Мария Хулия Фортус

Мария Хулия Фортус

На протяжении всего пребывания Мерецкова в Испании с ним рядом находилась Мария Хулия Фортус. Она была для него не только перводчицей, но и порученцем, и верным боевым товарищем. По возвращении в Советский Союз она сделала ряд ярких литературных зарисовок о республиканской Испании, о Мерецкове, о себе, о других советских советниках, о командирах и бойцах испанской Народной армии.

* * *

Это было в самом начале ноября 1936 года, в те трагические для Мадрида дни, когда, казалось, от одного часа или от одного лишнего бойца на фронте зависит судьба столицы, а может быть, и всей республиканской Испании. Бойцы под Мадридом сражались с невероятным мужеством, но они истекали кровью и остро нуждались в подкреплении.

В то время вместо разрозненных и разношерстных отрядов народной милиции началось формирование регулярных воинских частей. Штаб формирования во главе с полковником Сарабия находился в Альбасете. Надо отметить, что при начальнике штаба формирования состояли три комиссара: от социалистов, коммунистов и синдикалистов. Полковник Сарабия — истинный патриот и очень добрый, честный, милый человек, но несколько отвыкший от командования в боевой обстановке, — вынужден был свои распоряжения и приказы согласовывать со всеми тремя комиссарами. При этом, естественно, возникали споры и разногласия между комиссарами различных политических убеждений, и Сарабия с трудом сохранял самообладание.

Комиссарами при штабе формирования были: от коммунистов — Сатурнино Барнетто, старый партиец и профсоюзный руководитель портовых рабочих Севильи и всей Андалусии, человек энергичный, живой, одаренный недюжинным умом и необычайной способностью быстро схватывать и оценивать самую сложную обстановку; от синдикалистов — Ан-хель Пестанья, довольно известный профсоюзный деятель, он еще в 1922 году приезжал на конгресс Коминтерна в Москву — «на разведку», как сам говорил, а попросту для ознакомления с советской действительностью. Несмотря на свою приверженность анархо-синдикализму, Пестанья все же сохранил с той поры симпатии к Советскому Союзу и советским людям. Мария Хулия знала его еще по Москве и быстро восстановила с ним добрые отношения. С комиссаром от социалистов ей работать приходилось редко.

То были труднейшие ноябрьские дни, когда решался один из самых сложных вопросов — помощь Мадриду. Все понимали: если Мадрид немедленно не получит свежее боеспособное подкрепление, то может пасть под натиском превосходящих сил противника. Там уже сражалась первая из интернациональных бригад, состоявшая из обстрелянных бойцов: 11-я интербригада приняла на себя мощный удар врага на подступах к Мадриду. А в Альбасете в это время заканчивала формирование 12-я интернациональная бригада, но она еще не была полностью укомплектована командным составом, не имела необходимого вооружения, боеприпасов, обмундирования и прочего обеспечения. Однако других боеспособных частей в тот момент не было, и только 12-я интербригада могла быть направлена в Мадрид, и то при условии, что получит необходимое вооружение.

Что же мешало? По решению республиканского правительства, вооружением, обмундированием и снабжением вновь создаваемых частей республиканской армии ведал председатель кортесов Мартинес Барриос. Без его приказа ни одна вновь сформированная воинская единица не могла быть укомплектована всем необходимым. Но по 12-й интербригаде, поскольку ее штаб и командование еще не были определены окончательно, Барриос такого приказа не отдавал.

Вечером 3 ноября, когда обстановка под Мадридом еще больше осложнилась, генерал Петрович, старший советник при Генштабе, обсуждал с полковником Сарабия проблему вооружения 12-й интербригады. В разгар дискуссии Сатурнино Барнетто наклонился к Марии Хулии и как бы между прочим сказал:

— Конечно, если бы тяжелое положение сложилось не под Мадридом, а в районе Валенсии, то Мартинес Барриос был бы гораздо покладистей — ведь там у него, кажется, огромное имение… — И тонко улыбнулся. В шутку это было или всерьез — определить трудно.

Петрович обернулся на голос Барнетто и вопросительно поглядел на переводчицу. Мария Хулия тут же вполголоса перевела ему замечание комиссара. Кирилл Афанасьевич промолчал, но через несколько минут также вполголоса спросил:

— Это серьезно?

