Глава 5 «Карла Марла» и другие

Глава 5

«Карла Марла» и другие

1

И снова – Казань. Что называется, взрослая жизнь. Глядя на Василия, родные говорили: возмужал! А знакомые старые и новые: классный ты парень, Васька!

Вернувшись, он поначалу вновь попал в коммуналку на Карла Маркса под надзор Ксении и Матильды. Они были рады его поступлению на медицинский, от души желали хорошей учебы и успехов в труде и потому крепили контроль за поведением студента.

Это раздражало юношу. В его картине мира образы «ботана-отличника» и «классного парня с Колымы» не совпадали. И, одолев сопротивление тетушек, он съехал на квартиру к другу Феликсу Газману. Где и поселился с Юрой Акимовым, вместе с которым приехал из Магадана.

Жизнь вышла веселой. С кучей чудачеств, или, как сейчас бы сказали, «приколов».

Вот, скажем, парад нижнего белья. Кто в емких сатиновых трусах, кто в утлой бязи подштанников – они маршировали по комнате, отбивая шаг и твердя: «Мы – еврейцы-красноармейцы: ать-два, ать! Мы еврейцы – …» Говорят, эту рифмовку придумал Василий. Отражала ли она его культурную идентичность? Неведомо. Скорее, просто казалась смешной.

А бывало, Юрий, Феликс и Василий замирали у Госбанка на улице Баумана, задрав головы и тыча перстами в небо. Когда они обрастали толпой зевак, пора было «валить». Они и «валили».

Имелись и серьезные способы проведения досуга. Василий, увлекшийся в Магадане баскетболом, играл теперь за «Медика». И Феликс метал мячи в кольцо. Племянник Саша Котельников выступал за «Науку». А Юрик Акимов – заядлый волейболист – летал над сеткой. Но вновь и вновь случались в здоровом этом образе жизни прорехи. Вино, девочки, рестораны…

Потом приключения студента Василия запечатлелись в текстах писателя Аксенова.

* * *

«Двадцатилетние оболтусы Филимон, Спиридон, Парамон и Евтихий (знающие люди говорят, что под этими именами в книге "В поисках грустного бэби" скрыты Вася, Юра, Феля и их общий друг – Ильгиз Ибатуллин по прозвищу Гизя – будущий видный врач и ученый) на койках в комнате своего дикого быта.<…> А вот и чувихи с факультета иностранных языков, «шпионки». Надрачивается "старенький коломенский бродяга патефон". Самодельная пластинка из рентгеновской пленки вспучивается, но, придавленная кружкой, начинает вращаться, извлекая из замутненных альвеол анонимной легочной ткани кое-какие звуки.

Come to me, my melancholy baby!

Утром все делают вид, что будильник, сволочь, сломался, потом кто-то вспоминает, что семинар сегодня "полуобязательный"… в конце концов, разыскав на столе отвратительные чинарики, курят среди убожества своих чахлых одеял.

А за дверью… начинают раздаваться громкие рыдания соседок. "Что ж теперь делать-то будем, граждане хорошие, братья и сестры?" Главная скандалистка Нюрка бьется в истерике. Дядя Петя сапогом грохочет в дверь. "Вставайте, олухи царя небесного! Великий Сталин умер!"»

– Что творилось в тот день у нас в Казани! – рассказывал мне Аксенов осенью 2004 года. – Сначала все пили водку. А потом Жора Баранович, трубач-«шанхаец», заиграл!.. Юра Модин вступил – пианист. И понеслось! Подробности в рассказе «День смерти товарища Сталина»…

Ну а наша четверка?

«Компания мрачно сидела на койках… "Отчего ребята такие смурные, – думал Филимон, – из-за вождя или из-за того, что "Красное подворье" отменяется? Спроси самого себя, – сказал он сам себе, – и поймешь внутреннее состояние товарища"».

«Красное подворье» – это, конечно, кабак. Притон со сквернейшей репутацией. Где прожигали жизнь плевелы, трутни и плесень нашего общества. Там-то друзья и собирались отметить день рождения Филимона. А «всенародное горе» грозило нарушить их планы.

Но именинник украсил голову шляпой, взятой без спроса в реквизитной театра… Обмотал шею шарфом и сказал:

– Похиляли, чуваки!

– Да ведь шлепнут за гульбу в такой день!

– Не обязательно!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.