ГЛАВА ПЕРВАЯ. ПЕРЕКРЕСТОК УДАЧИ ТЕБЕ!.

ГЛАВА ПЕРВАЯ. ПЕРЕКРЕСТОК УДАЧИ ТЕБЕ!.

— Ваш паспорт вызывает подозрения, — это прозвучало как удар гонга, — с таким паспортом мы не пропустим. Мирзакарум Валиевич, вы не можете лететь.

Чувствую, что все вокруг становится нереальным. Расстаться сейчас? Это НЕ-ВОЗ-МОЖ-НО! Невозможно даже представить!.. Даже ненадолго, пусть на несколько недель. Мы не были юными, но у нас была наша Любовь. Не признающая компромиссов и расстояний. Расстаться сейчас — это лететь с одним крылом. Это — стать полуживой. Это слишком больно.

Этот день прочно врезался в память: 7 июня 95 года. Москва. Аэропорт "Шереметьево-2".

Рейс на Нью-Йорк. Паспортный контроль. Первая наша вынужденная разлука. Это расставание для меня — "маленькая смерть".

Прошло целых восемь лет с того дня, и я начинаю писать страницы календаря нашей совместной жизни, работы, любви. Я снова погружаюсь в те события и те дни. Порой сама удивляюсь: неужели это Я тогда и я сейчас — как два разных человека.

И все же это я. Здесь все события, факты, имена действующих лиц — подлинные. Просто я описываю их такими, какими они остались в памяти моей души. Это — мои муки и мои радости, мои рассуждения. А вы, читающие эти строки, "думайте сами, решайте сами". Меня часто спрашивают: расскажите, как все это начиналось, задают вопросы. Я всегда отвечаю на них, потом спрашиваю: а вам это интересно?

— Да, очень! Теперь многое становится нам понятным, и это помогает…

Что помешало нам быть вместе? Ведь мы оба тогда так хотели этого. Для чего был дан мне этот непростой опыт? К чему подталкивает меня Создатель? Куда ведет меня моя дорога, и для чего мне этот режущий по живому подарок? Вопросы, вопросы…

Я представила: мы не полетим. Я тоже остаюсь. Мгновенно внутри образовалась пустота, я стала бесчувственной, как под легким наркозом. Это был шок. Настоящий удар. Никаких мыслей, никаких чувств.

Все происходило, как будто не со мной, как во сне… Совсем недавно все было прекрасно, реально, удивительно. Но тут вмешались темные силы в виде этого красивого молодого пограничника. Хотят разлучить нас, и нет доброго волшебника, который придет нам на помощь и дружеским голосом скажет: "Все в порядке, это недоразумение. Проходите пожалуйста". Но нет. Этого не происходит. И это не сон.

— Не задерживайте. Решайте быстро. Нам еще ваш багаж нужно успеть выгрузить. Либо вы летите, либо нет. До окончания посадки двадцать минут.

Когда у меня что-то не получалось и мне пытались помочь, сколько помню себя, всегда говорила: "Я сама!" С детства не любила, когда меня заставляли делать выбор и требовали однозначного ответа: либо «да», либо «нет». В такой ситуации часто терялась и делала неправильный выбор. Этими «да» и «нет» реальность момента вмешалась в нашу жизнь последних месяцев. Разом рухнули все мечты.

Мы отошли в глубь зала. Какое-то время держались за руки и просто молчали.

— Ты должна полететь, — неожиданно тихим голосом сказал Мирзакарим, делая особенный упор на слове "должна".

Внешне он был абсолютно спокоен.

— Нет, нет, без тебя я не хочу! — Все буквально кричало во мне. Наверно, он услышал как бьется мое сердце, и взял мои руки в свои. — Ты полетишь и сделаешь все так, как будто мы оба там. Ты сможешь это и без меня, я знаю.

Я прикрыла глаза и услышала внутри себя: он прав, да и ты тоже так чувствуешь и видишь себя уже там. Ну признайся себе: ведь ты очень хочешь этого. От такого подарка грех отказываться… На все воля-Божья. Решайся. И я приняла решение:

— Хорошо, я лечу. А ты постарайся побыстрее сделать новый паспорт, и мы еще сможем все успеть.

— Я так и сделаю, И прилечу к тебе.

Его уверенность стала передаваться и мне. В его глазах я читала: "Ты справишься, я знаю. Я люблю тебя, я верю в тебя, ты у меня умничка…" Но скрывать свою боль и разочарование ему было уже не под силу, и он стал торопить меня: "Иди, иди!"

Он чуть пожал мои руки, затем быстро и нежно поцеловал в щечку и легонько подтолкнул меня к пограничной стойке:

ТЫСЯЧА ДОЛЛАРОВ

То, чего я боялась, произошло. Сейчас я понимаю, что была весьма наивна, думая, что все пройдет гладко. У нас было мало времени, все делалось очень быстро. И новая программа, и огромное количество вещей, с ней связанных. Оказалось, что его документы оформить за столь короткий срок просто невозможно. Когда нас пригласили в Америку, у Мирзы еще не было ни прописки, ни тем более российского гражданства. Откуда этому было взяться, ведь мы еще не были официально женаты. Друзья подсказали, где можно сделать паспорт быстро без особых формальностей. Естественно, все эти заботы упали на меня. Но, прежде всего, решено было оформить наш брак.

