Затишье
Затишье
Район, где занял позиции 1846-й полк, находился от переднего края довольно далеко, но место хорошо просматривалось противником с высоты, на которой он сидел, защищенный тринадцатью дотами.
Ночь. Каждый шорох слышен отчетливо, потому что кругом тишина. Бойцы третьей батареи вполголоса перекидываются фразами, роя огневую позицию.
— Быстрей, ребята! — торопит командир взвода. — Скоро рассвет.
Уже забрезжило. Пора закатывать орудие в укрытие, маскировать его. Но щели вырыли всего на два штыка лопаты глубиной. Не все боеприпасы окопали. А день требует полной маскировки. Ведь главное при занятии огневой позиции — не показать себя противнику. Вот и придется весь день — с рассвета до темноты — лежать полусогнувшись.
«Так мы и лежим до вечера, — вспоминает Нежурин. — Черт побери, какой долгий день, когда нельзя ни встать, ни повернуться с боку на бок. Лежишь и колупаешь землю, еще сырую, не подсохшую на солнце. Она рядом с глазами: каждый комочек, каждая былинка, каждый корешок.
Вылез какой-то жучок. Пробежал торопливо муравей. Над головой стрекочут кузнечики. Шевелится от ветерка трава. Все фиксируешь, каждую малость. И в каком-то полубреду думаешь о жизни в ее бесконечных проявлениях.
Невыносимо затекла рука под головой. Хорошо, что день уже на исходе. Тускнеет небо. Сгущается воздух. Высоты противника превращаются в темные силуэты.
Наконец можно встать. Окоп — ниже колен, а ведь в нем целый день укрывался!
— Ну-ка, ребята, — за лопаты! — слышен голос старшины Сизова. — Надо повкалывать, пока ужин не привезли!
И так — до середины августа.
С каждой ночью наша позиция становится безопасней и удобней. Сизов принес из деревни зерно конопли. Посеял его по брустверу, впереди орудия. Через несколько дней конопля взошла, вытянулась. Получилась естественная маскировка. Много дней понадобилось нам, чтоб вырыть стопятидесятиметровую траншею глубиной два метра, с перекрытием в два наката бревен. Отделали блиндажи — для себя, для командира взвода. Соорудили умывальник, туалет, пулеметные гнезда и прочее. Посмотришь со стороны — сам удивляешься: словно рота саперов поработала. А всего-то четыре человека!
На этом строительные работы не закончились. Наступление в ближайшее время не предполагалось, а раз так — решили укрепляться и дальше. Стройматериалы — доски, железо, бревна — заготавливали в нейтральной деревне. Основными «заготовителями» в нашем расчете были Кокарев и Белых. Приходилось и мне, сгибаясь под тяжестью и спотыкаясь в ночной тьме, таскать бревна, доски. Идешь, а вокруг — пули. Научился понимать их по звуку. Если мимо летит: жжиик! Если рядом в землю впилась: чак! Если разрывная: трах-тах!
Чаще всего слышалось: чак! В нашем районе пули из вражеского пулемета вонзались в землю. Днем видно, как пыль словно подскакивает. А ночью услышишь: жжиик — голова сама пригибается. Только пустое это дело, потому что пуля давно пролетела мимо. Тот кусочек свинца, который летит в тебя, услышать невозможно…
Спали мы обычно с полпятого до десяти утра. Потом завтракали и — за чистку оружия. Часто занимались политической подготовкой. Дела хватало, особенно мне, комсоргу.
Помню, политотдел бригады организовал трехдневный семинар комсоргов. Ночью землю роешь, а утром, вместо сна, отправляешься за восемь километров в штаб бригады.
Возвращаешься вечером, дремлешь на ходу. А дойдешь — упасть на постель совесть не позволяет: ребята работают. Становишься рядом.
Днем нередко появлялся у нас заместитель командира полка по строевой службе майор Николаев. Ходит открыто, демаскируя позиции, и пальцем тычет: это не так, то не эдак. Бывало, набрасывался с ходу: «Почему люди не работают? Где командир взвода? Может, все уже сделали?» — «Не все, — отвечает старший лейтенант. — Устали люди — ночью работали, чтобы днем противник не заметил». — «Здесь не санаторий, — обрывает майор. — Что же, сейчас и носа не высовывать? Ждать, когда враг подойдет? Сейчас же приступайте к работе!»
Невдалеке разрывается мина, и майора — будто ветром сдуло. «Убежал, — недовольно ворчит Кокарев. — Болтается, как… в проруби!»
Мы уже принялись за работу, но младший лейтенант приказал составить лопаты и идти в блиндаж.
Впоследствии майор Николаев попал в штрафной батальон. Стремясь выслужиться, он переусердствовал и погубил людей».