В ЭСКАДРИЛЬЕ ИМЕНИ В. И. ЛЕНИНА

В ЭСКАДРИЛЬЕ ИМЕНИ В. И. ЛЕНИНА

Дорогое письмо — Боевой путь части. — Незабываемые годы первой пятилетки. — Конфликт на КВЖД. — Мой первый самолет. — Командир отряда Макаров.

Осенью 1968 года я получил дорогое для меня письмо. Оно пришло с Дальнего Востока из Краснознаменной части имени В. И. Ленина, в которой я начинал службу после окончания Борисоглебского училища летчиков. Командование сообщало, что личный состав готовится к празднованию 50-летия части, и приглашало меня, как ветерана, принять участие в юбилейных торжествах. Конечно же я был очень рад приглашению. И вот в начале декабря вместе с космонавтами Г. С. Титовым и А. А. Леоновым прилетели мы на Дальний Восток.

Волнующая встреча с юностью, беседы с однополчанами вызвали в памяти воспоминания о далеких годах авиационного старта, заставили заново пережить прошлое.

Авиационная часть имени В. И. Ленина! Боевой путь ее начался в годы гражданской войны. В ноябре 1918 года по указанию Владимира Ильича были созданы первые авиационные отряды. Кончилась гражданская война, но эти отряды, объединенные в первую эскадрилью, продолжали вести борьбу против басмаческих банд в Туркестане. В ту пору Реввоенсовет республики и присвоил эскадрилье имя великого Ленина. В 1929 году авиаторы эскадрильи участвовали в боевых действиях на КВЖД, в 1934 году спасали челюскинцев, в 1945 году совершали боевые вылеты против японских милитаристов.

Личный состав части свято хранит славные традиции старшего поколения авиаторов, всегда в боевом строю. Свидетельство тому — орден Красного Знамени, которым часть была награждена не так давно. А в праздничный вечер, посвященный 50-летию, воинам-авиаторам за успехи в боевой и политической подготовке вручено переходящее Красное знамя крайкома КПСС и крайисполкома и за достижения в спортивной работе — переходящий вымпел ЦК ВЛКСМ.

Вот в какой части начиналось мое становление как военного летчика в незабываемые годы первой пятилетки! Воспоминание об этом всегда вызывает у меня чувство гордости и волнения. Как же это происходило?

Бурными событиями памятен советским людям 1929 год. Недаром он вошел в историю нашей страны как год великого перелома. В апреле 1929 года XVI партийная конференция приняла первый пятилетний план. Наметки этого плана были по тому времени грандиозными, и вся буржуазная печать, будто по команде, назвала его утопией, фантазией большевиков, заранее предрекала его провал.

Помню, с каким подъемом мы изучали в летном училище разделы этого исторического плана. До сей поры в моей памяти хранятся его основные задания: общий размер капиталовложений — 64,6 миллиарда рублей, из которых в промышленность и электрификацию направлялось 19,6 миллиарда, в транспорт — 10 миллиардов, в сельское хозяйство — 23,2 миллиарда. По нынешним масштабам это, конечно, скромные цифры, но тогда они казались действительно фантастическими.

По всей стране началось строительство новых фабрик, заводов, электростанций, проводилась коллективизация сельского хозяйства. Россия нэповская волею партии, усилиями народа становилась Россией социалистической. Строились Днепрогэс, крупнейший металлургический комбинат на горе Магнитной, Уралмашзавод, Березниковский и Соликамский химкомбинаты, Московский и Горьковский автозаводы, Сталинградский тракторный завод и многие другие предприятия. Страна оделась лесами новостроек.

1929 год памятен и другими событиями. Именно в том году начался мировой экономический кризис, который до основания потряс всю систему капитализма. В странах капитала 24 миллиона рабочих лишились работы и были выброшены на улицу. Промышленный кризис переплелся с аграрным. Чтобы сохранить цены на нужном уровне, в топках пароходов сжигали тысячи тонн пшеницы, свиные туши, в море выбрасывали многие ценные товары.

Капиталистический мир лихорадило. Буржуазия видела выход из экономического кризиса в наступлении на свой рабочий класс и в антисоветской истерии.

Что только не предпринимали враги Советского государства в тот период, чтобы раздуть кампанию против СССР! Римский папа поспешил объявить очередной «крестовый поход» против Советской России. Капиталисты вновь попытались организовать экономический бойкот Страны Советов.

