В ГОДЫ ПРЕДВОЕННЫЕ

В ГОДЫ ПРЕДВОЕННЫЕ

Совет Я. И. Алксниса. — Военно-воздушная академия. — Будни депутата. — Новые советские самолеты. — В. П. Чкалов и М. М. Громов. — Боевой опыт Г. П. Кравченко. — Дискуссия: истребители или бомбардировщики? — Харьковская авиабригада. — Долина Фирюза. — Начало войны.

Очень часто в литературе встречается такое выражение: самолет мчится с ураганной скоростью. Ураган! Вздымая клубы пыли, сметая на своем пути целые рощи вековых деревьев, руша дома, он стремительно проносится по земле, оставляя за собой хаос. Издревле человек привык считать стремительность движения урагана ни с чем не сравнимой. И когда человек обрел крылья, овладел самолетом, он сравнил его скорость с ураганом. Когда я впервые сел в самолет, это сравнение было справедливо.

Бурный рост советской авиации в предвоенные годы многие понятия сделал устаревшими. Так случилось и с термином «ураган». Уже тогда в небе Отчизны стали летать самолеты-истребители И-16 и бомбардировщики СБ со скоростью в два-три раза больше скорости урагана.

В самом деле, скорость урагана, пусть даже самого сильного, составляет всего лишь 150 от силы 200 километров в час. Современный сверхзвуковой самолет теперь летит в пять, десять, пятнадцать раз быстрее. Таков результат бурного авиационно-технического прогресса, такова действительность. Этот прогресс вызвал к жизни новые явления, ввел новые понятия, заставил по-иному смотреть на то, что стало привычным, обжитым.

Именно об авиационно-техническом прогрессе вел с нами разговор начальник Военно-Воздушных Сил Яков Иванович Алкснис во время беседы в его кабинете в один из жарких летних дней 1934 года. Затем он прямо, без обиняков задал вопрос:

— Так что будем делать дальше? Какие планы?

В самом деле, что теперь делать? Родина увенчала нас лаврами героев, по-матерински ласково встретила нас Москва, прошел митинг на Красной площади, состоялся прием в Кремле, незабываемы встреча с руководителями партии и правительства, вручение высоких наград. Все это промелькнуло как в волшебном сне. Затем целая серия торжеств, чествований, наполненных приветствиями, дружескими объятиями, непередаваемым восторгом людей, искренне гордящихся своей Родиной.

Съездили мы в родные края, к землякам. Вернулись в Москву, много беседовали со специалистами-летчиками, штурманами, инженерами о полетах в условиях Дальнего Востока и Арктики, обсуждая планы будущих полетов в районах Крайнего Севера. Родилось много ценных советов, рекомендаций из практического опыта, выстраданного нами на Чукотке. Но все это позади.

— Итак, ваши планы, товарищи? — после минутного молчания напомнил нам Алкснис о цели разговора.

— Арктика зовет, товарищ командарм, — ответил Доронин.

— Летать, — сказал Ляпидевский.

И все мы закивали головами.

— Понятно, товарищи, понятно. — Алкснис встал, неторопливо прошелся по кабинету, остановился…

— Хотите выслушать мой совет?

Алкснис задал вопрос тихо, с теплой задушевной интонацией. Пытливо оглядев нас, прочитав на лицах выражение любопытства и ожидания, он высказал то, о чем мы меньше всего думали, когда вопрос касался нашего будущего:

— Идите на учебу. И не куда-нибудь, а в Военно-воздушную академию. Стране нужны очень хорошие, высокообразованные кадры для нашей авиации. Проблему среднего звена мы решили, школ и училищ у нас достаточно. Теперь надо готовить кадры высшего звена. Нам нужны комбриги и командармы. Пока у нас в ВВС есть только одна академия — имени Жуковского. Вам туда дорога. В этом ваш партийный долг.

Агитировать нас не пришлось. Внутренне мы были готовы к этому, только в глубине души гнездился червячок сомнения: по плечу ли нам эта задача? Совет старшего начальника оказался, как никогда, кстати.

— Вот и договорились, — весело заключил наш разговор командарм.

Алкснис подошел к столу, снял телефонную трубку, и мы стали свидетелями того, как быстро и оперативно решал вопросы начальник Военно-Воздушных Сил СССР.

