Глава девятая. Блокада

Глава девятая. Блокада

20 октября мы собрались, чтобы обсудить план наступления наших войск на Курляндском полуострове, которое по директиве Ставки предстояло возобновить с 27 октября. После всестороннего разбора обстановки было принято решение осуществить прорыв между населенными пунктами Пикеляй и Приекуле, то есть в центре полосы действий фронта в общем направлении на Айзпуте. Для этого привлекались 6-я гвардейская и 4-я ударная армии, стрелковый корпус 51-й армии, а для развития успеха — 5-я гвардейская танковая армия. К исходу второго дня наступления войска должны были выйти к железной дороге Елгава Лиепая. Это направление было кратчайшим до Айзпуте. При этом перерезались коммуникации, ведущие к Лиепае.

С востока вновь начинали действовать и войска генерала армии А. И. Еременко, который создал на стыке с нашим фронтом ударную группировку в составе 42-й, 10-й гвардейской и 3-й ударной армий, которые должны были перейти в наступление 27 октября и, нанося удар в общем направлении на Салдус, выйти на рубеж Ремте, Салдус, Пауре.

Поскольку к этому времени эвакуация фашистских дивизий из Курляндии не была замечена, а разведка все увереннее стала докладывать о явной готовности прижатых к морю соединений группы армий «Север» сражаться до конца, опираясь на хорошо подготовленную оборону, Ставка начала проявлять заботу о некотором усилении наших войск. 23 октября маршал А. М. Василевский подтвердил сообщение о передаче нашему фронту 61-й армии, которая после овладения Ригой находилась в резерве Ставки. Два дня спустя в штабе передо мной предстал генерал-полковник П. А. Белов. Он доложил о подхода частей своей армии.

— Сильно поредели мои дивизии в ходе многомесячных и почти беспрерывных наступательных боев в Прибалтике, — сокрушался Павел Алексеевич. — Особенно это стало заметно с первых чисел октября: потери несем, а пополнение поступает все реже и реже…

Я подробно рассказал генералу Белову об обстановке в полосе действий фронта, о составе сил, которые готовятся перейти в наступление, сообщил, что его армию решено ввести в сражение между 4-й ударной и 6-й гвардейской, спросил, знает ли он генералов П. Ф. Малышева и И. М. Чистякова. Он ответил отрицательно: воевали на разных фронтах. Это было досадно, так как я был уверен, что знание командармами личных качеств друг друга очень помогает им правильно строить свои взаимоотношения, а это в сражении необыкновенно важно.

Я разъяснил П. А. Белову задачу его армии — наступать из района Вайнёда на север, в общем направлении на Бриньти, Суноуши. Обсудив ряд вопросов подготовки наступления, мы тепло распрощались с Павлом Алексеевичем.

…Подготовка к наступлению шла полным ходом. Утром следующего дня генерал Малышев взволнованно доложил мне:

— Противник перешел в наступление против восемьдесят третьего и шестидесятого стрелковых корпусов… В бой введены крупные танковые силы!

К 11 часам нам стало известно, что одна из дивизий 4-й ударной под сильным давлением вражеских войск оставила три населенных пункта. Особенно досадно узнавать об отступлении, когда готовишься наступать. Хоть и маленькая неудача, но она портила настроение солдатам: где уж там идти вперед, если приходится уступать врагу занятую ранее территорию! И я решительно потребовал от П. Ф. Малышева во что бы то на стало вернуть оставленные населенные пункты.

Попытка врага наступать свидетельствовала о сосредоточения им на этом направлении значительных сил, особенно танковых. Это вас встревожило. К вечеру 26 октября, выслушав доклады командармов о готовности к наступлению, мы дали разрешение начать его на следующее утро. Время начала артиллерийской и авиационной подготовки должны были уточнить утром: приходилось учитывать капризы осенней прибалтийской погоды.

К 9 часам 27 октября туман немного рассеялся, и, хотя утро оставалось хмурым и сырым, я распорядился начать артиллерийскую и авиационную подготовку. Послышалась уже привычная для слуха канонада. Генерал-полковник Н. М. Хлебников не отходил от телефона, поддерживая непрерывную связь с командующими артиллерией армий. Он, словно опытный дирижер, улавливал на слух, когда что-то не срабатывало, когда кто-то не подавал свой «голос» в нужную минуту. Сходная картина была и на передовом командно-наблюдательном пункте генерал-полковника Н. Ф. Папивина, который с такой же твердостью руководил действиями фронтовой авиации. Все шло вроде бы по плану, однако, поскольку подготовка к наступлению из-за недостатка времени была поспешной, смутное чувство тревоги не покидало меня.

Атака началась почти одновременно по всему фронту. Первые часы принесли радость: наступающие ворвались в оборону противника! Это предвещало успех. Но потом начались изнурительные стычки с непрерывно контратакующими фашистскими частями. К вечеру начальник разведки доложил, что наше наступление отражают 4 — 5 пехотных дивизий врага при активной поддержке основных сил 4-й и 14-й танковых дивизий, а также 502-го и 510-го ударных дивизионов тяжелых танков «тигров». Пленные рассказали, что они готовились прорваться к Клайпеде, чтобы в последующем восстановить связь с Восточной Пруссией, а теперь были брошены для срыва наступления наших войск.

Для поддержки наших армий генерал Н. Ф. Папивин по моему требованию нацелил против танков противника свои штурмовики. А тем временем командующий авиацией Балтфлота генерал-полковник авиации М. И. Само-хин сообщил о подходе в порт Лиепая значительного числа транспортов. По нашим предположениям, они доставляли блокированным войскам пополнение и боеприпасы. В дальнейшем это подтвердилось: в Курляндию регулярно прибывали морем подкрепления. Случалось, за декаду выгружалось не менее 10 тысяч солдат и офицеров и большое количество оружия и боеприпасов.