Молодой человек в костюме и галстуке, как с обложки глянцевого журнала, терпеливо объясняет мне:

— Паспорт не будет ничем отличаться от настоящего, и будет стоить тысячу долларов.

Я торопливо поясняю, что он — мой муж, мы просто не успели все сделать раньше, но нам надо срочно, нас приглашают работать в Америку. Молодой человек дежурно улыбается, похоже, его совершенно не волнуют наши проблемы, он такие объяснения, пожалуй, несколько десятков раз в день выслушивает.

Он делает многозначительную паузу:

— Но ответственности мы не несем никакой.

— Где же вы их оформляете?

— Это вопрос конфиденциальный, — многозначительная улыбка на его лице выражает гордость и самодовольство. — У нашей фирмы свои секреты.

Позже я осознала, что такой паспорт все равно является липовым документом. Хотя сама «корочка», конечно, настоящая. Только вот взята она из сейфа «потихоньку» каким-нибудь радеющим за пополнение семейной казны работником органов. Или паспортистка, получающая гроши, в обмен за купюры большего достоинства обеспечивает подобные фирмы десятками таких паспортов.

— Хорошо, мы вам поможем, мы всем помогаем. Но знаете, определенный риск, конечно, есть, и если вы согласны… — "глянцевая обложка" смотрит на меня вопросительно.

Конечно, мы согласны. А куда деваться?

И вот я держу в руках две красные книжицы. Открываю свой паспорт — все правильно. Открываю второй «документ» и буквально столбенею. Ребята, что же вы такое написали? Вместо «Мирзакарим» — стоит «Мирзакарум», отчество вообще сами придумали — «Валиевич». Но ведь он Санакулович?!

При сравнении его и мой паспорт зримо отличались друг от друга, разница чувствовалась невооруженным глазом. В моем — все отпечатано на машинке, в его — от руки, как-то не очень аккуратно, да еще и ошибки эти…

Совершенно обалдевшая, я лепечу:

— Откуда такие данные? Надо переделывать.

"Обложка глянцевого журнала" (сегодня уже в другом галстуке) ничуть не обескуражена моими претензиями:

— Да никто и не посмотрит, никто не проверит, — и лучезарная улыбка. — Хотите переделать? Отлично. Если очень хотите, платите заново и снова ждите.

От этой беспредельной наглости у меня даже слова все пропали:

— А как же ваша ответственность?

Для них это — пустые слова. На служащих конторы они не производят никакого впечатления. Они уверили меня, что все обойдется. И я, как ребенок, позволила себя убедить. Внутри иногда просыпался маленький червячок: я начинала предчувствовать, что в паспорте может получиться загвоздка. Мало того, что липовый, еще и выглядит подозрительно из-за жуткой небрежности какой-то офисной девочки, торопившейся на свидание. Знала бы эта девчонка, чем ее торопливость обернется для нас. Ведь я в глубине души понимала, что может произойти, просто не хотелось в это верить. Небо любви было безоблачным.

Между тем, наша поездка откладывалась, каждый день приносил новые заботы и дела, бесконечная суета забирала много сил и времени… А паспорт так и не был переделан. Мирза не захотел, а может, и не смог, потому что делать его следовало через Узбекистан, ведь он был гражданином этой страны.

МЕЖДУ НЕБОМ И ЗЕМЛЕЙ

Слезы текли по щекам. Окончательно ослабев, я дремала в кресле самолета, но как только прорывалась сквозь сон, слезы одолевали меня снова. Это были слезы отчаяния перед незримой силой, которая развела нас в стороны и разрушила все планы. Все это казалось таким несправедливым и таким нереальным. За окном плыли и плыли облака. Они казались то горой, то озером, то океаном, то раем, то адом. И им не было до меня никакого дела. Подходили стюардессы со своими подносами, участливо трогали за плечо: "Чем вам помочь?" О! Чем мне можно было помочь? Автоматически что-то пила, ела… И, обессиленная, опять проваливалась в спасительный сон.

Тогда во время долгого перелета я как будто заранее оплакала наш будущий разрыв. Слезы почему-то не приносили успокоения, они текли уже сами по себе, как вода из неисправного крана. Голова от них становилась тяжелой, тело — абсолютно бессильным, а лицо — некрасивым. Но они оказались спасительными, ведь с ними уходило так много всего… То были очищающие, святые слезы. И способность так выплакать все — бесценный Дар Природы. В тот момент я просто не осознавала, что это включилась Саморегуляция, данная нам свыше самим Творцом.

Все, что происходило рядом со мной, вокруг меня, выплывает из памяти рваными фрагментами, как будто из фотопленки кто-то вырезал несколько кадров, а остальное выбросил в корзину.

— Вы туда летите в первый раз? — Надо мной склоняется лицо, изборожденное морщинами, и глаза, подернутые дымкой прожитых лет, — добрые, ласковые… Но — чужие!