— Товарищ Тодорский, здравствуйте. — Алкснис назвал себя и начал разговор с начальником Военно-воздушной академии имени Н. Е. Жуковского. — У меня находятся летчики, спасавшие челюскинцев. Они изъявили желание пойти на учебу в академию. Я думаю, надо им помочь в подготовке к экзаменам. Договорились? Сегодня же они будут у вас. Да, почти вся семерка. Всего доброго, товарищ Тодорский.

Щелкнула телефонная трубка. Алкснис весело оглядел нас. По всему было видно, что разговор пришелся ему по душе.

— Не скрою, нам сейчас очень нужны в строю летные кадры. Такие, как вы. На четыре года отпускать вас на учебу — это роскошь, конечно. Но надо глядеть вперед. Будущее куется сегодня. Надеюсь, вы Родине вернете с лихвой все то, что она вам даст за эти годы. Значит, так, товарищи. Экзамен в ноябре. Не допустите срыва. Экзамен мужества вами выдержан, теперь вам предстоит экзамен иного плана. Желаю удачи.

— Спасибо, товарищ командарм.

Было за что благодарить этого изумительного человека — коммуниста. Именем партии верный ее сын командарм Яков Иванович Алкснис указал нам дальнейший путь в службе и в жизни.

Меня как строевого командира многое изумляло в этом человеке. Если во время первых встреч на Дальнем Востоке он покорял людей своей простотой и непринужденностью в обращении с подчиненными, то здесь, в своем рабочем кабинете, он преподал нам урок того, как надо решать сложные вопросы. Оперативно, четко, не откладывая в долгий ящик. Настоящий ленинский стиль.

Начальник Военно-воздушной академии имени Жуковского А. И. Тодорский встретил нас приветливо и вместе с тем сразу дал понять, что в академию мы идем не на праздные встречи и банкеты, не для приятных воспоминаний о совершенном, а для большой работы, учебы. Без скидок, без поблажек. Всерьез!

Лично мне такое условие пришлось по душе. И когда мы всей семьей поехали скорым на Дальний Восток, в свою родную часть, чтобы оформить перевод в академию, то основной поклажей в моих чемоданах были учебники. Дни, проведенные в поезде, использованы сполна: немало было прочитано, законспектировано.

В моем личном деле появилась такая запись:

« 23/I 1935 г. — слушатель командного факультета Военно-воздушной академии им. Н. Е. Жуковского».

Замечательна история академии. 26 сентября 1920 года был организован институт Красного Воздушного флота. 9 сентября 1922 года приказом Реввоенсовета республики № 2125 институт получил новое название — Академия Воздушного флота имени Н. Е. Жуковского. В нее было набрано 140 слушателей. Вначале академия имела два отделения — конструкторское и эксплуатационное, позднее образованы воздухоплавательный, общекомандный и ряд других.

Из стен академии вышли десятки видных ученых, Генеральные конструкторы, ведущие инженеры-эксплуатационники, авиационные командиры — цвет советской авиации в прямом смысле этого слова. Учиться в таком учебном заведении — великая честь, и мы не жалели сил для того, чтобы успешно освоить программу.

В нашей трудной учебной работе большую помощь оказывало командование академии, профессорско-преподавательский состав. Это были поистине прекрасные люди, самоотверженные труженики, энтузиасты авиации. Было у кого учиться, кому подражать, в больших и малых вопросах.

Шла партийная конференция коммунистов Ленинградского района столицы. В президиуме конференции я сидел рядом с А. И. Тодорским. Внимательно слушал выступающих — рабочих, служащих, ученых, партийных, советских работников. Я слушал, а мой сосед слушал и делал записи в свой блокнот. В перерыве мы разговорились.

— Не скучаете? — спросил Тодорский.

— Выступления интересные, хотя и не по авиации…

— А почему не записываете?

— Зачем? — ответил недоуменно. — От военных вопросов ораторы далеки, от авиационных еще дальше.

— Зря так думаете, — укоризненно сказал Тодорский. — Нам все нужно знать, все запомнить. На память не надейтесь, подведет, потускнеет. А жизнь следует видеть во всех ее красках. Вот тут с трибуны рассказывал о делах одного цеха рядовой рабочий. Я записал цифры, которые он называл, и характерные выражения. Выступал академик — другой строй речи, иные логические построения, выводы. Все это крайне интересно и, главное, поучительно. Ведь любое собрание, а тем более конференция — это громадная школа политического воспитания.

