«Ухожу и… забираю генерала…»

«Ухожу и… забираю генерала…»

Улица Млынарова, 5. Особняк генерала, обнесенный в два ряда колючей проволокой, напоминал крепость. У ворот ходил часовой. Мимо особняка раз, другой с небольшими промежутками промчался серый стремительный «адлер». Гауптман, сидевший рядом с шофером, бросил мимолетный взгляд в глубь двора.

– Его все еще нет дома, – невозмутимо заметил Зиберт. – Штора в угловом окне спущена…

«Вдруг нашей Лели там сейчас нет. Вдруг предательство!» – подумал шофер, напряженно сжимая баранку руля.

– А крепко трусят гансы, – не только въезды в город перегородили козлами и шлагбаумами, но и дома свои поопутали окопной проволокой! – усмехнулся гауптман.

– Мне жаль своих соплеменников! – наигранно воскликнул офицер в расшитой золотом форме офицера РКУ (рейхскомиссариата), находившийся на втором сиденье. Его коллега, тоже офицер рейхскомиссариата, и все сидевшие в машине, как ни в чем не бывало, рассмеялись.

…И вот наступил самый ответственный момент. Гауптман, высокий, подтянутый, с орденами «Железного креста» первого и второго класса и медалью на груди, уверенным шагом кадрового военного направляется к дому, мимо часового.

– Герр генераль ист цу хаузе?,[18] – небрежно бросает он часовому.

– Господин офицер, я из РОА,[19] власовец, немецкий язык не понимаю.

Гауптман брезгливо махнул рукой и направился в особняк мимо оторопевшего часового. Следом за ним – два офицера рейхскомиссариата и солдат. Через три минуты русский денщик генерала казак Мясников и солдат, охранявший особняк, были обезоружены «гостями». На месте часового у ворот встал «солдат-немец», шофер гауптмана. Гости терпеливо ждали генерала, который должен был прибыть на обед, но он все не появлялся. Денщик и часовой испуганно посматривали на прибывших. Кто они?

– Мы партизаны! Поможете нам – будете жить, – заявил гауптман-Кузнецов арестованным. – Иначе разговор будет коротким…

Экономка генерала – это была Лидия Лисовская – вместе со своей сестрой Мариной Микотой, вынесли в гостиную два чемодана, в них заранее были уложены личные вещи фон Ильгена, в том числе автомат, пистолет.

– Генерал знает меня в лицо. Скоро смена караула, – подсказал гауптману часовой-власовец, сидевший под арестом.

Это значило, что «гостей» могут преждевременно узнать.

– Дозвольте мне снова на пост, – попросил казак.

Гауптман разрешил. Он приказал снова переодеть бывшего часового. Это был риск. Но Кузнецов знал, что власовцы прекрасно понимают: либо они сегодня искупят свою вину за предательство Родины, либо… Когда гауптман объявил власовцам, что перед ними партизаны, это поразило наемников, как током. Денщик начал оправдываться: «Мы насильно мобилизованы… Мы бы рады податься в партизаны…»

Казак-власовец на посту с винтовкой – правда, патроны из магазина предусмотрительно были вынуты – в волнении начал ходить взад-вперед. А следом за ним – «немецкий» солдат (это был Николай Струтинский). Заметив волнение часового, он, зло сверкнув глазами, прикрикнул на русском языке, с заметным украинским акцентом:

– Какой ты моторный! Не суетись… Вздумаешь ежели пакость выкинуть – шлепну первой же пулей!

А минуты идут и идут. Они решают счет начавшейся схватке. Провожая Кузнецова на задание, командование отряда предупредило: «Генерал-майора фон Ильгена, командующего особыми войсками при штабе генерала Китцингера, либо расстрелять, либо взять живым».

– Будем брать живым, – решил тогда Кузнецов. – Интересно, как поведет себя «прославленный» каратель…

– Помните, Николай Иванович, вы снова выступаете в роли дирижера, – напутствовал его заместитель командира по разведке чекист А. А. Лукин. – Поэтому не забывайте: хладнокровие, хладнокровие и еще раз хладнокровие, помноженное на трезвый расчет.