— А у меня там дети, внучка Танечка. Пригласили снова. Вот, ей подарок везу! — тычет в меня какой-то куклой.

Мне не интересно, я ничего не воспринимаю, а старческий голос продолжает шелестеть.

— Вот, приглашают, я иногда и летаю, наверное, в последний раз, сколько мне еще, — голос затихает на полуслове.

Это вновь спасительный сон, где нет никаких чувств — сплошная пустота.

Слезы абсолютно опустошили меня. И это было спасение от назойливых мыслей: "Что я сделала не так? Я старалась и сделала все. Как могла. Вероятно, ничего уже нельзя изменить. Это — испытание каждому из нас, проверка. И… подарок судьбы". Когда в голову пришла эта простая мысль, я стала постепенно успокаиваться и приходить в себя: "Господи, на все воля Твоя".

Приближался Нью-Йорк…

ПЕРЕКРЕСТОК

— Лариса, а где Мирзакарим?

Слезы вновь размыли настоящее. Сквозь всхлипы единственное, что выдавливаю из себя:

— Так случилось… В самый последний момент…

Его паспорт…

В ответ понимающее:

— Ну, ничего, ничего, успокойся, что-нибудь придумаем.

Вера Мостовой встретила меня в аэропорту. Все формальности я прошла быстро, и мы поехали к ней домой.

Первая поездка в Америку навсегда осталась для меня окрашенной в тона роковой разлуки, нашей первой разлуки, предвестницы разрыва. Особенно дорога слез. Они просто текли и текли сами по себе, и невозможно было их остановить. Никогда не думала, что в человеке так много слез. Раньше только читала об этом, да в кино видела — это казалось неправдоподобным, когда так долго переживают, чувствуют себя несчастными. Недаром говорят: "Маленькая беда кричит, а большая молчит". Моя маленькая беда кричала во мне, билась, как птица в клетке. Спасибо окружающим. Они смотрели участливо и просто молчаливо поддерживали эту заплаканную русскую женщину, так сильно страдающую, будто умер у нее кто-то родной или близкий, и понесла она невосполнимую потерю. Это тоже было правдой. Буквально за неделю до отъезда у меня умер отец. Поэтому дорога к дому семьи Мостовых видится мне, как в тумане.

Все, что мелькало за окном, было безусловно впечатляющим… Но меня не трогало. Ехать было недалеко. Проживали они в штате Нью-Джерси, который примыкает к штату Нью-Йорк. И граница — чисто условная. Вера мне в дороге объяснила, что это как в Москве из «Шереметьево» проехать в противоположный конец города. Русские эмигранты. Сколько лет уже живут в Америке, а расстояние все с Москвой сравнивают. Русские, они и в Америке русские. А Вера продолжала рассказывать. Оказывается, у них там каждый штат имеет второе название. И у Нью-Джерси, кстати, одного из самых престижных и комфортабельных, тоже такое есть. Его называют «Штат-Сад». И надо сказать, что он это название полностью оправдывает. Кругом столько зелени и цветов. Каждый дом буквально утопает в них. Это я разглядела потом, значительно позднее.

"Знаешь, в Москве такого нет. А здесь — тишина и покой, красота, особенно летом, когда все в цвету, — хорошо, правда?" — Верины глаза так и сияют от гордости. И ей есть чем гордиться. Дом у них очень хороший. Старинный, двухэтажный. Как любит повторять ее муж Юра: "В каталогах числится как европейский в ирландском стиле".

Все это вместе с приветливой встречей всего семейства немного успокоило меня.

— А вот и твоя комната. — И Вера распахнула дверь.

"Моя" комната на втором этаже стала пристанищем на время поездки. Вкус у моих друзей был отличный — ничего лишнего. Две кровати, несколько красивых пейзажей на стенах, букет цветов на тумбочке, огромный встроенный шкаф, куда уместились все мои вещи.

— Ты отдыхай, мы тебя не будем беспокоить.

Просто отдыхай, восстанавливай силы после полета, адаптируйся, — Вера тактично прикрыла дверь.

Я открыла чемодан, чтобы переодеться, а там — его рубашки… Я закрыла глаза и представила, где он сам сейчас, и какая между нами бездна — половина земного шара… Опять навернулись слезы. Я буквально рухнула на кровать. Прошло несколько дней, во время которых состояние опустошенности, разбитости от выплаканных слез и постоянной сонливости постепенно сменялось приливом новых сил, желанием работать за себя и за него тоже — ведь мы делали общее дело.

Сейчас, восемь лет спустя, я понимаю, что жизнь могла сложиться совсем по-другому. Это был перекресток — тот день, когда мы первый раз надолго расстались. Пути Господни неисповедимы. И это было дано каждому из нас. Ведь в такие моменты какое решение примешь, той дорогой и пойдешь до следующего перекрестка в судьбе.

ЗДЕСЬ МЫ — НЕ УЗБЕКИ

Как только я несколько пришла в себя, я стала пытаться помочь Мирзе выбраться в Америку. Сегодня все эти усилия кажутся невообразимыми. Но тогда я ухватилась за эту соломинку: "А вдруг получится", — мне так хотелось поверить в это чудо.