Однако многим фашистским воякам не удалось ступить на берег: они вместе с транспортами шли на дно под ударами морской авиации. Особенно много фашистских кораблей было потоплено со второй половины октября, когда энергичный и смелый М. И. Самохин попросил нас «приютить» его крылатые машины на фронтовых аэродромах поближе к портам Лиепая и Вентспилс. Я приказал генералу Папивину позаботиться о самолетах флота, как о своих собственных. И он сделал все, для того чтобы надежно обеспечить боевую работу морских летчиков. В первый же день нашего наступления 180 самолетов флотской авиации беспрерывно бомбили и штурмовали фашистские корабли, скопившиеся в Лиепае и Вентспилсе.

На земле, однако, события развивались менее успешно. За три дня наши войска сумели продвинуться в глубь фашистской обороны лишь на 6 километров. На следующий день благодаря принятым нами мерам наступление несколько оживилось, тем не менее каждую пядь земли на Курляндском полуострове приходилось освобождать лишь в итоге настойчивых и зачастую многократно повторяемых атак. Ожесточенные бои велись за каждый хуторок, за каждую высотку. Ведь удержание их было для фашистов вопросом жизни и смерти, а для советских воинов задача вырвать их у гитлеровцев — делом воинской чести, долгом перед Родиной.

Как ни тяжелы были бои, наши войска шли вперед. Фашистские дивизии, беспрерывно контратакуя, все-таки оставляли одну позицию за другой. Введенные в сражение корпуса 5-й гвардейской танковой армии несколько вырвались вперед и к полудню захватили плацдарм на реке Дзелда в районе Лиелдзеллы. К этому времени соединения 6-й гвардейской и 61-й армий прорвались к реке Вента от населенного пункта Нигранда до устья реки Штервелке. И в этот момент, видимо, не выдержали нервы у Шернера: он разрешил отступить частям, упорно оборонявшимся в выступе к югу от железной дороги Мажейкяй — Ауце. К 6 ноября эта дорога была занята нашими войсками. Но тут наступление пришлось снова прекратить. Беспрерывные осенние дожди настолько усилили распутицу, что продвижение вперед стало попросту невозможным.

27-ю годовщину Великой Октябрьской социалистической революции мы отпраздновали в относительно спокойной обстановке. Во всех частях били проведены торжественные собрания. В этот день все командиры и политработники находились среди солдат на переднем крае, информируя их о результатах наступления, о событиях, происходивших на других участках советско-германского фронта.

Хорошо помнится, что к бойцам нашего фронта на праздник Великого Октября приехали делегации Белоруссии, Литвы, Латвии, Армении и Дагестана. Они привезли нам свой дары, а главное — теплые чувства, сердечные праздничные поздравления советского народа и наказ Родины — приблизить час победы над фашистской Германией. Пребывание делегаций братских народов непосредственно в войсках оставило неизгладимое впечатление у воинов. Небезынтересно вспомнить, что на протяжении почти целого месяца с большим успехом выступал в частях фронта с концертами талантливый ансамбль народных песен и танцев Армении во главе со своем замечательным художественным руководителем Дату Тиграновичем Алтуняном.

…После прекращения наступления полковник А. А. Хлебов завалил меня многочисленными выписками из показаний пленных, различными документами фашистского командования. Их изучение укрепило мое убеждение, что верхушка блокированной немецко-фашистской группировки не рассчитывает на эвакуацию морем. По всей видимости, Гитлер не оставлял Шернеру такой надежды. Судя по всему, солдаты и офицеры невольно сравнивали свое положение с судьбой окруженных под Сталинградом. Пытаясь бороться с такими настроениями, Шернер, обращаясь к войскам, писал: «Tем, кто по своей глупости или злонамеренности сравнивает положение наших войск с судьбой армии Паулюса под Сталинградом и болтает о котле, следует заткнуть глотку». Вторя Шернеру, командир 10-то армейского корпуса, войска которого оборонялись в полосе наступления нашего фронта, в одном из своих приказов предупредил: «…Тот, кто побежит, будет расстрелян, как заяц. И только тот, кто останется на месте, может рассчитывать на помощь артиллерией и контратаками… Это необходимо внушить каждому солдату». Словом, фашистские генералы поставили своего солдата перед дилеммой: если не хочешь погибнуть от немецкой пули, погибни от советской.

По распоряжениям, которые продолжали поступать из Ставки, мы видели, что в Москве не отказываются от мысли о возможности попыток со стороны гитлеровского командования вывезти группу армии «Север» морем, чтобы использовать ее в решающей схватке на территории Германии. Только этим можно было объяснить настойчивые требования Ставки о продолжении наступления. Выполняя их, мы короткими, но сильными ударами не только держали врага в постоянном напряжении, но постепенно изматывали гитлеровцев и не позволяли вражескому командованию снимать с фронта сколько-нибудь значительные силы. Эта задача довольно успешно выполнялась в тесном взаимодействии с войсками 2-го Прибалтийского фронта.

Между тем Ставка в предвидении крупного наступления Красной Армии на главном, западном направлении решила вывести в свой резерв из состава нашего фронта 61-ю, 2-ю гвардейскую и 5-ю гвардейскую танковую армии. От А. И. Еременко ушла 3-я ударная.

В эти же дни с глубоким сожалением проводили мы и члена Военного совета фронта генерал-лейтенанта Д. С. Леонова, который был отозван Ставкой для получения нового назначения.

Его сменил генерал-лейтенант Михаил Васильевич Рудаков. Хотя он был еще молод, но уже обладал большим опытом политической работы во фронтовом звене: был членом Военного совета 3-го Прибалтийского фронта. Новый член Военного совета был очень энергичен, добродушен, спокоен, внимателен к людям. Он как-то незаметно, но прочно вошел в нашу дружную фронтовую семью.

