Каратели

Каратели

Задолго до рассвета четвертого июля 1942 года группа омсбоновцев во главе с Баженовым тихо покинула наш лесной лагерь и направилась в новый район.

В очередной сеанс радиосвязи Валя Ковров передал в Москву:

«Товарищу Андрею. Капитан одиннадцатью бойцами вышел урочище Радомский мох целью подбора нового района работы. Я больными и ранеными нахожусь старом месте. Остро нуждаемся медикаментах, ВВ, боеприпасах. Авдеев».

А жизнь в отряде продолжалась. От шалаша к шалашу неторопливо переходил Саша Вергун. Тем, кто страдал расстройством кишечника, он давал слабый раствор марганцовки. Таким же раствором, но большей концентрации старательно промывал раны. Вскрывшиеся нарывы обрабатывал спиртом. Над открытыми ранами возвышались каркасы-корзинки, сплетенные из лозы самим фельдшером, что способствовало быстрейшему заживлению. Пациенты встречали Вергуна приветливо, шутили, на что он охотно откликался.

— Послушай, Александр Михайлович, зачем добро переводишь? Дал бы лучше выпить, — попросил Лозовский, у которого было повреждено ахиллово сухожилие так, что он не мог ходить.

— А что ты имеешь в виду?

— Как что? Спирт, конечно… Больной очень… Ногой не двинуть… Я много не прошу, — говорил Лозовский, облизывая горевшие губы. — Отлил бы законных сто грамм, и порядок.

Фельдшер улыбнулся, сказал:

— Летом, Володя, «законных» ста граммов не полагается. И так жарко. Но ты не горюй. Скоро отвар хвои будет готов, попьешь вдоволь.

Моргунов и Широков охраняли лагерь. Участки леса за пределами сторожевой тропы были заминированы противопехотными минами.

У костра сидели выздоравливающие. Чистили оружие. Латали одежду.

— Стой! Кто идет?! — послышался вдруг решительный окрик Широкова. Пароль?!

Я поспешил туда. За стволом могучей сосны, метрах в десяти от Широкова, стоял парень в гражданской одежде, с винтовкой в руке. Он произнес пароль, который на каждые сутки устанавливался нами для связи с местными партизанами и отрядом Озмителя. Это был посыльный от Мельникова.

— Что случилось, Серега? — спросил я, узнав партизана.

— Товарищ комиссар, Николаич прислал передать, что от станции Красное в вашу сторону движется колонна фрицев. Везут пулеметы и минометы. Есть и орудия. Так что будьте готовы. И от Любавичей тоже подходят…

— А много их там?

— От станции человек двести, а от Любавичей и того больше. Наш отряд и разведчики Соколова (в то время недалеко от нас находились человек семьдесят из разведотряда 4-й Ударной армии. Командовал ими старшина Соколов) выставили засаду на опушке, недалеко от большого дуба.

От нашего лагеря до названного связным «большого луга» было примерно метров триста.

Наступление немцев на наш лес мы переживали уже не первый раз. И вот очередное нашествие. «Неужели они осмелятся прочесывать лес?» — подумал я с тревогой и посмотрел на своих ребят, которые уже обратили внимание на связного. Они не могли слышать нашего разговора, но, видимо, догадывались, что Серега явился к нам с важным сообщением.

— Николаич сказал, что первыми мы стрелять не станем, чтобы не открываться перед ними. Но если фрицы двинутся в лес и направятся к вам, тогда постараемся увести их в другую сторону.

В это время гулко ударили минометы, загрохотали орудия. Треск разрывов слышался со всех сторон. Каратели вели рассеянный огонь, надеясь, видимо, огнем нащупать партизан. Отдельные мины и снаряды рвались совсем близко. Комья земли и обломки веток перелетали через шалаши, застревали в кронах деревьев, над нашими головами.

Связной все еще стоял рядом со мной, вслушивался в звуки стрельбы. Потом вдруг улыбнулся.

— Застряли, кажись, фрицы-то, товарищ комиссар, слышите?.. Лупят с одного места. Видать, боятся идти к нам в гости.

