Княжна Екатерина Михайловна Долгорукова — тайная любовница, а затем морганатическая супруга Александра II

Княжна Екатерина Михайловна Долгорукова — тайная любовница, а затем морганатическая супруга Александра II

Личная жизнь Александра II Николаевича была во многом схожа с личной жизнью его отца, императора Николая I.

В 1841 году 28-летним молодым человеком Александр Николаевич женился на принцессе Гессенской и Рейнской (тоже на немецкой принцессе, как и отец) Максимилиане-Вильгельмине-Августе-Софии-Марии, после принятия ею православия нареченной Марией Александровной (1824–1880). Несмотря на то что была она женщиной хрупкой и болезненной, она родила Александру Николаевичу целый букет наследников — 6 мальчиков и 2 девочек — 8 детей, из которых их первенец — дочь Александра — умерла в семилетнем возрасте, а наследник Николай — в возрасте 22 лет в 1865 году. 8 родов в течение 19 лет окончательно подорвали здоровье Марии Александровны: в тяжелом климате Петербурга у неё развилась астма и участились острые сердечные приступы, а потому после последних родов в 1860 году врачи так же, как императрице Александре Феодоровне, матери Александра II, рекомендовали Марии Александровне воздержаться от дальнейшего деторождения, а следовательно, прекратить выполнение супружеских обязанностей. Александру II в то время было всего 48 лет, он был в хорошей форме и любвеобилен по своей натуре. Как и его отец, он волею обстоятельств оказался «соломенным вдовцом».

Естественно, у него, эстета и ценителя женской красоты, были любовницы, отличавшиеся особенной красотой, в основном из числа придворных дам и девиц. При дворе называли его фавориткой то княжну Александру Долгорукую, то Лабунскую, то Замятину, то Макарову, то Ванду Кароцци, то Макову. Все они были отменно красивы, но струн сердца императора не задевали, и он менял своих любовниц одну за другой. От этих связей были и дети. Считается, что одним из внебрачных детей Александра II был адмирал Евгений Иванович Алексеев — видный военно-морской деятель начала XX века, наместник на Дальнем Востоке, один из инициаторов войны 1905 года с Японией, окончившейся для России поражением.

На основе мемуаров княгини Марии Клавдиевны Тенишевой, где она довольно туманно, но намекает на своё происхождение от Александра II, можно считать внебрачной дочерью императора и её, необычайно энергичную и талантливую собирательницу, благотворительницу, художницу, искусствоведа и этнографа, создавшую музей «Русская старина» в Смоленске, художественную школу для крестьянских детей во Флёнове, представлявшую в Париже во время Русских сезонов русское народное искусство.

Несмотря на калейдоскоп увлечений, да еще и осложнённый внебрачными детьми, Александр II не испытывал чувства удовлетворённости: он искал настоящей любви.

Государь император любил в свободное время гулять в Летнем саду, и однажды (это было весной 1865 года) публика заметила среди прогуливающихся рядом с ним необыкновенно красивую и грациозную девушку с большими лучистыми глазами, сопровождаемую элегантной дамой. Обе они были модно и с отменным вкусом одеты. Оказалось, что Александр Николаевич давно знаком и с этой девушкой, и с её бонной — фрейлиной Варварой Шебеко. Это была княжна Екатерина Михайловна Долгорукова, которая вместе со своей сестрой училась в Смольном институте и которую император знал еще маленькой девочкой. Летом 1857 года он проводил большие манёвры под Полтавой и останавливался в имении её отца — князя Михаила Михайловича Долгорукого. Там он и увидел впервые девятилетнюю Катеньку, которая поразила его грациозностью, скромностью, непосредственностью и особенной какой-то ласковостью. Император подружился с Долгоруковыми, князем Михаилом и его женой княгиней Верой, а через несколько лет узнал., что, будучи людьми непрактичными, они разорились. Их усадьба несколько раз была описана кредиторами. Княгиня Вера Долгорукова продала всё своё золото и бриллианты, но смогла уплатить только проценты, чем на время спасла своё имение Тепловку от публичной продажи с молотка. Проведённая императором Александром II реформа 1861 года губительным образом сказалась на их благосостоянии. А в довершение всех несчастий сгорел их большой и богатый дом, в котором в 1857 году останавливался император Александр II. Несмотря на протесты мужа, княгиня Вера обратилась к государю с письмом, в котором рассказала о всех постигших семью несчастьях. Александр Николаевич счёл необходимым помочь семье, которую он знал давно, и распорядился четверых мальчиков Долгоруковых определить в кадетские корпуса Санкт-Петербурга за казённый счёт, а Катеньку и её сестричку Машеньку — в Смольный институт благородных девиц на тех же условиях. Кроме того, он остановил претензии банка к Долгоруковым, чем спас семью от окончательного разорения.

Сердце князя Михаила Михайловича, перенесшего столько несчастий, не выдержало, и он покинул сей свет, оставив вдову в одиночестве. Княгиня Вера переехала в Петербург, сняла маленькую квартирку и жила там на скромные средства дорогими для неё посещениями по воскресеньям то своих сыновей в кадетском корпусе, то своих дочерей в Смольном институте, радуясь достижениям в военном деле своих мальчиков и успехам своих девочек, стремившихся стать первыми в своих классах.

Сёстры Катенька и Машенька, обе красивые девочки, не были похожи друг на друга. По воспоминаниям современников, Машенька была шатенка с нежной кожей лица цвета слоновой кости. А Катенька была яркой блондинкой с «лилейным» цветом лица.