Поскольку все наши заботы по-прежнему были направлены на то, чтобы на допустить вывода из Курляндии ни одной фашистской дивизии, мы регулярно организовывали воздушные налеты по портам Вентспилс и Лиепая. В них участвовали сотни самолетов воздушных армий обоих Прибалтийских фронтов, Балтийского флота и даже авиации дальнего действия.

14 декабря, например, была предпринята очередная такая операция. В ней только со стороны Балтийского флота приняли участие 200 самолетов. Если фронтовая авиация наносила удары по аэродромам противника, чтобы самолеты люфтваффе не мешали морским летчикам, то флотские авиаторы все свои силы нацелили на порты, главным образом на Лиепаю, где на рассвете воздушная разведка обнаружила большую группу транспортов и много боевых кораблей. Генерал-полковник М. И. Самохин значительную часть своих штурмовиков и пикирующих бомбардировщиков направил на уничтожение фашистских кораблей. Это была нелегкая задача: район Лиепаи прикрывался крупными силами зенитной артиллерии и истребительной авиации. И все же советские самолеты прорвались к порту. Первую группу штурмовиков вел прославленный летчик Герой Советского Союза подполковник Нельсон Степанян, вторую — капитан Пысинин, третью младший лейтенант Борисов. Именно им предстояло расчистить путь, подавить корабельные зенитные средства. Но eщe на подступах к цели они были встречены 30 фашистскими «мессерами». С помощью истребителей прикрытия штурмовики преодолели этот заслон и прорвались сквозь заградительный огонь корабельных зенитных средств. Бомбовыми ударами и меткими залпами штурмовики резко снизили интенсивность зенитного огня фашистских кораблей. Это облегчило подошедшим вскоре пикирующим бомбардировщикам выполнение задачи.

В результате массированного удара штурмовиков и пикирующих бомбардировщиков один за другим шли на дно крупные немецкие транспорты. Вскоре уже шесть судов водоизмещением в 24000 тонн скрылись под водой. А в воздухе тем временем был сбит 21 фашистский самолет. К сожалению, понесли потери и атакующие. Погиб в этот день и Нельсон Степанян. В ходе одной из атак его самолет был подбит, но бесстрашный летчик не отвернул назад свою машину и последними усилиями бросил ее на фашистский корабль. Я лично знал этого мужественного человека, и поэтому мне было особенно больно услышать о его гибели. Ныне бронзовый бюст дважды Героя Советского Союза Нельсопа Георгиевича Степаняна высится на его родине, в городе Шуша.

Много героев было среди морских летчиков, но более всого меня поразил рассказ Михаила Ивановича Самохина о летчице Лидии Шулайкиной. На счету бывшей учительницы русского языка и литературы к тому времени насчитывалось пять потопленных фашистских кораблей.

На следующий день лиепайский порт бомбила наша 3-я воздушная. Пока бомбардировщики сбрасывали свой смертоносный груз на вражеские корабли, часть истребителей и штурмовиков подвергла налетам ближайшие фашистские аэродромы в районах Скрунды и Лиепаи. В нанесении этих ударов участвовало 186 бомбардировщиков и 343 истребителя. Они обрушили на врага 200 тонн авиабомб. В результате точных ударов загорелось 8 фашистских кораблей, были нанесены разрушения в доке, возникло 10 очагов пожара в порту. В воздушных боях было сбито в этот день 40 немецких самолетов.

…Новый, 1945 год мы встречали с большим оптимизмом: все предвещало близкий конец войны. Впереди уже ясно виделась наша великая Победа. Мне было известно из беседы с А. М. Василевским, что войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов приближались к восточным границам самой Германии. Впереди перед ними вырисовывалось берлинское направление, оставалось дойти до Одера, а там и до логова фашистского зверя, как говорится, рукой подать. Одновременно войска 2-го и 3-го Белорусских фронтов при поддержке Краснознаменного Балтийского флота стремились отсечь группу армий «Центр», оборонявшую Восточную Пруссию, от остальных сил вермахта, прижать ее к морю и уничтожить по частям.

Для достижения намеченной в этой операции цели войска генерала И. Д. Черняховского должны были разгромить тильзитско-инстербургскую группировку и в дальнейшем развить наступление в направлении на Кенигсберг.

Маршал А. М. Василевский попросил меня иметь в виду, что с переходом в наступление Белорусских фронтов войска 1-го Прибалтийского должны быть готовы частью своих сил, в том числе и авиацией, оказать необходимую помощь генералу И. Д. Черняховскому.

…В конце первой декады января в большом поселке, где были расположены части береговой обороны флота и одна морская истребительная авиационная дивизия, по взаимной договоренности я встретился с командующим Краснознаменным Балтийским флотом адмиралом В. Ф. Трибуцем. На меня адмирал произвел самое хорошее впечатление. Он прекрасно знал обстановку на всем Прибалтийском театре военных действий, понимал переживаемые нами трудности и по возможности старался помочь их преодолеть. Мы особенно дружно решали общую задачу — не выпустить из Курлдидии группу армий «Север». Командующий флотом охотно предложил мне в случае необходимости использовать для обороны побережья как его истребительную авиационную дивизию, так и тяжелые железнодорожные артиллерийские дивизионы. Это предложение устраивало нас: ведь артиллерия могла вести огодь не только по морским, ни и по сухопутным целям. Bместе с адмиралом Трибуцем, мы побывали на готовящемся месте базирования торпедных катеров, где работали около тысячи саперов нашего фронта, потом осмотрели огневые позиции артиллерийских железнодорожных дивизионов.

После озлакомления с положением дел в этом районе и увязки некоторых вопросов я вылетел в Кальварию и доложил маршалу А. М. Василевскому о проделанной работе. Александр Михайлович одобрил согласованные нами меры по улучшению взаимодействия войск фронта и флота.