Началась атака на нашу страну и в области военной. Участились провокации со стороны неспокойных соседей. Конфликт на Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД) явился одной из самых крупных империалистических провокаций.

10 июля 1929 года белокитайские войска в Маньчжурии, по указке империалистических держав, захватили КВЖД, принадлежавшую Советскому Союзу. Они начали обстреливать из орудий и пулеметов пограничные советские села и деревни. Наше правительство делало все от него зависящее, чтобы ликвидировать конфликт мирными средствами, и несколько раз обращалось с такими предложениями к центральному правительству Китая и к маньчжурским властям, но те, как говорится, закусили удила.

Тогда наше правительство вынуждено было порвать дипломатические и торговые отношения с Китаем и стало принимать меры по укреплению обороноспособности Дальнего Востока. Наркомвоенмор К. Е. Ворошилов в августе 1929 года издал приказ о создании Особой Дальневосточной армии. Командующим был назначен В. К. Блюхер. Войска этой армии вступили в боевые действия и осенью нанесли ряд сокрушительных ударов по зарвавшимся китайским провокаторам.

Попасть в гущу событий в Приморье было заветной мечтой каждого из нас, выпускников Борисоглебской военной школы летчиков. Наш выпуск состоялся в конце ноября 1929 года, когда события на Дальнем Востоке были в разгаре. Но из нашего выпуска только трое, в том числе и я, получили назначение в Приморье.

«Дорогая мама! Пишу тебе это письмо в вагоне поезда. Еду к новому месту службы. Заехать домой не смогу, зовет служба. Свидимся как-нибудь после, нас ждут дела», —

писал я матери под мерный стук колес довольно неторопливого поезда Москва — Владивосток.

Напомню, что от Москвы до Владивостока 9172 километра. Этот путь почтово-пассажирский поезд в то время проходил за 16 суток. Недавно я летал туда на ТУ-114 за восемь часов. Таков контраст между прошлым и настоящим.

Первый день в поезде прошел незаметно. Просматривал расписание и карту железнодорожного пути, знакомился с пассажирами вагона, бурно обсуждал с ними планы борьбы на КВЖД. К вечеру все было переговорено, и следующий день показался мне уже скучным. Уж очень хотелось поскорее приехать в часть.

Чтобы как-то скоротать время, я сел у окна. Передо мной проплывали поля, леса, реки, озера, города, села, словно в чудесном калейдоскопе. Я жадно вглядывался во все то, что видел за окном вагона. Скука прошла. Мимо великих новостроек пролегал путь нашего поезда. Это было увлекательно, интересно.

— Здесь будет новый город металлургов — Магнитогорск.

— Здесь будет Кузбасс — второй Донбасс.

В Новосибирске в моем купе появился новый пассажир. Седые волосы и длинная борода не оставляли сомнения в его преклонном возрасте. Мы быстро познакомились.

Федор Ильич Рязанов — так звали нового пассажира — оказался очень интересным собеседником. Он родился во Владивостоке. Отец и дед его были потомственными моряками. Сам Федор Ильич окончил мореходное училище и, получив звание судового механика, добрых три десятка лет плавал по морям и океанам. Плавал на самых различных судах — от небольшого портового катера до океанского лайнера.

— Сейчас не плаваю. Годы…

— На пенсии, — высказал я догадку.

— Нет, товарищ летчик. Не угадал. Работаю механиком на холодильнике. Вот ездил в гости к дочери. Посмотрел еще один город — Томск. Много я их повидал на своем веку.

Китай, Японию, Австралию, Индию, десятки крупнейших мировых портов посетил Федор Ильич, знал много интереснейших историй из жизни различных народов, службы моряков и увлекательно обо всем рассказывал.

Доехали до Байкала. Я ждал увидеть скованное льдом озеро, а увидел волнующееся море. Сразу от вагона и до далекого горизонта простиралась чистая открытая вода.

Федор Ильич хорошо знал и Байкал: он более года работал на нем.

— Перевозил поезда, — сказал он.

— Как «перевозил»? Поезда? — недоуменно спросил я.

Федор Ильич пояснил:

— Во время русско-японской войны железная дорога, что огибает озеро с юга, еще не была готова. На станции Байкал железнодорожные вагоны ставили на баржи и перевозили на восточный берег. Вот так.