Для «смолянок» самыми радостными событиями были посещения родных в родительский день и «царские дни», когда в Смольный приезжали император или императрица, когда устраивался роскошный обед и все девочки получали подарки. Перед встречей с Екатериной Долгоруковой в Летнем саду Александр II приезжал, в Смольный в Вербное воскресенье, где ему были представлены начальницей Леонтьевой все преподаватели, наставницы и воспитанницы старших классов. Среди последних он сразу узнал сестёр Долгоруковых, семье которых он покровительствовал. Особенно ему понравилась Катенька, и он просил фрейлину Варвару Шебеко, её бонну, приводить свою подопечную на прогулки в Летний сад.

Встреча в Летнем саду с восемнадцатилетней Екатериной Долгоруковой нарушила сердечный покой императора. Он влюбился в неё, как юный мальчишка.

Беседы с Екатериной Долгоруковой во время прогулок, её свежесть молодости, лучистые глаза, румянец во всю щеку, а главное — полное равнодушие к его высокому статусу, а только робость и стеснённость общения с ним — всё покорило императора, и он стал встречаться с ней сначала в Летнем саду, затем, видя, что на них обращают внимание, — на Елагинском, Крестовском или Каменном островах, всё более и более очаровываясь ею. Их отношения были романтическими и платоническими, хотя влюблённый Александр Николаевич мечтал о настоящей близости. И он стал завоёвывать чистую душу Катеньки Долгоруковой, пока еще остававшейся в стенах Смольного института. С этой целью он обратился к давнему своему другу — фрейлине Вареньке Шебеко, которая и раньше выполняла его деликатные поручения, а кроме того, была родственницей начальницы Смольного института мадам Леонтьевой. С Варенькой Шебеко он стал посылать сестрам Долгоруковым фрукты и сладости, приезжать в Смольный с визитом Однажды, когда Катенька простудилась, её положили в больницу института, в маленькую отдельную палату, Шебеко провела Александра инкогнито к больной. Конечно, Леонтьева догадывалась о происходящем, но не препятствовала развитию событий. В тот день Катенька поняла, что она очень нравится царю.

А фрейлина Шебеко по поручению Александра II поехала к княгине Вере Долгоруковой (урождённой Вишневецкой), предложила ей переселиться в приличные, уже оплаченные апартаменты, ссудила княгиню деньгами и сказала, что эта помощь исходит от императора Александра II. Она просила всё сохранить в тайне, чтобы не было пересудов в свете. Варенька Шебеко дала понять княгине, что это «счастье Вишневецких», прапрадед которых, полковник Вишневецкий, привёз ко двору императрицы Анны Иоанновны голосистого пастушка Алёшу Розума, ставшего впоследствии графом Алексеем Григорьевичем Разумовским, фаворитом, а затем и мужем императрицы Елизаветы Петровны. Из всего ей сказанного княгиня Вера поняла только одно, что государю очень нравится её дочь Екатерина.

Александру II в то время было уже за 50, но он не утратил ещё ни своей мужской формы, ни красоты. Теофиль Готье, французский поэт, оставил нам описание его внешности: «Волосы государя были коротко стрижены и хорошо обрамляли высокий и красивый лоб. Черты лица изумительно правильны и кажутся высеченными скульптором Голубые глаза особенно выделяются благодаря коричневому тону лица, обветренного во время долгих путешествий. Очертания рта так тонки и определенны, что напоминают греческую скульптуру. Выражение лица величественно-спокойное и мягкое, время от времени украшается милостивой улыбкой». Живописные портреты Александра II подтверждают это описание Готье.

Княжна Долгорукова, хоть и была моложе Александра более чем на четверть века, не могла не увлечься этим красивым мужчиной, так нежно к ней относящимся, разделяющим с ней и романтическое влечение любви, и жизненные заботы. Однако между влюблёнными стояла большая и почти непреодолимая проблема, и прежде всего — разность социального положения.

Княжна Екатерина Михайловна Долгорукова (1847–1922) была из древнейшего княжескою рода Долгоруких (Долгоруковых), известного своей близостью к великокняжеским и царским родам и своими предками: например, Юрием Долгоруким — основателем Москвы; Екатериной Алексеевной Долгоруковой, невестой императора Петра II, её братом, фаворитом Петра II Иваном Долгоруковым, четвертованным за подделку завещания императора, его женой Натальей Борисовной Долгоруковой, дочерью Бориса Петровича Шереметева, известного полководца петровских времен; княжной Марией Владимировной Долгоруковой, первой женой царя Михаила Феодоровича Романова; генерал-фельдмаршалом князем Василием Михайловичем Долгоруким-Крымским, известным своими победами, и многими другими представителями, славными своими делами, особенно на пользу Отечества.

Но княжна Екатерина Михайловна Долгорукова не была принцессой королевской крови, а потому при дальнейшем развитии романа император мог рассчитывать только на морганатический брак с нею. Страстно влюблённый Александр II после их первой любовной близости обещал своей возлюбленной жениться на ней сразу, как только он освободится от первого брака (то есть после смерти императрицы Марии Александровны), но пока он брал на себя грех соблазнения невинной девушки, а на неё возлагал грех сожительства, не освящённого церковью, да еще с женатым мужчиной.

Это было в 1866 году, оказавшимся тяжёлым и для Екатерины Долгоруковой, и для Александра II. Весной этого года умерла мать Екатерины Долгоруковой, и, чувствуя своё одиночество, Екатерина еще больше стала ценить свои платонические свидания с Александром Николаевичем, внимательно, нежно и бережно относившимся к ней. Фактически он стал единственной её опорой, самым близким ей человеком, потому что и её братья, и сестра Маша жили своей жизнью и при этом далеко от неё. Постоянно рядом с ней была «тётя Вава» — фрейлина Варвара Шебеко, приставленная к ней Александром II и выполнявшая все его указания, о чём Екатерине, разумеется, известно не было. А тётя Вава, заботясь о Катеньке и выполняя указания императора, постоянно говорила ей о том, что настоящая любовь освещена Богом, завещавшим людям: «Да любите друг друга», а потому не является грешной при любых обстоятельствах, если люди любят друг друга от всего сердца, искренне и бескорыстно.