— Даже для вас?

— Для каждого коммуниста. Если он не хочет отстать от жизни, попасть в обоз.

После перерыва снова на трибуну поднимались ораторы. По примеру Тодорского я стал записывать в блокнот наиболее интересное из услышанного. А вечером разобрался в записях, вновь осмыслил события дня и убедился в мудрости совета старшего товарища. С тех пор взял за правило дружить с дневником, с карманным блокнотом, присматриваться к людям и их поступкам, осмысливать события, фиксировать их и в памяти и на бумаге. Очень полезно.

Да, мудрым человеком был Александр Иванович Тодорский. Еще в 1918 году, проживая в захолустном Весьегонском уезде, он написал книгу «Год с винтовкой и плугом», которую Владимир Ильич Ленин назвал замечательной и советовал извлечь из нее серьезнейшие уроки по самым важным вопросам социалистического строительства.

Мне как слушателю Александр Иванович Тодорский запомнился требовательным и чутким начальником, создавшим в академии строгий воинский порядок, четкий, хорошо спланированный учебный процесс, отзывчивым старшим товарищем. К нему частенько обращались слушатели со своими нуждами и всегда уходили довольными, даже в тех случаях, когда их просьбы не могли быть удовлетворены.

— Откажет — не обидит. Обещает — сделает! — говорили о нем.

Слушатели любили профессоров и преподавателей академии. На первый взгляд кажется, что математика — сухая, тяжелая и скучная наука: формулы, доказательства, выводы. Но наш математик — член-корреспондент Академии наук СССР профессор В. В. Голубев читал лекции так увлекательно и живо, что невозможно было оставаться равнодушным к его предмету. Можно прямо сказать, что в математике он был поэтом.

Секреты штурманского искусства раскрывал перед нами Александр Васильевич Беляков — теоретик и прекрасный практик самолетовождения. На этой кафедре была преподавателем Марина Михайловна Раскова, сумевшая через несколько лет в исторических полетах показать свое выдающееся мастерство штурмана.

Командный факультет возглавлял доцент М. Д. Смирнов, впоследствии ставший начальником Краснознаменной Военно-воздушной академии.

Дни учебы были до отказа заполнены лекциями, самостоятельной работой, выполнением домашних заданий. В довершение к академической нагрузке надо прибавить еще многочисленные приглашения в учреждения, на предприятия, в школы, в воинские части, работу с письмами, которые шли непрерывным потоком. Нас, первых Героев, поздравляли, с нами спешили поделиться радостями и успехами в жизни и труде, посоветоваться по наболевшим вопросам, обращались за помощью в тяжкую минуту жизни, жаловались на несправедливые, а порой и справедливые наказания, на обиды.

Люди писали нам, как в какую-то наивысшую инстанцию. Мы понимали, что это значит, и старались сделать все от нас зависящее, чтобы помочь, устранить допущенную несправедливость.

В моей квартире не только жена, но и сыновья превратились в своеобразных секретарей, помогали разбирать почту. День обычно складывался так. Утром спешил в академию на лекции. Вечером — встреча с рабочими завода, или со школьниками, мечтающими стать летчиками, или с работниками искусств, или с воинами части. Встречи доставляли большую радость и удовольствие: узнавал людей, вникал в жизнь, с ее трудностями и радостями, с ее прошлым, настоящим и будущим, с думами и подчас сердечными людскими тайнами.

Затихали московские улицы, меркли россыпи звезд в темной глади Москвы-реки, когда устало пофыркивающий газик шуршал шинами по Каменному мосту, спускаясь к дому, что высится на набережной, рядом с кинотеатром «Ударник». Здесь мне была предоставлена квартира. Кстати, в ней мы живем уже более 30 лет.

Дома меня ждали письма. Их было много, в среднем ежедневно приходило по 50. Адрес на них был предельно прост: Москва, Герою Советского Союза Каманину Н. П. Потом мне стали писать как члену ВЦИК и депутату Московского городского Совета депутатов трудящихся.

Зимой 1937 года мне выпала честь стать депутатом Верховного Совета Союза ССР первого созыва. В высший орган власти послали меня избиратели Новохоперского избирательного округа Воронежской области.