Все, что рассказывал Федор Ильич о своих плаваниях и поездках по Дальнему Востоку, о природе, о людях незнакомого мне края, было интересно. От него я впервые услышал имя Владимира Клавдиевича Арсеньева, одного из замечательных исследователей Дальнего Востока. Книги Арсеньева «По Уссурийскому краю», «Дерсу Узала» и другие получили широкую известность и общее признание. Позже я по нескольку раз читал произведения Арсеньева.

Федор Ильич, попивая крепкий чай, не спеша рассказывал о климате, истории освоения края, о дальневосточниках. Он находил такие слова и краски, что невольно вызывал желание глубоко изучить, увидеть и познать Дальний Восток.

…Поезд остановился. Кончилось мое первое большое путешествие. Я прибыл в места, где отныне мне предстояло служить военным летчиком. Поезд ушел дальше, а я остался на незнакомой мне станции.

Куда идти? Кого спросить?

Крепкий мороз сразу дал о себе знать. Заскрипел под ногами снег. За станцией несколько извозчиков похлопывали рукавицами.

— Пожалуйте, товарищ командир! Куда вам? В штаб гарнизона?

— Да, в штаб.

— Садитесь, мигом доставим. А чемоданчик в ноги.

Извозчик чмокнул, легонько стегнул лошадь кнутом, и мы поехали. Действительно, скоро мы остановились у длинного низкого здания. В темноте оно мне показалось большим складом, обнесенным изгородью с колючей проволокой. Извозчик заявил, что это штаб. Вскоре я стоял перед дежурным по гарнизону, которому предъявил удостоверение и направление в часть.

— Очень рад пополнению, — сказал дежурный. — В наши края, значит.

Дежурный, назвавшийся командиром взвода Барановским, засыпал меня вопросами о жизни в Ленинграде, в Москве и вообще «там, в России». Как мог, удовлетворил его любопытство, но не удержался от возражения по поводу фразы «там, в России».

— А здесь разве не Россия?

— Э, молодой человек, здесь Восток, да еще Дальний. Да-а-аль-ни-иий, — нараспев протянул Барановский. — Ну, не огорчайся, летчик. Привыкнешь. Наверное, на войну торопился?

— По-честному, да.

— Опоздал.

— Как опоздал?

— А так. Сегодня уже 21 декабря, времени — два ноль-ноль. А вчера, 20 декабря, в Хабаровске подписаны протоколы. Восстановлены все права Советского Союза на КВЖД. Боевые действия наших войск прекращены, все части отводятся в исходное положение. Понял?

Как не понять? Вот тебе и раз, спешил, от отпуска отказался, домой не заехал, по Москве не погулял — хотел окунуться в настоящую боевую обстановку. Выходит, зря.

С чувством неудовлетворенности устраивался я на ночлег в небольшой, но очень чистой и уютной гостинице. Проснулся от изумительно яркого солнечного света. Как говорил Федор Ильич: морозные солнечные зимние дни с безоблачным ярко-голубым небом — одна из особенностей Приморья. Быстро привел себя в порядок, вышел на улицу, сразу зажмурился от солнечных лучей. Не спеша побрел по улицам города.

Город раскинулся по обе стороны Уссурийской железной дороги. За южной окраиной видны две небольшие сопки, между которыми убегала на Владивосток железная дорога. У подножия западной сопки дымили трубы цементного завода.

Недалеко от железной дороги раскинулся военный городок. Несколько двухэтажных казарм, одноэтажные служебные и жилые корпуса, склады, конюшни — все эти постройки из красного кирпича выглядели крепкими.

С востока к военному городку примыкал аэродром. На границе аэродрома стояло самое высокое и длинное куполообразное сооружение — эллинг, предназначенный для дирижаблей. В нем стояли самолеты. Ориентируясь на эллинг, я легко разыскал штаб эскадрильи. В помещении было пусто, летно-технический состав и командование эскадрильи находились на аэродроме. Тишина. Только в одной комнате трещала машинка.

— Скажите, командир скоро будет? — обратился я к машинистке.

— А вам зачем?

— Представиться.

— Новичок? Пополнение? Это хорошо. — Машинистка встала, приветливо протянула руку. — Давайте знакомиться. Янсон Валентина Николаевна. Делопроизводитель. А командир будет не раньше двенадцати. Придется ждать.

— Война кончилась, торопиться некуда.

— Да, кончилась война. Поработали наши славно, — с гордостью говорит Валентина Николаевна.

Позже узнал, что Валентина Николаевна — ветеран эскадрильи.