В намеченной операции, казалось, было предусмотрено все: охрана особняка ослаблена, адъютанты генерала повезли своему шефу домой в Германию награбленное в оккупированной Украине добро; каждый знал, кто чем будет занят, кого будет брать, за кем смотреть, кого охранять… И вот Кузнецов еще раз убедился, что разведчик не музыкант. Свои встречи с противником он не разыгрывает по нотам. Ему всегда приходится импровизировать, искать из многих решений одно, наиболее верное: ведь за ним успех операции, жизнь не одного человека! «Когда партизан отклоняется от предписаний, случайности растут, как снежный ком, несущийся с горы. Возможности провала увеличиваются», – не раз напоминали об этом в отряде, идущем на задание…

И все же лучше слишком рано, чем слишком поздно! Ильгена нужно дождаться во что бы то ни стало.

– Генерал! – сообщила Лидия Лисовская.

Это было в начале шестого. Черный «мерседес» остановился у особняка.

«Пожалуйте, стервятник, в свою клетку…» – мысленно отмечает гауптман. (Он и с ним двое других офицеров стали за дверью в коридоре наготове).

Взревев мотором, «мерседес» ушел от особняка. Лидия Лисовская поспешила навстречу генералу, помогла снять шинель. Фон Ильген был в веселом настроении и шутил.

В следующее мгновение он услыхал за спиной голос, обернулся и увидел гауптмана с вальтером в руке.

– Изменник! – рявкнул ошарашенный генерал и схватился за кобуру пистолета. Ильген, здоровый мужчина лет сорока пяти, с бычьей шеей борца, бросился на Кузнецова. С фашистским генералом пришлось выдержать короткую борьбу. Взбешенный, он яростно сопротивлялся, прокусил Струтинскому руку, который толкал ему кляп. На помощь партизанам пришел денщик фон Ильгена Мясников.

– Знаете, кто мы? Мы советские партизаны, – объявил поверженному генералу «немецкий гауптман». Генерал бессильно замычал в ответ и бешено повел глазами. – Если будешь молчать, – продолжал Кузнецов, – через двое суток приземлишься в Москве. Небось, ведь рвался к ней, хотел прошагать по ее улицам победным маршем! Не вздумай больше ерепениться, убью на месте, как собаку!..

Генерал перевел взгляд на молоденького солдата в немецкой форме и прочитал в суровых, полных гнева глазах парня приговор судьбы…

«Офицеры рейхскомиссариата» Ян Каминский и Мечислав Стефанский первыми вышли из особняка с портфелем, в котором были собраны особо важные документы генерала, Струтинский и денщик Мясников вынесли к машине чемоданы фон Ильгена и парадную генеральскую форму.

Фон Ильген (руки связаны за спину, с кляпом во рту) в сопровождении Кузнецова вышел из особняка. В кабинете генерала денщик оставил записку, написанную под диктовку Николая Кузнецова: «Спасибо за кашу. Ухожу к партизанам и забираю генерала. Смерть немецким оккупантам! Казак Мясников».

Гауптман крепко поддерживал генерала под руку. Нужно еще мгновение. Только бы не появился кто из фашистских офицеров!.. Тогда помощи ждать неоткуда.

– Скорее, смена идет!

Это крикнул, кажется, казак-часовой.

Сделав резкое движение, Ильген сумел освободить одну руку, вытолкнув кляп, заорал во всю мочь:

– Хильфе! Хильфе!..[20]

Руки генерала теперь развязаны. Он бьется отчаянно, остервенело, Кузнецову нанес удар кулаком в лицо. Каминского сильно пнул ногой в живот, а Стефанского ударил в челюсть, сбил с ног… Видно было, что в молодости Ильген занимался боксом.

Кузнецов, Струтинский и Ян Каминский мгновенно скрутили генерала. Стефанский ткнул в рот немцу кляп. Tot озверело, по-волчьи ухватил Мечислава за палец… Пришлось «успокаивать» генерала рукояткой пистолета. Едва успели партизаны закрыть генералу лицо, набросив Ильгену на голову полу его же мундира, а к машине уже спешили, привлеченные криком, несколько немецких офицеров, они проходили в этот момент поблизости. Предосторожность Кузнецова, давшего команду прикрыть генерала, была своевременной. Многие офицеры в Ровно знали Ильгена в лицо.