Прошла незабываемая сессия Верховного Совета, а затем началась будничная работа депутата. В чем она заключается, как ее выполнять, каковы формы и методы деятельности депутата? Это теперь четко очерчены права и обязанности депутатов верховного органа власти. А тогда все эти вопросы для многих из нас являлись неясными. Ясно было одно: мы — слуги народа, его посланники, стоящие на страже прав граждан страны социализма.

Мой рабочий день в те годы начинался рано. Возвращался домой я поздно вечером, и Мария Михайловна встречала меня сообщениями:

— Сегодня получено семьдесят писем. Растет почта. Прибывает работы.

— Это хорошо, Муся. Нужны мы людям, значит.

— А учеба? — с тревогой спрашивала жена.

— Нормально. Сегодня была прекрасная лекция по истории военного искусства. А после обеда предполетная подготовка.

— Завтра полеты? Тогда объявляется отбой. Никаких сверхурочных работ. Даже депутатской почты не дам, — решительно протестовал мой «секретарь».

Принимал компромиссное решение и работал только с письмами, требующими срочных мер.

А утром на Центральном аэродроме комэск В. Г. Рязанов проверял нашу готовность к полетам. Летали на новом скоростном бомбардировщике СБ. На нем можно было выжимать до 400 километров в час — под стать хорошему истребителю. Нам он очень нравился.

Командир эскадрильи Василий Георгиевич Рязанов относился к нам хорошо. Это значит, не делал нам никаких скидок, для него мы были только летчиками, и потому сполна предъявлял требования летных инструкций. Он дал нам провозные на СБ, затем выпустил в самостоятельные полеты.

Василий Георгиевич был старше нас по возрасту и по опыту летной работы. Летать он начал в самом начале двадцатых годов и много лет отдал инструкторской работе. В годы минувшей войны Рязанов стал видным авиационным командиром, генерал-лейтенантом авиации, возглавлял штурмовой авиационный корпус, был удостоен двух Золотых Звезд Героя Советского Союза.

Летали мы не только с Центрального аэродрома. Летом выезжали в лагерь и там, на аэродроме, упорно и настойчиво учились летному делу. Мы понимали, что нам нельзя отставать от новинок в авиации, бурно развивавшейся в те годы.

Новых совершенных самолетов становилось все больше и больше. Страна обретала могучие крылья. За годы второй пятилетки экономика страны сделала мощный бросок вперед. Советский Союз не только прекратил ввоз из-за границы проката, шарикоподшипников, алюминия, но и сам стал экспортировать автомобили, тракторы, шарикоподшипники, генераторы, паровозы, анилокрасители, бензол и многое другое.

Авиапромышленность во вторую пятилетку по сравнению с первой произвела продукции более чем в пять раз. Прекрасные двигатели для самолетов дали конструкторские коллективы, возглавляемые В. Я. Климовым и А. Д. Швецовым. Появились дальние и фронтовые, а также пикирующие бомбардировщики, штурмовики, истребители конструкций А. Н. Туполева, С. В. Ильюшина, В. М. Петлякова, П. О. Сухого, С. А. Лавочкина, А. И. Микояна, А. С. Яковлева, Н. Н. Поликарпова, А. А. Архангельского и других.

Конструкторское бюро Н. Н. Поликарпова создало оригинальную боевую машину для поражения малоразмерных целей — ВИТ-1, воздушный истребитель танков. Это был двухместный пикирующий бомбардировщик, развивавший скорость до 530 километров в час, имевший радиус действия 3 тысячи километров. На борту этого самолета имелось пять пушек и пулеметов и одна тонна бомб.

Немало новых боевых машин появилось в те годы в наших ВВС. И это понятно, ведь мир вползал в новую мировую войну, развязываемую фашистами и милитаристами.

Очаги военных пожаров вспыхивали, в разных пунктах земного шара. Итальянские империалисты залили кровью джунгли Абиссинии. Японские милитаристы прошли с огнем и мечом по Маньчжурии и продолжали кровавую войну в Китае. Фашистские агрессоры Германии и Италии разожгли гражданскую войну в Испании, поддержав мятеж против законного республиканского правительства, против свободолюбивого испанского народа.