— Рано еще говорить об этом, Серега.

— Да. Верно, но что-то не торопятся.

— Это хорошо. Чем дольше они протопчатся на месте, тем лучше для нас.

«Если сегодня каратели придут к нам, мы не сумеем уйти. Ведь половина людей — лежачие больные. Придется оставаться здесь и биться до последнего», — невольно подумал я.

Партизан снял кепку, неторопливо обвел взглядом наш лагерь, покрутил головой.

— Хорошего, конечно, мало, товарищ комиссар. Не позавидуешь вам, как говорится. Что ж теперь делать?

— Не волнуйся, друг. Дорогу к нам они не знают. Если их не приведет сюда какой-нибудь подлец, то, может быть, все и обойдется.

— Да-а-а… Ну, я побежал. Надо предупредить наших, что у вас тут творится! — крикнул партизан. Махнув рукой, он побежал.

— Стой! Мины же кругом!

Связной остановился, оглянулся, крикнул:

— Ничего! Я по своим следам! — и скрылся в лесу.

Я обошел шалаши. Больные чутко вслушивались в раскатистые звуки боя. Терпеливо ждали, готовые к самому худшему. Никто из них ни о чем не спрашивал меня: все и так было ясно и понятно. Низко над лесом плыл тяжелый черный дым от взрывчатки. Слышался треск и шум падавших деревьев.

Часа через три стрельба стала отодвигаться в сторону соседней с лесом деревни: каратели пошли по большаку, не углубляясь в чащу, но продолжая методически, квадрат за квадратом, обстреливать лес. Это нас немного успокоило. Однако мы по-прежнему с нетерпением посматривали на солнце, которое, как казалось, почти не двигалось. А нам хотелось, чтобы поскорее наступила ночь — верная наша союзница.

Когда каратели были почти у деревни Шарино, оттуда вдруг жахнул орудийный выстрел, за ним второй!

— Слышите? Артиллерия!

— Откуда? У наших пушек нет!

— Точно! И связной ничего о них не говорил.

— Интересно!

Было уже около восьми часов вечера. Стрельба то заметно слабела, то грохотала с новой силой. Только когда солнце укатило за лес и сумерки начали окрашивать все в серый цвет, пальба постепенно прекратилась. Мы облегченно вздохнули. Нервная напряженность, в которой находились, начала спадать. Все, кто мог ходить, собрались под навесом, курили.

Ночью к нам пришел Мельников. Его сопровождали Сергей — тот парень, который прибегал к нам связным, и Никанор.

Николаич рассказал, как утром около двухсот карателей с тремя пушками и семью минометами вышли со станции Красное. Примерно столько же фашистов вышли из местечка Любавичи. Оба вражеских отряда с ходу пытались занять деревни Шарино и Марково, где находились местные партизаны и отряд Соколова. Но партизанские разведчики своевременно разгадали замыслы противника. Сильные засады партизан и армейских разведчиков встретили карателей кинжальным огнем еще на подступах к деревням. В бою немцы потеряли около сотни убитыми, много ранеными.

На наших ПТМ-35 подорвались три грузовика с живой силой противника. У партизан выбыло из строя три человека (один был убит и двое ранены).

— Николаич, а откуда у вас взялась артиллерия?

— Какая артиллерия? — глянул он на меня вопросительно.

— В районе деревни Шарино дважды бабахнуло орудие. Снаряды разорвались в расположении противника.

Мельников засмеялся, вытер пот:

— Да, да. Точно. Было такое дело. Это наши умельцы, — он тепло глянул на Никанора, подмигнул ему, продолжил: — Зимой ребята с Никанором притащили на санях со старых позиций советскую зенитку. Она была исправна, только колеса да боек не в порядке. А сегодня сумели приспособиться и два раза стрельнули в сторону карателей. Ну те и подумали, что у нас есть артиллерия, и поторопились отойти подальше. Наверно, мы попали в цель. Жалко, что подходящих снарядов больше под рукой не оказалось…