Схватка шла около особняка генерала, поэтому гитлеровцы, приближаясь к месту происшествия, схватились за пистолеты:

– Что здесь происходит?

Мгновение решало все. Кузнецов, одернув мундир, стремительно направился к немецким офицерам.

– В чем дело, господа? – зычно крикнул он. – Почему остановились? Я офицер СД (в подтверждение этого в его руках блеснул гестаповский жетон). – Мы задержали красного бандита, который пытался проникнуть в особняк генерал-майора фон Ильгена. Господа! Вы тоже находитесь в зоне происшествия. Я должен задержать вас и доставить в гестапо.

Офицеры начали оправдываться, что они из рейхскомиссариата и к делу не причастны.

– Прошу предъявить документы, – приказал Кузнецов.

Быстро пробежал глазами офицерские удостоверения. В одном из них значилось: гауптман Гранау, личный шофер рейхскомиссара Эриха Коха.

– Господин гауптман, вы поедете со мной. – Кузнецов коротко записал сведения о других офицерах и объявил:

– Остальные могут быть свободны.

Тем временем Ильгена втолкнули в машину. В «адлер» сели Кузнецов, Гранау, Стефанский, втиснулись два казака. Каминский же остался без места. Это заметил Николай Струтинский.

Выскочив из машины и открыв багажник, он жестом показал: «залезай!»

Переполненный людьми «адлер», взревев мотором, тяжело двинулся, набирая скорость, по центральной улице города. Генерал, закрытый ковром, лежал в ногах партизан.

Смеркалось. Как лучше проехать? Струтинский – он сидит за рулем – бросает вопросительный взгляд на своего шефа: какими улицами выбираться? Струтинский не знает немецкого языка. Спрашивать ни по-русски, ни по-украински нельзя. Рядом восседает все еще вооруженный «свидетель»! Шофер сворачивает на окраинную улочку.

– Куда вы? СД совсем в другой стороне! – беспокойно восклицает встревоженный гауптман.

– Молодые гуси хотят вести старых на водопой, – недовольно отмахивается Кузнецов. – Вы правы, Гранау. Но мы тайный отдел СД.

Вырвавшись за город, «адлер» через час был близ села Новый Двор, на хуторе, у дома поляка-крестьянина Валентина Тайхмана. Деревья огромного сада закрывали дом от дороги. Здесь была одна из замечательных партизанских квартир. Кузнецов со Струтинский не раз тут перекрашивали автомобили, взятые «на прокат» у гитлеровцев.

Тайхман, отец девятерых детей, подошел к Николаю Ивановичу и спросил:

– Сколько «гусей» привезли, Николай Иванович?

– Двух. Один из них – коршун-стервятник.

– Мало, – досадливо махнул рукой хозяин квартиры. – Везите больше!

Кузнецов с довольным видом оглядел своих помощников: Николая Струтинского, Яна Каминского и сказал с большим душевным подъемом:

– Да разве ж найдутся на свете такие силы, которые бы перебороли русских богатырей! Советских богатырей!..

Ильген, извлеченный из машины, и обезоруженный гауптман Гранау угрюмо поглядывали на партизан исподлобья, как затравленные волки. Они понимали, что их песенка спета.

Кузнецов повел плечами, разминаясь, и улыбнулся широкой, от доброй души идущей белозубой русской улыбкой.

Лицо его преобразилось – куда девалась холодная надменная маска гитлеровского офицера, прищур серых со стальным отливом глаз!

– Хорошо сработали, ребята! – довольно заметил он.

Телеграф спецслужбы оккупантов сообщил по всем городам Украины о том, что в Ровно средь белого дня похищены генерал– майор Ильген и личный шофер Эриха Коха – капитан Гранау.

Гестапо, СД и жандармерия подняли на ноги всю свою агентуру, пытаясь разыскать следы похищенного генерала, командующего «Остгруппен», восточными армиями особого назначения.

Долго гитлеровская служба безопасности разыскивала по всей Украине генерала Ильгена. Но никаких следов обнаружить не смогла.

Оба фашиста на хуторе Тайхмана нашли свою могилу.[21]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.