Вместо коллективного отпора агрессорам, прожженные политики Запада вели дело так, чтобы натравить армии фашистских государств на Советский Союз. Учитывая реальную угрозу новой войны, наша партия и правительство проявляли неустанную заботу об укреплении оборонной мощи. Стране нужен был могучий военно-воздушный флот, и она его создавала.

В течение 1934—1938 годов советская промышленность вооружила наши Военно-Воздушные Силы совершенно новой авиационной техникой. Нарком обороны К. Е. Ворошилов, выступая на XVIII партсъезде в марте 1939 года, заявил:

«Военно-Воздушные Силы по сравнению с 1934 годом выросли в своем личном составе на 138 процентов, то есть стали больше почти в два с половиной раза.

Самолетный парк в целом вырос на 130 %, то есть увеличился значительно больше чем в два раза.

Если же выразить возросшую мощь воздушного флота в лошадиных силах авиамоторов по сравнению с 1934 годом, то мы получим увеличение на 7 900 000 лошадиных сил, или прирост на 213 % по сравнению с тем, что было 5 лет тому назад.

Наряду с количественным ростом воздушного флота изменилось и его качественное существо».

Бурно развивались в те годы не только военная авиация, но и гражданский воздушный флот, спортивная авиация. Достаточно сказать, что, обогнав такие страны, как США, Англия, Франция, Советский Союз вышел на первое место в мире по протяженности воздушных линий. В 1937 году воздушные трассы страны составляли почти 100 тысяч километров.

Наши летчики продолжали штурмовать Арктику. В 1936 году М. В. Водопьянов пролетел по маршруту Москва — Архангельск — Земля Франца-Иосифа и обратно. В том же году В. С. Молоков проложил новую трассу в северных широтах, пролетев из Красноярска в Москву через Якутск, Ногаево, Петропавловск-на-Камчатке, Анадырь, бухту Тикси, Архангельск. Величайшим успехом в освоении Арктики явилась эпопея высадки самолетами научной экспедиции И. П. Папанина на Северный полюс.

Немеркнущие страницы славы советской авиации тех лет — целый каскад дальних перелетов. В этой связи хочется назвать Михаила Михайловича Громова. Еще в 1934 году М. М. Громов со штурманом И. Т. Спириным на самолете АНТ-25 без посадки за 75 часов пролетел расстояние 12 411 километров. В сентябре 1934 года ему было присвоено звание Героя Советского Союза. Наша семерка первых кавалеров Золотой Звезды от всей души поздравила Михаила Михайловича с этой наградой.

В 1936 году семья Героев Советского Союза пополнилась целым экипажем, возглавляемым Валерием Павловичем Чкаловым. Экипаж В. П. Чкалова перелетел из Москвы на остров Удд в устье Амура, покрыв расстояние в 9374 километра за 56 часов 20 минут. А в июне 1937 года В. П. Чкалов провел свой самолет из Москвы в США на аэродром Ванкувер через Северный полюс.

В тот год стала популярной песня, в которой были такие строки:

Не успел вернуться Чкалов,

Громов дальше полетел.

Вскоре после смелого броска Чкалова из Москвы в Америку, М. М. Громов пролетел по прямой без посадки свыше 10 тысяч километров, приземлившись в местечке Сан-Джасинто (Калифорния). К этому надо прибавить рекордные полеты Владимира Коккинаки, поднимавшего в стратосферу многотонные грузы, перелеты наших летчиц — Полины Осипенко, Валентины Гризодубовой, Марины Расковой, решительное наступление авиационных спортсменов, завоевавших десятки мировых рекордов. Все это означало триумф советской авиации.

А над миром мрачнели тучи войны. Нашим военным летчикам пришлось скрестить оружие с агрессорами и на Востоке и на Западе. В Китае в боях с японскими милитаристами, защищая от ударов с воздуха китайские города и деревни, советские летчики-добровольцы, верные интернациональному долгу, проявляли истинное мужество и отвагу. Со многими из них мы встречались, обсуждали события, изучали тактику воздушного боя.

Из Китая вернулись авиационные командиры: С. А. Красовский, ставший позднее маршалом авиации; Ф. П. Полынин, выросший впоследствии до генерал-полковника авиации; политработник А. Г. Рытов, в послевоенные годы ставший членом Военного совета ВВС, генерал-полковником авиации, и многие другие.