— Не знаю, — ответила Мария Хулия.

— У меня есть для вас поручение, — сказал Петрович переводчице после окончания беседы с Сарабия. — Справитесь?

— Не знаю. Постараюсь.

В отеле Петрович быстро набросал текст двух телеграмм и поручил Марии Хулии передать их — одну через полчаса, а вторую еще через пару часов непосредственно самому полковнику Сарабия, где бы он ни был. В телеграмме говорилось, что авиаразведка заметила в районе между Валенсией и Аликанте, поблизости от побережья, большое скопление кораблей противника. Не исключено, что готовится десант.

Мария Хулия передала телеграмму, а еще часа через два снова позвонила в штаб и сообщила, что согласно вторичному донесению первые сведения подтверждаются: возможна высадка десанта.

От себя генерал Петрович просил сказать, что его мнение такое: фашисты, вероятно, задумали высадку с целью окружить Мадрид с востока и соединиться со своими частями под Мадридом. Петрович рекомендовал немедленно довести всю эту информацию до сведения Мартинеса Барриоса и на этом основании добиваться его распоряжения о немедленном вооружении 12-й интербригады.

Полковник Сарабия необычайно разволновался и тут же стал звонить председателю кортесов. Тот, услышав об угрозе Валенсии, скрепя сердце отдал наконец долгожданный приказ. Одновременно он потребовал, чтобы рано утром ему доложили обстановку на побережье.

Нечего и говорить, что никто из тех, кто имел отношение к вооружению интербригады, не терял даром времени. Немедленно были разосланы люди наблюдать за получением оружия, боеприпасов, обмундирования, проверить выдачу продовольствия и т. д. Петрович обсудил с Барнетто все вопросы, а затем направился на железнодорожную станцию: надо было подготовить эшелоны.

Уже через несколько часов в темноте ненастной осенней ночи, под нудным дождем бригада закончила погрузку и отправилась прямехонько под Мадрид. В этом была огромная заслуга Барнетто, как всегда неутомимого, умевшего найти выход из любого затруднительного положения.

Продрогшие и промокшие до костей генерал Петрович, полковник Сарабия и Мария Хулия вернулись в гостиницу. Было около шести часов, брезжил рассвет. Это было утро 4 ноября 1936 года. Наскоро выпив чашку кофе, Петрович сказал переводчице:

— Я сейчас еду на артиллерийские стрельбы в Ченчилью, там пробуду до вечера, а вам придется остаться в штабе и принимать сводки с фронта.

Петрович уехал. Сарабия, узнав, что 12-я интербригада, несмотря на все трудности, отправлена, очень обрадовался, так как понимал боевую целесообразность принятого решения. Но он боялся сообщить председателю кортесов, что бригада отправилась не к Валенсии, а к Мадриду. По этому или по какому-то другому поводу, но Сарабия куда-то исчез.

Мария Хулия осталась одна. Раздался звонок. Мартинес Барриос сам позвонил в штаб и, узнав, что нет ни Петровича, ни Сарабия, разъярился. Из его слов стало ясно, что ему известно, куда в действительности отправилась 12-я интербригада, получившая вооружение. Видимо, миссия Марии Хулии и состояла в том, чтобы выслушивать его тирады и отвечать: «К сожалению, ни Петровича, ни Сарабия нет на месте».

К вечеру 12-я интербригада, благополучно выгрузившись в Аранхуэсе, пересела на автотранспорт и двинулась к Мадриду.

Когда вернулся Петрович, Мария Хулия доложила ему о звонке Барриоса. Он усмехнулся и ничего не сказал.

* * *

Как-то, уже во время боев на Мадридском фронте, в районе Университетского городка, Петрович выбрался из окопов передовой линии и стал продвигаться короткими перебежками вперед. Мария Хулия последовала за ним. Спрыгнув в воронку от снаряда, она услышала довольно резкий вопрос:

— Вам что здесь надо? Я пробираюсь в передовое охранение. Переводчица огрызнулась:

— Ну а вы что будете там делать без переводчика? На пальцах объясняться? Моя обязанность быть с вами рядом, вот я и буду!

Петрович ничего не ответил, и дальше они, уже молча, пробирались ползком под огнем.