4 апреля этого года произошло из ряда вон выходящее событие. Александр II, закончив свой обычный променад по Летнему саду в четвёртом часу пополудни, вышел за ворота, где стояла его коляска, и только хотел сесть в неё, как неожиданно к нему подбежал молодой мужчина и направил пистолет прямо ему в грудь. Вдруг стоявший неподалёку человек быстрым движением ударил стрелявшего по руке. Пуля просвистела мимо государя. Жандармы и некоторые из публики бросились на стрелявшего, повалили его. Террорист кричал: «Ребята! Я за вас стрелял!» Император, уже севший в экипаж, приказал подвести к нему террориста и спросил его:

— Ты поляк?

— Русский, — ответил тот.

— Почему же ты стрелял в меня?

— Ты обманул народ: обещал землю, да не дал.

Государь отдал приказание отвезти и стрелявшего, и помешавшего стрельбе в Третье отделение. Стрелявший назвал себя крестьянином Алексеем Петровым, а второй задержанный — петербургским картузником Осипом Ивановичем Комиссаровым, происходившим из крестьян села Молвитино Костромской губернии, находящегося в 12 верстах от села Домнина, родины Ивана Сусанина, что дало повод называть этого государева спасителя вторым Иваном Сусаниным.

Александр II после покушения сразу же отправился в Казанский собор и возблагодарил Господа за чудо своего спасения. На вечерних службах в церквах прошли благодарственные молебны.

Вечером в Зимнем дворце собрались члены Государственного совета, сенаторы, министры, генералитет. Туда же был приглашен и Осип Комиссаров. Представители государственной службы поздравляли императора с чудесным спасением, даже кричали «Ура!». А государь горячо поблагодарил за своё спасение Осипа Ивановича Комиссарова, а затем возвёл его под именем Иосифа Ивановича Комиссарова-Костромского в дворянское достоинство.

Еще более торжественно деяние Комиссарова отметило московское дворянство. В Английском клубе на 1-й Тверской-Ямской в его честь был устроен великолепный банкет, на котором Осип Иванович был избран почётным членом клуба. Затем от имени московского дворянства ему была преподнесена золотая шпага. Было решено, что вновь принятый во дворянство Комиссаров должен стать, как истинный дворянин, владельцем поместья. Была объявлена подписка на сбор средств для покупки для него имения. Деньги были собраны быстро, и так же быстро был куплен дом с усадьбой именно в Костромской губернии.

Но, бывший изготовитель и торговец картузами, ставший богатым помещиком, уважаемым дворянином Иосифом Ивановичем Комиссаровым-Костромским, не смог перенести этой метаморфозы: он запил горькую и повесился.

Расследование покушения на императора показало, что террорист, назвавшийся крестьянином Петровым, на самом деле саратовский дворянин Дмитрий Васильевич Каракозов, двоюродный брат которого Н. А. Ишутин возглавлял студенческую революционную организацию «Московский кружок», членом которого был Каракозов. Каракозов был повешен, а Ишутину смертная казнь была заменена пожизненной каторгой, ссылкой на Кару. Он умер там в 1877 году с признаками явного помешательства.

Все обстоятельства тяжёлого 1866 года: чудесное избавление императора от смерти, смерть Катенькиной матери, следственные разбирательства 197 задержанных революционеров, суд над 36 «ишутинцами», казнь Каракозова, ссылка Ишутина, переезд Варвары Шебеко к Катеньке, невозможный без участия императора, беседы с Екатериной фрейлины Варвары, «тёти Вавы», о необыкновенной любви государя, о его терпении и благородстве — подготовили княжну Екатерину к переходу её отношений с императором от невинных — к близким, интимным Это произошло в ночь с 1 на 2 июля 1866 года в Петергофе, в павильоне «Бабигон», расположенном в трёх верстах от Главного дворца, неподалёку от дороги, ведущей в Царское Село.

Павильон «Бабигон» был уединённым и поистине райским местом Там было тихо, спокойно, слышно только птичье щебетанье; а растущие вокруг него деревья, цветущие кустарники и клумбы с благоухающими цветами как будто хотели «скрыть тайну происходящих перемен». А внутри павильона, в его бельэтаже, предоставлялись все удобства: несколько великолепно, с большим вкусом меблированных комнат, мраморные ванные и туалеты, снабжённые горячей и холодной водой и всеми необходимыми принадлежностями.

Варвара Шебеко привезла Катеньку в «Бабигон» к вечеру, чтобы остаться здесь ночевать. Она уложила её в постель в одной из комнат, а сама удалилась в соседнюю комнату. Александр пришёл в «Бабигон» поздним вечером В целях конспирации он шёл пешком из Петергофа один, без обычного сопровождения.

Впоследствии Екатерина Михайловна, светлейшая княгиня Юрьевская, вспоминала, что во время этой встречи она так сильно волновалась, что её просто трясло, и она была близка к обмороку. Но как ни странно, Александр Николаевич, мужчина с огромным опытом общения с женщинами, волновался не меньше, чем она.

При расставании, вспоминала она, император дал ей клятвенное обещание: «Я не свободен сейчас, но при первой же возможности я женюсь на тебе, ибо отныне и навеки я перед Богом считаю тебя своею женой».