И среди них непоседливый, «заводной с полоборота», как говорили о нем, полный неукротимой энергии, всегда веселый и жизнерадостный боевой летчик-истребитель Григорий Пантелеевич Кравченко. Невысокого роста, крепко сложенный, с ясным, чуть прищуренным взглядом, он как-то сразу располагал к себе. С ним я встречался неоднократно, и он запомнился мне особенно ярко.

Биография Григория Кравченко предельно проста. Сын крестьянина-бедняка из села Голубовка Перещенинского района Днепропетровской области, окончил школу крестьянской молодежи, стал студентом Московского землеустроительного техникума. По комсомольской путевке в 1931 году был направлен в Качинскую авиашколу. По окончании стал инструктором в школе, затем летчиком, командиром звена в строевом полку.

22 февраля 1939 года Г. П. Кравченко удостоился звания Героя Советского Союза. Это — за боевые подвиги в борьбе с японскими милитаристами в небе Китая. А 29 августа того же года он был удостоен второй Золотой Звезды Героя. Это — за боевые подвиги по защите от японских захватчиков территории дружественной Монголии в районе реки Халхин-Гол. Вместе с Г. П. Кравченко дважды Героями Советского Союза стали комкор Я. В. Смушкевич и майор С. И. Грицевец — первая тройка дважды Героев.

На Халхин-Голе майор Кравченко командовал полком. Прекрасно командовал, умело строил воздушный бой. Только за восемь дней боев над Халхин-Голом летчики полка Кравченко сбили 42 японских истребителя и 33 бомбардировщика.

Прошло уже несколько десятков лет, а Григорий Кравченко и сейчас вспоминается сидящим в кабине боевого истребителя. После жаркого неба Монголии он водил группы истребителей над полями Западной Украины, а затем над Карельским перешейком, командуя особой авиагруппой в боях против белофиннов.

Когда взметнулись первые всполохи войны с немецко-фашистскими захватчиками, генерал-лейтенант авиации Г. П. Кравченко сражался с врагом на Брянском, Калининском, Западном, Волховском, Ленинградском фронтах. Командуя авиационными соединениями, он часто сам летал на боевые задания. И погиб генерал Кравченко в феврале 1943 года в кабине боевого истребителя. Вступив в неравный бой над своим аэродромом, свидетелем которому был весь полк, генерал дрался упорно, нанес большой урон противнику и погиб, не дав врагу возможности уничтожить наши самолеты на аэродроме.

Но все это будет потом, спустя почти пять лет. А пока мы видели Григория Кравченко неутомимым, жизнерадостным. Помню, на нашем командном факультете академии шла теоретическая конференция на тему о тактике воздушного боя. Слово взял Кравченко:

— Любой воздушный бой, — говорил он, — складывается из трех компонентов: осмотрительности, маневра и огня. И овладеть ими надо в совершенстве. Главное — нападать, в этом ключ к победе.

— А если враг жмет числом? — бросил кто-то реплику.

— Все равно нападать. Оборона в воздушном бою немыслима, — горячился Кравченко, спеша привести доказательства своей правоты. И доказывал, убеждал.

На другом совещании в штабе ВВС, в 1940 году, говорили о путях строительства Военно-Воздушных Сил. Речь шла, по существу, о выработке нашей авиационной доктрины. Кравченко выступил в роли ревностного сторонника истребителей как основной силы, способной решать главные задачи всей авиации.

— Борьба за господство в воздухе решается в воздушных боях. Да, да, — с жаром говорил Григорий Пантелеевич. — Только там, в воздухе, мы можем уничтожить воздушную мощь врага. И наступательную — в виде бомбардировочной авиации, и оборонительную — истребителей. Опыт Халхин-Гола говорит об этом. 95 процентов потерь враг понес в воздушных боях с истребителями и только пять процентов, запомните эту цифру, только пять процентов своих потерь он имел на аэродромах от наших штурмовых и бомбардировочных ударов. Только истребительная авиация нам нужна.

— А дальние бомбардировщики? Их роль, вы забываете об этом?