Едва успел я вернуться от Василевского к себе в штаб, как генерал А. П. Белобородов по телефону ВЧ доложил мне:

— В пятнадцать двадцать десятого января крупные силы пехоты при поддержке шестидесяти танков атаковали части генерала Ибянского из района Клайпеды на Кретингу… Принимаю меры по отражению наступления.

Генерал Курасов, присутствовавший при этом разговоре, возмутился:

— Вот нахалы, неужели они надеются соединиться с курляндской группировкой?

— Если ваше предположение, Владимир Васильевич, верно, — заметил я, — то следует ожидать и встречный удар в полосе обороны армии Крейзера.

Поручив генералу Курасову выяснить обстановку в полосе 51-й армии, я приказал Н. Ф. Папивину нацелить против группировки, начавшей наступление, не менее двух дивизий штурмовиков, а по клайпедскому порту нанести мощный бомбовый удар. Вскоре Владимир Васильевич Курасов доложил, что у генерала Крейзера все в порядке, его войска отразили попытки противника нанести встречиий удар. А от Белобородова поступило известие, что главный удар пришелся по частям 179-й стрелковой дивизии генерал-майора М. М. Шкурина. Командир корпуса двинул ей на помощь полк 156-й стррелковой дивизии и 40-ю танковую бригаду. Командарм перебрасывает к участку прорыва 31-ю истребительно-противотанковую артиллерийскую бригаду и 91-ю стрелковую дивизию. Словом, необходимые меры принимаются. Оснований для тревоги не было. Но тут позвонил адмирал Трибуц, и с волнением сказал:

— Иван Христофорович, не оставь на погибель нашу артиллерию и аэродромные части.

Ему, как выясиилось, только что доложили о том, что противник особенно активно атакует участок вдоль железной дороги Мемель — Кретинга, а там как раз расположились два тяжелых артиллерийских дивизиона. Им угрожает опасность. Я заверил адмирала, что сделаем все, чтобы спасти эти дивизионы, что на помощь уже вылетают штурмовики, а генерал Белобородов спешно подтягивает туда подкрепления. Командующий флотом со своей стороны обещал немедленно послать штурмовики флотской авиации. Но, как оказалось, артиллеристы и сами не дали себя в обиду. Они ударили прямой наводкой из 130- и 152-миллиметровых орудии по прорвавшимся фашистским танкам и порядочное количество их уничтожили. Однако тяжелые орудия были недостаточно маневренны, и скоро танки проскочили в мертвую зону, то есть туда, где орудия уже не могли их достать. Тогда навстречу им вышли краснофлотцы, вооруженные противотанковыми гранатами, Первыми подбили два танка моряки из группы лейтенанта Родионова. Уже несколько машин было уничтожено, когда сверху по танкам ударили штурмовики из авиационной дивизии полковника Манжосова. Метким пушечным огнем и бомбовыми ударами они разметали их. Вскоре сюда подоспели и другие эскадрильи ффлотской авиации и 3-й воздушной армии.

На следующий дань наступающее фашистское части были повсюду остановлены, а 12 января решительными контратаками соединений 92-го стрелкового корпуса генерала Н. Б. Ибянского отброшены назад. Эта наглая вылазка блокированной в Клайпеде группировки фашистских войск вынудила нас задуматься: а не пора ли всерьез заняться этими недобитками? Начавшееся 13 января наступление войск 2-го и 3-го Белорусских фронтов в Восточной Пруссии благоприятствовало тому, чтобы покончить с ними. Мы в связи с этим поручили генералу А. П. Болобородову подсчитать силы и средства, необходимые для проведения штурма Клайпеды, и продумать замысел операции. Осуществить ее было решено после окончания очередного наступления против курляндской группировки, которому мы продолжали уделять главное внимание.

В это время мы снова попытались получить достоверные данные о том, что творится в расположении вражеских войск, стремились как можно точнее и любым способом определить их намерения. В частности, было налажено четкое взаимодействие с партизанами и подпольщиками, которые не давали покоя оккупантам в Курляндии. Когда начальник разведки фронта А. А. Хлебов еще в ноябре доложил мне о первых контактах с партизанами, я долго и внимательно изучал крохотные темно-зеленые пятна на карте Курляндского полуострова и никак не мог представить себе, как партизаны смогли уцелеть на этом клочке латышской земли, буквально нашпигованном фашистскими дивизиями. Ведь все города, населенные пункты, рощи и перелески были забиты войсками, штабами, различными карательными органами и подразделениями оккупантов. И все же партизаны и подпольщики действовали все более активно. Без их помощи нашим многочисленным разведывательным группам было бы значительно труднее добывать сведения, а иногда и просто уцелеть в этом змеином гнезде. Наши разведчики рассказывали, что основная масса народных мстителей действует мелкими группами, напасть на след которых фашистам непросто. Однако имеется ряд довольно крупных отрядов, которые смело вступают в бой с карателями и, нанося им чувствительные потери, умело маневрируют, не позволяя загнать себя в ловушку. Когда наши разведчики уходили от преследователей, они, как правило, укрывались в таких партизанских отрядах и вместе с ними успешно отбивали атаки карателей.

С особым восхищением разведчики отзывались о бесстрашных и умелых действиях одного из самых крупных партизанских отрядов, известного под названием «Булта» («Стрела»). Большую помощь партизаны получали от руководства подпольной сети советских патриотов, охватившей почти все населенные пункты вдоль побережья Балтийского моря. Руководил этим подпольем человек, о котором ходили легенды. Но настоящее имя его знали немногие. Оно было неизвестно даже нам. Лишь после войны, вступив в командование войсками Прибалтийского военного округа, я из бесед с первым секретарем ЦК Компартии Латвии Яном Эдуардовичем Калнберзиным узнал много нового об антифашистской борьбе патриотов. От него услышал я и имя этого легендарного руководителя партизан и подпольщиков. Им был представитель ЦК Компартии Латвии А. Мацпан. Узнал я и имена прославленных партизан и героев подпольной борьбы В. Семенова, М. Стрельникова, А. Лаукмана, Я. Туркса, К. Салминя, В. Кащеева, В. Валтсона, В. Барона, А. Страутманиса, Э. Элерта, К. Путкалиса, Л. Фреймане, О. Путкале и многих других мужественных борцов, о подвигах которых уже немало написано, и, будем надеяться, эта волнующая тема будет еще долго вдохновлять историков и писателей Советской Латвии.