С этого дня и Екатерина считала себя женой Александра Николаевича, Императора Всероссийского. Их встречи в «Бабигоне» стали почти ежедневными, а когда наступила осень, пошли дожди и Императорский двор переехал в Петербург, они стали встречаться в Зимнем дворце, в бывших кабинетных комнатах императора Николая I на первом этаже, соединённых потайной лестницей с покоями Александра II и имевших отдельный вход со стороны площади. Довольно длительное время об этом их укромном гнёздышке никто не догадывался. Но разве можно было обмануть двор? Вскоре все придворные были в курсе нового романа императора. Но отнеслись к этому событию спокойно, потому что считали, что этот роман, как и все предыдущие, скоро окончится. «Даже самые приближенные к императору лица, — писала фрейлина Высочайшего двора Александра Толстая, — не предполагали серьезного оборота дела Напротив, все были весьма далеки от подозрения, что он способен на настоящую любовную интригу, роман, зревший в тайне. Видели лишь происходившее на глазах — прогулки с частыми, как бы случайными встречами, переглядывания в театральных ложах и т. д. и т. п. Говорили, что княжна преследует императора, но никто пока не знал, что они видятся не только на публике, но и в других местах — между прочим, и у её брата князя Михаила, женатого на итальянке». О таких встречах на публике вспоминал и великий князь Александр Михайлович в «Книге воспоминаний»: «Где я видел княгиню Юрьевскую? — спрашивал я себя, прислушиваясь к разговору родителей. И в моем воспоминании воскресла картина придворного бала в один из прошлых наших приездов в С.-Петербург.

Громадные залы Зимнего дворца были украшены орхидеями и другими тропическими растениями, привезенными из императорских оранжерей. Бесконечные ряды пальм стояли на главной лестнице и вдоль стен галерей. Восемьсот служащих и рабочих две недели трудились над украшением дворца Придворные повара и кондитеры старались перещеголять один другого в изготовлении яств и напитков. ‹…› Высочайший выход открыл бал. Государь шел в первой паре об руку с цесаревной Марией Фёдоровной (супругой наследника Александра Александровича), за ним следовали великие князья и великие княгини в порядке старшинства. Так как великих князей, чтобы составить пары, было недостаточно, младшие великие князья, как я, должны были идти в паре с придворными дамами. Моя дама была стара и помнила детство моего отца. Наша процессия не была, собственно говоря, танцем в совершенном значении этого слова. Это было торжественное шествие с несколькими камергерами впереди, которые возвещали наше прохождение через все залы Зимнего дворца. ‹…› Танцующие, сидящие и проходящие через одну из зал часто поднимали глаза на хоры, показывали на молодую, красивую даму и о чем-то перешептывались. Я заметил, что Государь часто смотрел на нее, ласково улыбаясь. Это и была княгиня Юрьевская».

Императрица Мария Александровна умерла 22 мая 1880 года. Все эти годы — с июля 1866-го до мая 1880 года, то есть 14 лет, — Екатерина Михайловна Долгорукова была тайной любовницей-фавориткой императора, родила ему мальчика и двух девочек и, по желанию её возлюбленного, тайно следовала за ним повсюду.

В мае 1867 года Александр II, по приглашению Наполеона III, с большой свитой и двумя своими сыновьями, Александром и Владимиром, отправился на Всемирную выставку в Париж. Протокол пребывания российского императора и великих князей в Париже предусматривал целый ряд пышных торжеств: обед и бал в Тюильри, спектакль в Опере, посещение Всемирной выставки. Но это не очень-то интересовало Александра II. Он ухитрялся выбираться из сетей протокольных мероприятий, его личной охраны, французских и русских агентов, чтобы повидаться с Катенькой, которая ждала его в Париже, в доме на улице Рампар, где она поселилась вместе со второй женой её брата Михаила Михайловича — княгиней Луизой Долгоруковой, урожденной итальянской графиней Вулкане. После посещения Китти Долгоруковой на улице Рампар Александру II удалось поселить её в Елисейском дворце, чтобы не пугать шефа жандармов Шувалова своими ночными исчезновениями. Казалось, всё шло хорошо: политические проблемы переплетались с романтическими. Но 22 мая 1867 года, после смотра войск на Лоншанском поле, устроенном в честь русского императора, Александр II, Наполеон III и оба великих князя торжественно ехали в открытой коляске, сопровождаемые свитами обоих императоров. Вдруг раздался выстрел Пуля попала в лошадь французского шталмейстера, который ехал рядом с коляской императоров. Охрана успела задержать стрелявшего. Это был польский эмигрант, сын бедного дворянина Волынской губернии Антон Иосифович Березовский, который объявил, что он стрелял в русского царя в отмщение за вековое угнетение Польши и за то жестокое обращение с поляками, которое проявляли русские войска во время подавления Польского восстания 1863 года. Французский суд присяжных приговорил Березовского, совершившего покушение на жизнь императора, гостя Франции (!), не к лишению жизни, а лишь к пожизненной каторге.

Александр II перенёс факт второго на него покушения внешне спокойно и невозмутимо. Но Екатерину охватили два разнородных чувства — восторженная гордость за возлюбленного и страх за его и свою жизнь.

В Париже Катенька Долгорукова осознала себя фавориткой императора. Она ходила по тем же улицам и по тому же саду Елисейского дворца, что и мадам Помпадур. Только такого влияния и такого следа в истории страны, какие оставила мадам Помпадур, Катенька Долгорукова оставить не могла, потому что она не обладала такими знаниями, такой энергией в созидании на благо её родины и таким признанием её в обществе, какими прославилась самая яркая и знаменитая фаворитка Людовика XV. И хотя российский император клялся княжне Долгоруковой, что она перед Богом его жена и что с тех пор, как он полюбил её, он не приблизил к себе ни одной женщины, княжна Долгорукова оставалась фавориткой-любовницей, личным делом Всероссийского императора.