Вышел в коридор и сразу увидел стенную газету, посвященную боевой работе эскадрильи. Бои на реке Сунгори, под Мишаньфу и другие настолько заинтересовали меня, что я прочитал все заметки от первой до последней строчки. В газете были портреты летчиков, отличившихся в боях.

Скрипнула входная дверь. Вошел высокий стройный командир с двумя прямоугольниками на петлицах шинели. Он внимательно осмотрел меня с ног до головы и спросил:

— Вы кого ожидаете, товарищ?

— Прибыл на должность младшего военного летчика, ожидаю начальника штаба или командира эскадрильи.

— Рад познакомиться, Константинов. Заместитель начальника штаба. Пройдемте ко мне.

В кабинете Константинов еще раз осмотрел меня, нахмурился.

— Товарищ Каманин, советую вам привести себя в порядок, прежде чем представляться командиру и комиссару. У нас, например, не принято носить шинель без ремня. Воротник свитера также надо спрятать под гимнастерку.

Вышел из штаба и заторопился в гостиницу. И не хотелось уже любоваться отрогами гор, голубизной неба, и солнце светило как будто уже не так ярко. Настроение мое испортилось. И правильно, так мне и надо, ругал я себя. Едва вступил в строевую часть, а уже получил замечание за внешний вид.

Через час меня пригласил к себе командир эскадрильи Иван Иванович Карклин. В кабинете командира был и комиссар эскадрильи Виктор Григорьевич Щипачев. Хорошо запомнились мне слова командира.

— Вам, товарищ Каманин, высокая честь выпала — служить в эскадрилье, которая носит имя Владимира Ильича Ленина, — говорил он. — Изучите ее историю, и вы найдете с кого брать пример.

Лишь к концу рабочего дня прибыл я в первый отряд, в состав которого был зачислен приказом по эскадрилье. Отрядом командовал опытный летчик, участник гражданской войны Иван Иванович Макаров. Он внимательно прочитал мое небольшое личное дело, задал несколько вопросов.

— Завтра получите летное обмундирование, — сказал он в заключение. — В течение двух дней освежите свои знания материальной части самолета, двигателя и всего оборудования. Изучите район в радиусе ста километров. За эти же дни устройтесь с квартирой. Имейте в виду, — продолжал он, — мы вас проэкзаменуем, прежде чем выпустить в воздух.

В следующее утро солнце вновь ярко светило мне и настроение было радостным. На аэродроме я появился одним из первых — боялся опоздать. Ведь мне предстояло принять самолет Р-1.

На борту моего самолета красовалась надпись: «Донской рабочий». Сколько мне довелось видеть самолетов за многие годы службы в авиации, быть свидетелем появления сверхзвуковых самолетов с предельно совершенными аэродинамическими формами, и все-таки мой первый боевой самолет — простенький, деревянной конструкции биплан — мне до сих пор кажется самым красивым. Первый!

Более трех часов я придирчиво осматривал каждую деталь самолета, двигателя и оборудования. Повторял про себя назначение, устройство и принцип работы каждого агрегата и прибора. Вместе с техником самолета Даниловым составили дефектную ведомость, доложили результаты осмотра самолета старшему технику отряда. Самолет был в хорошем состоянии, и все-таки надо было поработать хотя бы день, чтобы устранить мелкие дефекты.

— Завтра сделаем, — сказал Данилов.

— А если сегодня?

— Сегодня? — переспросил техник. — Время-то уже к вечеру подходит.

— А зачем на завтра откладывать то, что можно сделать сегодня? Сегодня сделаем, — настаивал я.

Данилов колебался. Ему, видимо, не совсем нравилась моя придирчивость к мелочам и торопливость. Он считал, что самолет будет безотказно летать и так, но возражать не стал, а молча принялся за работу.

Но долго молчать Данилов не мог, он был веселым, подвижным и общительным парнем. Мы разговорились, и я узнал многое о технике самолета. Данилову было уже 26 лет, но на вид казалось не больше 20. Небольшого роста, худощавый и необычайно подвижный, он больше походил на подростка.

Пятнадцатилетним пареньком он поступил работать на Московский аэродром подсобным рабочим. Больше года помогал заправлять самолеты горючим, маслом и водой, вместе с мотористами и техниками заводил машины в ангары и выводил их на летное поле. Потом закончил трехмесячные курсы мотористов и стал техником самолета. В эскадрилье работает шестой год.