После войны я имел возможность убедиться, что высокая оценка деятельности партизан и подпольщиков Курляндии, данная нашей фронтовой разведкой, вполне оправдана. Их активность очень беспокоила командование группы армий «Север». Вот что, например, записали фашистские «летописцы» в журнале боевых действий этой группы 13 декабря 1944 года: «…Обо всех районах Курляндии, занятых бандами, пока трудно говорить. Нападение банд особенно чувствительно в прибрежном районе Павилоста и в районах Виндавы (Вентспилс), в 10 км северо-восточнее Виндавы, Спаре, Ренды, в 20 км восточ-нее Голдингена, в Голдингене…»

Фашисты до самой своей капитуляции так и не смогли подавить деятельность партизан и подпольщиков. Вот чем, например, кончилась затеянная 5 декабря 1944 года гитлеровцами очередная карательная операция против партизан, скрывавшихся в Абавских лесах. Блокировав все выходы из массивов, каратели начали их прочесывать. Об этом стало известно в отряде «Стрела». Партизаны устроили засаду — и одним подразделением у карателей стало меньше. А в отряде прибавилось 5 пулеметов, 10 автоматов, несколько десятков винтовок, гранатомет, 2 ящика с фаустпатронами и несколько ящиков с патронами.

Едва мы начали готовить очередное наступление против курляндской группировки, как получили от маршала А. М. Василевского приказ скрытно от противника сосредоточить к северо-западу от Тильзита (Советска) главные силы 43-й армии для овладения этим городом во взаимодействии с 39-й армией, наступавшей на правом крыле 3-го Белорусского фронта. Кроме того, он предупредил меня, что 3-я воздушная армия нашего фронта должна быть готова, вместе с 1-й воздушной армией генерала Т. Т. Хрюкина принять участие в поддержке наступления войск 3-го Белорусского на кенигсбергском направлении. Общее руководство силами обеих армий предполагалось возложить на представителя Ставки маршала авиации Ф. Я. Фалалеева.

Так и не довелось Афанасию Павлантьевичу Белобородову принять участие в штурме Клайпеды. 19 января он заехал ко мне попрощаться и был не в силах скрыть своей радести. И я понимал боевого кемаддарма: ему надоело, как он сам выразился, «ждать у моря погоды». Занятые организацией систематических ударов по блокированной группе армий «Север», мы вынуждены были откладывать штурм Клайпеды, а исключительно деятельный по натуре Белобородов особенно тяжело переживал ожидание. Теперь перед его армией открывались дороги наступления в Восточиой Пруссии. И я искренне пожелал славному командарму новых побед. Высказав и мне самые добрые пожелания, Афанасий Павлантьевич щелкнул каблуками и, лихо козырнув, весело воскликнул:

— До скорой встречи после победы, товарищ командующий!

— До скорой! — в тон ому ответил я, даже и не догадываясь, что наша новая встреча состоится через каких-нибудь три недели.

Обсудив на Военном совете свои возможности, мы решили просить А. М. Василевского разрешить нам после очередного сковывающего удара по блокированным в Курляндаи армиям предпринять штурм Клайпеды. Представитель Ставка одобрил наше намерение и обещал заручиться согласием И. В. Сталина. В связи с убытием 43-й армии эта задача «по наследству» перешла к 4-й ударной, занявшей позиции на подступах к Клайпеде. Генерал П. Ф. Малышев с радостью приступил к разработке замысла предстоящего штурма. Я обещал ему необходимую поддержку авиацией, усиление тяжелой артиллерией и инженерными частями.

Сырым и холодным утром 21 января генералы И. М. Чистяков и Я. Г. Крейзер доложили, что после разведки боем ударные группировка их армий вновь перешли в наступление против курляндскои группировки. И снова начались упорные бои. На каждую атаку советских дивизий фашисты отвечали остервенелыми контратаками. Как только на одном из направлений обозначался наш успех, гитлеровцы со всех сторон бросали туда свои части, выводя их из резерва, изымая с менее угрожаемых участков. А поскольку расстояния были сравнительно короткими, подкрепления прибывали быстро. Продвижение наше было незначительным, зато перемещение вражеских частей к портам погрузки сразу прекратилось, а некоторые из них были снова возвращены на фронт. Цель нашего наступления была достигнута.

К сожалению, на войне каждая операция сопряжена с потерями. Несли потери и мы. Я, как всегда, тяжело переживал каждое донесение о гибели бойцов и командиров, особенно тех, кого знал лично. Глубокую сердечную боль доставила мне весть о смертельном ранении моего земляка, замечательного танкиста генерал-майора Ази Асланова.

Впервые встретились мы в самую трудную пору, когда войска нашего Юго-Западного фронта летом 1941 года отступали к Киеву. Обстановка была очень тяжелой. Даже смелые люди, случалось, теряли голову. И поэтому мне особенно запомнился стремительный и энергичный кавалерист, без колебаний бросившийся со своим небольшим отрядом на выручку арьергарда отступавшей стрелковой дивизии, который попал в беду. Когда фашисты были отброшены, мы познакомились с ним. Кавалерист спешился, и я удивился, какой он был маленький и по-юношески стройный. А каким грозным великаном казался, мчась на коне в атаку!