После второго покушения связь Александра II с княжной Долгоруковой стала еще более прочной. Тревожась друг за друга, они теперь всегда были вместе.

Когда они вернулись в Петербург, встречаться в «Бабигоне» и в Зимнем дворце было уже невозможно: места их встреч стали известны многим людям На некоторое время брат Катеньки — князь Михаил Михайлович Долгоруков и его супруга Луиза предоставляли им свою квартиру, но это убежище для влюблённых вскоре было закрыто: Долгоруковы боялись испортить свою репутацию в свете. Как ни умолял их царь даже в письмах не лишать их с Катей возможности быть вместе, Долгоруковы не соглашались, потому что знали, что и это убежище влюблённых уже открыто двором и светом Мнение двора, что княжна Долгорукова преследует императора, не казалось безосновательным Действительно, где бы ни появлялся император, княжна находилась там же: в театре, на прогулке, на придворном балу. Разумеется, она не осталась незамеченной в Париже, поселившись в Елисейском дворце. Это положение было неловким как для императора, так и для княжны. И император нашёл выход.

Когда в 1870 году Александр II с императрицей Марией Александровной отправились в очередной раз на лечение в Эмс, по его желанию Екатерина Михайловна и на этот раз поехала туда. Но теперь уже официально, как фрейлина императрицы Марии Александровны. Александр II уговорил жену принять в свиту фрейлину Долгорукову, хотя каждому понятно, насколько было тяжело Марии Александровне видеть эту фаворитку своего супруга в своей свите на больших и малых выходах, в паломнических поездках, на торжественных приёмах и придворных балах. Но нужно было «сохранять лицо августейшей четы», а потому терпеть. И императрица терпела.

Получив категорический отказ в предоставлении убежища со стороны князя Михаила Михайловича Долгорукова и его супруги, Александр был в растерянности, не зная, что предпринять. Как ни странно, помог влюблённым родной внук казнённого декабриста поэта К. Ф. Рылеева — начальник личной охраны государя генерал A. M. Рылеев, предоставивший им свою квартиру.

В сентябре 1871 года княжна сообщила императору о своей беременности.

Вечером 29 апреля 1872 года Екатерина Михайловна почувствовала, что близятся роды. По договорённости с императором она быстро вышла из дома, наняла карету и поехала в Зимний дворец, в старый кабинет Николая I.

В 10 часов утра 30 апреля 1872 года у неё родился мальчик, которого через несколько дней крестили и назвали Георгием. А в конце 1873 года там же родилась дочь Ольга Стало ясно, что у императора Всероссийского, помимо официальной семьи, появилась и вторая, как бы побочная. Этот скандал переживали не только больная и оскорблённая императрица, но недовольные поведением отца великие князья и великие княжны, боявшиеся, что побочные дети смогут когда-нибудь претендовать на блага, полагающиеся августейшей семье, а возможно, и на престол. При дворе шли толки, придворные защищали честь императрицы, выражали своё негативное отношение к княжне Екатерине Долгоруковой.

Шеф жандармов граф Шувалов, слывший фаворитом императора, посчитал своим долгом доложить императору о создавшейся атмосфере при дворе по поводу его связи с княжной Долгоруковой. Александр II очень холодно выслушал Шувалова и дал ему понять, что никому не позволит вмешиваться в его личную жизнь. А затем принял меры: в 1874 году он неожиданно, не спросив у графа Андрея Шувалова ни совета, ни согласия, назначил его послом в Лондон, а своим побочным детям, как потомкам Юрия Долгорукого, пожаловал титул светлейших князей Юрьевских. 11 июля 1874 года в Царском Селе Александр II написал указ: «Малолетним Георгию Александровичу и Ольге Александровне Юрьевским даруем Мы права, присущие дворянству, и возводим в княжеское достоинство с титулом Светлейших». (В скобках заметим, что Екатерина Михайловна родила четверых детей: Георгия (1872–1913), Ольгу (1873–1925). Бориса (род. и ум 1876) и Екатерину (1878–1959), но, как мы видим, Борис и Екатерина родились после 1874 года, когда был издан Указ, а потому в указ не попали.) Этот Указ был опубликован не сразу. Александр II после написания не передал его в Сенат, а вручил генералу Рылееву, в квартире которого он довольно долгое время жил с Екатериной Михайловной, и приказал хранить его до того времени, когда понадобится его опубликование.

Императрица Мария Александровна последние 14 лет её жизни (с 1866 по 1880 год) была лишь номинальной супругой Александра Николаевича Романова, но зато — центральной фигурой Императорской Фамилии. Она была главой благотворительных «Учреждений императрицы Марии Феодоровны», супруги Павла I, матери Александра I и Николая I, бабушки Александра И. Это значит, что под её неусыпным вниманием находились все институты благородных девиц, воспитательные дома, пансионы, училища — все женские учебные заведения, вдовьи дома, больницы под патронатом сестёр милосердия, работные дома, детские сады и ясли. Она была продолжательницей дела императрицы Марии Феодоровны, главной благотворительницей Российской империи и потому снискала глубокое к себе уважение не только двора и света, но и простого народа.

Все эти годы рядом с императором неотступно находилась его фаворитка — княжна Екатерина Михайловна Долгорукова, что чрезвычайно огорчало больную императрицу и возбуждало предосудительное отношение прежде всего к княжне, а затем и к Александру II как со стороны членов августейшей фамилии, так и со стороны всего общества.