И я сказала Вере:

— Поедем в ООН.

У нее от удивления в буквальном смысле брови на лоб полезли. Поясняю ей:

— Я знаю, это нужно сделать, надо этот шанс использовать. Едем к консулу Узбекистана при ООН. Расскажем все, как есть. Они тоже люди, вдруг помогут.

Вера мою бесшабашную идею тут же поддержала. И вот две русские дамы — одна, правда, уже американка — поехали реализовывать немыслимую идею.

Поднялись на нужный этаж, какой — не помню, но казалось, что лифт ехал бесконечно долго. И тут нам сообщают, что консула в данный момент нет. И в ближайшее время не ожидается его возвращения. "Ну что такое? Не везет, да и только. Ничего у нас не получается", — правда, меня это остановило только на некоторое время. Решимость не дала опустить руки:

— Ас кем еще можно поговорить?

— Попробуйте рассказать о своем деле его жене. Она здесь.

Оказалось, что жена консула — это дочь бывшего Первого секретаря ЦК компартии Узбекистана. "Может, это удача?"

Залпом я выпаливаю этой интеллигентной и элегантной женщине с типично восточным лицом:

— Понимаете, мой муж — узбек, мы недавно поженились. Нас пригласили сюда на работу. Меня пропустили через паспортный контроль, а его нет.

Может быть, вы чем-то можете помочь? — Мой голос почти срывается от волнения. — У вас ведь принято помогать друг другу. Помогите и вы, он же ваш. У нас все может разрушиться, все что запланировано, вся наша работа… У нас программа рассчитана на два месяца, мы можем сократить ее, — мой голос стал совсем тихим, — люди ведь ждут!

Моя тогдашняя наивность, вероятно, может поразить некоторых сегодня. Я и сама сейчас удивляюсь. Ведь у меня была вера, что консул может помочь нам, с этой верой я к нему и шла. Но чуда не произошло. Ее глаза смотрели на меня прямо, и чувствовалось, что эта женщина говорит правду. Нет, это не было равнодушием, скорее дипломатическая корректность, воспитанная положением: — Мы, к сожалению, ничем не можем вам помочь. Если вашего мужа там не пропустили через границу, то здесь тем более нельзя ничего поделать. У меня тоже на родине сын, и я сама из-за различных формальностей пока не могу сделать ему документы на учебу. Даже ускорить это никак нельзя. А в вашем случае мы абсолютно бессильны. По законам этой страны такое невозможно. Здесь мы — не узбеки.

Последняя фраза как-то особенно запала тогда в память. Это было открытием для меня, что люди не ощущают себя представителями своей национальности. Кем же они себя считают? Гражданами Вселенной? Это очень интересно.

Тогда мы ушли ни с чем. Я окончательно поняла — надежд на приезд Мирзакарима уже не осталось никаких. Значит, мне придется работать одной.

Ну, что ж, хорошо, я готова. Я — в полном порядке.

"Коля-Ваня"

"Без тебя этот дом пустой, я не могу быть один и не хочу. Прихожу туда, и мне там плохо", — Мирзакарим звонил мне каждый день. Иногда по несколько раз в день. Мы жили тогда в маленькой однокомнатной квартирке рядом с телецентром. В его голосе звучала тоска. Скучал он страшно. Конечно, это расстраивало и беспокоило меня. Я искала выход и нашла. Звоню нашему помощнику Саше:

— Россия — это не его страна, поймите меня правильно. У него нет никого ближе, чем я. Вы его не оставляйте на долгое время. Помогите ему пережить нашу разлуку. Скоро все это кончится. Вы пока просто присмотрите за ним.

Саша, добрая душа, согласился, опекал его, буквально ходил за ним хвостом. Приглашал в гости, в свою семью, в общем, развлекал. Впрочем, Мирзакарим и сам знал, как развлекаться. Позже это переросло в настоящую зависимость. Тогда же все выглядело достаточно невинно и, как он сам объяснял, хоть немного отвлекало его от тоски и одиночества. Он стал частым посетителем, можно сказать, завсегдатаем, небольшого казино рядом с нашим домом. Название у него еще такое смешное — «Коля-Ваня». Он буквально просиживал там дни и ночи. Оттуда мне и названивал. Говорил, что скучает, рассказывал, что делает, какие новые мысли к нему приходят о нашей совместной работе. Иногда так, вроде бы ни о чем, мы разговаривали минут по двадцать. Разорение страшное. Но важнее было слышать родной голос, чувствовать, что любимый человек рядом. Нам обоим нужно было пережить эту разлуку.

Один разговор мне очень запомнился. Он говорит:

— Знаешь, я это чувствовал, я еще не готов к такой поездке. Америка — большая страна, пока она не для меня. Где-то глубоко я понимал, что не смогу полететь.

Меня это тогда очень поразило. Значит, он тоже предчувствовал это. Не хотел этой поездки, боялся ее. И мы оказались на разных континентах…

Это удивительно, как все во Вселенной взаимосвязано, и нет ничего случайного. Каждый человек идет по жизни только своей дорогой. Он встречает попутчиков, которые учат его чему-то новому, открывают глаза на то, чего он раньше не замечал. Дают ему новые силы жить и любить жизнь. И мой спутник — как бы я его ни воспринимала — тоже мой Учитель.