В работе и разговорах мы не заметили, как опустел эллинг. Рабочий день кончился, и дежурный потребовал, чтобы мы покинули ангар.

Вымыли руки, оделись. Еще раз окинул я взглядом эллинг. В нем помещалась вся эскадрилья, она состояла из трех отрядов, в каждом было по шесть самолетов, а всего 19 самолетов Р-1. 19-й — командира эскадрильи. Все машины размещались у стен эллинга, посредине оставался широкий проход. На каждом самолете по обеим сторонам фюзеляжа были нарисованы длинные белые стрелы, а на машинах второго отряда — ордена Красного Знамени.

— Хороши! — с восхищением сказал Данилов. — Надежные, в боях участвовали. Не подвели. Летаем без аварий. Эскадрилья считается одной из лучших в авиации.

— Расскажи, Саша, про эскадрилью. Как учеба идет, каковы техники, мотористы?

Многое из жизни эскадрильи мне уже было известно, но хотелось услышать рассказ о ее делах и людях от техника. Ведь нам обоим предстояло делать одно общее дело, и мы обязаны знать друг друга, знать своих однополчан. Саша разговорился. По дороге с аэродрома в городок он рассказал мне много интересного.

Утром меня вызвали к начальнику штаба. Он был предельно краток:

— Боевая история эскадрильи имени В. И. Ленина — пример верного служения Советской Родине. Познакомьтесь с историческим формуляром части.

Красного коленкора папка легла передо мной. Волнуясь, стал перелистывать пожелтевшие от времени листки, разглядывать старые фотографии. Читал не торопясь.

«…24-й отряд был сформирован в 1918 году в городе Петрограде, — прочитал на первой странице формуляра. — Осенью этого года отряд перебросили на Пермское направление, и он вошел в состав войск 3-й армии, где участвовал в боях против Колчака

Эскадрилья сформирована в 1921 году на базе второго отряда, который был создан тремя годами раньше».

Каждая строка формуляра повествовала о боевых делах героев гражданской войны. Отряд действовал в январе 1919 года против немцев и Петлюры на Киевском направлении, осенью — под Тулой против кавалерии Мамонтова. Он был подчинен командованию 1-й Конной армии, вместе с которой участвовал в борьбе против Деникина и Врангеля вплоть до окончания гражданской войны.

В эскадрилью вошли впоследствии еще два отряда. Каждый из этих отрядов в годы войны вписал немало ярких страниц боевой славы.

…Советская республика в кольце врагов. По приказу В. И. Ленина летчики эскадрильи вместе с молодой Красной Армией громят интервентов, отстаивают великие завоевания Октября.

…Нарушилась связь между 8-й и 9-й армиями. Окруженная белыми бандами, 8-я армия оказалась в очень тяжелом положении. Начальник авиации 9-й армии вызвал летный состав и спросил:

— Кто возьмется выполнить задачу по восстановлению связи?

Вышел широкоплечий парень:

— Летчик Каменский готов выполнить ваше задание!

На стареньком, изношенном самолете Каменский вылетел в расположение 8-й армии. Никакие преграды не могли остановить летчика: ни пулеметный огонь, ни вражеская шрапнель, ни сотни винтовок, направленных против крохотной машины, броней которой служила лишь железная воля пилота. Каменский не только разыскал штаб армии и доставил туда секретный приказ, но по пути сбросил бомбы на головы белых.

Летчик Каменский, герой гражданской войны, первым в отряде получил высокую правительственную награду — орден Красного Знамени.

«20 октября 1919 года. Разведка раскрыла наступление противника на Новохоперск и Поворино. Благодаря разведданным штаб 9-й армии принял меры, и атака белых была отбита».

Так лаконично записано в формуляре.

Языком цифр и фактов повествуют документы о героических подвигах летчиков.

«За трехлетнее пребывание на фронте летчики отряда совершили 643 разведывательных боевых вылета, сбросили 705 пудов бомб; произведены ценные снимки укреплений и расположений противника.

Особенно важную работу выполняло Темрюкское звено, которое воздушным бомбометанием содействовало разгрому белых, засевших в Крыму. Только за две недели звено сбросило тысячу пудов бомб».

Вот страницы, посвященные героической обороне города Балашова.