6 июля 1880 года, как только кончился Петровский пост, через сорок пять дней после кончины императрицы, на пятый день после её сороковин, не дожидаясь положенного годового траурного срока, Александр II решился выполнить обещание, данное им княжне Долгоруковой, — и обвенчался с нею. Венчание не было церковным и было обставлено очень скромно: оно проходило в одной из маленьких комнат Большого Царскосельского дворца, где был поставлен походный алтарь — обыкновенный стол, на котором стояли крест, евангелие, свечи, венцы и обручальные кольца.

Присутствовали на венчании только четверо самых близких людей: граф Александр Адлеберг, генерал-адъютант Его Величества А. М. Рылеев, мадемуазель Варвара Шебеко и генерал-адъютант граф Э. Т. Баранов. Считая этот акт своим личным делом, не императора, а штатского человека, который «исправляет совершённую ошибку и восстанавливает репутацию юной девушки», Александр II был на венчании в штатском платье. (Заметим, что свою любовь, свою страсть, соблазнение невинной девушки он назвал «совершённой ошибкой».) После венчания Александр пригласил свою молодую жену со старшими детьми Георгием и Ольгой, а также Варвару Игнатьевну Шебеко на прогулку по Царскосельскому саду.

После прогулки в тот же день император составил акт о бракосочетании, который заверили своими подписями свидетели: Адлеберг, Рылеев, Баранов, Шебеко и он сам, а затем написал указ Сенату от 6 (19) июля 1880 года такого содержания: «Вторично вступив в законный брак с княжной Екатериной Михайловной Долгоруковой, Мы приказываем присвоить ей имя княгини Юрьевской с титулом „Светлейшей“. Одновременно Мы приказываем присвоить то же имя с тем же титулом нашим детям: сыну Нашему Георгию, дочерям Ольге и Екатерине, а также тем, которые могут родиться впоследствии, Мы жалуем их всеми правами, принадлежащими законным детям сообразно статье 14 Основных законов Империи и статье 147 Учреждения Императорской Фамилии».

Однако статьи Основных законов Российской империи, на которые ссылался Александр II (в последнем издании Свода законов соответственно 36 и 188), не давали ему полномочий на жалование их «всеми правами, принадлежащими законным детям», потому что гласили: «Дети, происшедшие от брачного союза лица Императорской Фамилии с лицом, не имеющим соответствующего достоинства, то есть не принадлежащим ни к какому Царствующему или Владетельному дому, на наследование Престола прав не имеют». И далее: «Лицо Императорской Фамилии, вступающее в брачный союз с лицом, не имеющим соответствующего достоинства, то есть не принадлежащим ни к какому Царствующему или Владетельному дому, не может сообщить тому прав, принадлежащих членам Императорской Фамилии».

Таким образом, Екатерина Михайловна Долгорукова и её дети, хоть и были объявлены в указе Александра II как бы полноправными членами Императорской Фамилии, однако на самом деле по законам Российской империи таковыми не являлись. Они оставались детьми от морганатического брака, а сама Екатерина Михайловна — морганатической супругой Императора Всероссийского, не имевшей права на титул императрицы.

11 сентября 1880 года Александр II перевёл в Государственный банк 3 302 970 рублей на имя Екатерины Михайловны Долгоруковой с доверенностью и завещанием: «Ей одной я даю право распоряжаться этим капиталом при моей жизни и после моей смерти», тем самым обеспечив безбедное существование своей новой семье.

После венчания Александр Николаевич с женой и детьми уехал на всё лето и осень в Крым, в Ливадию. Это, по сути, бегство от своей официальной семьи и своего окружения имело целью дать всем возможность свыкнуться с мыслью о произошедшем, а ему самому отдохнуть от всех дел и пожить жизнью частного человека в кругу побочной семьи.

Члены императорской семьи, особенно Наследник великий князь Александр Александрович, были шокированы скоропалительным браком Александра II в дни неоконченного траура. Этот акт неуважения к покойной императрице и всей августейшей фамилии приписывали влиянию княжны Долгоруковой (светлейшей княгини Юрьевской). Великий князь Александр Михайлович в своих воспоминаниях писал: «Губительное влияние княгини Юрьевской явилось темой всех разговоров зимою 1880/81 гг. Члены Императорского дома и представители петербургского общества открыто обвиняли ее в намерении передать диктаторские полномочия ее любимцу графу Лорис-Меликову и установить в Империи конституционный образ правления.

Как всегда бывает в подобных случаях, женщины были особенно безжалостны к матери Гоги. Руководимые уязвленным самолюбием и ослепленные завистью, они спешили из одного салона в другой, распространяя самые невероятные слухи и поощряя клевету. Факт, что княгиня Юрьевская (Долгорукая) принадлежала по рождению к одному из стариннейших русских родов Рюриковичей, делал ее положение еще более трудным, ибо неугомонные сплетники распространяли фантастические слухи об исторической вражде между Романовыми и Долгорукими. Они передавали легенду, как какой-то старец, 200 лет тому назад, предсказал преждевременную смерть тому из Романовых, который женится на Долгорукой. В подтверждение этой легенды они ссылались на трагическую кончину Петра II. Разве он не погиб в день, назначенный для его бракосочетания с роковой княжной Долгорукой? И разве не было странным то, что лучшие доктора не могли спасти жизнь единственному внуку Петра Великого?»

Разумеется, не все члены Императорского Дома разделяли это мнение, но Наследник великий князь Александр Александрович не мог простить отцу оскорбления, нанесённого памяти его матери, императрицы Марии Александровны, потому что тот, не дождавшись окончания хотя бы годового траура, как будто кем-то подгоняемый, срочно женился на княжне Екатерине Долгоруковой.