Конечно, обучение часто бывает болезненным, а прозрение — опустошающим, но все это, как горькое лекарство, — это наша плата за жизнь без иллюзий, жизнь в гармонии с удивительным НАСТОЯЩИМ — единственным, что принадлежит нам.

СИДАА-ЙОГА — ПУТЬ ДУШИ

Эта необыкновенная возможность поехать в Америку возникла в Екатеринбурге. Мы вели там занятия. И даже не могли принять всех желающих.

"Мирзакарим Норбеков" — это имя буквально прогремело по всему городу и области после серии передач на радио и на телевидении. К нам приходила масса людей. И вот однажды к нам подошла слушательница. Она была настолько в восторге от того, что мы делаем на своих занятиях, и от их результатов, что от волнения долго не могла заговорить о главном, лишь благодарила. Затем мы услышали ее предложение:

— То, что вы делаете, так похоже на сидда-йогу — направление высшей духовной йоги исцеления через душу, которое практикуется в Америке и Индии. И я хорошо знаю людей, занимающихся этим. Вам нужно познакомиться. Гурумайи возглавляет это направление в Америке. Вам обязательно надо туда съездить. Я попрошу, чтобы вам прислали приглашения. И принесу почитать свои конспекты по сидда-йоге.

Сначала мы с Мирзакаримом не придали особого значения этому разговору. К нам подходили сотни людей, и мы слышали много разных предложений. Но эта слушательница оказалась настойчивой и последовательной. Она связалась с семьей Мостовых в Нью-Джерси, которую очень давно и близко знала. И там началась подготовка к нашему приезду. Позже, когда я познакомилась ближе с Верой Мостовой в Москве, куда она приезжала, чтобы увидеть нас в работе, — спокойной, мягкой и одновременно настойчивой энергичной женщиной, — я почувствовала ее искренний интерес к тому, что мы делали, и желание помочь.

После этого предложения события начали развиваться буквально волшебным образом. Пришло приглашение на нас двоих. Мы должны были проводить там свои занятия! Для нас это был новый этап в нашей работе. Программа была составлена минимум на два месяца так, чтобы, если возникнет необходимость, ее можно было продлить. Мы с таким воодушевлением готовились. Новые возможности дали нам новые силы. И еще больше сблизили нас. Американская сторона очень хорошо подготовилась к нашей встрече. Были составлены красочные проспекты с информацией о том, кто мы и чем занимаемся. Для нас это было впервые. Семья Мостовой, которая нас пригласила, достаточно давно и крепко обосновалась в Америке. Они насколько серьезно готовились к нашему приезду, что их старшая дочь уволилась с работы, чтобы стать переводчиком на наших занятиях.

В тот период предстоящая поездка стала для нас мощным призывом к обновлению. Все шло, как по нотам, и вдруг… Удар был тем неожиданней, что произошел он в самый последний момент. Это была катастрофа. Были подготовлены занятия специально для слушателей Америки. Для нас это был новый барьер, экзамен. И мне пришлось сдавать его одной.

"СПАСИБО, ЛАРИСА и АНКА"

"За храбрость и мужество, которые вы проявили в отсутствие вашей мужской половины. С самыми радужными надеждами и наилучшими пожеланиями. Вера".

Как это она хорошо написала, упомянув про мою мужскую половину, мою половинку, часть меня. Ведь без него я только половина целого, законченного, гармоничного. А храбрость и мужество действительно понадобились. Ведь на занятиях я была одна. А групп было две. Первая — двадцать человек — англоязычная, вторая русская — чуть побольше, это бывшие "наши".

Русскоязычная группа занималась по вечерам, после работы, в доме у Вериной сестры — Натки Тамарченко. Другая — днем, в доме у Веры. Группы были небольшие, поэтому с каждым предварительно поговорили, чтобы выяснить индивидуальные проблемы и целенаправленно помочь. Разница в характерах этих групп сильно ощущалась. Люди в Америке очень пунктуальны. За пять-десять минут до начала приходили все, и минута в минуту объявленного времени уже были на своих местах, готовые ко всему. У них считается дурным тоном опаздывать — признак неуважения. На занятиях они были открыты и бесхитростны, как дети. Старались все делать, как надо.

Была одна профессиональная массажистка. Ей все очень понравилось. Говорила, что чувствует после нашего бесконтактного массажа даже больший эффект, чем после традиционного косметического. У многих были хорошие результаты по зрению. Все радовались успехам друг друга и своим, конечно. Запомнилась одна женщина, примерно шестидесяти лет, миллионерша, между прочим, которая очень старалась улучшить зрение, помолодеть. И вот уже в самом конце цикла тянет руку:

— Можно, я скажу?

— Да, пожалуйста.

— Сегодня я была у своего врача, и она удивилась моим улучшениям. Она настаивала, чтобы я носила линзы, а мне так этого не хотелось. И вот сегодня она сказала, что сейчас мои глаза в порядке, и я могу обходиться без линз! Я просто счастлива! — Она сияла, как ребенок.