— Знаю, что вы хотите сказать, — не сдавал своих позиций Кравченко. — Бомбовые удары по военно-промышленным центрам врага? Немцы сообщают в газетах, что многие заводы они запрятали в землю. Никакая фугаска не возьмет. А сколько стоит звено бомбардировщиков? — Кравченко от обороны перешел к наступлению на своих оппонентов и выложил свои главные «козыри»: — Звено бомбардировщиков по стоимости равно целому полку истребителей. А полк наших истребителей уничтожит по меньшей мере полк вражеских бомбардировщиков. Вот что такое истребители.

Конечно, Григорий Пантелеевич Кравченко в своих взглядах на роль и место различных родов авиации в войне был не во всем прав. Но мне нравилась его горячая любовь к истребительной авиации, его неукротимый характер, напористость и огромное жизнелюбие. Таким он остался в моей памяти.

Вспоминая эти жаркие дискуссии, борьбу мнений, ясно понимаешь, насколько правильной была наша военная доктрина того периода, основанная на марксистско-ленинском учении о войне и армии. Исходя из того, что победа в войне достигается совместными усилиями всех родов войск и видов вооруженных сил, наша доктрина утверждала необходимость развития и создания всех родов войск в разумной, необходимой пропорции.

Тучи новой мировой войны сгущались над миром. Пользуясь попустительством со стороны правительств западных стран, германский фашизм наглел с каждым днем. Вслед за Австрией гитлеровцы расправились с Чехословакией, замахнулись на Польшу. В этой сложной международной обстановке в марте 1939 года состоялся XVIII съезд Коммунистической партии, который принял третий пятилетний план и наметил пути дальнейшего повышения экономической и оборонной мощи страны.

Нарастала угроза военного нападения на Советский Союз. Учитывая это, Центральный Комитет Коммунистической партии и Советское правительство усилили внимание к развитию военной промышленности. В результате за три предвоенных года третьей пятилетки ежегодный прирост всей промышленности составил в среднем 13 процентов, а оборонной — 39 процентов.

Быстрее стала развиваться авиационная промышленность. Комитет Обороны при СНК СССР в сентябре 1939 года принял постановление о строительстве девяти новых самолетостроительных заводов и семи авиамоторных. Кроме того, в 1940 году в авиапромышленность было передано семь заводов из других отраслей народного хозяйства. Все это дало возможность в 1940 году выпустить 8331 боевой самолет. Однако это были в основном самолеты устаревших конструкций.

Конструкторские коллективы в предвоенные годы создали вполне современные по тому времени боевые самолеты. В 1939—1940 годах были построены такие новые машины, как истребители ЯК-1, МИГ-3, ЛАГГ-3, штурмовик ИЛ-2, пикирующий бомбардировщик ПЕ-2 и другие. Эти машины пошли в серийное производство. В первой половине 1941 года их было выпущено уже свыше 2650.

Перевооружение авиационных частей новой техникой и переучивание на нее летно-технического состава шло усиленными темпами, но до начала войны эти мероприятия удалось осуществить лишь частично: из 106 авиаполков, запланированных на перевооружение, только 19 успели получить новую технику и освоить ее. Большинство наших авиационных частей вступило в войну, имея на вооружении устаревшие типы самолетов.

Два последних предвоенных года максимально использовались для подготовки квалифицированных командных кадров. К началу войны в нашей стране было 19 военных академий, 10 военных факультетов при гражданских вузах, 203 военных училища. Подготовка среднего командного состава шла весьма интенсивно и в большом объеме.

В 1939 году я окончил Военно-воздушную академию имени Н. Е. Жуковского. Это было большим праздником, венчавшим пятилетний труд.

— Товарищи командиры! Вы окончили учебу в академии, с чем вас и поздравляем, — услышали мы поздравление на выпускном вечере. — Только знайте, что настоящая учеба у вас впереди, на практической работе. Школа жизни — вот самая высшая академия.

В правдивости этих слов пришлось очень скоро убедиться. Мне была вручена копия приказа о назначении на должность командира легкобомбардировочной авиабригады в Харьковский авиагарнизон.

Скажу прямо, очень трудно мне было в бригаде довольно-таки продолжительное время. Потом дело пошло на лад. Помогли коммунисты, партийная организация.

Всю осень и зиму шла напряженная учебная работа в классах и на аэродромах. Летали много. Прав Суворов, утверждая: «Солдат ученье любит, было бы с толком». Наши летчики, техники, механики видели толк в учебе и не жалели времени и сил на подготовку к вылетам и на сами полеты.