С озорной улыбкой, поглядывая на меня снизу вверх, он приложил руку к пилотке.

— Майор Асланов! — И, крепко пожав мою руку, добавил: — Из Баку. А вы?

— Из села Чардахлы, что возле Шамхора.

— О! Знаю! — обрадовался кавалерист. — Бывал там. Значит, земляки.

Осенью 1941 года майора Асланова вызвали в Москву для назначения на должность в танковую часть. Он выехал в штаб фронта попрощаться и был, как всегда, жизнерадостен и переполнен энергией. Счастливо улыбаясь, Ази показывал мне только что полученную фотографию жены и сына и весело смеялся, читая вслух письмо от сынишки, в котором тот «наставлял» отца, как бить фашистов.

В Сталинградской битве танковый полк под его командованием особо отличился, и подполковник Асланов стал Героем Советского Союза. Затем новые сражения, новые бои и новые отличия. И вдруг в июле сорок четвертого из доклада генерала Обухова я узнал, что мой земляк уже несколько дней воюет на нашем фронте. Его 35-я гвардейская танковая бригада стремительно продвигалась вперед. Из-за непрерывных боев мы смогли повидаться только в начале сентября, когда готовили наступление на Ригу. Я внезапно нагрянул в бригаду Асланова. И он предстал передо мной все такой же сухощавый и подвижный, как ртуть. Поблескивая карими глазами, он со своим характерным гортанным выговором подчеркнуто официально ответил на мое приветствие:

— Здравия желаю, товарищ командующий!

Я был искренне рад увидеть полюбившегося мне танкиста живым и здоровым и в дальнейшем постоянно следил за его боевыми делами. 35-я гвардейская, танковая бригада действовала всегда блестяще. После упомянутой выше встречи мы виделись еще один раз, да и то мельком, в боевой обстановке. Я обещал пригласить его в гости, как только покончим с курляндской группировкой.

Так и не состоялась наша встреча. В живых Ази Асланова я уже не застал. Но он не умер в моей памяти. Каждый раз, когда мне доводится бывать в Баку, я иду с цветами в один из красивейших уголков столицы Азербайджана к своему фронтовому другу. Ази Асланов смотрит с высоты своего пьедестала, и мне кажется, что вот-вот его бронзовое лицо озарится озорной улыбкой.

Итак, подготовка к штурму Клайпеды, последнего оплота фашистов в Литве, началась. Если читатель помнит, я поручил эту нелегкую задачу командующему 4-й ударной армией генералу П. Ф. Малышеву и его штабу. Помогал им в этом деле мой испытанный заместитель генерал-полковник В. И. Кузнецов.

Гарнизон Клайпеды возглавлял сорокалетний генерал Беккер, награжденный фюрером Рыцарским крестом. Наша разведка установила, что прежний состав гарнизона полностью заменен новыми частями. Солдаты и офицеры, не испытавшие ужасов бегства из Шяуляя, были настроены весьма драчливо. Один из пленных так и заявил: «Нам отступать некуда, будем драться!» Словом, все свидетельствовало о необходимости готовиться к ожесточенным боям.

Мы уже привыкли к тому, что появление на фронте вездесущих и всезнающих корреспондентов фронтовых и центральных газет предвещает начало особо горячих денечков. Вот и сейчас, не успели мы как следует обдумать замысел штурма Клайпеды, как в литовское село Кальвария, где разместился штаб 1-го Прибалтийского, нагрянула целая бригада газетчиков во главе с Н. Г. Михайловским из «Правды». По опыту зная, что от журналистов отбиться не легче, чем от вражеского десанта, я покорно вышел к ним, когда они завладели передней половиной крестьянского дома, в котором меня разместили. Любознательность корреспондентов неистощима. Поэтому мне было нелегко ответить на все их вопросы и в то же время соблюсти требования о сохранении военной тайны. Я дал подробный анализ боевых действий в Восточной Пруссии, стараясь убедить представителей печати, что именно там сейчас происходят важные события. Но мои слушатели, сославшись на то, что в Восточной Пруссии уже «воюют» их коллеги, потребовали, чтобы я посоветовал, где им находиться в ближайшие дни, Я сообщил, что сейчас идут ожесточенные бои на подступах к Лиепае, о которых в сводках Совинформ-бюро не упоминается, хотя наши солдаты и офицеры в этих схватках не щадят своей жизни, чтобы приблизить час нашей победы. Осторожно намекнул я и на то, что в скором времени интересные события могут произойти в районе Клайпеды, и при этом выразил надежду, что корреспонденты могут собственными глазами увидеть этот освобожденный порт. Достаточно утомив друг друга, мы распрощались.

Не успели еще прекратиться бои на лиепайском направлении, как генерал Малышев доложил мне о начавшихся в Клайпеде взрывах. Мы уже по опыту знали, что пожары и взрывы — первые предвестники подготовки фашистов к бегству. Значит, нервы у гитлеровского командования не выдержали. В результате прорыва войск 3-го Белорусского фронта к Кенигсбергу, а 2-го Белорусского фрегата — к Балтийскому морю восточнее Эльбинга основные силы восточно-прусской группировки вермахта тоже оказались отрезанными и прижатыми к морю. Мы поняли, что смертельная угроза, нависшая над группой армий «Центр»,[111] вынуждает Гитлера спасать свои войска, блокированные в Клайпеде.

Нам не оставалось ничего другого, как максимально ускорить переход в наступление имевшимися у нас силами. Генерал В. В. Курасов выразил опасение, что два наших стрелковых корпуса, стоявшие на подступах к Клайпеде, вероятно, не смогут быстро сломить сопротивление гитлеровцев, и они не только беспрепятственно ускользнут, но и выведут всю боевую технику. Однако никогда неунывающий Михаил Васильевич Рудаков, новый член Военного совета, утешил его:

— Да успокойтесь, Владимир Васильевич, не так-то просто противнику улизнуть от нас: ведь вывезти морем такое количество войск и техники за несколько дней ему не удасться.