Слушатели благодарили. В самом конце цикла подходит одна симпатичная американка и, сияя улыбкой, целует меня в обе щеки, крепко обнимает и благодарит. Вера просто ахнула:

— Знаешь ли ты, что это означает?

— Что?

— Ведь она поцеловала тебя. А это у американцев проявление высшей признательности, любви и полного доверия. Обычно они более сдержанны и лишь прикасаются щеками. Это настоящая победа!

Да, это была победа. Огромная открытка с бурым медвежонком, и на ней надпись: "Лариса, ты хочешь знать, как мы любим тебя?" А когда я ее раскрыла, то медвежонок стоял с раскрытыми объятьями: "Вот как!" И подписи всех слушателей по-английски. Я их помню. А еще помню, как под аплодисменты вносят огромнейший торт. На нем слова по-русски: "Спасибо, Лариса и Анка" (Анка — это моя помощница и переводчица, дочь Веры). Все смеялись и были счастливы, как дети. Потом пили чай с тортом и говорили обо всем и все сразу. Расставаться не хотелось, но меня уже ждала машина, чтобы отвезти в аэропорт. И было это 29 июня 1995 года.

АШРАМ — РАЙ НА ЗЕМЛЕ

Ашрам. Поездка туда запомнилась до мельчайших деталей. Ранний подъем, еще не светало, где-то около трех часов утра — это чтобы быть на месте рано утром и провести там весь день. Впечатления от пути — как от ночного полета. Огромная скорость — по бокам дороги катафоты — совсем как взлетная полоса. И мы мчимся в заветное, в Ашрам. Довелось проехаться и по государственным дорогам, где колдобины и заплатки, как в России, что очень чувствительно при езде на большой скорости. Очень странный для меня "американский факт" — плохие дороги. Но что значат маленькие-неудобства в сравнении с нашей целью! И вот она достигнута.

Это была моя первая поездка в Ашрам, мы пробыли там с рассвета до заката.

Увидели очень много удивительных вещей, но далеко не все. Действительность этого места поражала. Это как государство в государстве — сообщество людей, родственных душ, имеющих одинаковые цели, — живет и работает вместе. Совместно они пытаются достичь духовных результатов. "Государство Ашрам" действительно огромное. Оно имеет три основные территории, которые занимают столь большое пространство, что между ними курсирует автобус. Место столь красиво, что никакие слова не передадут этого. Представьте себе чудесные леса, зелень, лебединое озеро и прекрасную неземную перспективу Города Рая. Здесь хочется остаться…

…Наконец, вот она, Гурумайи — женщина удивительной красоты — Учитель. Она принимает всех вновь прибывших. Опускаюсь на колени. Кланяюсь. Опахало из экзотических перьев на длинном шесте, которое Гуру держит в своей руке, касается меня, заряжая небесной энергией. Это похоже на «благословение». Моя спутница Анка говорит, представляя меня: "Лариса из России. Они с мужем написали книгу об исцелении людей через их душу". Гурумайи одобрительно улыбается мне, принимая эту информацию и книгу в подарок. Благосклонно кивает. Я кланяюсь ей в ответ. Энергия пронизывает меня до кончиков пальцев. Необыкновенная, ни с чем не сравнимая, добрая материнская энергия.

Каждое свое обращение к присутствующим Гурумайи начинала словами:

— Я от всего своего сердца приветствую каждого из вас…

Подходя к Гурумайи, следовало кланяться, касаясь лбом пола. Мне рассказали, как однажды один человек из вновь прибывших подошел к Гурумайи и спросил:

— Почему я должен обязательно вам кланяться? Я вообще никому не кланяюсь. Мне не хочется этого делать, и мне трудно себя переломить. Я не могу поклониться вам.

Тогда Гурумайя встала со своего места:

— А я с радостью могу поклониться каждому из вас, — и поклонилась ему, коснувшись лбом пола.

На следующий год мне посчастливилось пробыть в Ашраме уже почти два месяца. Это был год сорокового дня рождения Гурумайи. Был большой праздник. Тысячи людей приехали, чтобы поздравить ее.

Некоторые из приехавших подходили к Гуру с собаками. Как принято в Индии, на животных — гирлянды из цветов. Гурумайи получила много прекрасных открыток и поздравлений в свой день рождения. В одной из них было написано: "Спасибо Гурумайи за тот Рай на земле, который мы чувствуем через нее".

Идем по пешей заасфальтированной дорожке среди нетронутого леса, а рядом гуляют олени, можно даже близко подойти к ним, протянуть руку. Можно барсуков подкормить. Поют никем не потревоженные птицы. Ручеек журчит, через него перекинут мостик — уже дело рук человеческих.

Еще запомнился черный пушистый кот с белой манишкой и белыми лапами, с колокольчиком на шее. Только подходишь к нему — он уходит и никого не подпускает так близко, чтобы погладить. Отходит, но не слишком далеко. Сидит рядышком, наблюдает. Там считалось хорошим знаком встретить его.