На самом деле никто не знал и никогда не узнает, чем действительно в этом деле руководствовался император. А он после четырёх на него покушений, в том числе и во дворце, самом, казалось бы, безопасном месте, не мог не видеть неминуемого приближения его конца, и боялся, что он не успеет освободить свою возлюбленную от позора прелюбодеяния, а детей от позорного наименования «выблядков», а потому и спешил дать Екатерине статус хотя и морганатической жены, но супруги императора Всероссийского, светлейшей княгини Юрьевской. Однако августейшая семья, двор и светское общество, а за ними и всё дворянское сословие понимали обстановку по-иному и осуждали царя за его поспешную женитьбу.

Предполагая, какие мысли могут одолевать наследника, и считая необходимым наладить отношения со своим старшим сыном, Александр II вызвал его вместе с женой в Крым. Но, приехав, великие князь и княгиня обнаружили, что княгиня Юрьевская, не испытывая никакого уважения к покойной императрице, заняла в Ливадийском дворце все её апартаменты. Для них это было непереносимой обидой и свидетельством демонстрации ею своего величия, основанной на отсутствии душевного благородства. А потому о примирении не могло быть и речи. Великий князь и его супруга, оставаясь в Ливадии, избегали встреч с княгиней Юрьевской вообще, а за обеденным столом в особенности, и Александру Николаевичу приходилось регулировать график обеденного стола: когда обедали сын с невесткой, Екатерина Михайловна отсутствовала, а когда обедала она, наследник с женой отправлялись на какую-нибудь прогулку.

Когда в конце ноября император с новой семьёй возвратился в Петербург, княгиня Юрьевская поселилась в покоях Зимнего дворца, специально для неё отделанных с особой пышностью и роскошью, что тоже вызвало порицание её за нескромность и безвкусицу. Но Александр II продолжал свою политику сближения двух его семейств и в Петербурге снова предпринял попытку их примирения. Великий князь Александр Михайлович, родной племянник Александра II, в своей «Книге воспоминаний» так описывает эту попытку императора: «Сам старый церемониймейстер был заметно смущен, когда, в следующее после нашего приезда воскресенье, вечером, члены Императорской семьи собрались в Зимнем дворце у обеденного стола, чтобы встретиться с княгиней Юрьевской. Голос церемониймейстера, когда он три раза постучал, об пол жезлом с ручкой из слоновой кости, звучал неуверенно:

— Его Величество и светлейшая княгиня Юрьевская!

Мать моя смотрела в сторону, цесаревна Мария Фёдоровна потупилась…

Император быстро вошел, ведя под руку молодую, красивую женщину. Он весело кивнул моему отцу и окинул испытующим взглядом могучую фигуру наследника Вполне рассчитывая на полную лояльность своего брата (нашего отца), он не имел никаких иллюзий относительно взгляда наследника на этот его второй брак Княгиня Юрьевская любезно отвечала на вежливые поклоны великих княгинь и князей и села рядом с Императором в кресло покойной Императрицы. Полный любопытства, я не спускал с княгини Юрьевской глаз. Мне понравилось выражение ее грустного лица и лучистое сияние, идущее от светлых волос Было ясно, что она волновалась. Она часто обращалась к Императору, и он успокаивающе поглаживал ее руку. Ей, конечно, удалось бы покорить сердца всех мужчин, но за ними следили женщины, и всякая ее попытка принять участие в общем разговоре встречалась вежливым, холодным молчанием Я жалел ее и не мог понять, почему к ней относились с презрением за то, что она полюбила красивого, веселого, доброго человека, который, к ее несчастью, был Императором Всероссийским?»

Долгая совместная жизнь нисколько не уменьшила их взаимного обожания. В шестьдесят четыре года Император Александр 11 держал себя с нею как восемнадцатилетний мальчик. Он нашептывал слова одобрения в ее маленькое ушко. Он интересовался, нравятся ли ей вина. Он соглашался со всем, что она говорила. Он смотрел на всех нас с дружеской улыбкой, как бы приглашая радоваться его счастью, шутил со мною и моими братьями, страшно довольный тем, что княгиня, очевидно, нам понравилась.

К концу обеда гувернантка ввела в столовую их троих детей.

— А вот и мой Гога! — воскликнул гордо Император, поднимая в воздух веселого мальчугана и сажая его на плечо. — Скажи-ка нам, Гога, как тебя зовут?

— Меня зовут князь Георгий Александрович Юрьевский, — ответил Гога и начал возиться с бакенбардами Императора, теребя их ручонками.

— Очень приятно познакомиться, князь Юрьевский! — шутил Государь. — А не хочется ли, молодой человек, вам сделаться великим князем?

— Саша, ради Бога, оставь! — нервно сказала княгиня.

Этой шуткой Александр II как бы пробовал почву среди своих родственников по вопросу об узаконении своих морганатических детей. Княгиня Юрьевская пришла в величайшее смущение и в первый раз забыла об этикете двора и назвала Государя — своего супруга — во всеуслышание уменьшительным именем.

К счастью, маленький Гога был слишком занят исполнением роли парикмахера Его Величества, чтобы задумываться над преимуществами императорского титула, да и Царь не настаивал на ответе. Одно было ясно: Император решил игнорировать неудовольствие членов Императорской фамилии и хотел из этого первого семейного обеда устроить веселое воскресенье для своих детей. ‹…› На обратном пути из Зимнего дворца мы были свидетелями новой ссоры между родителями:

— Что бы ты ни говорил, — заявила моя мать, — я никогда не признаю эту авантюристку. Я ее ненавижу! Она — достойна презрения. Как смеет она в присутствии всей Императорской семьи называть Сашей твоего брата.

Отец вздохнул и в отчаянии покачал головой.