Мне понравилась спокойная уверенность молодого генерала. Действительно, уйти противнику трудно: с фронта мы немедленно атакуем двумя стрелковыми корпусами, а с моря его могут встретить основные силы фронтовой и флотской авиации, а также бригада торпедных катеров. И я тут же поручил Владимиру Васильевичу согласовать этот вопрос со штабом флота. А генералу П. Ф. Малышеву был отдан приказ начать штурм Клайпеды. Выполняя его, командарм решил тремя дивизиями 19-го стрелкового корпуса генерала Д. И. Самарского наступать на город с юго-востока, а силами 92-го стрелкового корпуса генерала Н. Б. Ибянского — с северо-востока. На этом же направлении генерал П. Ф. Малышев собирался ввести и свой резерв — 16-ю Литовскую стрелковую дивизию.

Перед началом наступления главных сил было решено пустить, как всегда, в разведку боем по одному усиленному стрелковому батальону от каждой стрелковой дивизии. В каждом соединении для развития успеха этих батальонов подготовили стрелковый полк второго эшелона. Нелегкая задача по расчистке пути от своих и фашистских мин, как обычно, легла на саперов.

Первыми разведку боем начали в 17 часов подразделения 179-й стрелковой дивизии генерала М. М. Шкурина. Они вклинились в фашистскую оборону, а вслед за ними командир дивизии двинул главные силы полков. К исходу дня генерал Шкурин доложил командарму, что его дивизия проникла в оборону противника на 3 километра, захвачены Каркельбек и Фридрихсганде. Тогда генерал Малышев решил двинуть в наступление главные силы обоих корпусов. Узнав о столь стремительном развитии событий на подступах к Клайпеде, я поспешил туда. П. Ф. Малышев доложил, что принял решение начать ввод стрелковой дивизии второго эшелона в полосе 19-го стрелкового корпуса и резерва армии — 16-й Литовской стрелковой дивизии — в полосе 92-го стрелкового корнуса.

Утром 27 января наступление развернулось по всей линии вражеской обороны вокруг города. Однако наступавшие части сразу «увязли», с трудом преодолевая многочисленные заграждения и сопротивление фашистов, засевших в дотах. Успешнее продвигались части 16-й Литовской дивизии. Ее 156-й и 249-й стрелковый полки настойчиво расчищали себе путь к городу. Подойдя к мощным опорным пунктам врага, они окружили их и овладели ими ударом с тыла.

В 156-м полку успех атаки обеспечили умелые и дерзкие действия стрелковой роты, которой командовал лейтенант Нарбутас. В этом бою он был смертельно ранен. Подразделения 249-го полка, овладев в ходе ожесточенной рукопашной схватки опорным пунктом, по льду форсировали реку Данге и первыми пробились к окраине города.

С ходу ворваться в город части не смогли: враг оказывал сильное огневое сопротивление. В 18 часов оба полка после 10-минутного огневого налета поднялись в атаку, но понесли потери и отошли назад. И снова умелые действия воинов двух батальонов 249-го стрелкового полка обеспечили успех. Они под покровом темноты проникли в промежутки между огневыми точками и завязали бой в тылу. Перепуганные гитлеровцы стали спасаться бегством. Командир 249-го стрелкового полка бросил в преследование 1-й стрелковый батальон, который в 3 часа ночи ворвался в город. Узнав об этом, генерал П. Ф. Малышев приказал продолжать ночной бой всем наступавшим частям. Противник открыл массированный артиллерийский огонь с косы Курише-Нерунг и беспрерывно контратаковал небольшими силами пехоты и танков.

Утром 167-й стрелковый полк 16-й Литовской дивизии под командованием майора И. В. Баранова разгромил группировку фашистов, оборонявшую вокзал, и в 5 часов 30 минут первым вышел к заливу. К тому времени и другие дивизии 19-го и 92-го стрелковых корпусов ворвались в город и к 8 часам 28 января ликвидировали там последние очаги сопротивления. Над Клайпедой взвился алый советский флаг. Находившиеся на командном пункте 4-й ударной армии руководители Коммунистической партии и правительства Советской Литвы вместе со мной и генералом П. Ф. Малышевым направились в освобожденный город.

Часть войск вражеского гарнизона, пытавшаяся спастись морем, попала под удар торпедных катеров и морской авиации. На дно пошло более сотни различных мелких судов и два крупных транспорта, на которых стремились удрать фашисты. Досталось и боевым кораблям, которые их прикрывали. Два миноносца были серьезно повреждены. Словом, моряки-балтийцы снова хорошо помогли нам.

Когда мы доложили А. М. Василевскому о результатах боев за Клайпеду, он сказал:

— С этой группировкой противника, можно считать, покончено. Теперь все усилия надо сосредоточить на Курляндии. Снимайте из района Клайпеды все, что можно, и перебрасывайте на лиепайское направление.

Штаб 4-й ударной армии, подведя итоги операции, долее о том, что в ходе боев за Клайпеду фашисты потеряли только убитыми около 5 тысяч солдат и офицеров, кроме того, они лишились 40 танков, 70 орудий, 188 минометов, более 180 пулеметов, 48 паровозов, свыше 1400 вагонов и платформ и многих других видов техники и военного имущества.

…В первых числах февраля основные соединения 4-й ударной армии приняли участок, занятый ранее войсками 51-й. Таким образом, мы собирались начать очередное наступление уже силами трех армий.

В эти дни мы расстались с А. М. Василевским, которого Ставка отозвала в Москву. Свыше полугода Александр Михайлович делил с нами все трудности фронтовой жизни с ее повседневными опасностями. Он с присущим ему тактом твердо направлял действия трех фронтов к достижению целей, которые Ставка Верховного Главнокомандования ставила перед ними.