Люди и природа сливаются воедино. Звери в Ашраме никого не боятся. Однажды я видела спящую на кустике около аллеи змейку. Все тихонько подходили посмотреть и говорили: "Тише! Пусть спит…" Было чувство, как будто все знают друг Друга. Как дети. Смотрят на меня и улыбаются. Я смотрю и тоже улыбаюсь. Проходит мимо меня незнакомая женщина, смотрит с улыбкой мне в глаза и говорит: "Ты прекрасна, и платье у тебя такое красивое. И все в тебе прекрасно". Видно, что говорит искренне, от самого сердца. От этого хочется петь и летать, как будто у тебя выросли крылья. Ашрам запоминается не только тем, что красота там необыкновенная, но и необычным состоянием, которое он создает.

Притчи и истории, которые я услышала там, воспринимались, как в детстве сказки. Их вековая мудрость учит нас видеть не только глазами, "видеть сердцем" и развивает "способность любить" — главный признак нашего здоровья.

И в этом же году состоялась очередная всемирная конференция по сидда-йоге, в которой впервые участвовала и Россия. Для торжественного открытия от каждого континента выбирали пару: взрослую женщину, олицетворяющую настоящее, и маленькую девочку — символ будущего. Я была счастлива, потому что меня выбрали олицетворять Европу, А пару мне составила девочка из Германии. Все мы были в сари, очень нарядные, при своих драгоценностях, с точкой во лбу, а через плечо у каждой была белая лента. На моей было написано: «Европа», Это было незабываемо!

В один из этих дней ко мне подошла женщина и спросила:

— Простите, вы с CNN?

— Нет, я из России.

— Но вы так похожи на ведущую программы новостей…

Сидда-йога вошла в мою жизнь, как чудо. Как будто во мне что-то произошло. Это было похоже на то, как я ощущала себя в детстве, но с годами подзабыла. Это мое состояние было как воспоминание себя истинной, такой, какой я пришла в этот мир. Я узнала сама себя. Наверное, поэтому улыбка появилась сама собой. А главное — я ощущала улыбку изнутри. Я излучала ее.

Я подумала, что именно это, должно быть, называют "божественной любовью".

Я СЧАСТЛИВА, МИРЗАКАРИМ!

Вот все и закончилось. Экзамен сдан. Через два часа самолет в Россию, домой. Только что завершились занятия. "Я сделала это! Мирзакарим, я счастлива! Я возвращаюсь".

Вера вот уже несколько дней уговаривает меня остаться. Четыре ближайших дня праздник — День Независимости. Главный праздник в Америке, не считая Рождества. Вся страна его отмечает. Все соблазняют меня съездить в праздничные дни на побережье океана, отдохнуть от напряженной работы, а я считаю часы, минуты, оставшиеся до отлета. Ни дня не задержусь, там дома ждет любимый, я знаю — он ждет меня.

Быстренько попили чаю с прощальным тортом — ив аэропорт. "Я лечу к тебе, Мирзакарим, скоро я буду с тобой!"

НУ, КАК ТЫ?

Свет почти не проникает сквозь задернутые тяжелые шторы. В полутьме смотрю на его лицо. Такое родное, такое знакомое. Прикладываю ладони к щекам. На этом лице я знаю каждую морщинку, каждую веснушку. Какое это счастье — быть рядом с любимым мужчиной, чувствовать себя его частью, ощущать рядом с собой его ровное дыхание. То, что случилось с нами после приезда, можно было бы назвать медовым уик-эндом. Была огромная радость от встречи.

Уже в аэропорту по блеску его глаз было понятно, как он рад мне. Мирзакарим стоял у самого ограждения, высматривая меня. Нервничал — это было видно. Он был один. Не теряя ни секунды, быстро-быстро кинули багаж в машину и поехали:

— Ну, как ты?

— Ну, как ты? — Оба задавали этот вопрос:

"А как то? А как это?" Он был в новой белоснежной рубашке. Выбрит и благоухал — был такой "с иголочки", нарядный. Оба мы были «всклокоченные» изнутри после пережитого. Как два мокрых воробья после грозы. Но, слава Богу, мы это пережили.

Мы отгородились от всего мира. Нам никто не был нужен. Только мы вдвоем. Отключенный телефон не позволял никому прорваться в нашу маленькую обитель. И наше счастье было огромным. Мы говорили, говорили обо всем. Строили планы на будущее. Мы любили друг друга, и счастье наше было безмерным… Но… коротким.

Из-за нашей конспирации какое-то время никто и не знал о моем возвращении. Но все более и более частые звонки в дверь однажды заставили нас впустить внешний мир к нам, затворникам. Осада была прорвана. Надо было возвращаться в обычную жизнь. Наши помощники были уже готовы к работе. Мое путешествие привнесло в наши отношения столько нового — новые чувства, новые ощущения. Мы решили перед тем, как продолжить нашу работу, отправиться в путешествие уже вместе.

Мы были как дети. Огромную карту расстелили на полу. Мирза просто тыкал пальцем в коричнево-зеленое поле и, куда попадал, туда мы и ехали. Наша любимая черная «девятка» славно помогла нам в этих странствиях.

РЕЭКСПОРТНЫЙ ВАРИАНТ БЕРЕЗОВСКОГО

Мартовским утром 95-го года Мирзакарим сказал мне:

— Пошли!

