обнаружено большое масляное пятно, а также множество всплывших предметов.
Поднятые по тревоге, сейсмологи изучили свои ленты и нашли след ударной волны, возникшей в момент катастрофы. На этот раз условия записи были более благоприятны, чем в момент гибели «Минервы», к тому же, как уже указывалось, удалось подобрать и осмотреть ряд предметов с погибшей подводной лодки. Все это дало возможность довольно точно установить район катастрофы, но, к несчастью, глубины там достигали 1000—1200 метров, а вода в этих местах особенно мутная.
Рельеф дна исключал возможность использования «телевизионного искателя»; поэтому военно-морской флот Франции обратился к военно-морскому флоту США с просьбой прислать ,,Мизар», оснащенный пресловутой «рыбой». Прибыв в Тулон 10 апреля, «Мизар» тотчас же приступил к делу, и дней двенадцать спустя американцы обнаружили и засняли обломки «Эвридики». После того как были получены снимки многочисленных предметов, разбросанных в обширном районе, за работу мог взяться «Архимед».
Тем временем мы закончили свой ремонт и поспешили заняться монтажом оборудования. Уже 12 мая «Архимед» совершил первое погружение в районе гибели «Эвридики».
Чтобы батискаф мог ориентироваться на дне и систематизировано обследовать интересовавший нас участок, «Мизар» поставил гидроакустический маяк; маяк этот служил для нас как бы отправной точкой, которую всегда можно было обнаружить с помощью гидролокатора. Однако во время наших первых двух погружений маяк молчал. Быть может, он попал в трещину на дне или оказался у подножия скалы, которая заслоняла его от сигналов нашего гидролокатора; мы этого так и не узнали.
Эти два погружения принесли определенную пользу — мы ознакомились с местом гибели подводной лодки. Дно оказалось еще более неровным, чем я предполагал,— повсюду мы натыкались на скалистые отвесные стены и крутые склоны. Над поверхностью дна, изрытого норами, возвышались холмики из ила. Мы знали, что после такой катастрофы от «Эвридики», должно быть, остались лишь мелкие обломки, разбросанные на большой площади. Однако уже в ходе этих двух первых погружений мы обнаружили куски листов обшивки — очевидно, от балластных цистерн.
Отчаявшись найти когда-либо гидроакустический маяк, поставленный «Мизаром», я принял решение сбросить другой маяк на буйрепе длиной 50 метров с тем, чтобы его сигналы проходили над самой высокой точкой донного рельефа. Маяк установили 21 мая, немного южнее района, где должен был находиться самый большой обломок остова.
Во время погружения, которое за этим последовало, «Архимед» засек этот маяк, а затем обнаружил корму подводной лодки, метрах в 200 к северу от маяка. Теперь мы получили надежное средство для определения своих координат и успешных поисков предметов. После этого погружения участились до двух раз в неделю; сначала мы обследовали корму и многочисленные обломки, разбросанные вокруг нее в радиусе около 50 метров. Корма подводной лодки, лежащая на правом борту, под углом к вертикали около 100—110°, торчит из воронки в иле радиусом метров 15, которая возникла, вероятно, при ударе о дно. Оба гребных винта, горизонтальные и вертикальные рулиедва касаются дна и лежат под углом примерно 15° к горизонтали; можно утверждать, не боясь впасть в ошибку, что, раз эти детали торчат наружу, большая часть прочного корпуса зарылась в ил, удерживая всю корму в этом положении.
В радиусе примерно 50 метров валялись многочисленные куски обшивки легкого корпуса и балластных цистерн; все они были повреждены и искорежены. Ныла опознана главная балластная цистерна, оторвавшаяся от корпуса, а также конус гидролокатора; он лежал отдельно, но, видимо, не слишком пострадал. Вероятно, все эти детали сорвало с подводной лодки при ударе о дно. Было сделано несколько сот фотоснимков.
Потом мы провели дальнюю разведку местности в радиусе 600—700 метров от кормы; никаких новых обломков обнаружено не было.
Но я должен повторить, что в районе катастрофы дно было исключительно неровное: средний уклон его составлял 45°, повсюду были отвесные скалы, глубокие каньоны, холмики из ила, в которые «Архимед» часто увязал; все это мешало взятию пеленгов на дальнюю дистанцию. Говоря по правде, после обследования мы не могли с полным основанием утверждать, что в данном районе .не осталось других обломков; чтобы говорить так, нужно было сначала обыскать каждую долинку, взобраться на каждый холмик... словом, заняться практически, бесконечной работой.
Разумеется, с помощью «Архимеда» можно было бы поднять на поверхность много обломков; для этого пришлось бы только внести небольшие изменения в его конструкцию и совершить несколько новых погружений в хорошую погоду. Но не было никакого смысла заниматься столь сложными и опасными маневрами.
Цель поисков сводилась к установлению причин катастрофы, а отдельные искореженные куски обшивки не пролили бы света на эти тайны.