Мы уже привыкли, что в трудную минуту можем посоветоваться с человеком, облеченным Ставкой большой властью, и без излишних проволочек добиться одобрения решения, принятие которого диктовалось быстро менявшейся обстановкой. Вот почему мы с особой теплотой и нескрываемым огорчением провожали А. М. Василевского. Его отъезд окончательно убедил меня в том, что Ставка считает дело с блокированными в Курляндии фашистскими армиями в принципе решенным, поэтому держать там начальника Генерального штаба не видит необходимости.

Для координации действий 1-го и 2-го Прибалтийских фронтов прибыл командующий войсками Ленинградского фронта Маршал Советского Союза Л. А. Говоров. О его прибытии я узнал от А. И. Еременко. Он позвонил мне в полдень 4 февраля и, поздоровавшись, сказал шутливо:

— К вам едет ревизор, готовьтесь! — А затем, перейдя на серьезный тон, пояснил: — Товарищ Говоров через пару часов будет у вас.

Вскоре к командному пункту фронта подъехало несколько легковых автомашин. Я вышел встретить Л. А. Говорова. Увидев меня, Леонид Александрович молча протянул мне руку, и скупая улыбка приподняла щеточку его темных усов. Не говоря ни слова, маршал прошел в дом, снял фуражку, поправил прическу и, медленно повернувшись ко мне, с улыбкой сказал:

— Ну, здравствуй еще раз, Иван Христофорович! Рад тебя видеть в добром здравии. Сколько же мы с тобой не виделись?

И мы стали припоминать, когда и где встречались в последний раз.

Мы знали друг друга с 1935 года, когда служили на Украине. В 1936 году одновременно поехали учиться в академию Генерального штаба, где я имел возможность поближе узнать Леонида Александровича. Он не отличался общительностью, но не отдалялся от товарищей по учебе, был доброжелателен к ним. В общие разговоры вступал редко, но когда высказывался, то слушали его внимательно, потому что мысли свои даже по самым сложным вопросам он умел излагать очень лаконично и ясно. Он был прекрасным артиллеристом, но и в знании общей тактики и оперативного искусства превосходил многих общевойсковых командиров, обучавшихся на нашем курсе. Поэтому я не удивился, когда во время войны узнал, что Л. А. Говоров командует общевойсковой армией, а затем возглавил войска Ленинградского фронта.

Мы с Леонидом Александровичем начали обсуждать сложившуюся обстановку и оценивать стоявшие перед войсками обоих фронтов задачи.

На следующий день Говоров назначил объединенное заседание Военных советов 1-го и 2-го Прибалтийских фронтов. Были заслушаны доклады начальников штабов. В заключение выступил представитель Ставки. Анализируя обстановку, он сказал:

— Товарищ Сталин, направляя меня сюда, указал на необходимость держать противника в напряжении. Стоит нам ослабить нажим, как Гитлер снова начнет потихоньку вытаскивать из Курляндии одну дивизию за другой. Верховный Главнокомандующий предупредил, что, по имеющимся у него сведениям, Гитлер намеревается вывезти морем из Курляндии в Германию несколько дивизий. Этому мы должны воспрепятствовать. Следовательно, нам в ближайшее время надо нанести удар такой мощи, чтобы Гитлеру пришлось совсем отказаться от мысли ослаблять силы курляндской группировки…

Маршал Говоров сообщил о выделении из резерва Ставки в его распоряжение еще одной общевойсковой армии и о своем решении предпринять новое наступление, чтобы сорвать планируемый Гитлером вывоз дивизий.

Однако не успели мы развернуть подготовку к новому наступлению, как получили директиву Ставки объединить все армии в составе одного 2-го Прибалтийского фронта. В связи с этим необходимость координировать действия двух фронтов отпала, и Л. А. Говоров был назначен командующим войсками объединенного 2-го Прибалтийского фронта. Это решение, на наш взгляд, было весьма своевременным и полностью отвечало оперативно-стратегической обстановке в Прибалтике.

Мне было приказано к 8 февраля вместе с управлением фронта и 3-я воздушной армии убыть в Восточную Пруссию, где принять под свое командование другие армии.

Поручив генерал-полковнику В. И. Кузнецову передачу наших войск Л. А. Говорову и поставив задачу генералам В. В. Курасову и Н. Ф. Папивину на передислокацию штаба фронта и 3-й воздушной армии в Восточную Пруссию, я выехал к генералу армии И. Д. Черняховскому, от которого мне предстояло принять три армии с частями усиления.

Перед отъездом я зашел проститься к Говорову. Леонид Александрович, обложившись картами, схемами, различными справочными материалами, характеризующими оборону и боевой состав группы армий «Курляндия», был целиком поглощен предстоящим наступлением.

Услышав мой голос, он нехотя оторвался от дел и тяжело вздохнул:

— Ох и тяжелая это работа — из болота тащить бегемота…

Я понял, что, внимательно изучив обстановку, Леонид Александрович полностью оценил всю сложность предстоящего наступления. Более трех десятков полнокровных фашистских дивизий, собранных в кулак, будут отчаянно сопротивляться, потому что отступать им некуда. А поскольку гитлеровцы, как видно, питают надежду на эвакуацию морем, то сдаваться в плен к русским, о «зверствах» которых им ежедневно трубит геббельсовская пропаганда, торопиться не будут.

Прощаясь, я высказал Л. А. Говорову уверенность, что не выпустить фашистские армии из Курляндии он сумеет и с теми силами, которыми располагает. А это главное, поскольку будущее фашистов в Курляндии определилось четко неизбежная капитуляция. И это не так уж плохо для нас.

— Ну ладно, не утешай, — улыбнулся маршал, — я не кровожаден, просто сторожем этих обреченных фашистов не стану, они все время будут под ударами наших войск.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.