Наступила весна. Отжурчали звонкие ручьи, поля и рощи оделись в зеленый наряд. Мы готовились к празднику 1 Мая. Решили отметить в приказе лучших летчиков, штурманов, техников, механиков. Перед праздником съездил в Харьковский обком партии к секретарю Алексею Алексеевичу Епишеву, с которым у нас завязались хорошие, дружеские отношения. Подготовили воздушный парад. Над городом в часы первомайского парада и демонстрации прошли плотным строем колонны наших самолетов.

Праздник удался. А утром 4 мая над гарнизоном взвыла сирена, возвестившая боевую тревогу. Это в бригаду неожиданно нагрянула комиссия — командующий войсками округа, начальник ВВС округа, много офицеров. В общем, большое начальство.

На аэродроме Сокольники, куда я срочно приехал, стояла группа инспектирующих. Они наблюдали за действиями личного состава, часто поглядывая на часы, стрелки которых, как мне казалось, слишком стремительно бежали по циферблату.

— Товарищ командующий! Бригада к вылету готова.

Командующий войсками округа поставил задачу:

— Взлет с практическим бомбометанием!

— Есть!

Один за другим звенья поднялись в воздух, собрались на кругу и ушли в район полигона. Когда все 102 самолета бригады с грузом бомб поднялись в воздух, я доложил об этом командующему войсками.

— На все ушло 55 минут, — взглянув на часы, удовлетворенно произнес командующий. — Это меньше, чем норматив. Отлично. Но подожди радоваться, товарищ полковник. Посмотрим, как отбомбятся, как совершат посадку.

Не подвели летчики бригаду: отбомбились отлично, вернулись на аэродром четким строем, организованно зашли на посадку, сели, зарулили на стоянку.

— Вот теперь вижу: бригада к бою готова. Благодарю.

На разборе этого полета командующий войсками округа и представители штаба не жалели похвал. Всех расхвалили, никого не обидели.

И надо же такому случиться, что в скором времени в бригаде произошло тяжелое происшествие: столкновение двух самолетов в воздухе, погиб воздушный стрелок, остальные спаслись с парашютами. Мы все остро переживали эту трагедию. Но больше всего нам досталось от окружного начальства. Если раньше нас расхваливали, то теперь разносили по всем статьям! И зазнались мы, и самоуспокоились, и неизвестно, кто мы, и непонятно, на кого мы работаем(!)…

А бригада летала хорошо. Создался крепкий командный коллектив, летный состав шел от рубежа к рубежу в овладении полетами. Стали летать на предельный радиус, на разведку, на бомбометание, в простых и сложных метеоусловиях, днем и ночью, в ясную погоду и в облаках. В конце 1940 года я сдал бригаду с сознанием честно выполненного долга, уверенный в том, что в любую минуту бригада готова подняться в воздух и нанести по врагу сокрушительный удар.

…Есть в Средней Азии чудесная, сказочно красивая долина. В этой цветущей долине, утонув в зелени, стоял дом отдыха летчиков авиационной дивизии, которой мне доверили командовать. Вечером 21 июня 1941 года мы приехали в долину, чтобы свалить с плеч усталость от напряженной работы и набраться сил в запас.

Поработать пришлось перед поездкой много. Авиационная дивизия была только что сформирована. Она являлась одним из крупных авиационных соединений, создававшихся перед войной как новая оперативно-тактическая единица. Дивизия включала полки бомбардировщиков, штурмовиков и истребителей, поэтому называлась смешанной. Мне как командиру пришлось изучать новую для меня материальную часть истребителей, штурмовиков, особенности их боевого применения.

С группой командиров мы сидели на балконе особняка, вдыхали полной грудью воздух цветущей долины, обсуждая события последних дней. Было уже за полночь, когда разошлись по комнатам…

В шесть утра по местному времени меня разбудил посыльный. А еще через пять минут я услышал по телефону из штаба страшное слово:

— Война!

По частям полетели первые военные приказы: рассредоточить полки на полевые аэродромы, замаскировать самолеты, повысить боеготовность. Дыхание войны, уже полыхавшей на наших западных границах, мгновенно пришло и сюда, в цветущую, сказочной красоты долину Фирюза.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.