Бойцы передового охранения, наслышанные о действиях «пятой колонны», долго не хотели верить, что к ним пришел генерал, да еще «хенераль руссо». Ведь сюда редко добирались даже младшие офицеры. Бойцы ворчали, подозрительно оглядывали Петровича. Нетрудно себе представить, что с генералом могла произойти и неприятность, если бы он оказался один. Но все быстро разъяснилось. Малоопытные бойцы внимательно выслушали все указания генерала и проводили его восхищенными взглядами.

Марии Хулии вспоминается еще один эпизод. Между прочим, об этом случае вспоминает в своих записках об Испании и маршал Р.Я. Малиновский. Адело было так. В феврале 1937 года на Мадридском фронте наиболее опасная обстановка сложилась вдоль реки Харамы. Столица к этому времени была почти окружена войсками мятежников, и только одна дорога на Валенсию, где находилось правительство, Генштаб и другие центральные учреждения, оставалась в руках республиканцев.

В один из дней относительного затишья Марии Хулии было приказано выехать на фронт и собрать у командиров бригад последние данные об обстановке. На «форде» она добралась до невысокой горной гряды, где были позиции республиканцев. Оставила машину под горой, стала взбираться вверх. Вдруг на нее налетела целая лавина солдат, мчавшихся в страшной панике с горы и бросавших на бегу оружие, подсумки с патронами и даже вещевые мешки.

Мария Хулия так растерялась, что в первые минуты лишь с ужасом наблюдала это паническое бегство. Что было делать? Как остановить людей, охваченных паникой? И тут ей пришла в голову мысль, что испанцы очень любят хорошую, часто не совсем приличную шутку — «пиропо», и как они чувствительны к наиболее удачным, остроумным и в то же время злым из этих «пиропос».

Мария Хулия поднялась во весь рост и громко крикнула:

— Эй вы, кто это вас кастрировал? Вы не мужчины!

Грубая насмешка заставила остановиться тех, кто был ближе.

Группа бойцов вокруг переводчицы стала быстро увеличиваться. Мария Хулия продолжала ругать их. В завязавшейся словесной перепалке ей удалось добиться перелома в настроении. Она видела, как один за другим бойцы наклонялись и поднимали винтовки.

В конце концов эта полурота разрозненных бойцов вернулась в окопы. Мария Хулия пошла с ними, и только теперь ей стало ясно, насколько опасное создалось положение. Оказывается, дрогнула и отступила целая бригада (это была 17-я бригада, вновь сформированная и еще не обстрелянная), оголив довольно значительный участок фронта — километра в два-три.

Она пришла в себя и стала действовать. Выбрала трех бойцов и отправила с ними три записки: первую — соседу справа, командиру 15-й интербригады генералу венгру Яношу Галлу; вторую — соседу слева, прославленному командиру 11-й смешанной бригады испанцу Энрике Листеру, прося их подтянуть свои фланги и закрыть образовавшуюся брешь на линии фронта. Третья записка была адресована Петровичу. Мария Хулия приказала бойцу вручить эту записку шоферу «форда», чтобы он немедленно доставил ее «хенералю руссо». В записке она сообщала о создавшемся положении и необходимости принять срочные меры.

Прошло около часа. От соседей стали подтягиваться в окопы 17-й бригады цепочки пехотинцев, и вскоре от них прибыли связные. Еще через час к окопам стало подниматься солидное подкрепление. В группе командиров Мария Хулия заметила генерала Петровича и капитана Родимцева, бежавших к окопу, в котором она находилась.

Бойцы и командиры свежей 24-й дивизии быстро занимали позиции и устанавливали огневые точки. И как раз в этот момент противник начал штурмовать высоты. Мятежники к тому времени, видимо, получили данные о бегстве 17-й бригады и решили воспользоваться разрывом линии фронта: неожиданным броском, в тишине, без артиллерийской подготовки овладеть высотами, прикрывавшими дорогу.

Петрович и Родимцев бросились к пулеметам. Не отрываясь от оружия, Петрович крикнул:

— Молодец, Хулия! Застрочили пулеметы.

Сквозь их стрекотание Петрович-Мерецков прокричал:

— Что сидишь? Беги скорей на КП Павлова, передай, что бы вводил в бой танки…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.