Огонь

Огонь

В Городке газ не был проведен, и все пользовались керогазами. За керосином мы с Нанкой бегали в керосиновую лавку и вдвоем тащили домой железную баклажку на палке, продетой сквозь ручку, чтобы было не так тяжело. Керогаз находился на веранде, рядом всегда лежали спички и стояла банка для уже использованных. Мы с Нанкой рано научились менять и поджигать фитиль, регулировать пламя и доливать керосин. Если мы что-то готовили без мамы, приходилось становиться на табурет, поскольку керогаз стоял на столе. Мы сами могли вскипятить чайник, сварить яйца, сардельки или картошку. Когда Нанке было уже лет десять, мы пытались жарить блины.

Керогаз часто коптил. А однажды случился пожар. Мы были в комнате, когда услышали истошный крик бдительной соседки. Мама выбежала на веранду — пламя стояло до потолка. Раздумывать было некогда. Она схватила длинный резиновый коврик, лежавший у порога, накинула на керогаз и все вместе выбросила в палисадник, чуть не попав в бедную тетю Соню, готовую к тушению крупного пожара. Та успела отпрыгнуть от гудящего пламени, но на маму обиделась, как будто мама сделала это умышленно. Потом мы известкой белили стены и потолок.

Когда бывали перебои со светом, мы пользовались керосиновой лампой. Переходя с ней из одной комнаты в другую, смотрели на тени, перемещавшиеся за нами по стенам, и казалось, что в доме живет еще кто-то, большой и молчаливый. Однажды зимой я случайно смахнула стекло с лампы на пол. Оно упало, но не разбилось. Лежало на коврике в темноте красной грушей. Я испугалась и захотела быстрей поставить его на место. Схватив рукой раскаленную лампу и вскрикнув от боли, я тут же ее бросила, потом опять схватила и опять бросила. Подбежала Нанка и оторвала меня от этого странного занятия. Ладонь моя стала вздуваться на глазах. Сбегав на веранду за ведром, в котором тяжело кружилась голова льда, она сунула в него мою руку, а мне казалось, что я держу ее в кипятке. Через какое-то время, после всяких мазей, волдыри лопнули, и с ладони сошла толстым слоем кожа. Все меня жалели и были ко мне внимательны.

Салют — это радость. Салют на море — двойная радость. Ты можешь видеть огни в небе и их отражение в воде. В День Военно-морского флота украшенные разноцветными флагами корабли на рейде выстраивались по одним им известным правилам и с наступлением темноты начинали палить из пушек. Дети и взрослые Городка собирались на самом высоком косогоре и на каждый «бух» кричали «ура!». Из пушек валил дым, а в небо выплевывались фонтаны разноцветных, стремительно бегущих огней. Небо трещало, как рвущаяся материя, сквозь дыры которой врывался яркий пронзительный свет. Огни сплетались между собой, спутывались, дотрагивались друг до друга мягким поцелуем, отвоевывали у ночи часть неба и с шипением и треском вдруг пропадали, освободив место новым безумцам. Оставляя за собой пенный след, умирали в море. Разинув влажную пасть, море глотало этих бесстрашных светляков и засыпало коротким черным сном старика до следующего «буха».

Накричавшись до хрипоты, мы шли домой, совершенно обессиленные впечатлением мощной огненной феерии и смутным осознанием собственной неспособности так высоко и ярко выстрелить и так красиво и бесстрашно погибнуть.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.