— Ты не хочешь понять до сих пор, моя дорогая, — ответил он кротко, — хороша ли она или плоха, но она замужем за Государем С каких пор запрещено женам называть уменьшительным именем своего законного мужа в присутствии других? Разве ты называешь меня «Ваше Императорское Высочество"?

— Как можно делать такие глупые сравнения! — сказала моя мать со слезами на глазах. — Я не разбила ничьей семьи. Я вышла за тебя замуж с согласия твоих и моих родителей. Я не замышляю гибель Империи.

Тогда настала очередь отца рассердиться.

— Я запрещаю, — он делал при этом ударение на каждом слове, — повторять эти позорные сплетни! Будущей Императрице Всероссийской вы и все члены Императорской семьи, включая наследника и его супругу, должны будете оказывать ей полное уважение! Это вопрос конченый».

Увы! Светлейшей княгине Юрьевской не суждено было стать Императрицей Всероссийской, хотя Александр II, по преданию, был готов нарушить закон и её короновать. И в какой-то степени виноватой в этом была она сама.

Общественное мнение связывало начало романа Государя с княжной Долгоруковой с началом активного выступления нигилистов-революционеров против царя, видимо, предполагая некую тайную связь княжны с нигилистами.

В 1880 году на пост министра внутренних дел был назначен граф Михаил Тариелович Лорис-Меликов (1825–1888), который за успешное командование корпусом на Кавказском фронте в Русско-турецкой войне 1877–1878 годов получил графский титул и назначение начальником Верховной распорядительной комиссии по охранению государственного порядка и общественного спокойствия, получившей небывало широкие полномочия. Граф М. Т. Лорис-Меликов пользовался полным доверием императора, и ему была поручена разработка проекта коренной реформы русского государственного устройства, в основу которого он считал необходимым положить принципы английской конституции. Ему же была поручена охрана особы императора и борьба с нигилистами, что ему довольно успешно удавалось, когда он был харьковским генерал-губернатором. Но в условиях обширной территории Петербурга эта борьба против нигилистов-революционеров требовала значительно больших резервов, как финансовых, так и людских, и работа Лорис-Меликова явным образом давала сбой. Было объявлено чрезвычайное положение, один за другим ловили и казнили террористов, но фактически это не давало желаемых результатов. Было совершено покушение и на самого Лорис-Меликова Некий Молодецкий, террорист-народоволец, стрелял в него, но храбрый генерал, несмотря на свои 55 лет, сумел свалить его на тротуар, обезоружить и сдать подоспевшим полицейским Молодецкий по законам чрезвычайного положения был осуждён в 24 часа и повешен. Но народовольцы не усмирялись. Они буквально открыли охоту на императора.

В высшем свете враги Лорис-Меликова распространяли слухи, что он стал послушным орудием в руках княгини Юрьевской. А она молила его прийти к соглашению с террористами «Народной воли», думая, что «худой мир лучше доброй ссоры», что они поймут: император всё делал и делает на пользу народу — и перестанут охотиться за её мужем.

Великий князь Александр Михайлович написал впоследствии: «После долгих колебаний он решил внять мольбам влюбленной женщины и протянуть руку примирения революционерам, что и ускорило катастрофу. Революционеры удвоили свои требования и стали грозить открытым восстанием Люди, преданные престолу, возмущались и уклонялись от деятельности. А народ — эти сто двадцать пять миллионов крестьян, раскинутых по всему лицу земли русской, — говорили, что помещики наняли армянского генерала, чтобы убить царя за то, что он дал мужикам волю.

Удивительное заключение, но оно представлялось вполне логичным, если принять во внимание, что, кроме С-Петербурга, Москвы и нескольких крупных провинциальных центров, в которых выходили газеты, вся остальная страна питалась слухами».

Несмотря на явную охоту на него со стороны террористов-боевиков «Народной воли», Александр II не соглашался в целях безопасности ни на выезд из Петербурга в Гатчину, ни на прекращение своих выездов на парады и в Сенат, ни на прекращение прогулок в Летнем саду. После четвёртого покушения в столовой Зимнего дворца, под которой в караульном помещении была взорвана бомба и погибло много солдат из караула, несмотря на все уговоры, Александр II поехал хоронить погибших солдат. Он не изменил своих ежедневных маршрутов, и террористы Андрей Желябов и Софья Перовская имели возможность расставить по этим маршрутам своих боевиков-бомбистов и основательно подготовиться к покушению на царя. Главной датой покушения было назначено 1 марта 1881 года.

И хотя после ареста Григория Гольденберга, выдавшего значительное число террористов «Народной воли», пойманные полицией бомбисты были казнены, хотя был пойман и Андрей Желябов, это не меняло дела: террористы стояли на всех трассах выездов императора, готовые в любой удобный момент бросить ему под ноги бомбу.

Поручив Лорис-Меликову не только борьбу с революционерами, но и новые реформы, Александр II хотел сделать второй шаг после освобождения крестьян в 1861 году — преобразовать Россию из абсолютной и самодержавной в конституционную монархию. А кроме того, короновать Екатерину Михайловну, сделав её императрицей и тем самым искупив свой грех перед Богом и исполнив своё обещание и её желание. А затем, передав власть старшему сыну своему Александру Александровичу (Александру III), вместе со своей новой семьёй уехать из России в Ниццу или в По и жить там как частное лицо.

В субботу 28 февраля 1881 года был подписан по представлении Лорис-Меликова манифест о введении в состав Государственного Совета делегатов от представительных организаций, что означало движение к конституции. Манифест должен был быть опубликован 2 марта этого года. Министр внутренних дел предупредил императора о готовящемся на него покушении, но Александр перевёл разговор на другую тему.