— Куда? — Машину покупать.

Мы направились на ВДНХ, где в то время было множество автосалонов. Он всегда любил машины, часто засматривался на них. Ему нравились джипы, трейлеры (домики на колесах). Он любил помечтать: "Вот сюда можно всех жен и детей поместить, и вперед — путешествовать!"

Машину я начала водить достаточно рано. И мне это нравилось. На права сдала еще в институте. Я выбрала секцию по стрельбе из пистолета, и нам предложили под эгидой ДОСААФ сдать на права, ведь все врачи — военнообязанные, и я — офицер запаса. В то время в моей жизни были две женщины возраста моих родителей, которых я очень уважала, и обе они прекрасно водили машину. А мне так хотелось хоть в чем-то быть на них похожей.

Помню свое первое чувство радости, когда я села за руль, и машина поехала: "О, чудо! Я еду!" Мне было двадцать лет. Мирзакариму в это время было еще только десять лет от роду…

Позже и у Мирзы появились права, привезенные из Узбекистана. Он сравнил их с моими, где значилось, что они выданы "с 1966 года", и шариковой ручкой приписал у себя — "с 19-хх года". Иногда даже шутил по этому поводу: "А у нее права — с 1913 года!"

Сначала нам понравилась одна машина, но она была голубого цвета: "Я в такую — цвета кальсон — никогда не сяду!" И так мы обошли почти все, пока он не сказал:

— Я зайду в туалет.

— Хорошо. Я тоже. Встречаемся вот здесь.

Минуты через три я вышла, а его нет. Я подождала еще минуту — нет. И у меня появилось ощущение, что он уже вышел. Тогда я посмотрела по сторонам и увидела его вдалеке, выбирающего какой-то автомобиль.

Я подумала, что его «болезнь» — необязательность — проявляется даже в таких мелочах — он не держит собственное слово. Двигаюсь туда.

— А я уже купил! Это — наша.

???

— А как тебе, она нравится?

— Да, эта лучше всех.

Чем она ему понравилась, так это цветом. Черная элегантная «девятка». Продавец сказал, что это — "реэкспортный вариант Березовского". Это и определило его окончательный выбор. Сделка была оформлена. Я села за руль, и мы поехали.

— Мирза, тебя нельзя оставлять одного даже на пару минут: никогда неизвестно, что ты успеешь натворить, — пошутила я.

ЗОЛОТОЕ Кольцо

— Слушай, а эти деревья специально посадили, или они сами выросли? — иногда спрашивал он, видя обычный лес. И удивлялся, как ребенок, когда узнавал, что никто их не сажал, они сами растут.

Незабываемый Углич, Рязань, Брянск, Тула и другие города Золотого Кольца открывали Мирзакариму русскую природу и душу. Дарили незабываемый колорит старинных росписей, купола церквей поражали мощью российских мастеровых, умудрявшихся построить церкви и крепости без единого гвоздя, кропотливое мастерство при создании деревянных кружев. Его цыганская душа ликовала и пела от кочевой жизни на пыльных проселочных дорогах.

Эти моменты нашей жизни навсегда останутся с нами. Вот он ловит рыбу в маленькой речушке. Он оказался страстным рыбаком. Сияющий Мир-закарим держит на удочке только что пойманную рыбу… Солнце отражается зайчиками от воды, небо голубое, трава переливается всеми оттенками изумрудов. И мы. Вместе.

Свою работу мы возобновили в августе. После каждого цикла занятий выкраивали два-три свободных дня. В его глазах тут же возникало стремительное: "Поехали!"

— Давай лучше отдохнем?

— В старости будем отдыхать!

Эта охота к перемене мест превратила нас в беззаботных детей. В машину летели подушки, матрац, кое-какие вещи — и вперед! Наш магнитофон с кассетами помогал работать и во время поездок. Ветер странствий неожиданно закружил нас в калейдоскопе впечатлений. Мы летали по российским дорогам, рулили по очереди и никогда не знали, где будем ночевать сегодня. Машина стала нашим домом, обессиленные, мы доезжали до ближайшей гостиницы ближайшего города или села, чтобы на рассвете продолжить путь.

И вот однажды — бабах! — что-то взорвалось на заднем сиденье. Такой тряски по ухабам не выдержала даже бутылка шампанского. Несколько дней мы ездили в «сладком» благоухающем автомобиле, но, к сожалению, так и "не приглянулись" ни одному гаишнику…

Яркими красками было окрашено все лето 1995 года. Удивительно, но это время остается в моем сердце и питает его теплом и любовью, как и прежде. Думаю, что каждый из нас хранит в своем сердце подобные моменты счастья. Именно они и держат нас в этой жизни. Разве важно, где находится возлюбленный, — важно, чтобы состояние любви было с нами неразлучно. Именно его нам дарит Всевышний, когда влюбляет в другого человека. Мы чувствуем это состояние, излучаем его. Оно пропитывает и меняет все наше существо. Жизнь становится осмысленной, появляются невероятные силы — это и есть счастье. В этом состоянии становишься правдивым и искренним. Только тогда ты и есть Любовь!