…Враг — у границ аэродрома. Весь личный состав отряда, вооруженный пулеметами и винтовками, рассыпался в цепь. На окраине города белые пошли в психическую атаку. В это время появились самолеты с красными звездами. Сильный пулеметный огонь с земли и бомбы с неба внесли смятение в ряды врага. Два дня летчики с воздуха, а наземный состав в окопах отражали атаки врага и обеспечили своевременную эвакуацию штабов и советских учреждений из города Балашова.

В формуляре — фотография группы летчиков. На ней Петров, Каменский, Чулков, Лозовский, Ильюхин, Моисеев, Нарышкин, Ерофеев. Это ветераны гражданской войны. У каждого на левом отвороте кожанки орден Красного Знамени.

…Стихли раскаты орудий гражданской войны. В 1921 году из трех прославившихся на фронтах гражданской войны авиаотрядов — 24, 35 и 49-го — была сформирована 59-я бомбардировочная эскадрилья, которой в 1924 году присвоено имя Владимира Ильича Ленина.

Как о любимом детище заботились партия, правительство и народ о первенце Советских Военно-Воздушных Сил. В 1924 году, в дни, когда проходил XIII съезд Коммунистической партии, Ленинская эскадрилья получила 19 новых самолетов, построенных на трудовые рубли рабочих и крестьян.

На фотоснимке самолеты с надписями: «Дзержинец», «Сормовец», «Красный Воронеж». Рядом стоят воины и представители рабочих, на средства которых были построены машины.

А вот еще документ — грамота от трудящихся Бухары:

«Сегодня мы, представители Бухарской Народной Советской Республики, от имени бухарских рабочих и дехкан передаем Красному Военному Воздушному флоту два аэроплана, построенные на средства трудящихся нашей страны».

«…1929 год. На Дальнем Востоке сгущаются тучи войны. Ленинская эскадрилья перебазировалась на Дальний Восток и вместе с наземными частями сражалась с врагом.

Советская страна начинает создавать отечественную авиационную промышленность. На вооружение эскадрильи поступил самолет Р-1. Прибыли молодые летчики».

Прибыли молодые летчики. Это такие, как я. Дальше в формуляре чистые листы. Значит, нам продолжать историю славной эскадрильи. Это большая честь!

Мое новое жилье — небольшая комната в казарме, где живут мотористы, оружейники, электрики и другие специалисты. Железная койка с соломенным матрацем и двумя одеялами стоит в углу, рядом — тумбочка, куда поместилось почти все содержимое моего чемодана, деревянная табуретка, стол — вот и вся меблировка комнаты.

Время терять нельзя. После ужина сел за стол, разложил, на нем карту, начал изучать район полетов.

— Не помешал?

В дверях стоял командир отряда Макаров.

— Штудируем карту? — взглянув на стол, сказал он. — Дело полезное. Хотите, помогу?

— Конечно, товарищ командир.

Больше часа просидели мы за картой. Макаров терпеливо объяснял мне особенности нашего района полетов, называл и показывал характерные ориентиры, потом стал задавать вопросы. Моими ответами он остался доволен.

— Теперь сходим к бойцам, — предложил командир.

Было около девяти часов вечера, красноармейцы уже вернулись с ужина. Едва мы вошли в общежитие, раздалась команда:

— Рота, смирно!

— Вольно!

И сразу к Макарову устремились люди. В общежитии размещалось 36 младших специалистов, ни с одним из них я еще не был знаком, но Макаров знал каждого и, судя по всему, довольно часто бывал в общежитии, хотя в официальные его обязанности это не входило. Начальником команды младших специалистов был летчик-наблюдатель Бочаров, который непосредственно подчинялся начальнику штаба эскадрильи. Девять младших специалистов были в составе первого отряда. Но Макаров считал своим долгом глубоко знать каждого военнослужащего своего отряда. Он настойчиво добивался, чтобы летчики и технический состав были спаянным и дружным коллективом.

— Товарищи, нашего полку прибыло. Познакомьтесь, новый летчик Николай Каманин. Он самый молодой летчик эскадрильи, комсомолец, заядлый лыжник и шахматист. А теперь — гитару! — попросил Макаров.

Кто-то быстро принес гитару из ленинской комнаты. Присев на табуретку, Макаров взял несколько пробных аккордов и вдруг запел чистым приятным голосом. К нему поплотнее придвинулись люди и полилась дружная песня. Затем «вдарили» плясовую. И так почти до самого отбоя. Сразу стало легко. Исчезло щемящее чувство одиночества. Действительно, боевая часть — родной дом солдата.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.