Душевный гнет и моральный кошмар в положении духовенства на Соловках
Душевный гнет и моральный кошмар в положении духовенства на Соловках
Раньше я обращал уже внимание на одну особенность коммунистического режима в тюрьмах, на этапах и тоже здесь, на Соловках, — что деления арестантов для размещения по камерам на уголовников и не уголовников у большевиков не практикуется. Все без разбора сгоняются в одну камеру, или в одно ротное помещение, как, например, на Соловках. Если порою происходит сортировка по административным соображениям, то не по признаку преступности, а по признаку «с вещами» или «без вещей» арестанты, чтобы отделить одних от других во избежание воровства.
Для духовенства нет исключения, и они помещаются вместе со всеми прочими; лишь позволяют им группироваться вместе на нарах.
В тех тюремных помещениях, где размещены уголовники, особенно молодое поколение их, так называемая «шпана», постоянно шум, гам, крики, ругань, часто драка, скабрезные рассказы, порнографические песенки и беспрестанно отборная площадная брань.
Если воспитанному интеллигенту такое сообщество приносит нестерпимые страдания, то какой должен быть душевный гнет у лиц духовных, когда они слышат безумолчно вблизи себя отборную коммунистическую брань с присоединением святых имен и названий.
Администрация не только не воспрещает непрерывные ругательства «шпаны», но даже поощряет глумления и издевательства, направленные по адресу духовных.
Чтобы умерить несколько резвость сквернословов из «шпаны», духовные применяют иногда способ приручения их, для чего начинают подкармливать «шпанят», чтобы они лишь не ругались. Этот прием приводил к печальному массовому вымогательству.
* * *
Духовенство отбывает принудительные работы на общих со всеми основаниях.
Здесь следует отметить одно знаменательное явление, весьма яркое на фоне Соловецкой жизни.
Во время разводов никто из духовных никогда не заявлял протеста против назначения на ту или иную работу; никогда не обращался с просьбой о назначении на легкую работу; никто никогда не жаловался на мнимую болезнь, а всегда все шли молча и христиански покорно туда, куда их назначали.
* * *
Если в последние годы моего пребывания на Соловках духовенство заняло, как бы, привилегированное положение по отбытию принудительных работ, то это не ради его самого, или их сана, а потому, что духовенство оказалось самым честным, аккуратным, добросовестным и исполнительным из всех других заключенных-словчан.
Как не тяжело было соловецкой администрации из чекистов признаться, что те, кого они презрительно называли «дармоедами», «обманщиками» и «эксплуататорами» народа и пр., оказались самыми безупречными людьми, но делать было нечего, сама жизнь принудила администрацию к этому.
Дело в том: на Соловках на каждой командировке есть должность каптера (каптенармус), на обязанности которого лежит прием, хранение и выдача пищевых продуктов. Работа по сравнению с другими весьма легкая; кроме того, каптер всегда будет сыт, а изыскание пропитания к скудной казенной пище составляет главную заботу всех соловчан. Вот почему в начале администрация назначала каптерами своих чекистов или бывших сексотов ГПУ. Но что же оказалось на практике? В большинстве случаев через три-четыре месяца у нового каптера обнаруживалась растрата.
Пробовали назначать других; результат получался тот же. Тогда решили применить для этой работы духовенство. И все пошло по-хорошему: никогда нет никаких недочетов; продукты отпускаются всегда аккуратно; нет обвешивания, обсчетов, замены и пр. Все заключенные оставались довольными работой каптеров из духовенства. После первых опытов всех каптеров назначили из духовенства, при том, из старших; так: Епископ Глеб был каптером на Перт-озере, Епископ Василий на лесозаготовках и т. д.